Тонкий лед

— Вы дали ему мой номер? — меня саму удивил тот пронизывающий до костей холод, который сковал мой голос. Не то чтобы я разозлилась, это скорее ощущалось, как предательство. — Он заходил на днях, спрашивал, как у тебя дела. Сказал, что хочет исправить старые ошибки. Я знал, что, если спросить у тебя разрешения, ты даже слушать об этом не захочешь, поэтому дал ему твой номер без спроса. Прости за это, но вам стоит поговорить, — даже самое ледяное отношение не могло спугнуть старика, если он верил в правильность своих действий. — Вы не имели на это права. Это бесчестно и эгоистично решать за меня, что мне будет лучше. Я вам не дочь, не внучка. Мы не связаны никакими узами, которые давали бы вам на это право. Я разочарована, мистер Лиетт. Всего вам хорошего, — старик нахмурился, раздумывая над моими словами, но я не собиралась ждать ответа, поэтому быстром шагом вышла из магазина. Я все еще не чувствовала даже отголоска злости и от этого становилось только тяжелее. Испытывай я привычную ярость, мне бы удалось с ней совладать и решить эту ситуация, но вместо этого липкое разочарование и ощущение тотального одиночества пропитывали мои кости, замораживая от самого основания. Мне было зябко, так словно на улице резко воцарился февраль. Я поежилась, пытаясь согреться в тех слоях осенней одежды, которые до этого удовлетворительно справлялись с октябрьскими шалостями. Но от холода было никуда не спрятаться. Он морозил не осенним ветром, а бездонной дырой охватившего меня отчаяния. Мне захотелось вернуться в кофейню, спрятаться в руках Гарретта, который бы никогда так со мной не поступил. Пожаловаться ему на эгоизм и предательство старика, согреться взглядом его ореховых глаз. Но это было бы слишком ребяческим поведением, и я не могла себе такого позволить, не без того, чтобы безвозвратно упасть в своих глазах. Я глубоко вздохнула, приспосабливаясь к сложившейся ситуации. Сначала нужно было поступить как взрослая девочка и решить собственные проблемы с прошлым, и только потом можно было позволить себе детский каприз и бежать к парню, который без каких-либо сомнений сразу утешит и окружит заботой и комфортом. Я издала очередной протяжный вздох, картина в моей голове выглядела через чур притягательной, чтобы отказаться от нее без всяких сожалений. С огромным неудовольствием вытащив телефон, я вновь начала прожигать глазами экран блокировки, на котором так назойливо высвечивалось принятое сообщение. Проигнорировать его было никак нельзя, как бы того ни хотелось. В голове набатом били слова противоположные тем, которые словно одержимые неприкаянным духом пальцы будто бы против моей воли выстукивали в ответном сообщении: Я не хочу тебя видеть. «Привет… Я хочу навсегда забыть о твоем существовании. …я свободна сегодня вечером. Я жалею, что мы когда-то встретились. Craft Café в шесть, … Уйди из моей головы. …пойдет?» Исчезни так, словно тебя никогда не существовало. Первый шаг был сделан, и я со вздохом убрала телефон обратно в карман. Сегодняшний день состарил меня лет на десять как минимум. Я никогда еще не вздыхала с такой периодичностью. Оставалось лишь молиться, чтобы это все как можно скорее закончилось. Я не хотела его видеть, не хотела слышать его голос и жалкие попытки оправдаться, только чтобы снять с себя клеймо «моральный урод» и снова засверкать в лучах собственных добродетелей. Я желала ему провалиться в адское пекло ко всем чертям, откуда он когда-то выполз. Меня снова накрывала ярость. До назначенного мною времени оставалось около двух часов, и я не знала, чем себя занять. Возвращаться в кофейню было не вариантом, так же, как и идти домой. Заходить куда-то, где люди приятно проводят время в хорошей компании, не хотелось, это бы только сильнее давило на ощущение, что передо мной разверзается бездна, от которой не сбежать. Я решила прогуляться по тому самому парку, который никогда меня не подводил. В осенних сумерках он был столь же пустой, как и одним февральским днем, навсегда отпечатавшимся в памяти под заголовком «самый важный день в моей жизни». Только в этот раз никто не бренчал на гитаре, сидя на скамейке между двумя дубами перед покрывшимся тонкой коркой льда прудом. В этот безмятежный день некому было пройтись по ненадежной поверхности, руководствуясь исключительно иллюзорным видением. Я легко усмехнулась, гипнотизируя пейзаж перед глазами. Да уж, если прокручивать прошедшие события в такой формулировке, не казалось уж настолько грубым сразу же клеймить Гарретта чокнутым. Сделать что-то подобное мог действительно только он, и этот поступок явно нельзя было назвать верхом рассудительности. Подумать только, если бы я в тот день задержалась в университете или решила пойти домой по другой дороге, да что угодно могло случиться, что помешало бы мне в нужный момент оказаться в этом месте. Если бы только я не оказалась здесь именно в ту секунду, если бы он не привлек моего внимания своими глупыми завываниями… его могло бы сейчас не быть. Неприятный холодок пробежался по позвоночнику вверх, взъерошивая корни волос на затылке. Мир, где не существует Гарретта Борнса… Страшное, безнадежное место. Я покачала головой, стряхивая неприятные мысли. Какой был смысл размышлять, что могло бы произойти? Развязка того февральского дня уже существовала в единственном варианте. Все случилось так, как случилось и по-другому уже быть не могло. Гарретт жил, писал песни, светился жизнерадостностью и делился ею со всеми окружающими. Все было так, как и должно было быть. Я села на скамейку, успокаивая нервы одними воспоминаниями нашей с Гарреттом истории. А этот парк был заполнен ими. Первая встреча на этом самом месте, вторая на дорожке позади, третья, когда я заняла его место на берегу пруда и четвертая — решающая, когда, может и не совсем осознано, но я окончательно впустила его в свою жизнь. А ему специальное приглашение и не требовалось, он сразу же ворвался как бешеный шторм, шаловливый лесной дух. Без лишних раздумий удобно устроился и начал переделывать весь мой внутренний уклад. Вот же нахал, ему ведь даже никто не сказал «чувствуй себя как дома». Я с улыбкой вздохнула, как делают матери наблюдая за играми своих непоседливых детей. Ему и не нужно было ничего говорить. Он был дома, в том самом будто давно забытом, но настолько родном месте, что стоит только переступить порог, как все воспоминания накатывают на тебя с головой, затягивая за собой в казалось уже потерянное детство. Словно мой практически стершийся из памяти друг, живущий по соседству с бабушкиным домом в деревне, существующий только в знойные летние дни, но совершенно необходимый. Единственный компаньон во всех путешествиях, незаменимый партнер по преступлениям. Тот, чья солнечная беззубая улыбка греет тебя еще долгие месяцы, освещая будничные дни в сером городе, разбавляя строгость школьных классов. Серый холод начал выползать из уютного пристанища моих костей, ему не было там места. Все мое нутро было заполнено светом и теплом. Внутри меня жил Гарретт и осознание этого могло согреть меня даже в ледяную февральскую стужу. Обычному ветреному октябрьскому дню было не сломить меня, не сейчас, когда само живое воплощение солнца шагало позади, ласковым светом согревая плечи. Никогда еще я так отчетливо ни чувствовала, что означают его любимые слова «Я всегда буду рядом. Все будет хорошо, я никогда не оставлю тебя одну». Я верю тебе, милый. Я чувствую это. Пришло время покидать мой родной парк, и направляться на поле боя. Но я больше не боялась, свирепый гнев не затуманивал мой разум. Я была спокойна и умиротворена, меня сопровождал ангел-хранитель. Он не даст меня в обиду. Я опоздала на десять минут, но наша встреча едва ли была деловой, да и к тому же, я считала, что вполне могу позволить себе такую крошечную месть, довольно мелочное проявление недовольства. Он уже был внутри, занял столик и с интересом разглядывал меню. Ничуть не изменился с той встречи на фестивале, да и со старшей школы, честно говоря, тоже. Все такое же самодовольное выражение лица, абсолютная убежденность в своей неотразимости. Все так же одной блестящей улыбкой приковывает к себе взгляды всех женщин в помещении. Рассчитывать на то, что он мог измениться в лучшую сторону не приходилось. Такие ублюдки никогда не меняются. Если бы не призрачная поддержка в лице одного образа Гарретта, я бы не задумываясь развернулась и ушла в то же мгновение. Так сильно меня выводил из себя один только вид этого ненавистного лица, но в этот раз пришлось сделать глубокий вдох, собрать все оставшиеся крупицы спокойствия и направиться к нужному столику. Я кожей ощущала на себе все оценивающие и даже немного завистливые взгляды тех женщин, которых интересовало присутствие Ричарда в зале. Чем ближе я подходила к столику, тем жестче становились взгляды. Как же я могла забыть об этом? За то недолгое время, что мы были сначала друзьями, а потом и парой, я уже привыкла к таким взглядам. Я совсем забыла о том, как ненавидела, что близость с ним делает из меня врага для всех, кто лелеял в своем сердце нежную влюбленность к этому подростковому идолу. Как же это все было неоправданно. Тут нечему было завидовать, скорее можно было пожалеть. Если бы у меня только был выбор, я бы предпочла никогда не знать о существовании Ричарда Кравица.