Раз люди кончают жизнь самоубийством значит, существует нечто, что хуже, чем смерть. Поэтому-то и пробирает до костей, когда читаешь о самоубийстве: страшен не тощий труп, болтающийся на оконной решетке, а то, что происходило в сердце за мгновение до этого. Симона де Бовуар
22.08.2016
Не имея ни малейшего понятия, что на тот момент со мной происходило, я ни в чем не видел проблему. Но когда закат и рассвет стали для меня чем-то не различимым, что-то в моей голове закрутилось. Не имея покоя не в теле, ни в голове, чувства сильнее затуплялись, не желая поддаваться реальному миру, и все больше прибывающие в моей голове. Как мысли стали основной причиной моего существования, и как к ним можно настолько привыкнуть, что даже забыть: какого это, не думать? Что может тебя связывать столь сильно с окружающим миром, если не сами размышления о нем? Тогда я не знал — чем меньше человек думает, тем больше он чувствует. Тем больше, он собственно, и человек. Проведя полтора года в неведении своего недуга, я начал замечать, что что-то, уже посильнее ночных кошмаров, начинает меня отличать от других. Это заметил и мой, на тот момент, близкий друг. Максим подбегал ко мне со скоростью чемпиона, которому оторвет ногу, если он не прибежит как можно быстрее. Никогда не понимал, куда он так вечно спешит, если все что ему нужно, стоит на месте. Перед моим лицом он с восторгом потрясывал дорогой пачкой сигарет, на которую, как я прекрасно знаю, у него денег нет. — Может ты чуть расслабишься, и скажешь мне, откуда у тебя это золото? — О, так ты наконец-то заинтересовался чем-то. — Изобразив что-то на подобии ухмылки, сказал он. — Угостись одной, и я тебе все расскажу. — Мы присели на ту самую голубую скамейку, докуривая уже вторую сигарету. Нам пришлось прогулять урок Астрономии, чтобы, так сказать с чувством, впустить в себя эту роскошь. — Старшеклассники попросили фото одной Миледи с десятого «б». — В плане? — Макс укоризненно посмотрел в мою сторону. В его взгляде так и читалось: «О, ну неужели ты не понимаешь?». Я-то понимал, но верить, что мой друг все-таки сделал это, не хотел. — Посмотри на нас, Сиер. — Он пробежал взглядом по нам обоим. — Как ты думаешь, воспринимает ли нас кто-то всерьез? — Я молчал. — Вот и я о том же. Пока мы меньше всего привлекаем внимание, может творить все, что душе угодно. — А душа твоя за эту девушку гнить не будет? — Чё? — Макс отбросил недокуренную сигарету, и уставившись на меня своими карими глазами, похлопал мне по лицу. — Ты в своём уме? Это проблемы той девки. Раз не прочь фоткать то, что прямиком отправляют на порно-сайт, пусть и любуются все. Он полез в кармах серых брюк, доставая свой разбитый, держащийся на последнем издыхании, телефон. Покапавшись в нем секунд тридцать, и что-то напевая себе под нос, он ткнул указательным пальцем в экран. Да, мне стоило сразу догадаться, что я там увижу. Голая грудь третьего размера еле вмешалась в кадр, а винтажного вида зеркало за спиной, прекрасно показывала нам вид сзади. Марина — так звали ту саму «Миледи», была довольна скромной девочкой. Лично с ней, я конечно не общался, но по рассказам одноклассников, именно такой образ и можно было составить. Юбка до колен, плотная рубашка, не просвечивающая ничего лишнего, в редкие моменты на ней можно было встретить легкий вырез, ведь такая грудь в представлении не нуждается, её и так прекрасно видно, а оно вон как оказалось — путана. Почему путана? Потому что в тот момент я как раз рассматривал её половые губы. Прости за подробность, но эта жизнь, и губы, как я тогда узнал, бывают не только на лице. Но этот момент мы упустим. — Соска, да? — Голос Макса вернул меня в настоящее. Кажется, я снова потерялся в своих мыслях. — Где…а, да, ну да. — Мой дружочек в штанах уже напрягся, а твой? — Лицо Макса выглядело так, словно прямо сейчас он имеет эту Миледи на столе, но, когда я замедлил с ответом, его переполненный желанием взор, кого-нибудь отыметь, достался мне. По ощущениям могу сказать точно, в моем стояке виновата явно не Марина, а тот, у кого этот стояк появился раньше. Все дело в том, что я — гей. Обычное дело конечно, но шум взрывающихся фейерверков на задний фон поставить можно. — Ну, обычная девчонка… — Не особо задумываясь над ответом, зевая промямлил, и зря. Нужно было слышать, как громко возмущался мой друг по поводу моих странных предпочтениях и вкусах, о которых он ничего, в общем-то, не знал. Слова о моей бесчувственности, и вечном витании в облаках, накрыли меня с головы до пят. Да, именно тогда я понял, что мир внутри меня интересует меня гораздо больше, чем голые девушки, смотрящие на меня с экрана Максима. Позволь уточнить, почему назвал их во множественном числе — потому что делает он это и по сей день. Да, прекрасная работа, прекрасная… С того момента прошло уже, много-немало, два года, а вспоминаю так, словно было вчера. Хотя, иногда мне кажется, что моя жизнь не имеет времени, все мое существование застряло в одном промежутке какого-то времени, в каком-то конкретном месте, и что бы я не делал, куда бы не бежал, в итоге никуда никогда не приду. Всё потому что понятия не имею, к кому и зачем мне нужно идти. У меня нет цели. Мне нужна помощь, а значит, еще не конец. — Это конец, чувак! — Лукас, познакомьтесь. Очередной светловолосый индивидуум, который каким-то образом втиснулся в мой и так максимально узкий круг общения, примерно год назад. Наша дружба началась далеко не как в сказке, а скорее, в помойной куче, в которую его отбросил охранник какого-то дешманского клуба. «Иди ты нахуй! Запехни свои ебучие пушапы себе в бошку, чтобы побольше мозгов было!», сказал он, прежде чем мы заметили друг друга, и очередной коктейль успел прилететь ему в голову. Но тогда уже все стало ясно. Вот он — родственная душа. Родственная душа, потерявшая сознания от удара бокала, прилетевшего ему по виску прямо на помойке. — Где ты увидел конец…еп твою мать. — Переглянувшись друг с другом, дабы удостовериться, что увидели мы одно и то же, и совместно не сошли с ума, мы упали на землю. Ну как мы, только мои ножки отказали при виде трупа, а Лукас, не знаю, как, но сдержался. За пять минут до увиденного, Лукас на своей тачке припарковался около моей школы, чтобы отпросить меня и Макса с последних двух уроков, в роли, моего старшего брата. Учитель притворилась, что поверила нам, и с фразой «только в первый и последний раз», отправила нас за дверь. Согласен, двадцати трех летний худой мужик, с запущенной щетиной и светло-голубыми глазами, мало был похож на меня. Смолистого цвета волосы, глубокие карие глаза и подтянутое тело все-таки наводили подозрения, но главное план удался, а остальное не важно. «Отлично, парни. Вы идите, а я сгоняю к своему белому другу», сказал Макс, и убежал в сторону мужского туалета. Зайдя за угол школы, где вид окон не падает прямо на нас, мы планировали покурить, но планы резко поменялись. Шатающийся труп Марины удивительно гармонично сочетался с разноцветной осенней листвой на Рябине. Что-то мне это напоминало. Ах, да, психолог, мой дорогой Мистер Лойс. Вот интересно, на этом месте тоже скамейку поставят? От глубочайших размышлений меня отвлекли истошные маты моих друзей. Все, что происходило дальше, я помню как под кайфом. Истошные крики девушек и учителей, что выбежали на наш зов с просьбой вызвать машину скорой помощи. В этот момент мы все троя забыли, что под руками у нас имеются сотовые телефоны, но Максим, слава богу, вспомнил. В тот день мне пришлось пересилит себя, ведь кому-то же надо было снимать труп. Лестницу в этой долбанной школе так и не нашли и мне, как самому ловкому, пришлось лезть на дерево, чтобы перерезать веревку. Мои глаза увидели все, чего они не должны были видеть. Перетянутая шея выглядела так, словно вот-вот оторвется, её все еще тёплая кожа нагнала мысль о том, что подоспей мы чуть раньше, её может быть и удалось спасти, но увы. Руки дрожали, но с честью выполняли назначенную им задачу. Лукас с Максом были на перехвате тела, на удивление, они не были больше встревожены. Видимо, приняли неизбежное. В то время как я впервые за два года почувствовал себя живым. Вот в чем мое спасение — адреналин в крови. Тогда, благодаря одной смерти мне стало понятно, как избежать своей. Скорая приехала спустя пятнадцать минут. За секунд сорок осмотрев тело, фельдшер записала что-то в своём блокноте, и кивнув головой, тело Марины погрузили в черный мешок. Долго возиться с оформлением «пациента» не стали, видимо, для них это типичная ситуация, и принялись за остальных. Больше четверти любопытных глаз от этой картины упали в обморок, некоторые из них были даже бледнее, чем наша Миледи. Но черт, что она делала во дворе школы, если закончила её год назад? Видимо, бурное прошлое, которое устроил ей мой глубокоуважаемый друг, преследовало её все эти годы. Такая ирония, ловить труп девушки с дерева в смерти которой виноват ты сам. Мы не стали обсуждать увиденное в нашем узком кругу. В наши планы входило съездить в бар, и да здравствует черный юмор, мы словно предвидели, что повод по пути все-таки найдется. Лукас молча пялился на дорогу, в то время как Макс, сидевший на заднем сидении, прямо за мной, перебирал пальцы на руках. Угрызение совести немного начало бить штуку под ребрами, но жаль, уже поздно что-либо исправлять. Ехали мы не так долго как ожидалось. Лукас притормозил тачку в соседнем дворе, ссылаясь на то, что парковка автомобиля в нем стоит так же, как и его умирающая печень. Спорить я не стал, машина его, пусть и ставит куда хочет. Нарушив покой пару маленьких луж, своими белыми кроссовками, я спросил: — А на кой черт мы идем в этот дорогущий бар? — Мое внимание было уделено не столь вопросу, как Максу. Вёл он себя слишком уж тихо, даже для начинающего убийцы. — А что, ты хочешь пить дешманский виски с летающими бокалами? — Хах, если бы не эти летающие бокалы, мы бы сейчас здесь не шли. — Угнетающая атмосфера разгонялась не только всплывающими шутками, но и музыкой, доносящийся из нашей будущей конуры. — Там есть тот, кто поможет тебе. — Алкоголь мне не помогает, ты же знаешь. — О, друг мой, это куда интереснее алкоголя, поверь.