Искупление

Окраина Лондона. Полупустая квартира на втором этаже старой развалюхи, что прежний ты никогда бы и не подумал назвать домом. Домом, блять. По сравнению с этой халупой, Нора Уизли кажется фешенебельными апартаментами где-то на побережье Ниццы. Всего одно, уже давно покрытое толстым слоем пыли окно (да и на что тебе там, собственно, смотреть?). Подобие кухни из трех засаленных шкафчиков, двухкомфорочной плиты и грязной раковины. Обеденный столик с покосившейся ножкой и две табуретки. Ты их не покупал, они уже были в этой, с позволения сказать, квартире. Ты смотришь на второй стул, и временами тебя разбирает неясно откуда взявшаяся ярость. Желание сломать этот самый стул к херам собачьим. Он ведь просто насмехается над тобой, как бы говоря: «Ну да, я жду гостей. У нормальных людей вообще-то бывают гости, ты, социопат чертов». Но ты, конечно же, никогда не доводишь дело до конца. Разговаривать со стульями уже само по себе плохой знак, а уж драться с ними… Жесткая односпальная кровать, которую ты не заправлял и не менял уже целую вечность. Небольшой рабочий стол с чертежами твоих изобретений, деталями, незаконченными работами. Ты не прикасался к ним с того самого момента, как все пошло под откос. Но надо отдать тебе должное — твой дом не помойка. Да, не пентхаус, конечно, но и крысы по углам не прячутся. Ты же, мать его, аристократ. Хм… Когда ты последний раз себе об этом напоминал? Кажется, в прошлой жизни. Уж точно не в этот четверг, когда торговался с арабом на рынке за скидку в несколько пенсов. И не нужно смеяться, это солидная сумма для безработного, живущего на пособие от государства. Несмотря на то, что Драко Люциус Малфой живет в маггловском Лондоне, он все еще принадлежит к магическому миру. Каждые три месяца он обязан посещать комиссию по надзору за оправданными Пожирателями смерти, кланяться всем мелким министерским сошкам, уверять, что он был хорошим мальчиком, и отдавать пятьдесят процентов своей прибыли жертвам войны. Но у Драко Люциуса Малфоя нет прибыли. Он безработный. На его палочку наложено ограничение, а на аппарацию — запрет без предварительного уведомления Министерства. Вы скажете, это не причина? Можно найти работенку попроще? Так-то оно так. Вот только Драко Люциуса Малфоя ненавидят все. Его не принимают даже на самые низкоквалифицированные должности, не сдают в аренду помещения, жилье, плюют в спину и осыпают тычками при любой возможности. Именно поэтому после полутора лет бесплодных поисков работы Министерство смирилось, удалило его профиль с биржи магического труда и согласилось выплачивать ежемесячное пособие, на которое можно смело жить ровно пять дней, а затем сдыхать от голода весь оставшийся месяц. Охуеть как великодушно, не так ли? Выплачивать тебе пособие из твоего же собственного конфискованного наследства. Но возражать и ерепениться ты мог только в прошлой жизни. Когда еще помнил, что ты аристократ. До того, как все пошло под откос. Это случилось не сразу после победы Гарри Поттера, нет. Тогда ты стоял посреди поля битвы вместе со своими родителями. Потерянный, непонимающий. Будто в замедленной съемке ты видел авроров, скручивающих тебя, мать и отца заклинаниями. Лица твоих однокурсников, полные ненависти и отвращения. Тогда еще открыто его никто не выражал. Они боялись. Они все еще не верили. Видел в толпе Золотое Трио. Грейнджер бросается на Избранного, обвивает свои тощие ручонки вокруг его шеи, плачет, радуется. И ты вдруг думаешь, а будет ли кто-то так рад тебе? Если ты вдруг выживешь во всем этом дерьме, что заварил Люциус со своим ебанутым хозяином-полукровкой? Если вдруг у тебя получится? И ответ такой простой и очевидный, что блевать хочется. Ты не сломался, когда тебя кинули в подземелья Визенгамота. Ты просидел там, кажется, гребаную вечность. И это было плохо. Не для тебя. На себя тебе давно уже было насрать. С тех самых пор, как в шестнадцать тебя заклеймили, словно скот, и дали задание, несовместимое с жизнью. Дела твоих родителей и твое рассматривали вместе, а значит, Нарцисса тоже тут. И ты не хочешь думать, что истошные женские вопли и дикий ржач местных недалеких авроров вперемешку с хлюпающими влажными звуками доносятся именно из ее камеры. Хотя прекрасно понимаешь, что так оно и есть. Ах да, еще есть Люциус. Но о нем беспокоиться — впустую тратить энергию, он и так уже не жилец. Не после всего того, что он сделал. Ему не выйти из Азкабана. Кстати, к тебе заходят гости. Регулярно так заходят, не забывают тебя. Это пять-шесть молодых авроров. Каждый раз разные. Ты у них тут что-то вроде бесплатного аттракциона. Ну или зверушки в зоопарке. Хотя нет, с животными так обращаются только полные гондоны (вообще-то, таковыми ты их и считаешь). Они веселые ребята, каждый раз что-то новенькое: вчера тебе прилетел в лицо ботинок, а сегодня род Малфоев решили оставить без наследников. Один из них — самый жирный (Мерлин, у авроров вообще есть хоть какой-то отбор?) — подходит к тебе вплотную и наклоняется. Его сальные патлы свисают на лоб, а в нос бьет несвежее дыхание. — Ну что, уебок, уже слышал, как твою мамашу имеет вся смена? Завтра мы снова к ней заглянем. — Пошел на хуй, — смачный плевок стекает с рожи пухлого аврора. Это было смело, говоришь ты себе. Почти гриффиндорец, мать его. Но такое сладкое чувство от маленькой мести жирному длится недолго. Тебя обступают ноги в военных сапогах и бьют с полной самоотдачей, целясь в основном в лицо и пах. И вот ты уже силишься выстроить в голове стены, не чувствовать боли, уйти от реального. Вот только с каждым разом получается все херовее и херовее. Да похуй, не продлится же это вечно. Не должно ведь? Заседаний по делу твоей семьи очень много. Прошло уже, кажется, семь или девять, а они и не думают заканчиваться. Все не так, как с другими Пожирателями. Для Министерства вы — показательное выступление. Их личные дрессированные ослы под куполом цирка. Вы всегда собираете аншлаг. Толпа беснуется, репортеры щелкают затворами колдокамер, слышатся матерные выкрики. Ты строишь свои ментальные стены, Нарцисса смотрит остекленевшим взглядом впереди себя, Люциус медленно едет кукухой. Все как обычно. Ничего нового. Ты стараешься не выдать себя, но из раза в раз ищешь в толпе глаза одного человека. Ее глаза. Карие радужки с медовым оттенком. Непослушные кудри и семь веснушек на носу. Именно семь. Ты посчитал как-то. На четвертом курсе, кажется. Сидя на Астрономической башне Хогвартса и наблюдая за ней в омнинокль, купленный отцом на прошедшем чемпионате. Это было последнее хорошее воспоминание о тебе и Люциусе. Тогда вы еще были семьей. Тогда детство еще не кончилось. Салазар, каким же ребенком ты был. Сидел там и зачем-то считал веснушки грязнокровки Грейнджер. Она такая дура, думал ты. Веселится там со своими кретинами, будто ей семь. Морщит свой маленький носик. Да ни одна слизеринка в жизни бы себе такого не позволила. Аристократы начинают бороться с морщинами, похоже, еще с пеленок. Оттого и каменные выражения на лицах. А теперь ты сидишь посреди огромной круглой арены в зале суда. Вокруг рук лязгают цепи. Председатель Визенгамота явно не настроен пить с тобой чай с кексами Хагрида. Но ты сидишь и украдкой всматриваешься в лица, пытаясь найти одно-единственное, чтобы сосчитать, все ли веснушки на месте. Потому что это единственное, что осталось от тебя прежнего. Это должно остаться. Пожалуйста, пусть их будет семь. Но она не приходит на первое заседание, ее нет на втором и на третьем, пятое зубрила тоже пропустила. Идя на десятое слушание, ты начинаешь думать, что она, наверное, отмечает победу со своими одноклеточными дикой оргией. Передергивает от самого себя. Ты себе противен и знаешь это. Ты это принимаешь. Потому что нет смысла думать иначе. К тебе никто не придет, Драко! Ты просто неудачник! Аристократ, наследник, потомок великой династии. Какой ты нахер лорд, если даже грязнокровка предпочла это рыжее недоразумение? Не то чтобы ты предлагал ей что-то когда-либо… Не то чтобы тебе этого вообще хотелось… Хотя нет, хотелось. Пиздец как хотелось с самого третьего курса. Но признаться в этом самому себе сейчас все равно, что содрать кожу заживо. Все равно, что сесть на пороховую бочку и чиркать спичками, пока не ебанет. Тебе нельзя хотеть. Тебе нельзя надеяться. Ты теперь отброс общества, который будет гнить в Азкабане до конца своей никчемной жизни. А она будет с Вислым. Нарожает кучу вислых детей и сделает карьеру в Министерстве. Ведь так и должно быть, правда? Наверно. К тебе никто не придет, Драко… Ты просто неудачник. Двери в зал заседаний открываются, и ты понимаешь — что-то идет не так. Толпа возбуждена, свободных мест нет. Душно. Пахнет потом. Кто-то выкрикивает с места проклятия, и начинается шоу. Вас ведут под громкое улюлюканье толпы. Сначала Люциус, потом Нарцисса, последним заводят тебя. Ты не видишь и не слышишь ничего перед собой. Твоя окклюменция работает превосходно. За это нужно сказать спасибо чокнутой суке Белле. Не обращаешь внимания на выкрики и плевки. Под прицелом десятка палочек вас начинают заковывать в цепи. Ты уже не ищешь ее глазами. Ты смирился. Вдруг улавливаешь боковым зрением летящий со стороны трибун предмет. Похоже на бутылку. Эти твари целились Нарциссе в висок и не промахнулись. У нее течет кровь, ей больно. Но аврорам, кажется, срать. Они заламывают ей руки, отрывая от лица. Ты теряешь контроль. Просто срываешься с места в сторону матери, когда в тебя попадает какое-то проклятие. Валишься с ног, конвульсии от электрического тока иглами входят под кожу. Прошло полчаса или вроде того, но, скорее всего, ты просто ебаный слабак и заскулил уже от тридцати секунд пыток. Внезапно все проясняется. Судороги проходят, разум такой чистый. Вот почему люди боготворят мучеников. И тогда появляется надежда. Ты начинаешь бегать взглядом по трибуне (только по той, что можешь видеть, телом двигать все еще не выходит). Мелькают блики, силуэты, все размыто. Ты не уверен, что вообще можешь что-то разобрать сейчас, но ты стараешься. Ты очень стараешься. И откуда только взялась эта блядская надежда? Вдруг появляется флешбэк из прошлого. Ты видишь ее. Локон выбился из строгой тугой прически, под стать мероприятию. Щеки раскраснелись, а на глазах слезы. «Мерлин, Грейнджер, ты что, плачешь? Не надо. Они того не стоят. Ты же победила, ты молодец». Краем глаза улавливаешь рыжую бестолковую башку и шрамоголового по краям от нее. Плевать. Не это сейчас важно. Собираешь всю свою волю в кулак и напрягаешь зрение. Ты считаешь. Одна. Ее глаза бегают по твоему скрюченному телу с выражением крайнего беспокойства. Две. Нос так смешно вздернут даже сейчас. Три. Салазар, сделай что-то с тем, что ты зовешь волосами. Четыре. Хотя нет, Грейнджер. Я тут подумал… оставь так. Пять. Кажется, Вислый треплет ее за руку, но она не отводит взгляд. Все так же смотрит. Шесть. К тебе движутся несколько авроров. Семь. Улыбаешься сам себе и проваливаешься в пустоту. Кажется, тебя оглушили.

***

Осень девяносто девятого началась с приятных новостей. Тебя взяли в Манчестерский Университет. Ты будешь изучать технику и проектирование. Если бы еще два–три года назад кто-то осмелился сказать слизеринскому принцу, что он будет учиться с магглами… Ты поставил бы трость Люциуса, что он не ушел бы оттуда своими ногами. Но теперь все изменилось. Вас отпустили в августе девяносто восьмого. Тебя и Нарциссу, если быть точнее. Малфой-старший сейчас протирает своим шикарным камзолом нары Азкабана. Ему дали тридцать лет. С полной конфискацией, кстати. Это значило, что и ты, и мать остались с голой задницей посреди враждебно настроенного магического Лондона, где каждый остолоп считает своим долгом ткнуть в вас пальцем. Это было похоже на маггловскую передачу про животных, ты смотрел телевизор однажды. Там несколько макак тыкали палками в муравейник. С полным остервенением, с самоотдачей. Вот кого тебе напоминали эти толпы народных мстителей на улицах. Нет своих мыслей, нет своего мнения, только слепая ярость. Тогда Блейз Забини предложил вам остановиться в одном из имений его нового (восьмого, кажется, по счету) отчима. Поместье по размерам больше походило на пристройку для прислуг в мэноре, но здесь было уютно и тихо. К тому же Малфои умели быть благодарными. Спустя полгода выяснилось, что с распростертыми объятиями тебя почему-то никто не ждет. Все фамильные драгоценности, что были на тебе и матери во время ареста, проданы практически за бесценок. Это единственное, что осталось от великого рода Малфоев после конфискации. Теперь же нет ничего. Ты решил, что Нарцисса ни при каких обстоятельствах не будет работать или ты не мужчина. Так и родилась мысль поступить в маггловский университет. Совместить магию и технику. Получить что-то уникальное, что-то полезное. Это увлечение появилось у тебя курсе на третьем, но всерьез ты им занялся лишь на пятом. После того, как дядя Том поселился в соседнем крыле. Липкое, вязкое ощущение страха распространялось по поместью, как раковая опухоль. Осталось два варианта на выбор: ждать и трястись от каждого шороха или занять свой мозг чем-нибудь полезным, пока его не разорвало к чертям собачьим. Ты выбрал второй. Тогда-то ты и заинтересовался маггловскими изобретениями. Конечно, хранить это в мэноре было верхом тупости, поэтому экспериментировал ты только в школе, провезя с собой в багаже несколько хитрых аппаратов под заклятием незримого расширения. Благо тогда ты уже успел поработать над своей «репутацией» так, что ни одна шавка не посмела бы спросить, что это ты там такое везешь. И вот спустя год после освобождения ты решил, что твои навыки и умения пригодятся этому миру. Ты решил делать что-то новое, хорошее. То, что облегчило бы жизнь простым волшебникам магической Британии. И тебе было срать на то, что весь прошедший год вы с Нарциссой жили в кромешном аду. Выход в магазин или любое другое людное место для тебя всегда оканчивался дракой. Точнее, не совсем так. Били в основном тебя. Били по-разному. Иногда обходилось парой подзатыльников, иногда приходилось сращивать кости. Нет, ты умел драться, да и постоять за себя тоже мог. Вот только отвечать не имел права. Ты под надзором. Ты Пожиратель, хоть и бывший. Осужденный, хоть и амнистированный. Кому поверят в Министерстве? Тебе или законопослушным гражданам, которые всего лишь нажрались вдрызг с утра в будний день и решили немного навешать бывшему лорду? Нарцисса почти не выходила из дома. Пытки и изнасилования во время следствия не сломали ее до конца, но ты больше никогда не видел ее улыбку. Она не жила — существовала. Бездушная оболочка, открывающая глаза с утра только ради сына. Но ты не сдавался, несмотря на бесконечные отказы и плевки в твою сторону. Видимо, это синдром гриффиндорцев. Ты был уверен, что это Грейнджер тебя заразила. Этих нескольких секунд тогда, на предпоследнем заседании, хватило. Ты смотрел на нее, считал эти гребаные веснушки и не верил сам себе. Нет, Мерлин, конечно, нет, она плакала не из-за тебя. Какой же ты все-таки мудак, раз так подумал. Скорее всего, она расстроилась из-за всего происходящего. Или Уизел ее выбесил. На крайний случай Избранный. Но те несколько секунд она смотрела только на тебя. И вся ее боль, разочарование, слезы, горечь, забота… Все это было твоим эти несколько гребаных секунд. Все это предназначалось тебе. И ты впитывал это. Впитывал как губка, пока валялся, отходя от судорог, на грязном холодном полу зала заседаний Визенгамота. Пока тебя не оглушили, а мир не погрузился в тишину и мрак. Точно, это случилось именно тогда. А иначе как объяснишь, что у тебя будто открылось второе дыхание? Ты с легкостью выдержал последнее закрытое заседание, на котором Нарциссу полностью оправдали, Люциуса посадили, а на тебя наложили херову тучу санкций и предписаний. Столько, что восемнадцатилетнему парню в жизни не унести. Тебе было срать. Каким же ты был воодушевленным мудаком, Салазар. Ее взгляд был спасением в тот момент. Он был всем для тебя. Как маяк, до которого ты никак не можешь добраться. Он где-то там. Тебе даже не надо его видеть постоянно. Лишь знать, что он есть, и вспоминать его свет в самые тяжелые времена. Конечно, ты сам себе это придумал. Тупой кретин. Грейнджер заботится о тебе? Очень смешно. Эти три слова в одном предложении звучат даже более глупо, чем «меня возбуждает Уизел». Просто нелепость. Грейнджер — хорошая девочка, гриффиндорская принцесса, героиня войны, защитница прав домовых эльфов. А ты просто падаль. Ты и тебе подобные теперь грязь под ее подошвой. Мерлин, как же все поменялось. Но ты запрещал себе об этом думать. Тебе это было нужно тогда. Знать, что кому-то было не насрать на тебя хотя бы гребаных десять секунд, и ты терпел. Тебя не пускали ни в одно приличное заведение. Продавцы в мелких лавчонках, которые раньше расстилались перед твоими до блеска начищенными ботинками, теперь брезгливо морщились, завидев тебя издалека, и вешали табличку «закрыто» на дверь. Ты обязан был присутствовать почти на всех благотворительных мероприятиях Министерства, чтобы своевременно, по десятому кругу, приносить извинения обнаглевшим чиновничьим мордам, которые и в войне-то не участвовали. Такой себе мальчик для битья, местный дурачок. Стой в углу и не высовывайся, пока не позовут. Они говорили, что это новый толерантный мир, где для каждого найдется свое место. Они говорили, ты оправдан. Они говорили, теперь все будет по-другому. И все действительно стало по-другому. Для тебя уж точно. На каждом чертовом приеме ты видел Грейнджер. Она стояла в компании друзей, счастливая, такая довольная. «Мерлин, съешь уже лимон!» Но ты не позволял себе на нее смотреть. Это было ни к чему. Она и так слишком много тебе дала, сама того не зная. Большее, на что ты мог рассчитывать. Да и к тому же... Кто теперь она, а кто ты? Тебя, как дворняжку, прикармливали, чесали за ухом, позволяя хоть на день или два почувствовать себя живым. Просто обычным парнем без сраной уродливой змеи на левом предплечье, а потом выгоняли за порог, чтобы не мозолил глаза приличным людям. Не напоминал им о себе. Ты терпел, когда понял, что здесь тебе ничего не светит. Глупая надежда, что все устроится, нужно лишь время, толкнула тебя подать документы в маггловский университет. Если волшебник переезжал в мир магглов, его документы автоматически трансформировались в местные, поэтому поступил ты без проблем. С оценками у тебя всегда все было в порядке, второй после Грейнджер, как-никак. Отправляясь тогда в университет, ты обещал матери, что все будет в порядке. Говорил, что нужно еще немного потерпеть. Гладил по сухой бледной щеке. Успокаивал. Это были хорошие четыре года. Действительно хорошие. Лучшие за последнее время. Ты быстро нашел общий язык с однокурсниками, пользовался популярностью у женской половины колледжа. Еще бы. Высокий стройный платиновый блондин с глазами цвета грозовых туч (Салазар, что за пошлость). Никто не прятал взгляд в ужасе и не кривился в отвращении, видя твою метку. Тут всем было плевать. Никто не слышал ни о змееголовом Реддле, ни о Святом Поттере, ни о тебе — Драко Люциусе Малфое, условно осужденном Пожирателе Смерти. Некоторым барышням даже нравилась твоя метка. Они с воодушевлением разглядывали ее и называли странным словом «тату». Извращенки, ей-Мерлин. Ты полюбил это место, но желание вернуться в магический мир не покидало ни на секунду. Там была твоя жизнь. Там была твоя мать. Там была надежда на то, что все еще может измениться. Ты приезжал на каникулы раз в три месяца для обязательной комиссии в Министерстве. Процедура унизительная, но что поделать? В одну из таких вылазок ты встретил Панси. Она недавно вернулась из затяжной поездки во Францию. Ее отца осудили, но их с матерью не тронули. Все сбережения четы Паркинсон также остались в сохранности. Тебе показалось странным, что она не писала последние два с половиной года. Ни одной совы. Ни сраного клочка бумаги для ее «любимого» Драко. А ведь в школе она не отлипала от тебя. Таскалась повсюду хвостом за своим слизеринским принцем. Кидалась, словно ополоумевшая кошка, на любую, кто осмелится задержать взгляд на тебе дольше двух секунд. Но все изменилось, и ты это понимал. Никаких чувств. Только личная выгода. Только хладнокровный расчет. Ты не был дураком и никогда не надеялся на бескорыстную любовь. В конце концов, тебя и самого так воспитали. Вот что значит отношения по-слизерински. Буря утихла. Магическое сообщество нашло себе новых юродивых, а Панси решила вернуться и сообщить тебе, что все еще «любит». Конечно, блять. Но ты это принял. Крупица заботы и поддержки, хоть и лживой, от кого-то, кроме матери, воодушевляла. Она давала сил, толкала на подвиги. На третьем году обучения умер Люциус. Не было пышных похорон. Не было плакальщиц. Не было прессы. Было только сухое письмо из Азкабана: «Люциус Малфой мертв. Он будет похоронен в братской могиле вместе с остальными заключенными под номером 1876. В присутствии на похоронах отказано». Вот и все, что осталось от главы некогда сильнейшего и уважаемого рода, одной из древнейших аристократических семей магической Британии — Люциуса Абраксаса Малфоя. Браво, Люциус. Даже на собственных похоронах ты сумел обосраться. Но тебе было не до смеха. Ты видел, как из Нарциссы буквально уходит жизнь. Казалось, она смирилась с неминуемой гибелью мужа еще тогда, в девяносто восьмом, на последнем заседании Визенгамота, но эта новость почему-то сломила ее окончательно. Ты успокаивал, держал за хрупкие плечи. Говорил: «Мама, не плачь. Мне остался всего год обучения. Мы с Панси теперь вместе. Я вернусь и открою лавку магической техники. Я сумею, мама, я многому научился. Все будет по-другому, я обещаю, мама». Собирал дорожки слез с морщинистых глаз. Шептал что-то в волосы. Гладил по спине, как маленького ребенка. Это был последний раз, когда ты видел Нарциссу живой. В то Рождество на последнем году обучения Панси уговорила тебя поехать к Забини в Италию. Развеяться, покататься на лыжах, забыться. Ты отправил матери сову, а она пожелала тебе хорошего отдыха, сказав, что ждет летом домой тебя и твой диплом с отличием. Ты возвращался после окончания учебы полный сил и новых идей, ведь теперь все будет иначе. Такой мальчишеской самодовольной улыбки на твоих губах не было, кажется, курса с третьего. Распахнул ногой двери знакомого поместья. Громко звал Нарциссу, кричал что-то о празднике и новой жизни, но никто не ответил. Было тихо. И эта тишина охренительно оглушала. Ты знал, что Нарцисса уже давно не выходит на улицу, а значит, может быть только в доме. Она чутко спала, а после заключения и вовсе вздрагивала от каждого шороха и пряталась в дальний угол кровати. Она не могла не проснуться. Не могла не услышать. Но она так и не ответила. Взлетая по лестнице на второй этаж, ты не помнил себя от страха. В ее спальне было тихо. Шторы плотно задернуты, а воздух в давно не проветриваемом помещении казался затхлым. Она лежала на кровати, укрытая одеялом, будто спала. Такая красивая, хоть и заметно постаревшая. Она была еще теплая. Она не дождалась тебя совсем чуть-чуть. Те цветы, что ты привез для нее, теперь покоились на ее могиле. Нарциссу похоронили на семейном кладбище в поместье Забини. С разрешения хозяев, разумеется. Ведь это место было вашим домом в последние пять лет, а другого у вас уже давно не было.

***

После смерти матери прошло полгода. Дела не шли в гору, но ты пытался. Панси перебралась к тебе. Денег, что ты скопил за время подработок в колледже, должно было хватить на съем небольшой лавки в Косом переулке, закупку минимума необходимого оборудования и аренду на несколько месяцев. Проблема была в том, что аппетиты Панси ничуть не уменьшились по сравнению со школой, даже выросли, а ты ведь не привык отказывать своим женщинам ни в чем. Вот только помещение тебе сдавать никто не торопился. Услышав фамилию, волшебники либо переставали отвечать на письма, либо осыпали проклятьями. Но ты не был жадным парнем. Ты любил Панси, хоть и весьма своеобразной любовью. Ты был ей благодарен. Поэтому золотовалютный запас юного лорда Малфоя неумолимо иссякал, а выхода из этой задницы ты, честно говоря, не видел никакого. Начались скандалы. Паркинсон закатывала истерики, надувала губы, что тебя не пускают ни в одно приличное заведение. Говорила, что ей скучно, не хватает подарков и внимания. Ты из кожи вон лез. Ты старался изо всех сил. Это случилось в первую годовщину смерти Нарциссы. Воодушевленный предстоящей сделкой, ты шел по Косому переулку с мешком галлеонов. Ты надеялся. Нет, ты был уверен — тебе сегодня повезет. Нарцисса еще будет тобой гордиться, хоть и там, на небесах. Ты завернул в безлюдный переулок, чтобы сократить дорогу, и наткнулся на парочку пьяных работяг, ищущих грушу для битья. Тебя не успели разоружить, ты наколдовал Протего одним легким движением, но резкий удар сзади по голове выкинул тебя из реальности на несколько минут. Ты пытаешься открыть глаза и слышишь неприятный голос одного из нападавших. — Ты знаешь, змееныш, что мою жену убили в Первую Магическую Войну? — Конечно не знаю, уебок. Я ведь тогда еще не родился. Слова — твое единственное оружие. Только так ты можешь отвечать обидчику, ведь ты все еще под надзором. Хотя, похоже, ты херово умеешь ими пользоваться, раз получаешь очередной смачный удар под ребра. Тебя бьют, пока ты не теряешь сознание в грязном, пропахшем мочой и гнилью переулке. Перед отключкой ты понимаешь, что гондоны шарят по твоим карманам, доставая последнее. Ты не помнишь, как добрался до дома. Тебе нужна Панси. Ее теплые руки, ее голос. Она. Но все, что ты находишь, — записка на сраном клочке бумаги и пустые шкафы. «Прости, Драко. Я поняла, что мы не подходим друг другу. Я встретила другого. Не ищи меня. Пэнс». Блять. Блять! Блять! Блять! Гребаная сука ухитрилась бросить тебя в годовщину смерти Нарциссы. Просто блеск. Ну уж нет! Ты не оставишь все так, чертовы уроды забрали у тебя последние деньги. Ты идешь в аврорат и пишешь заявление. На тебя там смотрят как на конченного. Конечно, возможно, Поттер смог бы помочь. С его этим невъебенным чувством справедливости. Да куда там тебе. Избранный ведь теперь главный аврор. Такое отребье, как ты, к нему на пушечный выстрел не подпустят. Есть еще, конечно, Уизел… «Нет, Мерлин! О чем ты сейчас подумал. Достань остатки гордости из своей аристократической задницы и напиши уже это заявление». Дежурный аврор усмехается. Делает вид, что записывает номер заявления в журнал. Ты видишь — ни хрена он не записывает. Проходит месяц или два. Ты пишешь ебаные заявления каждый день. И каждый день с ними что-то случается. «Мистер Малфой, вероятно, вы неправильно заполнили бланк». «Мистер Малфой, видимо, аврор Харрис что-то напутал». «Мистер Малфой…» «Мистер Малфой…» Ты уже не слушаешь их, ты просто ходишь в аврорат как на работу каждое утро и строчишь сраные заявления. Кстати, о работе. Твои деньги закончились. Ты все еще пытаешься что-то мастерить из закупленных остатков, но выходит плохо. Нужны новые детали. Ты хватаешься за любую работу, которую предлагает Министерство на бирже труда, но тебе чаще всего отказывают. Денег не хватает даже на элементарные нужды. И однажды утром ты стоишь перед зеркалом в ванной, снова собираешься в аврорат с очередным визитом вежливости. Надеваешь свою единственную парадную рубашку на худое тело, и в тебе что-то щелкает. Нет, это не мысль. Это не гениальная идея. Это не протест. Ты просто ломаешься. Весь этот год ты запрещал себе думать о смерти Нарциссы, затем о побеге Панси. О том, что у тебя ничего не выходит. О том, что ты, блять, просто ничтожество. Но вот ты остановился перед зеркалом на одну минуту. Лишь на одну, и это конец. Зачем это все? У тебя никого нет. Тебе не для кого жить, не для кого стараться. Лезть из кожи вон, лизать задницы чиновникам из Министерства. Да даже если бы ты сдох сейчас, заметил бы лишь Забини, и то месяцев через шесть. Ты всегда редко ему пишешь. Ты сломался, Драко, вот и наступил твой предел. Ты садишься на диван, развязываешь галстук и решаешь никуда не идти. Ты больше вообще никуда не пойдешь в ближайшие полтора года, кроме собраний по контролю над бывшими Пожирателями раз в три месяца. Через пару недель тебе присылают уведомление из Министерства. Мол, ваша кандидатура снята с биржи магического труда по причине многочисленных отказов. В связи с этим вам назначается ежемесячное пособие по безработице размером в десять галлеонов. Мерлин, да ты в Хогсмиде за один выходной тратил в десять раз больше. Но все это было раньше, еще когда ты мог называть себя аристократом. До того, как все пошло под откос. Ты решаешь переехать в маггловский Лондон. В каком-то гетто на окраине есть конура вполне тебе по карману. Пользоваться благосклонностью Забини тебе больше не хочется. Да, ты считаешь его другом, но ты не хочешь доставлять ему неудобств. Какой из тебя товарищ? Ни в один магический ресторан не пускают, женщины сторонятся, как больного драконьей оспой. Ни тебе веселых попоек, ни вечеринок до утра. Ты не хочешь усложнять ему жизнь, Блейз хороший парень. Он многое для тебя сделал. Пора и тебе ответить тем же, просто свалив из его жизни. Ты все портишь. Всегда все портил. В свое последнее утро в магической Британии ты получаешь «Ежедневный пророк». На первой странице сияет улыбкой Грейнджер. В статье говорится что-то об открытии ее благотворительного фонда в помощь всем пострадавшим в войне. Ты, кажется, слышал, что они обручились с Уизелом лет семь назад. Сразу после того, как она закончила дополнительный курс в Хогвартсе, а ты поступил в университет. Про детей ты ничего не знаешь. Странно. Грейнджер… Красивая. Машет тебе с обложки. Улыбается. Грейнджер. Если бы она только знала, что один ее взгляд помогал тебе не сдохнуть последние лет пять. И вот ты сдался. Наверное, запал закончился. Хотя, скорее всего, ты сам себе все придумал тогда, в восемнадцать. Ты аккуратно кладешь газету с ее фото на край стола, забираешь свой небольшой чемодан и навсегда покидаешь поместье Блейза Забини.

***

Вот уже год ты живешь в богом забытом маггловском районе на отшибе Лондона. Министерство исправно шлет свои десять галлеонов и ничего не просит взамен, кроме посещений все тех же гребаных собраний. Но это недолго. Всего лишь раз в три месяца. Тебя это устраивает. Срок ареста твоей палочки истек, как и запрета на аппарацию, но ты ей почти не пользуешься. Да и зачем? Каждый день как по расписанию. Ты встаешь. Идешь на пробежку. Затем крепкий и отвратительный кофе (дома, на кофейню денег нет). Заходишь в ближайший прокат. Берешь новые диски с порно (а магглы-то совсем не дураки, раз такое придумали). Идешь домой. Дрочишь. Спишь. Снова кофе. И так по кругу. День за днем. Иногда ты подолгу смотришь в зеркало и гадаешь, что же с тобой случилось. Иногда ты лежишь на кровати, тупо пялясь в потолок. Иногда тебя охватывает жажда творить, и ты уже подходишь к своему рабочему столу, тянешь руки к старым, давно окислившимся деталям, но вовремя спохватываешься. Но так бывает только иногда, что означает «крайне редко». В общем и целом твое расписание не меняется, и ты этим гордишься. Стабильность. В одно дождливое лондонское утро чья-то глупая сова пытается разбить твое окно вдребезги клювом. Разбить, но доставить письмо любой ценой. Тебе никто не писал уже больше года. Мерлин, эту птицу точно прислал сам Сатана. Ты открываешь окно, отвязываешь конверт и, не обращая внимания на недовольное уханье, захлопываешь створку прямо перед пернатой мордой. Держишь в одной руке последнюю оставшуюся в доме чашку кофе, другой разворачиваешь конверт от Министерства. Видишь убористый, аккуратный почерк. Письмо гласит: «Мистер Драко Люциус Малфой, Министерство сообщает Вам, что с настоящего момента график посещений собраний по контролю за оправданными Пожирателями смерти меняется. Вы переходите в юрисдикцию Благотворительной Организации Помощи Жертвам Войны. Вы обязаны посещать тренинги каждую неделю с 13:00 до 14:00. Первая встреча и знакомство с Вашим куратором состоится в эту субботу по адресу Вашего проживания. С Уважением, Муфалда Хмелкирк Секретарь ММ С уважением, Гермиона Грейнджер Куратор фонда». Последняя в доме чашка с кофе выпадает из рук и с оглушительным звоном разбивается о пол. Ты стоишь с бледным, ничего не выражающим лицом. Пиздец. Что ты там говорил про Сатану?