Siberian wind

Затёкшие пальцы рук и горящая огнём щека, покоившаяся на локте, доставляли сильный дискомфорт, а неловко соскользнувшая свинцовая голова неприятно стукнулась о прохладную поверхность стеклянного стола, отозвавшегося дребезжащим звоном. Высушенные веки так отяжелели, что приоткрыть глаза стало чуть ли не испытанием для Тэри. Чувство, будто она тренировалась днями напролёт, не покидало её ни на секунду, пока тщетно пыталась поднять непослушную руку и размять пальцы, мигом отозвавшиеся ощущением тоненьких иголочек, неприятно впившихся под кожу и протёкших хладной волной до самого конца предплечья. Застонав от утренней мигрени, лениво прокатывавшейся по левой части головы, Тэри медленно обвела всё ещё сонным взглядом рабочее место, подсвеченное дымчатыми сумерками, недоумевая, почему она находится в медотсеке, а не в своей комнате. Спустя пару мгновений, вспомнив, чем занималась весь прошедший день, тяжело вздохнула. Да, обрабатывать и штопать раны и одновременно с этим выслушивать чужую болтовню, порой кивая невпопад, — не самое лёгкое занятие. Наверное, ампутация конечности покажется даже самому неопытному практиканту менее нервозным процессом по сравнению с выслушиванием жалующихся на жизнь и тем самым отводящих душу качками-дедулями. Хихикнув, Тэри сморщилась, получив очередную порцию головной боли. Она успела тысячу раз пожалеть о том, что не додумалась купить таблеток, пока ездила в город, но решила обойтись чаем и каким-нибудь мелким перекусом. Ей было совсем не до еды: работа практически полностью овладела её сознанием, вытеснив все биологические потребности на задворки сознания. Тэри осторожно коснулась хаотично разбросанных листов с изображёнными на них схемами головных мозгов, примерами МРТ и прочими записями, разобрать которые могла только она сама, не затёкшей ладонью и поднялась с места. Потянулась, услышав громкое похрустывание тянущегося позвоночника. Старость не радость, но и молодость — в гадость. Порой Тэри казалось: то, что она делала вот уже на протяжении стольких месяцев, — пустая трата времени, и ничего более. Да, были порывы всё бросить, порвать, выкинуть, сжечь, но она неизменно возвращалась к старым заметкам. Ей это было так же необходимо, как глоток свежего воздуха, пусть на его недостаток как раз здесь, вокруг базы, никто не жаловался, несмотря на то, что город располагался не так уж и далеко от неё. Тэри кинула взгляд на пейзаж за окном: небольшое зелёное поле да высокие деревья, над верхушками которых проглядывают высотки далёкого Нью-Йорка, — вот и все элементы природы. Совсем рядом — площадка для квинджетов, окончательно разрушавшая атмосферу единения с натурой. С минуту поглядев на чудеса техники, одолженные Щ.И.Т.ом, Тэри вновь вздохнула, развернулась, прошла между столами, заставленными колбами, пробирками, микроскопами и прочими аппаратами и, заперев помещение, двинулась к спальной зоне. Время на наручных часах показывало половину седьмого — все уже давно должны были встать и отправиться на пробежку. С этими мыслями Тэри минула ряды дверей по обе стороны от себя и знакомо повернула влево, входя в комнату под номером «14». Бросив ключи от лаборатории на захламлённый столик и скинув лаборантский халат на спинку стула, Тэри подошла к шифоньеру и раскрыла его створки, задумчиво пройдясь взором по ряду полок с одеждой. Остановив выбор на обычной бежевой футболке и серых шортах, она подхватила первые попавшиеся носки и обувь и отправилась в новый путь, уже к ванным комнатам. Уже будучи на месте, сложив всё на свободную часть серой керамики возле раковины, ополоснула лицо ледяной водой и подняла голову, чтобы взглянуть на своё отражение. Недовольно потрогала кончиками пальцев серые тени, плотно залёгшие под глазами, и провела ладонями по заострившимся скулам. «Да, видок так себе», — подумала Тэри уныло. Тёплый душ расслабил тело, но не голову. Намыливая первый попавшийся шампунь с каким-то экстрактом колосьев, Тэри думала, когда же её жизнь так круто поменяла свой ход и, сделав большой круг, выбросила её сюда, прямо ко Мстителям. Мечтая работать всего лишь врачом в какой-нибудь частной клинике и получать достойную зарплату, она и представить себе не могла, что когда-нибудь будет обрабатывать гематомы Тони Старка и слушать его шуточки про Капитана Истери… пардон, Америка. Да ещё и все эти проблемы-последствия громкого судебного процесса по иску на друга Стива Роджерса. Сама команда, кроме Стива, не особо переживала по поводу Зимнего Солдата, натворившего столько, что в одиночку отмывать карму ему и остатков жизни не хватит, но изъявила желание помочь. И, если бы не усилия её представителя, мисс Оливии Сарто, и не присяжные, разошедшиеся вдруг во мнении по поводу приговора Джеймсу Бьюкенену Барнсу, возможно, всё бы закончилось не так уж радужно. Вспенивая гель для душа на мочалке, Тэри думала и о деле. Точнее, о том, правильно ли вообще поступает, продолжая надрываться, искать информацию, прилагать все усилия, чтоб разрешить задачу, ключ к которой не могли найти учёные и доктора высших наук задолго до неё, и при этом фактически работая на добровольной основе. Чем она, Тэри Буткуте, может помочь? Что она может предложить? Увы, на эти вопросы однозначных ответов не было. Но упрямство (или чистейшей воды безрассудство) двигало идею вперёд, заставляя не сдаваться раньше времени. А вдруг получится?.. Пройдясь щёткой по зубам, переодевшись и кинув грязную одежду в бельевую корзину, Тэри для верности ещё раз мельком глянула в зеркало и вышла, направившись к лестнице, чтобы попасть на кухню. Судя по тому, что на подходах к главному залу оттуда доносились громкие голоса, кто-то уже вернулся с утреннего моциона. Тор со вчера, получив от настойчивого доктора-медсестры-учёного в одном флаконе необходимую помощь, улетел по Биврёсту по своим асгардским делам, Сэм смотался в Атланту, сославшись на какие-то проблемы с местными бандами, а Тони отправился на разведку в сторону Ближнего Востока после слухов о собирающихся там неких силах, поэтому на базе не должно было случиться столпотворения, по крайней мере, в первое время. Вычленив тягучий южный тембр Оливии, Буткуте невольно усмехнулась. Обычно мисс Сарто прибывала на базу, когда случалось что-то из ряда вон. Видимо, в ближайшее время этот событийный ряд останется неизменным, учитывая незатихающий интерес прессы и общества в целом к помилованию Баки Барнса. Гостиная встретила скупой современной обстановкой да холодом цветовой палитры. Тэри невольно замедлила шаг, а затем неловко остановилась при виде небольшой компании, собравшейся за кухонным столом и обсуждавшей что-то с серьёзными выражениями лиц. Первым на глаза девушке попался Стив Роджерс. Хмуря брови так, что над переносицей прорезались линии хмурых морщин, капитан слушал Оливию, периодически сверкая вечно суровыми светлыми глазами и недовольно поджимая губы. Сама мисс Сарто сидела, спокойно сложив руки перед собой, и втолковывала что-то Символу Нации, — вечно элегантная, ухоженная, похожая на элегантную статую, нежели на живого человека. Только после сканирования взором этих двоих внимание Буткуте переключилось на Баки Барнса. Он молча сидел, как-то обособившись от беседовавших. Титановая бионика с алевшей на ней звездой, похожей скорее на свежую рваную рану, отбрасывала тусклые солнечные зайчики на просачивавшемся через очередные панорамные окна свету; собранные в пучок каштановые волосы смотрелись неряшливо, но по-домашнему уютно; загоревшее после скитаний по странам южной Европы лицо будто бы осунулось ещё сильнее, а глаза, в рассветное время бывшие серыми, смотрели равнодушно и несколько устало. Невольно пройдясь взглядом по облегающей чёрной футболке на теле Солдата, выгодно подчёркивавшей рельеф тренированного тела, Тэри натянула на лицо весёлую жизнерадостную улыбку, как если бы это не она мучилась до недавнего времени головной болью, и двинулась в сторону группки. Оливия уже находилась на грани терпения — этого бы только бесчувственный человек не заметил. На фоне Баки и Стива, одетых в домашнюю одежду, она в темной водолазке, юбке-миди из коричневой кожи и туфлях смотрелась не очень к месту. Еще и на кухне, где витал запах свежеприготовленного завтрака. — …не показуха, Стив! А нужная для людей картинка, — стараясь сохранить спокойствие, говорила Оливия, сжимая в руке термочашку, в которой плескался не выпытый даже наполовину кофе. — А как ты ещё это можешь назвать? — спросил Стив, окончательно отодвинув от себя тарелку с недоеденным завтраком. — Я тебе уже это говорила, — четко произнесла Оливия. — Отгремел суд, на котором Барнса выставили психопатом, убивающим по первому слову. Психопатом, которого потом выпустили на свободу и которого приютили вы. Нация готова простить ему это, учитывая деятельность Гидры, но люди должны видеть изменения. Если он будет сидеть здесь, то чуда не произойдет. Ему надо выходить на улицу, делать покупки, выкидывать мусор. Что угодно. Бытовая рутина, понятная каждому. — И все равно, Лив, это… — Это моя работа, Стив! Я же не учу тебя заложников освобождать. Будь добр, не учи меня пиару, — уверенно произнесла Оливия и таки отпила кофе. — Его сфотографируют знакомые мне репортеры, напишут то, что я увижу перед публикацией. Это произойдет рано или поздно. Вас пасут тут постоянно, не брезгуют ничем. Рамлоу говорил, что один тип пытался разговорить его, когда заприметил подъезжающим сюда в прошлый раз. Он никак это не прокомментировал, но кто-то рано или поздно проболтается, даст наводки. Не лучше ли разве нам сделать это первыми и узнать результат, чем полностью потерять контроль? — ровнее продолжила она. — И вообще… решения принимаешь не ты, что я перед тобой распинаюсь? — последнее было сказано скорее риторически. Оливия сделала новый глоток. Стив смотрел на нее, не скрывая неодобрения, но явно задумавшись над словами. Баки сидел с видом вселенской усталости, словно все эти разговоры забирали у него сил больше, чем самая изнуряющая тренировка. — Потому что ты порой, прописывая нам реплики и сценарии, забываешь, что мы — живые люди, — не скрывая неодобрения, произнес Стив. — А ты порой забываешь, Стив, что не являешься матерью этого семейства. Барнс — взрослый мужик, так пусть сам решает: будет продолжать сидеть тут с тобой, скрываясь ото всех, или начнет создавать себе более положительный образ, чтобы спокойно жить дальше. Буткуте неслышно вдохнула и выдохнула носом. Снова эти тёрки. Снова споры по поводу Джеймса Барнса. И снова он в центре внимания. Тэри не представляла (да и не хотела представлять), каково ему быть главной темой для обсуждения. В её случае удобным вариантом всегда было просто сидеть в углу и попивать чай за просмотром лёгкого мини-сериала или за серьёзной книгой. Но, увы, приходилось сдерживать порывы вжать голову в плечи и сжаться до размеров атома, чтоб никто не заметил, потому что это, чёрт возьми, реальная жизнь, а не дурацкий школьный спектакль, где отыграл свою роль и сразу выкинул из головы все слова своего персонажа. — А я согласна с Оливией, — как ни в чём не бывало произнесла Тэри, как ни в чём не бывало подойдя к холодильнику. От пронзающего взгляда» капитана загудела невольно напрягшаяся спина. — Не вечно же ему взаперти сидеть, будто одичавшему. — Открыв дверцу, Буткуте порыскала глазами в поисках чего-нибудь съестного. — Так и недолго совсем головой тронуться… — Чуть влажные уши слегка обдало холодом. «Не оригинальное появление, но лучше, чем ничего». — Спасибо, — посмотрев на Тэри, произнесла Оливия. — Хоть кто-то здесь меня понимает. Стив снова перевел взгляд на Оливию и поднялся на ноги. Это явно было плохим знаком. Она поставила термочашку на стол и встретилась взглядом с Роджерсом. — Я всё это говорю к тому, что ты сейчас больше думаешь о мнении людей, а не о том, что будет лучше для Баки, — четко и медленно произнес Стив. — Ещё большее обсуждение его жизни разве лучше? — Давай закроем его теперь здесь. Как редкое домашнее животное, которое хозяин боится выпускать на улицу. Кормить с ложки его ещё не начал? — Ребята… — вздохнула Тэри, повернувшись и поглядев на то, как Сарто и Роджерс принялись буравить друг друга взглядами под аккомпанемент блеснувших искорок раздражения в льдистых глазах Барнса. — Ребят! — Когда и с третьего раза её не услышали, явно приготовившись к новой перепалке, Тэри не выдержала и, перестав копаться в холодильнике, звучно, но несильно хлопнула раскрытой ладонью по гарнитуру, привлекая к себе внимание. Рассерженные взоры мигом обратились на неё. — Послушайте. Да, все напряжены, но давайте поразмышляем. Лив права: Джеймс Барнс, прежде всего, — человек, а не животное, которое можно прицепить на короткий поводок и держать у себя под боком до конца жизни. — Взгляд Солдата, неожиданно устремившийся на Тэри, подёрнулся тонким слоем льда. — И поэтому сначала лучше спросите его самого, чего он хочет, а не Visų moralų kapitonas. — В высшей степени злости Буткуте невольно переходила на свой родной язык, несмотря на все двенадцать лет пребывания в Штатах. Насупившись, Тэри извлекла из приоткрытого холодильника тазик с мороженым. — И, Стив… Лучше оторвать пластырь сразу, чем постепенно и очень больно. В медицинской практике, к примеру, при вправлении вывихнутой конечности всё делается без подготовки. Человек, как правило, больше боится боли, чем опасается её возникновения при определённых действиях. — Взвесив упаковку, Тэри нахмурилась. — Kas valgo ir valgo visus ledus?! Неожиданно Баки со скрипом отодвинул стул и поднялся из-за стола. Все удивлённо посмотрели на него, и Барнс, задержав чересчур долгий взгляд на осёкшейся девушке, демонстративно развернулся и вышел с кухни. Буткуте устало прикрыла глаза, почувствовав желание постучать себе по голове за бестактность.

***

Негромко хлопнув дверью ванной комнаты, Баки смог таки перевести дух. Лоб горел, руки мелко тряслись, чего прежде не бывало. Барнс шумно выдохнул и прислушался к шуму в коридоре. Тихо. Никто за ним не пошёл. Уже хорошо, можно побыть одному хотя бы ненадолго. Во всём дурдоме, где Барнс не посчастливилось поселиться, это был первый раз, когда ему удалось остаться наедине с собой и своими демонами. Баки коротко нахмурился и осторожно приблизился к зеркалу, глядя в сторону. Но в такой ситуации вся суматоха с судом забывалась, и наружу всплывали все ужасы, тщательно скрываемые внутри за хлипкой преградой в голове при остальных людях. Поверхность зеркала вспороли пустые лазурные глаза. Раньше одним только взглядом они могли взбудоражить женские умы или поставить на место зарвавшихся юнцов, а теперь приносят только весть предстоящих ужаса, разрушения и скорой смерти. Глаза Солдата и есть не что иное, как глаза самой Смерти. Будь у него сейчас какая вещь в неживой руке, он бы мгновенно сломал её, не поморщившись. Всё равно ни боли, ни крови не будет. Однако какой в этом толк? Порой Баки казалось, что, в бытность убийцей, пешкой Гидры, он не был настолько беспомощным, как теперь… И всё же знал — это не так. То, что он после стольких лет обрёл лучшего друга вновь, — неоспоримая удача. Желание Стива уберечь Барнса вполне понятно и объяснимо, и Джеймс молчал лишь потому, что ему больше нечего было сказать. Весь суд он давно прошёл, а мнение общественности его не заботило, но для репутации Мстителей предпринимать действия — необходимая мера. Иначе как обычные смертные будут доверять защитникам Земли? Баки не хотелось похерить и это, учитывая всё сотворённое им когда-то дерьмо. В словах Оливии изначально сидело зерно здравомыслия. Роджерс просто никак не мог принять тот факт, что Джеймс оправился достаточно, чтобы начать мало-помалу хотя бы двигаться с места. Он всё равно мало что помнил из своего прошлого в Америке — только хиленького мальчишку-художника из Бруклина и его доброту и бесстрашие да бедность нью-йоркских улиц тридцатых годов. Даже свою семью забыл. И отчего-то Барнсу вообще не хотелось её вспоминать. Наверное, боялся разочароваться. Опершись ладонями о края раковины, пальцами живой руки Баки сгрёб ножницы, взятые с ближайшего крючка на стене ванной. Тэри права — лучше содрать пластырь сразу же, чем отрывать его по частям, так, чтоб чувствовалась боль в отходящем гнойном нарыве. Первую прядь состричь оказалось очень тяжело, но, пересилив себя, Барнс опустил взгляд в раковину, куда свалились мёртвые локоны. Дальше дело пошло куда быстрее. В ушах то и дело звенело, а в голове постепенно нарастали вопли тысяч погибших из-за него людей и их семей, которые Гидра признала опасными для существования её системы. Стиснув зубы и прошипев какое-то русское ругательство, Баки принялся сноровистее работать ножницами, отсекая лезвиями лишнее. Тьма вокруг него, забившаяся до этого в разные уголки помещения, теперь осмелилась подобраться поближе, обняв широкие плечи и приторно-ласково проведя эфемерными щупальцами по торсу сквозь чёрную футболку. Джеймс издал низкий звук, похожий на рычание, и усилием воли заставил себя смотреть вниз, на начавшие скапливаться у начала водостока нитки тёмных волос. Неведомая сила вдруг сжала подбородок до противного хруста и, преодолев яростное, но недолгое сопротивление, вскинула голову, заставив смотреть в зеркало. Взгляд Барнса моментально схлестнулся с промозглым взором Зимнего Солдата в молчаливой равной борьбе. Баки смотрел спокойно, лишь отдалённо ощущая, как отголоски страха поднимаются в нём откуда-то снизу. Убийца же в зеркале на фоне клубящейся темноты давил с едва заметной, но агрессией, пытаясь заново взять контроль над телом. Но, пока код не зачитан, пока книга с красным кожаным переплётом и чёрной высеченной звездой лежит на базе под мощной защитой кодов, пешка Гидры в ловушке. Способная только изводить изнутри своего невольного носителя, она будет тщетно биться в подкорке больного мозга, желая выбраться наружу и вновь пасть перед хозяевами, чтобы рвать, грызть и убивать. Чтобы быть послушной. — Сержант, сержант… — покачало головой существо в отражении, цокнув языком. На худющем бледном лице глаза его казались гораздо больше, чем являлись на самом деле. — Какой же ты слабак… — Уйди, — прохрипел Барнс, с ненавистью прищурившись. Он знал: всё это — лишь плод его воспалённого воображения, последствия психологической травмы, рождающей больные образы в голове. Зимний Солдат — бесчувственный ублюдок с отсутствующим чувством жалости ко всему окружающему. У него нет личности, нет голоса. Да разве жалкое «Я готов отвечать» — это голос? — Прочь из моей головы. — Бедный, бедный Баки. — Убийца осклабился, ближе придвинувшись к границе зазеркалья и ткнув серым металлическим пальцем в своего носителя. — Как же ты не поймёшь? Я — это ты… И, прежде чем Баки сказал хоть слово против, тьма буквально засосала Солдата в свои недры, выплюнув наружу отражение побелевшего то ли от испуга, то ли от чего ещё лица Барнса с наполовину короткими волосами и зажатыми в дрожащих пальцах ножницами. Джеймс выдохнул сквозь всё ещё сжатые зубы, медленно успокаиваясь, как после очередного приступа кошмаров, и продолжил стричься, погрузившись глубоко в себя. Его не оставят. Зимний будет долбиться ровно до того момента, пока его не выпустят наружу. Тогда его будет не остановить… Но пока телом владеет Баки Барнс, до этого далеко. Длинные пряди были обрезаны до приемлемой длины довольно быстро, но ушло ещё больше времени на то, чтобы сделать из беспорядочных вихр нечто более или менее приличное, и вот уже через полчаса (или даже больше) в зеркале отражался сержант Джеймс Бьюкенен Барнс… Неулыбчивый, сломленный нацистами столетний Барнс, пришедший в негодность, отправленный собственноручно на свалку. Решивший, что может помогать Мстителям и тем самым искупить свои грехи… Зачем? Какой он к чёрту герой? Был им когда-то, это верно. Но не теперь.

 Не теперь… Сразу после того, как водяная струя смыла последние клочки, раздался требовательный стук в дверь. — Кто там в ванной забаррикадировался на три часа? — раздался недовольный возглас Старка. — Между прочим, тут и другие люди живут! Баки вздохнул и повернул ручку крана, перекрывая ток воды. С Энтони он никогда не цапался лишь потому, что когда-то лишил его самого дорогого и самого ценного в жизни, пусть тот и не догадывался об этом. Кроме Роджерса и самого Барнса, в тайну не был посвящён никто. Да и никто больше и не должен был узнать. Вообще. Никогда. Хоть и стоило сказать, мол, на базе есть ещё много свободных ванн, где можно привести себя в порядок, но Баки — это Баки. — Да какого… — Дверь резко распахнулась, и пыльный Старк удивлённо замер при виде хмурого Солдата на пороге. — О, — улыбнулся он в своей личной манере, только несколько вымотанно, — модная причёска, Барнс. Тот ничего не ответил. Мимолётно бросил взгляд на сына Говарда, но даже бровью не повёл, а просто вышел, ощутив брошенный ему в спину недоуменный взгляд. Тэри Буткуте и правда права. Он просто обязан двинуться с мёртвой точки и начать жить. А не существовать.