Котята и не-котята

Этот дом пережил много подобных праздников, но всё же выстоял. Шум за дверью был непонятен и даже несколько чужд — котята сами разбудили меня в тот день своим шебаршением. Очевидно, ребятки пытались сделать всё тихо, чтобы меня не разбудить, но у них этого не получилось: Сабля не выдержала и начала кричать на Шамана прямо напротив моей двери; пришлось отреагировать. — Вы чего не спите?! Такая рань! — хотелось крикнуть что-то еще, но, заметив, как мгновенно выцветают их улыбки из-за моего крика, я замолчала. — Н-н-новый… год же… скоро, — вперёд вышла Китя; заикалась, мямлила, боялась, но — вышла. Остальные стояли, потупив взгляд — в тот момент за мной ещё колыхался авторитет классной руководительницы, которая по умолчанию вселяла трепет в их юные сердца. Мне надо было выстоять, но хотелось захлопнуть дверь, чтобы не видеть их, чтобы не участвовать в этом... Празднике! «Ну, они-то ни в чём не виноваты», — как всегда издевался внутренний голос, будто видел эти детские лица, выражающие только растерянность и страх. — Да, — только и нашла, что ответить; и тихонько закрыть дверь. Скрыться, исчезнуть… Сесть напротив твоего портрета, закурить, выпустить дым и вспомнить, как ещё год назад едва не сошла с ума; как бегала и покупала тебе — больше несуществующему — подарок; как слушала чужие фейерверки, стоя на крыльце и понимая, что я всё ещё почему-то жива! Год пролетел. В моём доме — мои ученики, пожелавшие остаться со мной, решившие загубить свою жизнь окончательно. «Что они здесь делают? Зачем? Почему не выгнала?» — задавала эти вопросы, но знала ответы. Дом мой наполнился голосами, я ожила вместе с ними, но неминуемо вела этих детей к нашей общей гибели. В моём доме не бывает иначе. Не бывает. И это нужно было предотвратить. — Мы встретим Новый год, и я их прогоню, — обещала я твоему портрету. Тут же набрала номер Антона, но почему-то он был занят. Шорохи за дверью стали сопровождаться громкими перешёптываниями: — Поймают с этой ёлкой! — вроде бы это был кто-то из девчонок. — Сколько ходил в этот лес — не видел ни одного мента, — не приглушая свой голос, возразил Шаман. Вот, оказывается, куда сбегал этот сумасшедший мальчишка — в лес. «Они собрались поставить в доме ёлку?» — на этот раз я спросила сама у себя, не произнося ни слова; взглянула на календарь в вечно включенном стареньком компьютере: тридцать первое декабря. «Дети ждут от тебя чуда», — проворчал, усмехнувшись, внутренний голос, не хуже меня знающий, что чудес со мной никогда не случалось, а значит и сама я — на чудо точно не способна. Врала, погрузившись в свою трагедию, и опустилась на кровать, снова поджигая сигарету, вдыхая и выдыхая. Чудеса были. Были. Были. Новый год с родителями — всегда был чудом, но это я только сейчас понимаю, когда их больше нет, когда никакое волшебство не поможет мне вернуться в то время. Мама, весь день что-то готовящая к праздничному столу, наспех делала себе причёску, макияж, надевала новое платье, специально купленное для этого вечера; мы садились за стол, провожали старый год, ждали курантов по телевизору, чтобы снова прокричать «Ура!», обменяться подарками и наконец-то приступить к салатам, а ещё – к пельменям, которые лепили весь день всей семьёй; а потом — телевизор и сон… И стоило ли покупать новое платье для такого скучного вечера? Стоило. Теперь знаю, что стоило. В том и жило это волшебство: мы были вместе, и не было никаких страхов, не было никакой мерзости и пошлости в этом семейном кругу — я была ещё слишком мелкой, чтобы всё испортить. Портить начала как раз в тот год, когда познакомилась со всей вашей сраной компанией: ты, Андрей, Алёна, Гуля, Лёлик и придурок Стас. Так мне хотелось встретить Новый год с вами, что я готова была сбежать из дома, совершенно не представляя, что вы точно не будете собираться компанией с тридцать первого на первое, и, как я, будете взаперти семейного счастья с предками. Потому в тот год моим родителям только не клещами пришлось вытаскивать меня за праздничный стол из моей комнаты: вдруг мне стали противны все эти традиции, все эти салаты, шампанское, новое мамино платье... И я высказалась по этому поводу. Вместо праздника был скандал, который мама пыталась погасить, всё приговаривая: — …Оставим ссоры в старом году, садитесь за стол, пожалуйста… А я не уступала ни ей, ни отцу. Кричала до самых курантов, и отец на меня кричал; а потом я демонстративно выпила приготовленный для меня бокал шампанского... И закрылась в своей комнате. Стыдно. И слёзы в горле. Сейчас. А тогда — злилась и ненавидела. Дура. Какая же дура! И эти дети — такие же, но их нельзя обвинять только потому, что ни у кого из них нет такой семьи, которая была у меня, которую я сама же уничтожила. Смогу ли я подарить им такое же чудо, которое было у меня? Будет ли им это интересно, или они, как я в их годы, — топнут ножкой и разбредутся по своим комнатам? Не знаю. А ты бы что сделал? Я не помню ни одного Нового года с тобой. Раз пришлось встречать его в притоне Алёны, и сам понимаешь, это было мало похоже на праздник с волшебством и подарками; наверное, тогда родители и потеряли меня, поняли, что что-то не так. Потом я встречала его в доме Андрея, потому что не успела уехать к бабушке: заперлась в своей комнате и проспала, заткнув уши наушниками, потому что весь его дом гудел от пошлости и мерзости. А потом в моём доме ты стал таким редким гостем, что мне пришлось встречать Новый год с Антоном и всяким сбродом… Мы праздновали с тобой вместе что угодно, но только не ночь с тридцать первого на первое. Если, конечно, не считать прошлый год… Телефон в тот момент загудел на столе. «Антон». — Привет, Элька! С наступающим! — И… тебя, — выдохнула я, вдруг понимая, что, скорее всего, он тем и занят: готовится к празднику, и ему сейчас не до меня. — Что-то случилось? — перешёл он тут же на серьезный тон. — Нет, но… — я зачем-то задвинула портрет Штыря за экран, будто бы ему мог не понравиться мой разговор с его лучшим другом. — Но-о-о? — ждал продолжения Антон. Я прочистила горло от скопившегося никотина, метнулась по комнате, остановилась у окна. — Ты не мог бы прислать кого-нибудь с машиной? Совсем забыла про подарки, да и к столу столько всего… — Ой, ну, напугала! Сейчас подъеду, Эль! Собирайся давай! — Сам? — Ну, да, — снова веселился он, — собственной персоной! Мне тоже подарок сыну выбрать надо, а я и не знаю, чего ему дарить! У этой молодёжи сейчас интересы-то какие! Конфетами не удивить! Казалось, что Антон сошёл с ума: я никогда раньше не слышала, что у него есть сын, но вдаваться в подробности не стала. — Ладно, я жду тебя, — сбросила быстрее вызов, чтобы успеть одеться и посмотреть: какой фигни надо купить к новогоднему столу. Когда я вышла из комнаты, все были на кухне и ждали меня — время завтрака, к которому они успели приготовить яичницу, салат, кашу и бутерброды — видимо, я проснулась намного позже, чем они… Может, они вообще не ложились? На своё место я прошла в гробовой тишине, словно опять зашла в класс к ученикам; и от этого молчания едва не накрыло волнением, будто мне предстояло выступить с речью на педсовете, а у меня мало того, что нет учительского стажа, так ещё и половина этих учителей прекрасно знают, кто я такая и что происходило со мной в моей молодости. Впору было вновь укрыться от всех своей газеткой, с новостью о том, что Штыря убили несколько лет назад. «Дети ждут чуда», — снова напомнил внутренний голос, с более ехидной интонацией. Забрав нашу с тобой красную кружку со стола, в которую мне уже налили кофе, я наконец-то решила заговорить: — Девчонки, напишите список, что там надо для праздничного стола, я съезжу в город, куплю, — получилось это слишком надменно, по-учительски. Китя так и открыла рот, а Сабля зависла, явно задаваясь про себя вопросом: на чём это я собралась ехать? Только Шаман мгновенно объявил, что пошёл искать блокнот и ручку, Вий старался делать вид, что ничего необычного не происходит, но всё бросал свой подозрительный взгляд в мою сторону, а вот для Пса и Прищепки мои слова были просто посторонним шумом: так они были увлечены друг другом. — Ну... горошек, — приходила в себя Китя. — Вот! Вот! Я уже лечу! Я прилетел! Вот я! Пиши! — Шаман действительно только не летал, но всё его существо в тот момент было настоящим ураганом, который сменил свои порывы на дуновения, чтобы опустить около Кити ручку и бумагу. — Пишите, я пока соберусь, — объявила я, надеясь, что уже начала творить хоть какое-то волшебство. Стоило мне выйти, и в кухне начался галдёж, словно я дала им самостоятельное задание, вышла из класса, дабы они списали друг у друга и спасли своих отсталых соратников. Самым отсталым соратником в этот раз была я — их учитель… И я направлялась в общую комнату, чтобы постоять в относительной тишине, вспомнить, как здесь – около окна – всегда стояла ёлка, как разбирался волшебный вечный стол в две стороны, и он накрывался белой праздничной скатертью, которая обязательно потом была в пятнах от винегрета, селёдки под шубой и жира от курицы. Как давно у меня всего этого не было… — Эль, а что на горячее будем делать? — детский весёлый голос Кити, вырвал меня из воспоминаний. — Я предлагаю картоху и курицу! — тут же подхватила Прищепка. — Да подождите вы! — почти завопил Вий. — Какой бюджет? Сколько денег? — задавая эти вопросы, он внезапно уставился на меня, а я едва успела смахнуть слёзы. И теперь на меня уставились вообще все, молча спрашивая: почему я плачу? — Деньги… — до меня дошло, что именно про деньги я и хотела спросить Антона в первую очередь, но он меня обескуражил своими поздравлениями, а потом и новостью о сыне… — Деньги есть, не переживайте; пишите всё, что хотите, — врала и лихорадочно соображала, где теперь эти деньги взять, снова сбегала в свою комнату. Рефераты и курсовые не так уж много и приносили, и те деньги, которые у меня имелись — их едва могло хватить на тот самый горошек. — Это пиздец! — выдохнула я, но хотелось кричать, вот только крик мой вовремя прервал звонок Антона. — Я зде… — Стой! Самое главное забыла: ты мне деньги одолжить можешь? — вот так сразу в лоб, и нечего церемониться; а не одолжит — так и ехать нечего. — Да… б... Без проблем, — опешил он и добавил, что уже приехал и ждёт меня у дороги, потому что к моему дому — все тропинки снова замело. — Мне надо много, — уточняла я, путаясь в собственном свитере. — Эль, да говорю же: без проблем, выходи уже, — голос его снова повеселел — верный признак: без проблем. Запихав телефон в карман, я вылетела из комнаты, закрыла на ключ, обмоталась шарфом, схватила пальто…. — Дети мои! Список! Я ухожу! — кричала я, обувая сапоги, которые как назло не хотели застёгиваться. И дети окружили меня плотным кольцом. — Мы не знаем, что на горячее! — галдели девчонки. — А спиртное писать? — перебивал всех ехидный Пёс. У меня не было времени на подобные разборки — Антон ждал, потому я вырвала список из рук Кити и… — Всё привезу! Идите за ёлкой! Игрушки найдёте в кладовке! — это не было криком, это было каким-то непонятным мне тогда ликованием… Тем самым, с которым я год назад носилась по магазинам, чтобы… Неважно. В тот момент всё моё прошлое перестало существовать, и были только мои котята, которые провожали меня звонким смехом, галдежом… И сердце билось так часто, и улыбка не сходила с лица. — О, давно тебя такой не видел! — и Антон не мог этого не заметить: я ожила. — У меня гостей полный дом, а я и не собиралась ничего отмечать… — начала я. — Да, сейчас всё купим, не переживай, — отчеканил мой друг. — Спасибо, добрый дед Мороз Антон,— всё ещё веселилась я, и мы поехали в город. — А помнишь… — начал было он, но мы встретились взглядом, и Антон почему-то отмахнулся, добавив: — А, ладно… — Что? Договаривай уже, — а я всё лыбилась. Идиотка. Думала, что прошлого не существовало. — Да… — усмехнулся он, и в глазах промелькнула грусть. — Вспомнил, как Жека не успел на Новый год, дела там были, а утром приехал, не спал нифига, но такой букетище тебе приволок и это ещё… серёжки, что ли, какие-то… Не помню! Зашёл домой, орёт, а я на кухне как раз сидел, только проснулся, в себя приходил. Я ему сразу такой: тихо ты, Элька спит ещё! А ты не спала… — Помню, — оборвала я его, пока голос ещё был твёрдым, пока слёзы не начали душить. И не серёжки там были, а цепочка золотая с рубиновым кулоном, которую я в него и кинула в наш последний… разговор. А потом вообще – выкинула, потому что он, конечно, не забрал, когда уходил от меня навсегда. Потому и забыла этот единственный Новый год со Штырём. И фейерверки у нас были. Конечно, были. Мы вышли на улицу и запускали их полночи, а потом сидели с ним вместе дома, отогревались, топили печку, пили чай без спиртного, смотрели что-то… или слушали… — Извини, я не хотел, — прозвучало где-то в стороне. Первый и последний Новый год со Штырём. Опоздал. А через полгода – ушёл навсегда. Вот как это было. — Да нормально всё, — шмыгнула носом, стёрла слёзы — не привыкать. — Есть сигареты? А то свои забыла. Сигареты были около рычага скоростей, там же валялась зажигалка. Курили и ехали молча, и больше не хотели ничего вспоминать; только обмолвились тем, что лучше поехать в соседний город, где торговый центр Антона – там мы сразу всё купим, и минуем всякие очереди, а часа через два-три – я снова буду дома. — А гости, кто? — всё же спросил он позже, когда подъехали к его магазину. — Мои ученики, — не задумываясь, ответила я. — Приехали поздравить. — Круто! Мне бы и в голову такое не пришло. Видимо, они тебя очень любят: к училке на Новый год приехали… Вот и пойми этих молодых! — мы шли к его огромному магазину, а он ворчал. — Мне по списку купить продукты надо и подарки какие-нибудь… — прерывала я его ворчание. — А! Да. Вот, держи — подарки купишь, а список давай мне, сейчас девчонки тебе всё найдут, — он сунул мне карточку, а сам мгновенно исчез. Вот так я осталась посреди всего этого людского сумасшествия: среди голосов, чужих лиц, давно забытых запахов… Голова начинала кружиться; я не знала, куда идти, но куда-то шла по коридору, заглядывая то в один, то в другой павильон, и всё не решалась зайти хоть куда-нибудь, пока вдруг рядом не возник Антон. — Так, чего ищем? Говори, я тебе сразу найду… — тут же начал он, едва не беря меня под руку, но я почему-то испуганно отстранилась от него. — Мне надо что-нибудь для художника, эзотерика, очень умного парня и для парочки влюблённых, ну, и что-нибудь для почти такой как я сама: косметика, модные шмотки.… А, да! Мне ещё спиртное нужно… Шампанское там… — я наглела, и наглости моей не было предела. Это такая месть за то, что напомнил. Да, я должна была быть благодарна, но я мстила, потому что не хотела этого вспоминать; потому что следом за праздником вспоминалось и всё остальное, до самого последнего дня, до самого последнего слова... Штырь умер! Хватит! Теперь у меня появились те, кого я люблю, кого не хочу терять! И Антон водил меня по всяким павильонам, и все продавщицы, кассирши улыбались ему и едва ли не танцевали перед ним, оценивающим взглядом провожая меня. — Слушай, есть такая штука, типа телефона, только побольше, в ней рисовать можно, — он предлагал купить для Кити графический планшет, но такие подарки дарить своим детям не на свои деньги — я не собиралась. — Не-не, она традиционалист такой… Консерватор… Ей и красок крутых будет достаточно, — уверенно врала я, понимая, что Китя действительно одинаково будет счастлива что от красок, что от планшета. Быстрее всего мы выбрали подарок Шаману — был в магазине Антона целый отдел с безделушками: пластмассовые клыки на верёвочках от неизвестных пластмассовых животных, медные амулеты непонятных форм, чаи — в общем, какой-то хлам из прошлого северных народов. Купила для Шамана огромного ловца снов, надеясь, что ему понравится. Ещё проще было выбрать подарок для Сабли — настоящие фирменные духи, а не та фигня, которая воняла по всему дому и вызывала у меня приступы чиха и кашля одновременно. Ките мы тоже нашли какие-то дорогущие краски и кисти. Оставались Вий и Прищепка с Псом. И если для парочки влюблённых сошла бы и рамочка для совместной фотки, то выбрать подарок Вию — становилось всё сложнее и сложнее… — Может, крутую зажигалку или пепельницу? — предлагал Антон. — Он не курит, — устало отвечала я. — Хороший коньяк? — не сдавался мой друг. — И не пьёт, — выдохнула, понимая, что ещё немного — и куплю ему кружку, как год назад больше не существующему Штырю. — Какой-то занудный у тебя ученик: не пьёт, не курит, — начинал бубнить Антон. — Ну, не все же должны быть такими, как мы, — огрызнулась я, потому что меня вдруг задели эти слова: стало обидно за этого мальчишку, которого все только и использовали, а он оставался самим собой, не сдавался. — Таких, как мы, уже не будет никогда, — усмехнулся он чему-то своему. — Слушай, он читает очень много, может, книжку какую-нибудь? — осенило меня наконец-то. — Электронную! Там дофига книг сразу, — подхватил Антон. Это было равносильно что купить планшет для Кити, но почему-то для Вия не было жалко ничего. Может, это заглушенное чувство вины перед ним вдруг проснулось и решило вот так купить себе прощение. — А это тебе, а то ходишь всё с каким-то кирпичом, — коробка с новым телефоном; Антон кинул её в пакет, рядом с книгой для Вия. — Лучше сыну подари, — буркнула я, собираясь вернуть подарок. — Я ему лучше деньги подарю — пусть сам покупает, чё ему там надо… А ты как будто и не удивлена, что у меня сын появился, — он, видимо, ждал, когда же я начну спрашивать, но мне было абсолютно по барабану: сын у него или дочь, или он собаку завёл — плевать. — Ну, здорово же, — пожала я плечами. — Сколько уже месяцев? — спросила приличия ради. — Месяцев! — почти захохотал он. — Девятнадцать лет! В голове поднялись цифры, голове стало плохо. А сколько лет Антону? А мне? Девятнадцатилетний сын? У него? — Это как? — только и смогла выдавить из себя. — Да, потом как-нибудь расскажу, — вдруг он изменился в лице, словно кого-то или что-то увидел позади меня. — Пойдём в машину? — и, не дожидаясь моего ответа, хватанул под руку и потащил за собой. Решив, что вопрос о сыне — его так мгновенно изменил, сопротивляться я не стала. Мы вышли на улицу, наконец-то хапнули свежего воздуха. В багажнике и на задних сиденьях — куча пакетов, и мы закинули ещё парочку с подарками… — Выпивка… — вспомнила я, едва не развернулась обратно. — Да я взял, — Антон чуть ли не заталкивал меня в машину — видимо, слишком уж торопился, — там шампанского ящик, водка, пивас — молодняк много пьёт, поди, хватит дня на два, — продолжал мой щедрый друг. — Я тебе помогу донести, не переживай, — уловив мой взгляд на куче пакетов, выдал он. — Не надо, меня встретят… Извини, у меня там сейчас бедлам… — мне не хотелось, чтобы он видел моих гостей, чтобы он узнал и понял, что они живут у меня; мне не хотелось, чтобы они знали о моём друге Антоне. Мне не хотелось сталкивать прошлое и настоящее. — Да, я понимаю, — ответил Антон. И мы снова ехали молча. Курили. Он ругался на пешеходов, которые лезли прямо под колёса. Ругал водителей, которые, конечно, мудаки: напокупали себе прав, а теперь вылезли на дорогу; а я молчала. Снег не сыпал, и не было мороза. Всё было серым, и только гирлянды и плакаты-поздравления напоминали о то, что декабрь сменится январём, а потому сегодня ночью нужно веселиться… Странная традиция: отмечать даты в календаре. Антон выгрузил мне все пакеты, мы стояли и курили, а потом обменялись поздравлениями; я вернула ему его карту, про которую он совсем забыл, да и оставила бы я её себе, а то ведь уволилась из школы; но я отказалась, сказав, что всё равно скоро вернусь обратно — учителя всегда нужны, тем более, в маленьких городках. Я врала. Как и всегда. А Антон снова поверил. Поверил и уехал. Через несколько минут пришли Вий, Шаман и Пёс, чтобы помочь мне с пакетами. Не удивиться ящикам со спиртным они не могли и говорили, что надо было взять с собой санки; но Вий быстро распределил, кто и что понесёт. — Эля, а что там такое большое у тебя в пакете? Шаман как чувствовал свой подарок, но его тут же осадил Вий: — Да иди ты! Дома узнаешь! — А мы ёлку притащили, девчонки украшают уже, — успел похвастаться Пёс. — А чего у вас всё только девчонки делают? Готовить все вместе будете, времени мало, — я пыталась быть доброй училкой, но выходило плохо. Парни ничего не ответили, так и шли молча. Дома нас встречали девчонки, и я едва успела вырвать пакеты с подарками и спрятать у себя в комнате. В доме пахло хвоей. В общей комнате блестела мишура, мигала старая гирлянды… Почти как в детстве. А котята всё кружились около меня и спрашивали: нравится мне или нет? — Игрушки такие классные! Старые! — восхищалась Прищепка. — У моей бабушки такой же шарик был! — радовалась Китя. — А мама мне такого деда Мороза дарила, потому что денег не было, — и мрачно, и радостно бурчала Сабля. Когда перебрались в кухню — атмосфера стала ещё волшебней: Шаман и Пёс дурачились и даже втянули в это Вия: кто и что быстрее нарежет для салатов; девчонки иногда прикрикивали на них, мол, пусть или помогают, или уходят и не мешают, а потом переставали быть грозными и тоже прикалывались, обещая пересолить или и вовсе отравить кого-нибудь. И всё шипело, варилось, резалось, смешивались запахи, над нами парило какое-то невидимое ласковое солнце. Вечный стол встал посреди общей комнаты и снова стал большим, снова на него упала праздничная белая скатерть — вот так происходят чудеса. Вот так. За час до праздника я зашла в свою комнату, чтобы переодеться и забрать подарки. О новом платье я не позаботилась, но тряпья было полно — нашла что-то более-менее сносное. Вытащила твой портрет из-за экрана компьютера, но вдруг в тот момент этот портрет наконец-то перестал быть конкретно тобой; он просто стал предметом — обычным и скучным. Потому я мигом выбежала из комнаты к своему настоящему. Разложила подарки под ёлку, поправила скатерть, окинула взглядом наш богатый стол… — Я так устала, что, наверное, встречу Новый год и лягу спать, — почти стонала Китя. — Капе-е-ец, — тянула Сабля, — а мама одна такой стол готовила, — снова грустно и с улыбкой вспомнила она. Мне бы тоже хотелось вспомнить, но я отмела эти воспоминания — не в эту ночь жить в кошмарах прошлого. — Быть взрослым — тяжело, — ответила Китя. — Спать нельзя! — объявился Шаман. — Надо веселиться! — Да ты каждый день весёлый, — усмехнулся Вий. Они собрались за столом; усталые и нарядные. Мы проводили старый год под тост Шамана: — …Чтобы мы всегда были вместе! — такими словами закончился этот тост. Я знала, что «всегда» — всего лишь слово, придуманное какими-то идеалистами, утопистами, но стоило ли об этом думать тогда? Шаман взялся передразнивать президента, вещавшего в телевизоре, Пёс говорил, что Шамана за такое посадят, Шаман отвечал, что спрячется в лесу и его никто не найдёт. Пробили куранты, в комнате закричали, засмеялись, зазвенели бокалами и много раз произнесли слово «счастье». — Подарки под ёлкой! — объявила я, и мои котята слегка опешили все разом и переглянулись, потому что не приготовили никакого подарка для меня, но Шаман, как и обычно, сгладил ситуацию – кинулся к ярким упаковкам. — О, я знал, что самый большой подарок — это мне, — радовался он. — Новые кисти! — пищала от радости Китя. — Спасибо, — неловко произнёс Вий. — Офиге-е-еть! Эля! Это же такие дорогие духи! — Сабля была в восторге, и аромат этих духов мигом наполнил комнату. — О, как ми-и-ило! — и Прищепка была рада одинаковым футболкам для парочек. Чудо состоялось, но вместе с ним меня настигла какая-то пустота, доводящая до озноба и едва скрываемых слёз. Снова хотелось сбежать в комнату, но я глушила эту пустоту шампанским, а она не думала отступать – лишь накатывала всё новой и новой волной. Котята пытались петь, играть на гитаре, но алкоголь их быстро уморил в сон; выстоял, как обычно, только Вий, который помог мне убрать со стола, помыть посуду. Вий молчал, краснел, сопел — ему почему-то всё время было неловко: то ли потому, что он как самый главный из котят — не додумался приготовить мне хоть какой-то подарок, то ли что-то ещё, о чём я тогда ещё и не знала. — Что бы ты на самом деле хотел на Новый год? — а мне надо было заглушить свою пустоту, мне надо было говорить. — Я так долго выбирала, а выбрала… — Да нет, супер. Классно. Просто… Дорого, наверное? — вдруг он забеспокоился о цене… Сын богатенького папашки — переживал, что я потратила все свои сбережения на читалку. Стало как-то противно: так этот Вий был похож на Якова, своего отца, а Якова я впервые встретила у Андрея и Алёны — и прошлое снова обрушивалось, обволакивало и пожирало меня. Надо было сбегать. Сбегать к Штырю. — Не парься, это от деда Мороза, — из последних сил я изобразила весёлость и ринулась к выходу из кухни. — С Новым годом, Вий! Я пошла спать. Воздух в лёгких заканчивался, в глазах темнело — так обычно накрывает передоз, но я знала, чем себя откачать. Мне нужно было увидеть Штыря. Мне нужно было запереться в своей комнате. — Я почти смогла, видел? — вернуться к своему сумасшествию, закончить враньё, закончить всё это. Волшебство осыпалось за дверью серым пеплом; я смотрела на твой портрет, пока слёзы не стали застилать глаза. — Завтра всё кончится: завтра я их выгоню. Мы опять останемся одни, — снова врала. Врала и засыпала под собственное враньё. И это «завтра» растянулось на несколько лет. Такое вот было чудо.