К морю

Охруша закрыл рот, глаза, заткнул нос и одно ухо, второе за недостатком лап закрыть не получилось. Он надеялся, что хемуль-надзиратель не заметит, пойдет искать его куда-то в другое место. Но запах прокисшего молока и шарканье оповестили о крушении этих самых надежд. — Я знаю, что ты здесь, нарушитель. Хемуль наклонился, схватив его за волосы, вытащил и поставил перед собой. — Тебе предписывается прослушивание воспитательной беседы, пройдем, нарушитель. И он поволок Охрушу из темных казарм в свой кабинет. — Только попробуй нанести ущерб инвентарю. Здесь царил порядок: каждая бумажечка, каждая кнопочка имела свое место, личные дела, учеты и переучеты разложены по цветам. Два кресла, одно хемулю, другое посетителям, и прибитая к полу табуретка для воспитанников приюта. Охра сел на указанную табуретку и схватился за ножки для устойчивости: он не касался ногами пола. Хемуль достал из рядов папок одну, синего цвета, полистал ее, хмыкая, и раскрыл перед Охрушей. На развороте рисунок нарушителя в полный рост, описание изъятой одежды, самого преступления. — За совершенное правонарушение на совершеннолетних налагается крупное наказание. Но поскольку ты к ним не относишься, нарушитель, живи себе в приюте и исправляйся. — Но я же просто испугался. Я не нарочно. — Вот именно, а тебе запрещается испытывать испуг, нарушитель, и вообще терять спокойное состояние духа. Посмотри на свое ужасное преступление. Хемуль достал из ящика стола еще одну картинку. С минуту Охруша глядел на нее, сполз с табуретки и выбежал из кабинета. Хемуль-надзиратель аккуратно вложил рисунок с мертвой филифьонкой в папку. Охруша не вернулся под кровать. Он, как прилежный воспитанник, лег на нее и сложил руки на груди. В голове рычало чудовище, убившее филифьонку. И сейчас Охруша перематывал его цепью. *** Славка-завирушка только прилетел в Суоми и раздумывал, стоит ли начинать постройку гнезда или отложить это на потом. Встретиться с Овсяночкой, хорошо повеселиться. Вспоминая, как они в прошлом году чудно попели, покурили трубку, он склонялся ко второму варианту. Гнездо, высиживание яиц — это все успеется. Славка пока еще молод, незачем раньше времени отягощать себя обязательствами. Кто-то внизу шел по тропинке и насвистывал похоронный марш. Охра тоже никуда не спешил, тем более в приют, на кровать, идеально подогнанную под рост хемуля, но слишком короткую для него. Особенно Охра не хотел возвращаться сегодня, когда его не взяли в оркестр. Он нарочно медленно переставлял ноги, стараясь не думать о том, что, по всей видимости, пойдет на завод работать. Как все эти ужасные хемули. Провалился. Охра решил заглянуть перед сном в библиотеку, отвлечься от мыслей и расстройств. Библиотека в приюте очень-очень маленькая, сложно найти здесь что-то интересное, он пробовал. Книги по садоводству, по разведению кабачков, по филателии и юриспруденции. Книга Снорка «Мелодии и песенки», которую Охра перечитывал вновь и вновь, была сворована и припрятана у него под матрацем. Так что Охра хотел посидеть в своем уголке и подумать. На столе, за которым обычно хемули клеили марки, лежала новая книга. Охра тут же ее схватил, и, оглядываясь по сторонам, спрятал за пазуху. На коричневом переплете золотыми буквами было выведено: «Обычаи охр и легенды». *** — Носа больше не высуну, и не приходите и не уговаривайте. Я на все эти уговорки только фыркну. Малыш Фаллен репетиционно зафырчал, так что шерстка у него на подбородке задрожала. Пикник не задался: зачем сочинять песенку, если никто его не хочет слушать? Мю прямо сказала, что ей это не интересно. Мюмла сделала вид, но когда ее стали экзаменовать, отправила Фаллена следить за другими малышами. А каждому известно, как Малыши Фаллены ненавидят заботиться о ком-то. Конечно же, Фаллен ни секунды этим не занимался: поставил двух малышей драться за бутерброды с лососем и был таков. Фаллен досчитал до ста тридцати четырех, пособирал подол. Время шло, никто не приходил. Он приставил ушко к стенке кастрюли, под которой прятался, и прислушался: обычные лесные звуки, никаких зовущих его криков. И что они, не тоскуют и не скучают? Вздохнул и приподнял кастрюльку за край. На поляне было пусто. — Кажется, твои родственники воспользовались случаем и сбежали, — сказал себе Малыш Фаллен и засмеялся. Позлорадствовать над собой, что может быть чудесней? Светило солнышко, щебетали вьюрки. Злость и обиду на родственников можно отложить в сторону — в конце концов, не он пропустил отличную песенку про пауков и дикобразов. Он им еще это припомнит, а теперь его ждут приключения. Все те жуткие истории, которые рассказывала ему мама, ждали его где-то там, где озеро переходит в реку. Скатился на кастрюльке с пригорка, оглядел примятую траву и остатки костерка: ни одного бутерброда, эх. Мюмла и малыши наверняка уже вернулись домой, но его, Малыша Фаллена, им ждать не стоит. Толкая кастрюльку перед собой, он пересек поляну, окунул нос в прохладную воду озера и остановился передохнуть. Июльское синее-синее небо над головой и облачка, хочется подплыть к ним и нырнуть с головой. Кстати, облака похожи на манную кашу. Он высунул язык, но лизнул только воздух. Живот замяукал. Кажется, пора браться за дело всерьез и сразить парочку врагов на обед. Фаллен покопался в карманах: веревоки, пуговички, игрушка на случай, если он встретит котенка. Опа, опа! Он достал спицу для вязания и огляделся по сторонам. Пока жертв не было видно, но он их еще найдет. На ветке сидел Славка-завирушка. Малыш Фаллен точно бы с ним сразился, если бы Славка не пел так красиво и не было бы жалко его прерывать. Грибов не обнаружилось, даже поганок для врагов. Покружив, Фаллен уткнулся носом в заросли черники, наколол пару ягод на спицу, представляя, что синий сок — это кровь благородных врагов, и отправил их в рот. Подтащил кастрюльку и стал её наполнять, одну ягоду в рот, одну про запас, одну в рот, одну про запас. Что-то промелькнуло перед носом Фаллена и схватило черничину, за которой он нагнулся. Малыш Фаллен вздрогнул и обернулся. Некто подкрался так тихо, что он даже не успел выхватить спицу. Охра в черном балахоне, в розовых ботинках хмуро разглядывал Фаллена. — Это моя черника, я буду мстить! Малыш Фаллен совладал с возмущением и теперь тыкал Охру спицей. Он хотел, конечно, воткнуть её наглецу в глаз, но доставал только до плеча. «Мама бы не одобрила нападение на охр, они приходятся какими-то дальними родственниками», — промелькнула мысль, но он быстро от нее отмахнулся. — Прости, ты, кажется, сын мюмлы? — А ты, кажется, вор черники, дядь? — Помочь? — Да, помоги. Только, дядь, мог бы ты улыбнуться? Прибереги-ка свою серьезную рожу для кого-то другого. Охра попытался изобразить нечто, на что Малыш Фаллен махнул рукой, и они принялись за работу. Кастрюля и животики были заполнены, тяжело дыша, они растянулись на земле. — Тут рядом моя палатка, доползти бы, — пробормотал Охра. — Мне тоже надо чернику припрятать, пока кто-то на нее не позарился. — Я только помог, а мы, охры, существа самостоятельные и независимые, наш путь печален и одинок, и нам следует расстаться. — На этом моменте Охра вздохнул, то ли от тяжести пути, то ли от тяжести в животе. — Так дело не пойдет! Ты, дядь, думал, что легко от меня отделаешься? Ты теперь обязан донести меня до своей палатки, напоить кофе и выкурить со мной трубку. Во-первых, я твой четвероюродный брат, а во-вторых, ты съел мою чернику. — Голос Малыша Фаллена, возможно, звучал расслабленнее, чем обычно. Для убедительности пришлось ткнуть Охру в живот. — Хорошо. Но потом ты же уйдешь, чтобы мой путь оставался печальным и одиноким? — Да, конечно, — соврал Фаллен. Добрались они тяжело для Охры и медленно для Малыша Фаллена. — Я что-то притомился, давай еще перекусим. — Фаллен отпустил кастрюльку, которую нес, пока его нес Охра. Потом он окинул взглядом спутника: — Ну или я буду руководить, потому что ты выглядишь как тот, кто умеет готовить исключительно геркулесовую кашу. Пришло время пояснить, что и мюмлы, и охры совершенно отрицают расписания и часы. Время делится у них на утро, когда светло, вечер, когда темно, но не хочется спать, и ночь, когда ярче всего звёзды на небе. И мюмлы, и охры почти никогда не сходятся на том, что именно сейчас. Впрочем, что тем, что другим это не важно. Главное, что при таком раскладе невозможно опоздать. Провозились они с готовкой порядочно времени, по словам Охры. Разделались со всем в два счёта, просто кто-то слишком медленно выполнял указания, как это определил Малыш Фаллен. Но по наблюдениям обоих, овсяные оладушки вышли на славу. Горячие, сладкие, очень молочные. Особенно они были хороши с черникой, которую Фаллен зачем-то всыпал даже в кофе. Охра с Фалленом грелись у костра и облизывали пальцы, Малыш Фаллен решился нарушить уютное молчание: — Куда и откуда ты идешь, дядь? — К морю. Пишут, утром оно спит, покрытое розовым покрывалом. Ночью горит бирюзовыми огнями. Там поют и танцуют звери, разные другие существа. Можно присоединиться к ним. Если ты перетанцуешь морского конька и найдешь Морскую Королеву, то сможешь стать морским королем. Жить под водой, получить личную треску в слуги. — И ты хочешь им стать? — Нет, — очень быстро сказал Охра, так что Фаллен ему, конечно, не поверил. — А сам ты куда направляешься? — С тобой, раз представляется такая возможность. Если по пути мы найдем, с кем подраться, то еще лучше. — Нет-нет, так не пойдет. Взять тебя с собой я никак не могу. — И теперь ты меня прогонишь? — Фаллен попытался сделать мордочку, как можно жалобнее, внутренне закипая. Только он может решать, с кем быть и с кем оставаться, а не всякие нелепые Охруши с печальными глазами. Увидев, что его метод не возымел никакого эффекта, Фаллен перешел к другим техникам. — Что ж, зато больше никто у меня не позаимствует чернику. Ты иди спать, значит, в свою теплую хорошую палатку и оставляй бедного Малыша одного в лесу. Охра, все так же глядя, кивнул и махнул рукой. — Правда, спасибо тебе. Мне нужно поступать правильно. Малыш Фаллен некоторое время смотрел на догорающий костер и видел коньков, рыбешек, горящих медуз. Потом он, придерживая подол платья, прокрался к палатке, огляделся по сторонам, залез в предбанничек, прислушался к храпу Охруши и кое-что сделал.