Error

      Очередной поворот, когда музыка сменилась на другую, более изящную и плавную, и уносит конкретно, стоило услышать знакомый ритм. Плейлист специально так подобран, чтобы не мучиться позже, переживая по поводу смены треков в плеере, отчего следовало бы похвалить себя ещё раз за находчивость. Модерн уже давно сменился контемпом, поэтому ускорилась, в определённый момент рухнув на пол и свернувшись в клубок, дожидаясь смены бита, только потом резко подскочила, перекатываясь в поперечный шпагат и выгибая спину.       Дальше — фристайл, длящийся почти четыре трека подряд, но мне этого мало. В такие моменты, когда пот ручьём, а руки словно переваренный рамён, невольно ощущала себя живой, настоящей, а не марионеткой, какой заправлял искусный кукловод. Боль в мышцах отрезвляла, а танец со стороны смотрелся очень красиво — я на это очень надеялась. Поэтому и старалась, забыв об усталости и о слове «стоп», становившимся в такие моменты размытым и недоступным.       Неудивительно, но случайно оступилась в процессе несколько раз, но вовремя сориентировалась, обыграв танец в свою пользу, но особо сложные связки пришлось прогнать несколько раз, запоминая их взглядом и телом, неотрывно наблюдая в зеркало за движениями. Но и не только за этим.       Контроль эмоций, безусловно, очень важен, особенно на сцене, когда на тебя, попавшего под прицелы журналистов и камер, смотрит тысяча зрителей, практически заглядывает в рот, ловя каждое слово. Устаёшь жутко, обессиленной и помятой заваливаясь в общежитие, чтобы привести себя в порядок, и, кое-как боль пересиливая, идёшь на тренировку. Но только в танцевальном зале можно выплеснуть всё, что накопилось, и отпустить себя.       Из отражения смотрело затравленное нечто, готовое взвыть в любой момент от собственного бессилия, охватившего с головы до ног. Потому что невыносимо.       Невыносимо работать на износ, спать два-три часа в сутки и губить свой организм всякими диетами, от которых тянуло блевать каждый раз, когда в лицо пихали «здоровую пищу», в которой явно напихано много всякой дряни. Так ещё и при этом всём в рот имелась привычка заглядывать, следя за тем, чтобы всё было по правилам.       Как же раздражает!       Злость охватила с ног до головы, поэтому ускорилась, игнорируя песню и легчайшую хореографию к ней. Пусть не в такт, пусть нелепо и на уровне детского сада; Читтапон бы по заду настучал, если б увидел сие безобразие, но так гораздо легче выпускать пар, отключая голову и уносясь мыслями в другое измерение, где ничего этого не было: ни камер, ни боли, ни проблем — личных и не очень. Но тут же, неловко повернувшись на носочках, полетела в объятия пола, прокатываясь по нему и раздирая колени. Опять. Про ладони и говорить нечего — живого места на них давно не осталось, как и на самих руках, часто скрываемых за длинными рукавами.       Перекатилась на спину, закрывая лицо ладонями и продолжая лежать в одном положении, пока музыка не закончилась, а новые наушники не отправились в дальний угол. Мысли в голове разбежались по углам в этот момент, а собрать их в кучку не получалось: не было ни сил, ни желания. Как и после слушать нотации менеджеров.       Поскорее бы наступила глубокая ночь, когда все уснут, разбредаясь по комнатам. Тогда можно будет спокойно закрыться в своей комнате-студии и не выползать оттуда до утра, а после выслушивать претензии Цянь Куна, с чего-то решившего, что можно таким образом как-то повлиять на меня.       Наивный парень, не намного меня младше, но зато лидер известной группы, состоящей из семи, включая Куна, участников. Ничего не хочу сказать плохого о нём, я очень даже уважала паренька, но его влияние на меня не распространялось. Пора бы уже запомнить и перестать вмешиваться в мои дела. Да и по идее, если смотреть на вещи с формальной точки зрения, это я должна тихо ворчать и давать советы по поводу и без, потому что я, я, чёрт возьми, старшая, нуна, да-цзе — называйте как хотите.       С другой стороны, мне нравилось, чем я занималась, несмотря на то, что у популярности, как и у любой медали, есть и обратная сторона. Живёшь буквально по графику, встаёшь и ложишься по часам, посещаешь разные шоу (хорошие и не очень), где всегда закидывали либо вопросами с подвохом, либо странными заданиями, а если учесть ещё и тренировки по несколько часов в день, обучение вокалу и танцам и отсутствие времени на саму себя и на банальные звонки домой…       Хотя мне звонить-то, считай, некуда. Моя семья — это компания шести китайцев и одного вредного тайца, а гитара и пианино — неплохие дополнения к ней. Ничего, человек ко всему привыкнуть может, пусть и не сразу. Всё же со временем по-другому на вещи смотришь и воспринимаешь не так, как раньше. То, что удивляло раньше, теперь совсем не способно впечатлить, потому что взрослеем, выкидываем розовые очки и смотрим на мир реально.       Хотя реальнее уже просто некуда.       — Цзыюй! — слух слабо уловил знакомый голос, а через секунду, когда ладони убрали от лица, увидела взволнованное лицо Хендери перед собой. Руку мою крепко сжал, помогая с пола подняться.       Вот она, чёртова реальность: стены сужались и давили со всех сторон, а перед глазами всё плыло, дугами и зигзагами расползаясь, колени тряслись, а сердце, как ненормальное, чечётку отбивало. Это отвратительно. Поняла сей факт, когда взгляд на зеркало перевела, в котором чётко виднелся град пота на коже, а одежда всё тело облепила, каждое движение сковывая.       Да, именно такая любимица публики Чжоу Цзыюй в реальной жизни. Фанаты разбегутся, если увидят это безобразие, хейтеры злорадно потрут ладошки и пойдут строчить скандальные статьи, а Ли Суман, создатель всего этого безобразия, будет разбираться, перед этим, образно выражаясь, настучав мне по макушке за неосторожность и безалаберность.       — Ты в порядке, Цзыюй?       У Хендери в руках пакет с едой из ресторана. Кажется, звал меня долго, но я так и не откликнулась, потому что в моменты танца достучаться до меня очень сложно. Всё ещё тяжело стоять, поэтому облокотилась на младшего, при этом стараясь как можно меньше контактировать с Куньханом. Нужно сначала душ принять, а потом уже обниматься.       — А что, должно быть как-то иначе? Всё как обычно, — пожала плечами и натянула на лицо привычную ухмылку, без которой в общежитии или на тренировке никуда. Нужно же как-то говорить всем без слов, что я в порядке.       Пока внутри меня всё горело, пеплом своим посыпая и раздирая внутренности на атомы.       Но на лице Хендери ни грамма доверия, потому что парнишка слишком хорошо знал меня. Все мои повадки и привычки давно им изучены, чтобы делать выводы, врала я или нет. А врать в наших кругах приходилось постоянно. Ведь, если подумать, на наших лицах постоянно маски, скрывающие настоящие чувства и мысли от остальных. Вряд ли фанатам известно, как мы, прибыв в общежитие после выступлений, расходились по противоположным углам и не произносили ни слова, пытаясь проанализировать случившееся и сделать какие-либо выводы для себя.       Такое молчание обычно угнетало, но мы привыкли к нему, хотя сам процесс адаптации довольно трудный. Хендери было сложнее всех, потому что он парень открытый и очень эмоциональный. Как ребёнок, хотя для меня он ещё дитё малое, о котором нужно постоянно заботиться. По нему сразу не скажешь, что звезда, если посмотреть на него за кулисами. Серьёзности ноль, на лице постоянная улыбка, искренняя, в отличие от моей, а во взгляде столько теплоты и искр, что согревают, едва только посмотришь в тёмные карие глаза.       — Нуна, — закатила глаза на обращение в корейской манере, но промолчала в этот раз. Привыкла как-то да и суть одна. — Может, прекратишь уже?       Невозможно отказаться от всех своих привычек за один раз, тем более, когда об этом попросят. Легко сказать, но гораздо труднее взять и сделать. Всё ведь должно быть постепенно, медленно. Я же не могла по той простой причине, что тогда это буду уже не та «я», которую привыкли видеть окружающие. Но ведь это, в то же время, нечестно по отношению к Хендери.       Я чувствовала себя последней мразью, притворяясь, когда Куньхан первый увидевший меня настоящей: с синяками под глазами от постоянного недосыпа и из-за нервов, зарёванной, полностью разбитой и… пьяной, да.       Тогда я уже была далеко не новичком, а вполне себе самостоятельной артисткой, выступавшей сольно на своей родине, в Китае. Стоя на сцене, я надеялась увидеть своих родителей, которые после стольких уговоров обещали прийти и посмотреть. И увидела, чёрт возьми. Пришли всё же. С разочарованием во взгляде и с гневной тирадой после, когда наша встреча всё же состоялась. Обидные слова о том, какая же я бездарность, неумёха и разочарование, лились рекой, а я ничего не говорила, молча стояла и глотала слёзы, глядя на них в упор, чувствуя, как боль плёнкой стягивала внутренности, струясь по венам вязкой патокой. Сказать что-то плохое родителям я не могла, потому что меня воспитали такой эти люди, никогда не считавшие меня за дочь. Просто игрушка, которой можно похвастаться перед знакомыми, а дома говорить друг другу истинное мнение обо мне. Ведь я не оправдала их надежд, подавшись в артисты, так ещё и в Южной Корее осталась, где будучи несовершеннолетней (по меркам страны) прошла субботнее прослушивание в «SM Entertainment» — компанию, которая как раз набирала людей.       «Предательница».       Это слово хлёстко ударило меня, добив окончательно. Нервы сдали, когда я, приехав в общежитие, закрылась в своей комнате и достала подарочек за хорошую работу от Ли Сумана: французское красное вино какого-то там года выдержки. Крепкое, зараза, унесло меня после третьего бокала. И надо было в этот момент Куньханю заявиться ко мне в комнату, чтобы найти лишнюю зарядку на айфон. Но вместо искомого наткнулся на меня, свернувшуюся в клубок и всхлипывающую, почти рыдающую в три ручья. Было больно от такого отношения ко мне. Я не хотела ничего рассказывать, ведь отношения с парнями тогда были не очень, но алкоголь всегда делал меня поразговорчивее, вот и выболтала всё, делясь тем, чем никогда не делилась ни с кем. Да и не с кем было, потому что друзья отсутствовали и до дебюта. Хендери ничего не говорил, удивив этим, позволяя выплакаться, чтобы потом просто притянуть к себе.       Я не помнила, что он мне говорил тогда и говорил ли вообще хоть что-то, но после наши отношения как-то даже поменялись, возможно, в обратную сторону. Сначала я подружилась с Куньханом и Читтапоном, обретя в лице последнего хорошего друга и хорошего собутыльника, а после с Куном и остальными парнями, узнав их немного лучше. Не сказать, что это было легко, но и не так сложно, чтобы жалеть о таких вещах.       Вся эта заварушка началась не так уж давно, кажется, года три прошло. Когда группа под названием «WayV» только-только сформировалась, Ли Суману, продюсеру и основателю агентства, пришла в голову безумная идея: продвигать китайский юнит музыкальной группы NCT, состоявшей на тот момент из восемнадцати участников, вмешав в это дело меня — Чжоу Цзыюй, больше известную как «Ева», решив, наверное, сэкономить бюджет компании. Являясь на тот момент единственной китайской соло-артисткой SM, я должна была продвигаться в основном у себя на родине. Но не просто продвигаться, а быть практически под боком у WayV, гастролируя по турам и деля с ними одну жилплощадь. Так ещё и в группе числиться. Наверное, это один из грандиозных планов Ли Сумана: женско-мужская группа.       Согласилась я на такую тупость по одной простой причине: хотела домой жутко, увидеть родителей и, наконец, вдохнуть запах родного Пекина, прогуливаясь по знакомым с самого детства улочкам. Это было невозможно из-за практически забитого расписания. Парни проблемой не были, мы практически не общались с самого начала и эту затею приняли скептично. Поэтому я беспрепятственно по вечерам сбегала из общежития, блуждая по тем местам, когда-то посещаемых мною в далёком детстве, не забывая о конспирации.       А сейчас я чётко понимала, глядя на парня перед собой, что родители практически преподнесли мне подарочек.       — Что именно нужно прекратить, Дери? Я ещё даже не начинала, — на моих губах привычная улыбка, кажется, она скоро приклеится ко мне. Ни один мускул на лице не дрогнул, когда увидела поблекшую улыбку Куньхана, зато внутри что-то с громким треском сломалось тут же.       Возвращаемся к прежним истокам, да, Цзыюй?       Пожалуй, правы были парни, назвав меня как-то однажды стервой в одном из разговоров. За глаза, но не лично мне. Но ведь, если так прикинуть, женщины в большинстве своём такие. Стервозность, присущая нам — не порок, а защитная реакция организма. Но не всем мужчинам дано понять это.       Поддавшись непонятному порыву, я резко потянулась вперёд, протягивая руки, обвивая ими опешившего от подобных действий парня и утыкаясь носом в крепкое плечо. Устала. Чертовски вымоталась, потому что скоро концерт, который почему-то будет в Америке прямо во время тура «Super M» — смешанной группы — очередной задумке продюсера. Ему, кажется, нечем заняться, раз меня в последнее время не отправляли в туры отдельно от парней. Только с кем-то из них, хотя это тупо.       А как же известный принцип: мальчики — налево, а девочки — направо? Хоть мы и не в Средневековье, а Корея страна достаточно толерантная, но меру же знать надо. Или же просто решили поднимать популярность на фансервисе. А что? Фанаты в восторге, а денежки в кармане.       — Ты чего, Цзыюй? Не переживай, всё обязательно будет хорошо, — парнишка неловко похлопал меня по спине, отводя глаза в сторону, а я отстранилась и с поджатыми в тонкую линию губами отошла в дальний угол, чтобы взять свой рюкзак и стрелой вылететь за дверь, оставив позади грустно вздохнувшего Куньхана.       «Не будет, Дери, больше не будет...»       Шаг за шагом, бегом по битой бутылке, ступенька за ступенькой. Разбушевавшееся сердце чечётку бешеную отбивало, а пульс где-то в висках стучал, вынуждая задыхаться слишком рано, едва успев почувствовать лёгкими прохладный воздух, пропитанный всеми возможными ароматами города. Ничего, общежитие совсем рядом, всего в паре кварталов, я отчаянно убеждала себя в этом. Но собственные ноги будто свинцом налились, вынудив остановиться возле двери и схватиться за ручку.       Чувствовала каждой клеточкой, как грудную клетку медленно сдавливало, а кислород ускользал по капле, погружая в омут с головой. Из горла вырвался сдавленный всхлип, больше напоминающий карканье ворона, а перед глазами густая пелена.       Хотелось прямо сейчас банально плакать в одиночестве, занимаясь привычным самобичеванием, погрузившись в комплексы и ненависть, но вместо этого нужно было улыбаться сквозь внутреннюю боль от накопившегося груза ответственности и всех тем проблем, коих слишком много в последнее время.       А ещё от хорошего отношения парней ко мне, незаслуженного и в помине. Возможно, я просто привыкла к прошлому, раз что-то доброе теперь воспринималось с недоверием. Постоянно ждала подвох от них, будто в любой момент подойдут и что-то сделают, от чего не велик риск сойти с ума и, поддавшись внутреннему порыву, причинить себе боль куда большую.       Но в памяти вновь лицо Хендери всплыло. Затравленное и жалостливое, смотрящее на меня с какой-то преданностью, словно щенка пнули, от этого ещё больше противно. Я ведь для него хорошая да-цзе, пример, на который можно равняться и просить совета. Наверное, я просто не в силах ответить взаимностью: не о ком было заботиться.       Или я просто такая мразь бездушная. Снежная королева, сердце которой не способно ничего растопить, какие бы старания не были приложены. Всегда блистающая на сцене, но в реальной жизни полная противоположность.       Эта Ева сильная. Ева открытая и весёлая, улыбающаяся всем и каждому, раздающая автографы с лёгкостью, танцующая с грацией дикой кошки и вытягивающая все ноты в собственных песнях идеально. Чжоу Цзыюй — иная. Заёбанная жизнью, выдавливающая из себя улыбку, больше оскал акулы напоминающую, работающая на износ, не знающая слова «стоп» и ответных шагов навстречу, практически поселившаяся в тренировочном зале. Цзыюй равно вредным привычкам, куче комплексов, самобичеванию и ненависти к самой себе. Если Ева — удача, то Цзыюй — разочарование.       Хранить в себе несколько личин сложно, но гораздо сложнее ужиться с ними в одном теле и не сойти с ума. Это хуже раздвоения личности, но лучше шизофрении, хотя практически одно и то же.       Хватит!       Постучала несколько раз по груди, чтобы унять истерику, и только потом, набрав нужный код, мышью проскользнула в общежитие, погруженное в приятный полумрак. Глаза привыкли к темноте почти сразу, а тихая поступь шагов отдавалась в ушах. Пальцы нервно впивались в ладони, чтобы боль отрезвила, а я не сорвалась вновь.       Не хотела, чтобы кто-то видел меня такой, потому что всегда найдётся тот, кто начнёт жалеть, делая ещё хуже. Жалость, по моему мнению, самое отвратительное чувство, что может испытывать один человек к другому.       Нервно оглядевшись по сторонам, оказалась в своей комнате и закрыла дверь, провернув несколько раз замок, чтобы никто не зашёл. Здесь всё совсем по-простому, ничего лишнего. Белые стены, увешанные парой-тройкой плакатов со знаменитостями; минимум мебели, за исключением большой кровати у стены, куда тут же и отправился рюкзак, тумбы с парой фотографий в рамках и электронным будильником на ней, потому что я всецело за минимализм; напротив окна, завешанного кремовой занавеской, устройство для звукозаписи со всем её составляющим.       Пытаясь унять отголоски недавней истерики и сделать так, чтобы ничего вновь не повторилось, я надела наушники и приступила к привычному делу. Не одна тетрадь исписана, ведь слова обычно способны отразить всё то, что я чувствовала в той или иной момент. В который раз возвращалась к любимому хобби — написанию песен и их продюсированию. Хорошо, что меня особо не ограничивали в этом, дав свободу действий.       Слово за словом, строчка за строчкой, прыгающие перед покрасневшими и уставшими глазами после нескольких бессонных ночей подряд, и на бумаге старательно вырисовались родные иероглифы, разбавленные английскими словами. Внутренняя боль, грызущая долгое время, выплёскивалась вместе с ними, ложась на крафтовые страницы тетради, и постепенно утихала, создавая вокруг меня успокаивающий кокон.       Но кое-что не давало сосредоточиться полностью и погрузиться в процесс с головой. Где-то на столе уже несколько секунд вибрировал телефон, опасно придвигаясь к самому краю и грозясь вот-вот упасть на пол. Ловко перехватила ускользающий гаджет и, мельком взглянув на экран, приняла вызов, зажимая телефон плечом, одной рукой откладывая в сторону тетрадь, а второй рукой пытаясь нащупать укатившийся в угол карандаш.       — Если ты не выйдешь из комнаты через тридцать секунд, я за себя не ручаюсь, Чжоу Цзыюй! — Читтапон недоволен, а это может означать только то, что лучше ему не перечить. Какой же он вредный, в самом деле. — Время пошло. Двадцать девять…       Закатила глаза и нарочито медленно пошла к двери. Таким же образом повернула и ключ, слыша с другой стороны копошение и гневное бормотание. Значит, ещё не всё потеряно. Резко распахивать дверь — рискованно, но всё же это сделала, чудом каким-то не врезав тайцу по лбу. Раздражённое шипение довольно отчётливо удалось разобрать, к сожалению, наполненное нецензурными выражениями на английском — Тэн с китайским немного на «Вы».       — Fuck!       — And I love you too, Chittaphon, — и отправила шутливый воздушный поцелуйчик в качестве доказательства.       Раздражения как не бывало, но улыбаться искренне всё равно не получалось. Невозможно даже оскал выдавить из себя.       — У нас собрание, — всего три слова, а я уже закатила глаза, но всё же вслед за тайцем устремилась, буравя крепкую спину недовольным взглядом и невольно подмечая выступающие позвонки. Несмотря на длинные рукава леопардовой рубашки, скрывающие руки, от моего взора не ушли расцарапанные запястья и покрытые мозолями ладони.       Я всегда знала, что Тэн работал на износ. Сутками пропадал в тренировочном зале, оттачивая каждое движение для совершенства и сбивая дыхание до глухого хрипа. Тяжело быть одновременно и ведущим танцором группы, и певцом, у которого невероятный голос и харизма, покорившая зрителей сразу, когда он только дебютировал. А сейчас приходилось метаться по нескольким группам одновременно, включая временную, наверное, Super M, продвигающуюся за пределами Кореи, в основном, в штатах.       Только вот характером это недоразумение не вышло.       На кухне собрались почти все, включая заспанного Сычёна, решившего вздремнуть до прихода лидера Куна на моём плече. Неловко приобняла его, усевшись на свободный стул, предварительно убрав оттуда ноги Лукаса в тяжёлых ботинках. На Хендери, сидевшего напротив, старалась не смотреть — просто не выдержу. Тэн устроился рядом, повторив действие Сычёна, на что я вздохнула и пододвинула к себе вазочку с крекерами, в наглую таская и игнорируя диету, на которую меня опять посадили, чтобы «смотрелась на сцене превосходно и в новый костюм влезла». Пусть первый пункт вытекал из второго, но организм требовал еды, потому что последний раз он получил её сегодня утром, да и то простую воду из бутылки, купленную в ларьке неподалёку от общежития.       ЯнЯн, самый младший участник группы, суетился у плиты и что-то готовил, наверное, вкусное, судя по запаху, от которого слюни потекли тут же. Широко улыбаясь во все зубы, парнишка поставил передо мной тарелку с дымящимся супом из морепродуктов.       — Да-цзе пришла, — прошёлся рукой по моим и так взлохмаченным волосам, продолжая улыбаться. — Решила всё же выползти из своей берлоги, солнышко?       На это я просто пожала плечами, стараясь при этом всём не спихнуть головы Тэна и ВинВина, и молча приступила к еде. Настроения не было разговаривать, так ещё и от взгляда Куньхана неуютно. Но что-то было не так. Поняла это, заметив отсутствие Сяо Деджуна. Если с Куном всё понятно, тот любитель гулять и размышлять о многом, то с последним вообще ничего не ясно.       Бывают люди, к которым тянешься сам, на подсознательном уровне чувствуя, что это именно твой «тот самый» человек. Но есть ещё один тип человека, к которому ты вроде бы тянешься, но всё равно чувствуешь себя не в своей тарелке рядом с ним. Сяо Деджун как раз именно такой. Если честно, я не могла находиться с ним в комнате наедине слишком долго, а разговаривать — сплошная пытка, от которой уши горели постоянно, а где-то в горле застревал ком. Мы всего лишь одногруппники, даже не друзья или приятели.       Я ничего не знала о нём, а Сяоджун вряд ли что-то знал обо мне. Единственное, что мне было известно — это его чистый голос, созданный для пения. Да, именно по этой причине он главный вокалист группы.       Спустя минут пять в комнату вошёл Кун, а следом за ним и предмет моих мыслей, отфыркивающийся на тихие реплики лидера. Не могла сдержать смешок с ярких синих волос Куна, видимо, покрасили для следующего выступления, которое запланировано уже совсем скоро. Но на нём меня не будет, возможно, потому что Super M.       — Всем привет, — практически пропел Сяоджун, усаживаясь на свободный стул, по случайности оказавшийся слишком близко ко мне, так, что наши колени столкнулись, а отодвинуться в сторону вообще никак нельзя. Шикнула рассерженно и чуть съехала ниже, развернувшись корпусом в другую сторону, стараясь не смотреть на растрёпанные светлые с розовым в свете лампы отливом волосы.       Рядом с Сяоджуном было и хорошо, и до ужаса странно. Он излучал тепло, но в тоже время его окружал какой-то едва ощутимый холод, в котором я горела, когда наши пальцы соприкасались во время тренировок или каких-то иных действий. Странно осознавать, но наладить отношения с этим парнем — то, чего хотелось и не хотелось одновременно.       Сяоджун — нечто, сотканное из того, что я любила и ненавидела одновременно, и это пугало, как и заливистый смех, заставивший вздрогнуть и подивиться ненормальной реакции на этого парня. От неожиданной мысли, выплывшей из глубин мозга слишком резко, отскочила в сторону, сдвинув со скрипом стул и врезавшись спиной в живот ЯнЯна, державшего горячий половник, который, естественно, долго в руках не задержался, как и сам кипяток. Я вскрикнула, когда ощутила волну жара, прокатившуюся по предплечью и ухнувшую вниз, оставившую на коже ожог, от которого слёзы на глазах, а нервы скрутились в тугую спираль, взорвавшуюся мгновенно резкой вспышкой боли.       — Вот как же ты так? — Кун быстро сориентировался: взял полотенце, смоченное холодной водой, и положил на обожжённые участки, в то время как Хендери ринулся в ванную комнату за аптечкой, а сам виновник суетился рядом, пристыжённо опустив глаза в пол.        Сейчас очень сильно хотелось заорать в голос от собственного бессилия. И дело далеко не в физической боли. Она просто отошла на второй план, освободив боль моральную и чёртову усталость, впившуюся в грудь острыми клешнями. Мне просто всё надоело. Достало, вымотало, а тут как раз ситуация из разряда «тупой и ещё тупее», ставшая последней каплей в переполненной чаше терпения.       Нужно что-то сказать, но я не в силах - не могла, вот и всё. Просто опустила глаза в пол, ощутив себя круглой дурой. Со стороны, наверное, это смотрелось так же ужасно, как и порвавшиеся на причинном месте штаны во время важного мероприятия, но по-другому никак.       — Прости, пожалуйста, да-цзе, я…       — Всё хорошо, ЯнЯн, — протянула здоровую руку, касаясь запястья младшего, чтобы тот поднял голову и посмотрел на меня, как сейчас, и улыбнулась. При этом чувствовала, как внутри всё резко сжалось до хруста в позвонках. — Сама виновата.       Ведь правда, вина моя здесь была куда большая, чем у ЯнЯна — невинного ребёнка, которого защитить хотелось куда больше, чем кого-либо другого. Как бы он не выводил меня из себя своими выходками, смахивающими на ребячество, я не могла даже повысить на него голос, но взгляды недовольные кидала, игнорируемые нагло.       А всему виной собственные слабости, от которых так просто не избавиться. Их просто слишком много, все они засели глубоко внутри, став неотъемлемой частью меня.       Разглядывая красную кожу, горевшую при каждом касании к ней, до меня дошло, что придётся носить вещи с длинным рукавом, чтобы сие убожество как-то прикрыть, а во время выступлений, в зависимости от их концепта, наносить слой грима. Особо удивляться нечему — не первый раз ведь.       — Вы просто развели драму на пустом месте, — фыркнул Сяоджун, сдувая со лба непослушную прядку, тут же вернувшуюся назад. — Кун-гэ, скажи уже, зачем ты нас всех собрал.       Кун говорил много, но я не особо вникала в его слова, мыслями находясь не здесь, а за пределами комнаты — там, где не было раздражающих факторов в виде родителей, плотного графика, благодаря которому я со временем забыла о нормальном сне, вездесущих менеджерах, контролирующих всех и вся, и человека, — неожиданного, — из-за которого дрожь сковывала тело, колени подкашивались, а тахикардия не заставляла себя долго ждать.       Видеть его перед собой — пытка. Смотреть невыносимо, потому что, чёрт бы их побрал, глаза цвета жжёного сахара, в которых утонуть легко, а выбраться — шанс один на миллиард, то есть невозможно. Они будто в душу заглядывали, цепляясь за неё и застревая глубоко внутри, вытягивали из меня все соки, пробирали до дрожи и примораживали к месту, заманивая в ловушку.       — По словам менеджеров, наше совместное выступление перенесено на более поздний срок, подробности узнаю потом, но расслабляться всё равно нельзя. Предлагаю возобновить тренировки с завтрашнего дня. Теперь, что касается вас троих, — взгляд Куна скользнул по мне. — Так как платформа для шоу сломалась, придётся репетировать номера в Сеуле. Поэтому, Тэн, Лукас и Цзыюй, ваш вылет завтра в восемь утра. Билеты я уже взял.       — Какого, прошу прощения, чёрта ты решил сообщить об этом только сейчас? Ещё бы за час до самолёта сказал, — возмутилась тут же, теряя остатки самообладания, в то время как Кун и остальные абсолютно спокойны, в отличие от меня — взбешённой и обессиленной, ощущавшей, как язычки пламени подбирались к сердцу, вынуждая задыхаться физически.       Опять это началось. Вновь то ощущение, будто злоба вцепилась в горло, а кровь бежала по венам быстрее, знала — это ненормально. Как и слышать в голове, помимо гула и стука крови, одно единственное слово.       Истеричка. Истеричка-истеричка-истеричка!       Фраза орала в мозгу, вернув меня в дни, когда это я слышала каждый день. Старший брат, заменяющий мне няньку, потому что родители пропадали на работе сутками, решивший, что имеет королевский статус, пытался сделать из меня грушу для битья, что у него почти получилось. Правда, со всеми издёвками, сыпавшимися на меня градом, он не учёл того, что какая-никакая, но сила всё же имелась. Сила, которая отправила его в травматологию с разбитым лицом, а меня саму — с повреждённым пястно-фаланговым суставом, который, к счастью, вылечить удалось. Родителям мы наврали, когда вопросы посыпались, отвечая, что, мол, наткнулись на пьяную компанию в подворотне, а брат, как настоящий герой, защитил младшую сестру. А те поверили всем словам ШиРо.       — Пойду проветрюсь, — в горле пересохло. Встала с места и удалилась в коридор на дрожащих ногах, попутно натягивая толстовку и не слыша ничего из того, что мне говорил Сычён.       Надоело. Достало. Хватит!       — Цзыюй, — замерла на пороге, на миг ощутив характерный запах корицы, от которого крышу сносило постоянно, вдохнув его полной грудью. Слишком близко, чувствовала даже чужое дыхание на своей щеке и руку на своём запястье. Резко развернулась, встретившись взглядом с Сяоджуном, растянувшем губы в насмешке, режущей не хуже ножа. — Приятной тебе дороги.       Дёрнулась, как от пощёчины, глядя на парня с презрением, на которое только была способна, хотя не особо вышло, а затем всё же выбежала на улицу, слыша за собой ненавистное слуху «истеричка», добивающее конкретно.       Сама виновата, дура чокнутая. Думала, он остановит? Наивно.       Это будет самая долгая и отвратительная ночь, потому что ноги сами несли меня по улице в сторону квартала «Красных фонарей», где обычно многолюдно даже в это время суток. Шагая по знакомому месту, прижимая сжатые кулаки к грудной клетке, слышала на периферии, среди всего этого гула разномастной толпы, сдавленные всхлипы, которые, как поняла после, исходили от меня.       — Слёзы всё смоют, ты только поплачь, Цзыюй, — тихо шепнула сама себе, зарываясь руками в тёмные волосы на затылке и откидывая голову на кирпичную стену дома, съехав спиной вниз и уткнувшись носом в коленки, скрытые драными джинсами.       Слишком неправильно всё это было. Я не должна убегать и прятаться от всего происходящего, но всё равно бежала, зная, что от ярлыков «трусости» и «слабости» потом будет трудно избавиться.       Время медленными шажками приближалось к отметке «полночь», но я не двигалась с места, игнорируя звонки и сообщения от Куна и остальных, за исключением Сяо Деджуна. Он не позвонит даже под дулом пистолета, потому что я чужая для него, что уж тут говорить и отрицать истину. Сяоджун возмущался громче всех, когда в тот день директор объявил обо мне, говоря парням после, что «эта девчонка всё разрушит».       Наверное, всё же разрушила. Ведь Цзыюй вечно портила и ломала всё вокруг себя. Если бы я только знала, что именно не так сделала…       Прямо сейчас, среди незнакомцев, сновавших туда-сюда, я чувствовала себя до ужаса одинокой.