***
- Ники! Ты где слов то таких нахватался!? – говорящий и еще человек двадцать вокруг костра покатываются со смеху, гремя посудой и хлопая себя по коленям. - С кем поведешься, от того и наберешься! – цесаревич корчит лицо и показывает язык. - В голове дурь одна, – мужчина дожевал и продолжил увещевать князя, - О делах государственных кто думать будет? Я что ли? Раздался всеобщий взрыв смеха. Языки пламени весело извиваются вокруг подброшенного хвороста. Слышится запах дыма и приготовленной еды. - Без тебя разберусь, что мне делать, – с напускной развязностью отвечает Николай. На секунду он бросает хитрый взгляд по привычной траектории – через два человека от него сидит чернобровый широкоплечий юноша. Во взгляде читалось «пусть смеются надо мной, если хотят, но ты-то, думаю, понимаешь какой я на самом деле». Молодой казак со смоляными кудрями редко вступал в разговор, предпочитая рассматривать диковинного цесаревича и улыбаться его выходкам. Обычно сдержанный Николай, под влиянием пережитых дневных приключений, сытного ужина и пары стопок горькой, сейчас был необыкновенно весел. Участвуя в беседе, он каждый раз следил за реакцией тихого соседа и радовался про себя, когда тот смеялся над его шуткой. Кто-то затянул песню и один за другим мужские голоса стали подключаться к хору. Свет костра освещал лица охотников. От теплого ветра на высоких соснах трепетали иголки. Сверчки, усевшись по всей поляне, создавали мелодию летней ночи. Раскрасневшись, цесаревич увлечённо обсуждал с товарищами преимущества той или иной породы лошадей. - Господа.. господа! Никто из вас не сможет поспорить с тем, что «Кобылица молодая/Честь кавказского тавра…», – высокопарно продекламировал князь. - «Что ты мчишься, удалая?/И тебе пришла пора», – продолжил за ним тихий низкий голос. Все удивлённо обернулись к юному казаку. - Что, съел, Ники? Не ты один можешь красивые разговоры говорить! – сидящий подле князя мужичок хлопнул его по спине. Все расхохотались. Выйдя из оцепенения, цесаревич, смеясь, наклонился к юноше, чтобы пожать ему руку, и, сбавив тон, произнёс: - Я сразу понял, что ты необыкновенный. Бархатные нотки в голосе и мягкое рукопожатие словно пустили ток через тело брюнета, светлые глаза смотрели неотрывно. Стараясь стряхнуть наваждение, юноша ответил на рукопожатие. - Тут совпадение… У меня, понимаете, небольшая книжка его стихов. Я и запомнил случайно. - А могу я взглянуть на эту книгу? Знаете, как говорят, Пушкин – наше всё. - Да у меня в сумке, – казак поспешно поднялся с места, – я мигом. Дождавшись пока он отойдет на некоторое расстояние, князь поднялся и сам. Сделав вид, что направляется в кустики, он быстро обогнул лагерь с неосвещённой стороны. Казак вышел из палатки, зажимая небольшой томик за пазухой, и направился обратно к костру. Внезапно кто-то коснулся его локтя. Обернувшись, он узнал князя. - Лучше отойдем. Юноша пожал плечами и позволил направлять себя, гадая, чем вызвана такая скрытность. Минуя палатки, они зашли в лес. Обойдя широкую сосну, цесаревич остановился. - Зачем… – начал было казак, но был прерван шиком. - Посмотри наверх,– лихорадочный блеск глаз цесаревича был виден даже в темноте леса. Недоумевая, юноша поднял голову вверх и стал всматриваться в темноту. Ветки сосен колебались на фоне фиолетового неба, холодный блеск звезд, казалось, остужал землю после жаркого дня. Размышления юноши прервал звук движения. Инстинктивно он резко опустил голову и обнаружил, что Ники теперь стоит гораздо ближе. - «Мой голос для тебя и ласковый и томный/Тревожит позднее молчанье ночи тёмной», – вкрадчиво произнёс молодой князь. Его взгляд опустился на губы юноши, скользнул ниже – от шеи к вздымающимся под рубахой мышцам – и тут же вернулся к черным от окутывающей темноты глазам. Тонкие пальцы невесомо коснулись грубой ладони. Казак не успел вдуматься в смысл слов, однако ласковый тон и нежное прикосновение разлили по его телу тепло. - Этого стихотворения у меня нет… – тихо сказал он, чтобы потянуть время. Уши мгновенно стали пунцовыми, сердце пропустило удар. Совесть неприятно кольнула, и юноша привычно подавил возникающие чувства. Поспешно достав из-за пазухи томик, он резко протянул его вперёд, ткнув шатена уголком книги. Тот сморщился от тычка и взял книгу, думая о том, что подобный жест может означать только одно. - Слушай, я… – цесаревич сделал шаг назад, судорожно продумывая оправдание, но тут воздух резко закончился. Казак не ожидал, что его подсознание среагирует так быстро, выдавая желание своего хозяина. Схватив за камзол, он притянул Ники обратно к себе. Глаза мужчин встретились. От неожиданности князь разжал пальцы. Послышался шорох травы и мягкий удар книги о землю. Замерев, они смотрели друг на друга невыносимо долгие секунды. Рука брюнета разжала камзол, но была перехвачена, не успев опуститься. Уголок пухлых губ медленно поднялся в нервной улыбке. Цесаревич измученно улыбнулся, сжимая его руку, опасаясь, что в любой момент может быть оттолкнут. Лёгкий ветер растрепал волосы молодых охотников. - Всё-таки какова ночь… – начал князь, не выдержав внутреннего напряжения. Казак со смехом притянул к себе стройную фигуру, видимо, решив что-то для себя. - Молчи уже, – он уверенно накрыл его губы своими, одной рукой обвивая талию, второй зарываясь в мягкие волосы. Князь обмяк в его руках. Осознание собственной желанности дурманило, окрашивая бледные щёки лихорадочным румянцем. Рука цесаревича легла на шею юноши, большим пальцем он медленно провел по выступающему уголку широкой челюсти, вызвав мелкую дрожь. Оторвавшись от мягких губ, он, не открывая глаз, коснулся своим лбом лба казака. Ощутив прилив нежности, брюнет прижался губами к горячему лбу. Сильные руки крепче обхватили цесаревича вокруг талии, заставив прогнуться. Казак возобновил поцелуй, на этот раз вкладывая в него такую пылкость, что у князя от неожиданности вырвался стон. Губы двигались все быстрее, воздух вокруг них становился гуще. Смуглая кожа казака раскалилась, обжигая губы. Не прекращая жадных поцелуев, брюнет развернул и прижал князя к дереву. Крупные пальцы со злостью стали расстегивать пуговицы на плотном камзоле. Распахнув ворот рубахи, он обнажил его шею и грудь, огладив руками нежную кожу, провёл снизу вверх, задевая ключицы. Князь шумно выдохнул от удовольствия. Под тонкой рубахой он оглаживал крепкое тело юноши. Одна рука медленно скользила от груди к мышцам живота, остановившись в самой нижней точке. Казак почувствовал, что горячая волна возбуждения накрывает его. Взяв тонкое запястье, он поднял руку цесаревича, держа её на весу у груди. Таз плавным толчком прижал к тазу шатена. Электрический разряд возбуждения прокатился по обоим. Расцеловывая шею князя, казак провел рукой по его ягодицам, приподнимая ногу за нижнюю часть бедра, раскрывая и одновременно толкаясь вперед. Тяжело дыша, цесаревич тёрся о пах брюнета. Мелкие капли пота покрывали лица и тела. Напряжение стало невозможно терпеть. - Возьмись крепче, – слова давались юноше с трудом. Николай обхватил широкую шею, и тогда движения стали быстрее. Трение создавало жар, усиливая возбуждение. Шумно выдыхая, казак рывками вжимался в шатена, слушая его сбившееся дыхание вперемешку с тихими стонами. Оба кончили почти сразу, так и не раздевшись.***
- Ваше Высочество, разрешите представить вас господину послу, – коренастый мужичок увлек Императора за собой, отсалютовав казакам. - Ещё увидимся, братцы! – на ходу пообещал Николай и скрылся в толпе вместе с мужичком. Брюнет почувствовал облегчение от прекращения неловкой встречи, и в то же время некое смятение охватило его. Покручивая край густых усов, он, задумавшись, невидящим взглядом уставился на толпу. Движение тёмной фигуры в его поле зрения вывело казака из оцепенения. В фигуре он узнал Императора, который стоял к нему вполоборота. Почувствовав взгляд, Николай обернулся и сразу нашёл глазами брюнета. Усмехнувшись, он показал на свои уши, слегка постучав по ним, затем отвернулся, продолжая разговор. Догадка озарила казака через минуту – его собственные уши окрасились в пунцовый цвет от воспоминания о той самой ночи после охоты.