Он, она и робот

Столица Сино Тау, древний прекрасный город Лир Гай Сино -"За грозой приходит солнце» — никогда не страдал от отсутствия людей на улицах. Сейчас же он просто кишел приезжими. Здесь собрался весь материк, горожане и сельские жители, рабочие и военные, журналисты и просто зеваки. Случай-то был беспрецедентный: в стране шел суд, и впервые за всю историю планеты на скамье подсудимых оказались лидеры целого государства: военные, политики, коммерсанты. И не только на скамье подсудимых — на виселицах! Как это вообще могло произойти? Товарищи по камере объяснили Скорпиномо, что правители двух враждующих государств, его родной Тиксандании и Трианглета, перехитрили сами себя. В обе сверхдержавы были запущены лазутчики, финансируемые противоположной стороной, с целью вызвать в обществе дестабилизацию и государственный переворот. Дальше понятно — марионеточное правительство, подчиняющееся кукловодам из-за океана, практически полный контроль одного государства над планетой; и обе враждующие стороны надеялись стать этим государством… Лазутчики сумели договориться и подняли рабочих на борьбу одновременно. Все решилось в считанные часы. Конечно, правительство догадывалось об этой подковерной возне, меры были приняты, охрана усилена, космические корабли укомплектованы полностью роботизированным экипажем, но измена проникла даже в охрану Дворца президента, даже в Технический центр. Ради справедливости стоит отметить, что революционная вакханалия, когда весь процесс над очередным обвиняемым занимал максимум полсолтана, а по истечении этого невероятно короткого времени приговоренный уже качался в петле, продлилась всего пару дней. Тому было несколько причин. Первая — виселиц банально не хватало. Хотя по всей столице звучали голоса: «Да что с ними, паскудами, возиться, расстрелять их на месте, и вся недолга!», победители восстания не могли отказаться от судебного заседания, пусть даже превращенного в фарс. В конце концов, им всем когда-нибудь предстояло оказаться на другом суде — на суде истории. Пусть потомки, живущие в счастливую Эру братства и дружбы, знают, что бывших правителей Сино Тау, этих тиранов и диктаторов, постигло справедливое возмездие! Что это было не банальное убийство! Суд над президентом Апатуриано занял всего несколько тильтилей. Глава правительства Тиксанданов не успел и слова сказать в свое оправдание. Его никто и не спрашивал — пока несчастный президент старался перекричать вопли и улюлюканье публики и заявить, что он не признает власть мятежников и путчистов, ему быстро зачитали приговор, вытащили на площадь и казнили. Вместе с Апатуриано погибла его официально признанная жена, умница и красавица. Ум-то ее и погубил, говорят, оставаясь в тени мужа, прелестная Блаптикиана нашептывала ему важные политические решения — например, ограничить освещение в квартирах рабочих, ввести спецпайки ради скорейшей модернизации армии. конечно, разъяренные голодом и холодом жители этого простить не могли. Мятежники не тронули остальных женщин президента и детей из резерва, хоть на это у них порядочности хватило. Но что теперь ждало этих женщин и детей, равно как и всю планету… И сам процесс, если его можно так назвать, и казнь Апатуриано видели остальные заключенные. Камеры и коридоры тюрьмы были снабжены локатовизаторами. Нет, конечно, они там стояли всегда, но раньше-то их включали изредка, в случае казни особо опасных преступников или там выступления президента на центральной площади… Теперь чертовы экраны были включены день и ночь. Если заключенные не наблюдали суд и казнь своих недавних товарищей, то видели площадь перед дворцом Правосудия, а на ней ликующие беснующиеся толпы… Интересно, они спать когда-нибудь ходили? Говорили, да впрочем, это и видно было, люки в помосте, куда проваливались тела, были сужены специально, чтобы казненные бились о края. Мертвецов не сразу снимали с виселиц, и толпа развлекалась, забрасывая их камнями и грязью. В принципе, зрелище изуродованного трупа президента и его супруги, было первым зрелищем, которое увидел Скорпиномо, пока его тащили к тюрьме по площади Правосудия. Так прошло первых три дня. За это время была уничтожен весь верхний эшелон власти — президент, кабинет министров, Национальное собрание Тиксандании, — и если бы мятежники не делали перерывов, по природной лени и безалаберности, вторая вертикаль власти была бы повешена вслед за первой. Через три дня в столице приземлились аппараты эферийцев, соседей по звездной системе, этих полувоздушных созданий, тощих, с длиннющими ресницами. Почему рабочие синотов пригласили их, предложили дружбу, а теперь горячо приветствовали — да ясно, как белый день, на Сино Тау среди черни всегда ходили байки, как шикарно живут эти эферийцы даже в отсутствие условий, а главное, как долго они живут. Срок жизни рабочих всегда был короток, и те надеялись, что «дражайшие гости с Эфери Тау» передадут им чуть ли не секрет бессмертия. Ага, как же, держи карман шире! Неудивительно, что рабочие жили так неприлично мало, ведь и о здоровье своем они не заботились. Кто запрещал им заниматься спортом (ну ладно, в их тесных домах оборудования для гимнастики не было, но бегать-то по улице — можно?), заставлял жрать скверные продукты, колоться синтетической дрянью, шляться по сомнительным развлечениям? Правящие классы жили дольше еще и потому, что сами заботились о своем здоровье. И все же именно эферийцы своим присутствием удлинили срок жизни прочим узникам, в том числе и самому Скорпиномо. Какая ирония судьбы — эферийцев он всегда ненавидел до печенок. И жизнь в заключении вряд ли можно было назвать жизнью. Люди напиханы в одноместные камеры по трое-четверо, охранники каждый час напоминают, что ждет их только смерть, отвратительную еду приносят раз в день, да может, и плюют туда по дороге — с них станется. Пить дают по кружке скверной затхлой воды раз в сутки, и хоть ты умирай потом от жажды, ничего не выпросишь, охранники не желают водить заключенных на оправку, только ухмыляются в ответ: ничего, до суда и виселицы доживешь, благородный господин. С появлением эферийцев суд стремительный превратился хоть в какое-то подобие действительно законного суда. В зале кроме этой неорганизованной банды, называвшей себя комиссией, появились судьи, обвинители, защитники. Главный прокурор, торчавший на суде с самого начала, линии поведения не изменил — вставал и тараторил: «Во имя новой Эры братства и дружбы, ввиду ужасающих злодеяний обвиняемых, требую приговорить их к смертной казни». Адвокаты мямлили что-то и против наказания не возражали. Но эферийцы смотрели на всех этих псевдоюридических деятелей с уважением. У них вроде как суды изжили себя уже давно. В камерах к тому же стало посвободнее, и содержание заключенных немного улучшилось — им позволяли спать и кормить начали трижды в день. Сутки на Сино Тау, хоть и были на четверть короче эферийских, тоже длились не так уж и мало. Тела президента и его супруги наконец-то похоронили — правда, как уверяли охранники, в выгребной яме. Присутствие эферийцев на процессе попытался использовать генерал Мегасколико, прозванный за гулкий бас «Громовой трубой». — Меня не имеют право судить! — гремел он. Голос генерала не пострадал от пребывания за решеткой, и даже члены судебной коллегии невольно пригибались, когда он начинал говорить. — Я присягал президенту! Я присягал Собранию! — Вас судит народ! — выкрикнул в ответ обвинитель, который, по слухам, был глуховат и рокочущий голос генерала пришелся ему в самый раз. — Вас судят за ваши преступления. И представьтесь, подсудимый! — Вы и так знаете, кто я, — отрезал Мегасколико. — Вы не имеете право меня судить, вы банда убийц и мародеров. Вы заинтересованная сторона! Вам важно уничтожить законную власть… — Кто же имеет право вас судить? — удивился судья, ну, не судья, конечно, а вырядившийся в его мантию самозванец. — Незаинтересованные лица! — Вот, пожалуйста, присутствуют! — это заявил защитник, который по своему поведению мало чем отличался от обвинителя. — Вот! Наши высокие гости, наши братья с Эфери Тау… Они тоже пострадали от вас, их посланцы были вероломно расстреляны, и по вашему приказу, подсудимый! — Не по моему! И, значит, они тоже заинтересованные лица! Мегасколико вытащили охранники. Судья объявил, что из-за возмутительного поведения арестованного заседание продлится без него. Эферийцы изумленно переглядывались, но вслух не возражали. Их ненависть к верхушке синотской военщины была вполне объяснима. В какой-то момент с экрана локатовизатора донесся женский голос: — Простите, а нельзя ли передать мне список тех, кто отдал этот приказ и кто его исполнял? Кто имел к нему отношение? — Мы зачитаем его, госпожа гостья! — с готовностью воскликнул адвокат. Несколько минут с экрана доносился его заунывный голос. Адвокат перечислял видных военных деятелей Тиксанданов, причастных к расстрелу эферийского корабля. Имени Скорпиномо среди них не было, но он на всякий случай вслушивался — мало ли, припишут. Он в тот год как раз исследовал одну из ближайших к Ладо звезд. Их родная система находилась в центре огромного звездного скопления, потому соседних солнечных систем насчитывалось не меньше десятка. К по-настоящему далеким звездам синоты отправлялись редко, не больше одной экспедиции в год. Из-за релятивистского замедления времени космонавты не старели, зато на родине проходили десятки лет. Мало кто с радостью на такое согласится. А эферийцам дальние звезды и вовсе были закрыты! Им понадобилось несколько суток, чтобы добраться с Эо на Сино Тау, и это планеты еще находились в противостоянии! С их умирающей планетки они бы летели пару месяцев, не меньше. Конечно, они точили зубы на синотские корабли и мечтали узнать тайну околосветовой скорости. Только вот с этим они просчитались, и они, и быдло, захватившее власть. Когда Горено сообщил, что с ним связался Технический центр №1, он говорил неправду. Не по умыслу, конечно, — роботы не умеют лгать, — это его неправильно информировали. Вызывал всех роботов Запасной центр, а главного больше не существовало, он был взорван при попытке захвата, а вместе с ним погиб и Высший инженерный состав. В тайну околосветовых скоростей были полностью посвящены именно эти люди. Простым механикам или корабельным инженерам никто бы не доверил столь важные сведения. Хотя бы потому, что иногда космолеты синотов посещали Умирающую звезду, и члены экипажа, случалось, сбегали, рассчитывая жить припеваючи. А эферийцы, вместо того, чтобы вернуть этих ренегатов обратно, делали скорбные лица и трагическими голосами сообщали, что не могут отказать несчастным в убежище. После этого они еще на какое-то доброе отношение рассчитывали! Нагло начали колонизировать Эо Тау, аргументировав: «Нам нужнее». И так же нагло требовали открыть им принцип работы сверхскоростных двигателей. А теперь явились, словно стервятники, полюбоваться на казни аристократов… и, конечно, за тайной синотов, которую больше некому было раскрыть. Хотя на самом деле принцип работы двигателя знали и командиры кораблей. Едва подростка забирали из резерва и определяли на обучение в Высшую школу космонавтики, в его подсознание на гипносеансе закладывались необходимые сведения. Но будущий завоеватель космоса тут же забывал эти знания и мог вспомнить их только в момент величайшего душевного потрясения. К великому разочарованию захватившей власть черни, этим потрясением не являлись ни арест, ни суд, ни избиения… Может, кто из командиров и рад был бы купить себе жизнь, рассказав принцип работы двигателя, но рассказывать было нечего. У эферийцев оставалась надежда на государство Трианглет. Там, на соседнем материке, говорят, и переворот состоялся практически бескровно, и инженеры уцелели. Именно поэтому Трианглет не спешил звать к себе гостей и предпочел дружить на расстоянии. Хорошо хоть от растерзанной Тиксандании трианглетцы тоже пока держались подальше. Хорошо для кого? Аристократия погибала каждый день, плебс торжествовал, заводы, надо полагать, стояли, — и это после того, как бездельники рабочие объявили эпоху мирного труда, — ну да, ну да. Впрочем, какая разница, если нормальных людей в Тиксандании скоро всех истребят… С прибытием эферийцев убийства торри прикрыли фиговым листком правосудия. У гостей с Умирающей звезды вздергивались брови при виде бьющихся в агонии тел — и веревки на виселицах удлинили, а люки расширили. Теперь казненные хотя бы погибали быстро, падение с эшафота разом ломало им позвоночники. Эферийцы спрашивали, не слишком ли много смертных приговоров — и арестованных стали приговаривать к каторжным работам. Несмотря на высокую автоматизацию, на Сино Тау оставались и шахты, и урановые рудники. И неизвестно было, не настанет ли для приговоренных к каторге тот день, когда они позавидуют мертвым. Вынесение приговоров было той ещё рулеткой. Например, заместитель начальника полиции и член Национального собрания Кулекидано, прозванный Кровососом, отделался каторгой. А ведь прозвище свое он заработал не зря, он протолкнул жёсткие экономические реформы, он участвовал в жестоком подавлении нескольких мятежей — да так усердствовал, что некоторые соратники ему и руки подавать не хотели. А эферийцы на суде помахали ресницами, спросили своими умирающими голосами: а не слишком ли много смертных приговоров, дорогие братья с Сино Тау? — и Кровосос отправился добывать уголь на шахту. Зато Антофило, меценат и видный общественный деятель, либерал и пацифист, был повешен. Дело шло к вечеру, гости с Эфери Тау устали, смертных приговоров с утра было вынесено мало, и казнью несчастного мецената разбавили слишком непродуктивный день в работе суда. Вся вина Антофило заключалась в том, что он был членом Национального собрания, и то не постоянным, а сессионным, и заседал в нем в тот злополучный день расстрела эферийской ракеты. Может, даже наверняка, он голосовал против, но кто бы стал его слушать? Скорпиномо готовился к смерти. Нет, он не чувствовал себя спокойным, он не перестал бояться, да и кто бы на его месте не боялся? Он просто запретил себе надеяться и пытался настроиться на одно — не показывать страха. Минуты слабости бывают у всех, уговаривал он себя, когда при том позорном воспоминании о землетрясении на Эо Тау внутри все заходилось от стыда. Главное, на суде держаться достойно. А смерть это просто мгновение. Он крупный мужчина и при падении с эшафота наверняка сразу свернёт себе шею. Некоторые молились. Рабочие, простонародье верили в солнечного бога Ладо, среди аристократов-торри некогда был распространен культ Великой матери. Она якобы была хозяйкой огромного древнего единого континента, впоследствии распавшегося на Тиксанданию и Трианглет. Тогда разорвалось и Сердце Великой матери, и капли крови ее упали в море и обернулись янтарем, проникли глубоко в землю — и стали ценными рудами. Тех, кого любит Великая мать, она щедро награждает! Теперь некоторые помешавшиеся узники громко твердили слова молитв, призывая Великую мать. Скорпиномо лишь усмехался. Существуй она на самом деле, она бы просто такого не допустила… Его очередь пришла на седьмой день. Ближе к вечеру у его камеры появилась охрана, несколько грубых, заросших, усталых людей. — Эй, — буркнул человек в форме старшего охранника, подойдя к решетке. — Вы, что ль, командиры звездолетов? Отвечать ему никто не стал. Арестанты и сами были измучены ожиданием, потому только посмотрели на него по возможности с превосходством. Охранник не оценил силу презрения торри. — Ну так и на выход, — скомандовал он. — Выходи по одному, пристегивать вас будем. — А ужин? — спросил кто-то из младшей охраны. Ему ответили с хохотком: — Проголодаться не успеют! Приговоренных к каторге иногда временно возвращали в камеру. Осужденных на смерть и сейчас, с прилетом эферийцев, вешали немедленно. Их, всю партию, наверняка приговорить должны были к смерти. Сегодня план по каторжным работам был выполнен, и заключённые прекрасно об этом знали. Локатовизатор орал над камерой весь день. Подземный коридор, соединявший тюрьму со зданием Дворца, был длинен, но прошли они его так быстро! Так же быстро остались позади лестницы, широкий ход в зал заседаний. Надо было успеть смотреть по сторонам, дышать этим сухим застоявшимся воздухом, запоминать, чувствовать…он не успевал ничего. Просто так, без пользы и смысла, убегали последние минуты жизни. Их усадили на скамью, всех, кроме Скорпиномо, старший охранник наставил на него автомат и заявил: — С этого, рыжего, велено начинать. Его даже не проводили за трибуну, за которой допрашивали предыдущих обвиняемых, он так и стоял у скамьи подсудимых, где сидели прочие командиры. С ними решили расправиться оптом и быстро. От этой мысли он почему-то окончательно успокоился, сердце билось нормально и зубы стучать перестали, только руки оставались ледяными. — Ваше имя и звание, подсудимый, — зевнул со своего места судья. И Скорпиномо почти совсем хладнокровно ответил так, как отвечали его предшественники: — Мое имя и воинское звание и так вам известны. — Неуважение к суду, — констатировал прокурор. — Вот что, майор космической службы Скорпиномо, вы понимаете, что являетесь военным преступником, развязавшим множество конфликтов, расхищавшим народные средства… э-э-э… и, короче, вы военный преступник, виновный в бесчисленных страданиях народа Сино Тау. Признаете вы это? — Не признаю. Я действовал согласно присяге и по приказу моего командования. — Вы все так говорите, — отмахнулся прокурор. Он явно мечтал быстрее закончить процесс. — Это не избавляет вас от ответственности. — А вы никогда не подчинялись приказам руководства? — холодно и четко спросил Скорпиномо. Ему вдруг тоже страшно захотелось быстрее покончить с этим фарсом. — Я был вынужден, — обиделся прокурор. Защитник, окончательно забыв свою роль, быстро заговорил, угрожающе размахивая руками: — Такие, как вы, всегда оправдываются приказами! А вы захватили все богатства Сино Тау, вы ограбили людей, вы жили в роскоши, а простой народ голодал, питался сухим хлебом… — А вы бы на моем месте не жили? — ехидно спросил Скорпиномо. — Вы бы сидели в углу и грызли корку, если бы родились торри, а не куском дерьма, каким вы и родились? — Неуважение к суду! — закричал прокурор. — Все согласны со мной, что из-за безобразного поведения подсудимого заседание можно закончить? Учитывая полное отсутствие раскаяния, я требую у суда приговорить его к смертной казни! Защитник скромно промолчал. Судья поднял руку, готовясь стукнуть по столу молоточком: — Подсудимый Скорпиномо! Ввиду тяжести ваших преступлений Народный суд Тиксандании приговаривает вас… — Простите! Это слово было произнесено негромким мелодичным голосом, но на возглас обернулись все. На предназначенном для зрителей балкончике поднялась с места молодая эферийка. Ее огромные глаза казались очень темными на бледном лице. — Простите, — повторила она, слегка волнуясь. — Я все эти дни читала ваши законы… по одному древнему обычаю, который де-юре не отменён до сих пор, если женщина потребует себе в мужья человека, приговоренного к виселице, ей не отказывают… — Да неужто вы хотите замуж за этого негодяя? — ахнул судья. Эферийка залилась румянцем: — Нет, что вы, конечно же, нет! Я сейчас объясню. Я сейчас начинаю работу на исследовательской станции на Эо Тау… Она находится в неприступном месте, в огромном каньоне на южном материке. Там совершенно особые условия, постоянно высокое давление, уникальная фауна, там мы планируем сохранить заповедник для хищных ящеров, поэтому оттуда невозможно сбежать. Но важно знать, как эти условия влияют на здоровье человека, а, поскольку у нас договор о дружбе с вашим замечательным народом… Мы будем обживать Эо Тау вместе, и важно получить результат, провести опыты на человеке с Сино Тау! — Вам он нужен в качестве подопытного? — догадался прокурор. — Но разве вы не хотите взять для исследований добровольца? Поверьте, наши люди отважны и готовы к лишениям! Вам стоит лишь попросить! Та эферийка, сообразил Скорпиномо. Та гордячка, нахальная девка с Эо Тау, что пугала его землетрясением! Флёр…да, точно, Флёр! И список виновных в расстреле корабля с парламентерами просила тоже она! Так она теперь хочет отомстить, какие такие она собирается проводить опыты? — Да пошла ты! — его крик потонул в общем гуле голосов. Большинству уже надоели виселицы, мятежники ничего не имели против того, чтобы отдать одного из из ненавистных торри на прозекторской стол. — А что? Забирайте! — Они сколько над нами издевались, теперь их самих на опыты! — В лучшем виде упакуем! — На куски его порежьте там, госпожа! — Всю кровь из него выкачайте! Судья милостиво кивнул головой и припечатал по столу молотком, стук особо никто не услышал, все орали кто во что горазд. — Да как же! — закричал Скорпиномо, оборачиваясь. Он успел еще увидеть, как со скамьи подсудимых вскочил Десперо — верный товарищ, такой же командир звездолета: — Не падай духом, дружище! — Хорош болтать! — рявкнул охранник, отталкивая Десперо. Второй страж порядка замахнулся прикладом, с размаху обрушив его на голову Скорпиномо. И наступила тьма. Это была тьма абсолютная, на сон непохожая, скорее, на смерть, — без сновидений, без кошмаров, без грез, без ощущений. Но и она отступала. Первым вернулось чувство тела. Он не видел еще ничего вокруг, но чувствовал, что лежит в горизонтальном положении. Затем в бесконечной вышине вспыхнул свет, откуда-то доносился далекий певучий голос. Он лежал, вытянувшись, на древнем едином материке, и над ним склонилась Великая мать. Ветер перебирал ее волосы, сверху светило яркое Ладо. Великая мать пела, повторяя одно и то же слово. Он зажмурился от бивших в глаза лучей. Вместо пения Великой матери над головой прозвучало: — Проснитесь! Проснитесь, ну? Скорпиномо открыл глаза. Великая мать превратилась в эферийку Флёр, которая смотрела на него с веселым презрением. Над ее головой светила обычная лампа. Скорпиномо попытался встать и не смог. Тело отказывалось повиноваться. С трудом ему удалось подняться на локтях и оглядеться. Он лежал посреди светлой и просторной шестигранной комнаты в чем-то, подозрительно похожем на гроб. — Ну что вы так глазами хлопаете? Это обычная анабиозная ванна. Конечно, вам на ваших скоростных кораблях она без надобности, а нам приходится! Путь между планетами, когда они не в противостоянии, иногда занимает несколько лет. Сейчас вы почувствуете себя лучше. Она стояла, подбоченясь, в своем облегающем желтом комбинезоне, умопомрачительно тоненькая, и в то же время там, где надо, вполне себе кругленькая, — да, похоже ему уже стало лучше, если он обращает внимание на такие вещи. Все ещё с трудом ворочая языком, он спросил: — Почему? — Почему я вытащила вас? — Флер склонила голову, будто только сейчас задумалась над этим вопросом. — Знаете, ваш народ… Ваши соотечественники как-то очень уж скоры и лихи на расправу. Мы не должны вмешиваться в ваши внутренние дела, но с вами мы все же знакомы, если это так можно назвать, и поэтому, при всей личной неприязни… Это ужасно, вам же там и слова сказать не дали. — Этого следовало ожидать от быдла, — Скорпиномо, наконец, удалось сесть. Теперь он понял, почему Флёр не подходит близко и слова ее звучат чуть искаженно. Между ними была невидимая преграда силового поля, наличие которого по еле заметному потрескиванию воздуха может уловить лишь физик. — Они… обрадовались возможности…что у вас тут за проклятая лаборатория? Она запрокинута голову и рассмеялась. Хоть она и была врагом, Скорпиномо не мог не заметить неземного эферийского обаяния, сквозившего во всех ее движениях, в улыбке, в жестах. Она все делала необыкновенно легко и естественно, и смотреть на нее можно было бесконечно, как на огонь или воду. Стоп. Она — враг. И она пожалеет, что оставила его в живых. Флёр меж тем закончила смеяться. — Да что вы думаете, у нас тут вивисекция? — весело спросила она. — Успокойтесь, обычная лабаротория, хоть и уединенная. И да, вокруг действительно каньон, а в нем действительно хищные динозавры. Так что пытаться сбежать не советую, если, конечно, вы все ещё хотите жить. Здесь действительно есть и устойчивый антициклон, и магнитная аномалия, кровь на анализы я у вас брать буду, но не всю. Не бойтесь. Скорпиномо встал. Ноги подкосились в первый миг, но он удержался. — А вы не боитесь? — спросил он глухим от ненависти голосом. — Не боитесь, красотка, что я вам шею как цыпленку сверну, когда вы уберете эту перегородку? И гори потом все огнем. Флёр все так же с улыбкой покачала головой. — Нет, — сказала она.- Не такой вы человек, Скорпиномо, чтобы отомстить, и хоть трава не расти. Вы слишком хотите жить. Странное качество для космонавта, да и ладно, это ваше дело. Но мы тут не одни, у меня есть надёжный телохранитель. Она взялась рукой за кулон на шее, то есть, конечно, это было не украшение, а пульт, как он сразу не догадался. Послышались размеренные шаги. В открывшуюся дверь вошёл высокий широкоплечий человек. Черты его лица были правильны, но бесцветны и невыразительны. Таким же тусклым, как и его внешность, голосом, он спросил: — Вы звали меня, хозяйка Флёр? Скорпиномо чуть не сел обратно в анабиозную ванну. — Горено! — Да, хозяин Скорпиномо, — бесстрастно подтвердил робот. Впрочем, он по-другому и не умел. — Робототехника у вас развита прекрасно, — заметила Флёр. — Думаю, вы в курсе скорости реакции Горено. Он не даст вам даже прикоснуться ко мне, а если вы каким-то образом все же выполните свою угрозу, он свернёт шею вам. — Да не говорите чушь! — возмутился Скорпиномо. — Ни один робот не может причинить вред ни одному торри! Это первый закон роботехники! — Был, — спокойно пояснила Флёр. — Настоящий закон должен говорить не о торри, а вообще о человеке. Но ваши программисты поработали с Горено и объяснили ему, что у вас произошла революция и классы поменялись местами. Теперь жизнь торри менее важна чем жизни остальных людей. От раболепия пока что Горено полностью не избавили, но хоть Великим вас больше не называет. Когда мы вернёмся на Сино Тау, с ним ещё поработают. А пока что уже вам нужно приучаться работать, а не жить за чужой счет. Когда обстановка у вас на родине немного уляжется, вернётесь домой. Горено, друг, проводи своего бывшего господина в душевую, а потом обедать и разъясни ему здешние порядки. Я на метеорологическую площадку. Она вышла, одновременно прекратилось потрескивание воздуха, значит, силовое поле она тоже убрала. Скорпиномо в упор посмотрел на своего бывшего верного раба. Верного, вернейшего… пока работал Главный Технический центр. — Ну и? Какие твои обязанности тут, Горено? — Во всем подчиняться хозяйке Флёр, хозяин Скорпиномо, — ответил робот. — Выполнять работы на станции, которые не могут выполнить люди. Защищать от вас хозяйку Флёр. — И ты действительно свернёшь мне шею, если?.. — Мне бы не хотелось этого, хозяин. Поэтому лучше не проверяйте. Раньше в его лексиконе не было таких слов, робот знал только повиновение своим господам и выполнение любых, даже самых жестоких приказов по отношению к низшим классам. А теперь «мне бы этого не хотелось», скажите, пожалуйста! — Предатель! — Скорпиномо ткнул пальцем в грудь Горено. Легче на душе от выплеснутой эмоции не стало. Эх, почему он не программист. — Да, хозяин, — согласился робот. — А теперь следуйте за мной.