***
Мидорию скромно хоронят. Никто на похороны не приходит — не кому, да и смысла в этом нет. Шинсо стоит недалеко, украдкой посматривая на заколоченный дешёвый гроб из дерева. Сделан хотя бы хорошо — гробовщики толк знают в работе, никогда не халтуря попросту. Не помпезно, как Хитоши и любит. Отец его, наверное, тоже, но мёртвые говорить более не могут. Запах земли въедается в ноздри, как и мокрая свежесть. Лужи под ногами шлёпают, а седой мужчина, старик даже, поднимает голову. — Знакомые? Стоите уже минут десять, смотрите. Прощаетесь? — сухим голосом спрашивает. Хитоши глотает шпильку, чуть не давясь от её размеров. — Вроде того. Незнакомец ничего не говорит — молча смотрит на безмолвный поцелуй крышки, тактично давая ещё минуту времени собраться с мыслями, а так же игнорирует слова, вырвавшиеся из детектива. — Увидимся в Аду, мерзавец. С Заговорщиком было официально покончено, дело закрыто, оплата за работу получена. — Алло? — заспанный голос раздаётся по ту сторону трубки, и Шинсо холодно улыбается, подхватывая в подмышку коробку с вещами. — Это кто? — Ёкай в пальто. Несколько секунд собеседник хрипло дышит, определённо в попытках понять, что за Дьявол к нему решил обратиться в столь ранний для выходного час. — Хитоши! — неверующе шепчет Сотриголова, и после в трубке слышится хриплый хохот детектива. — Ты мне не звонил уже лет семь как выпустился. Детектив, а, детектив Хитоши? — Нет. Зови меня Маска. Коробка шлёпается внутрь багажника. — Я возвращаюсь в Мусутафу. Сотриголова уже не тот. Сорок один год, шутка ли? Шинсо цепляется за морщины у глаз, на лбу и продолговатые морщины у губ. Работал. Точнее, продолжает работать. — Что? — Айзава хмыкает, поднимая бокал. — Удивлён, что я ещё пашу как конь? — Да. Думал, что ты, как минимум, уже червей кормишь. — Много думаешь. А учитель, как обычно, прав. Хитоши наливает и себе, вглядываясь в мутное отражение. — Много, — оттого и страдает.***
Плетутся вдвоём в сторону квартиры Сотриголовы, дыша свежим воздухом. Ни нотки гари, пыли и пороха. — У меня есть смутное подозрение, — внезапно говорит Шота, чуть поворачивая голову. — Что у тебя круги под глазами ещё темнее стали. И чуть прищуривается, вглядываясь. Что удивительно, так это то, что ученик его перерос. Но тот и школьником был очевидно вне всяких весовых норм, выше, шире и увесистее мышцами своих сверстников, отчего порой безобидно подшучивали одноклассники на счёт его «второгодности». Шота кривит губы в усмешке. — Или это от темноты так? Маска не любит раскрываться людям, неоднозначно повторяя усмешку бывшего ментора. — От темноты. Но всем всё понятно и так. Айзава пожимает плечами. — Как обычно. Учитель позволяет переночевать у себя. Шинсо не знает по какой причине он решил проявить такую любезность: может из-за жалости, может из-за одиночества или даже вредности. Кто его знает? Айзава сложный человек, и понять его порой невозможно. А Хитоши и не пытается — сначала себя бы разобрать, желательно как робота, на последующий ремонт. Скинут к заводским настройкам, да память подчистят. Плещет ладони в холодной воде, умывается, заглядывая в зеркало. Хитоши Шинсо, кто же ещё? Пустота внутри, разве что. Бритва проходится по подбородку. Чайник щёлкает, от кипятка идёт пар, а горячая кружка в руках как влитая. — Будешь с молоком? — Обойдусь, — в чашке приторный дешёвый кофе. — Что нового? Оказывается, многое он пропустил, находясь в другом городе и не интересуясь Геройской частью их мира. — Убежал сверкая пятками, а после вернулся, ненавистно смотря на мир, — Айзава вздыхает. — Впрочем, это не моё дело. Ты уже далеко не ребёнок, что бы тебя поучать. В уходящую спину ученика он смотрел цепко, бурча себе под нос. — Отчаялся, дурак. Переезды Шинсо не любил. Так как их основная цель заключалась в побеге от прошлого. Удивительно, что в надежде на лучшее, он напорется на нож и будет вынужден вернуться обратно. Не в прошлую квартиру — та была продана сразу, и вспоминать о ней не хотелось ни при каких обстоятельствах. Как кот, что минуту тёрся у двери, а как ту открыли, сбежал обратно, поджимая хвост. Однокомнатная квартира, недавно проделанный ремонт, новая мебель. Но пустая, неживая. Голые стены дополняла лишь картина с густым светлым лесом, что была здесь не к месту. Хитоши снимает её с гвоздя, пройдясь подушечками пальцев по раме, а после убирает в шкаф. Хватит с него лесной радости — зелёного в его жизни было уже предостаточно. Вещей у него мало, необходимый минимум только. Достаёт из пыльной коробки, что не распаковывал уже долгие годы, тёмную ткань на свет с сиреневыми вставками. Ремешки, маска. — Обсмеют тебя, — шепчет Шинсо в пустоту, иронично усмехаясь. — Ещё как обсмеют.***
Стоит только появиться Маске в ночной темноте, арестовывая неудачливого Злодея, как его телефон на следующее же утро разрывается от звонков. Урарака, Каминари, Эйджиро решили забить его историю звонков. На удивление, даже Тодороки отослал скромную СМС-ку с поздравлением о возвращении в Геройство. СМИ комментируют его возвращение скупо. Вернулся и вернулся, чего бурчать то? Урарака приглашает в кино, отчего после Хитоши СМС-ками отбивается от её мужа, но обходится лишь звонком. Каминари предлагает сходить в бар, но Шинсо завязал со всем, чем только можно, а с Денки, чьи намерения были далеко не дружескими, Маска предпочитал и вовсе говорить кратко и лаконично, не давая и поводов для развития отношений. Сейчас, так тем более. А с Эйджиро он встречается в супермаркете, о чудо, рядом с полкой энергетиков. — Давно не виделись, братан! — манера речи Киришимы раздражала Шинсо, но тот всё же признавал, что прямолинейность и простоватость бывшего одноклассника импонировала. — Неужели решил вернуться? Я так удивился! Это по-мужски отбросить все свои неудачи и продолжить карьеру. — Да. По-мужски, — Хитоши, как обычно, глотает в себе насмешку, которая заключалась в ненавистнической мысли, что эта «мужественность» была на деле побегом от самого себя. — Сам как? Они болтают ни о чём. Шинсо умело уводит тему разговора от себя, лишь вбрасывая единичные предложения о своих «приключениях», о которых ему не было больно рассказывать. Эйджиро же о своих не скупился. Расстаются они через час, и вымотанный Хитоши не находит в себе сил даже смотреть в сторону своих планов.***
И вскоре жизнь налаживается. Неумолимо и слегка небрежно, будто смиренный паломник нашедший покой в том скромном и непритязательном течении, в который его выбросила судьба. Он не пытал надежду в том, чтобы найти своё счастье ныне и даже не пытался то искать, отчего-то глупо и по-дурацки всякий раз оглядываясь в прошлое, как очарованный или скорее пострадавший от тяжёлого удара по голове, заставившего его считать прошедшее чем-то, что позволило ему вырасти. Шинсо вообще себя не понимал. Будто вчера его жизнь не представляла из себя что-то необычное. Он был обычным, простым и никому не нужным маленьким человеком в огромном мегаполисе с большой мечтой. Даже не так, с целью! И к которой двигался не взирая на преграды и не видя того, к чему его это приводило. Даже сбывшись, цель лишь тянула того вниз, но не раскрывая глаз, Маска продолжал находиться под улиточным панцирем в надежде, что именно так он делает то, что должен. Не должен. Никому и ничего он не обязан. Люди, что ждали от него зла, не дождались. Люди, что, вопреки всему, верили в того, тоже не получили славного итога своих ожиданий. В конце концов, Хитоши Шинсо никогда не желал быть чьими-то оправданными надеждами. Он понимал это, когда чужая судьба, похожая на его, но столь отличная, столкнулась с ним в кратком миге, переворачивая само его естество вверх дном. Может, в будущем его ждёт ещё больше испытаний. Может, его, наоборот, ждёт безбедная и спокойная жизнь с работой, которая отныне является им больше, чем он сам, вместе с новыми или даже бывшими друзьями, товарищами и, как повернётся жизнь, с любовью? И только одна могила будет тем, что Шинсо уже точно сопоставит с собой. Покойся с миром, Мидория.