Зарисовки с вершины мира. Сборник

      Я стояла на балконе нашего дома. Холодный ветер и разгоряченный воздух, что были свойственны только Аду, в привычной ласке касались моих черных перьев с голубоватым отливом.       Я провела по ним пальцами. Чувствуешь?       Я любила Ад — это место стало мне домом. Домом, который я потеряла, когда перестала быть человеком. Здесь была своя красота. Мои ангелы не понимали меня, когда я с теплотой говорила об этом месте. Им ведь и правда не понять. Все, что они видели — это мучения запертых душ, но я видела глубже.       Мне нравилась горячая лава, что льется здесь вместо рек, подбрасывая в воздух искры и срываясь в тягучие как мед водопады; нравилось черное солнце, что встает рано утром, неся за собой кроваво-красный рассвет с родным мне запахом костра и дыма; нравилось это вечное затмение, что висит посредине неба до самого заката и по краям сияет холодным светом, как нравились и два висящих в вечном небе полумесяца, обрамляющие с боков то затмение, направляющие свои острия в разные стороны, прижимаясь к черному солнцу словно руки возлюбленной; нравились серо-черные камни, что поблескивали в сумраке своей яркой почти драгоценной поверхностью; нравились цветы, что росли здесь повсюду, раскинув хищные пасти и источая свой сладкий нектар; нравились горы, — скалистые, рваные, величественные и неприступные; нравился теплый огонь, что горит здесь все время в лепных жаровнях, освещая улицы, играя тенями днем и сменяясь на магический голубой огонь ночью.       Я прикрыла глаза и представила этот ласковый голубоватый свет. Ты осязаешь его?       Я люблю наш дом. Такой же как и большинство на этой улице: темный, строгий, с кованой решёткой забора, с вечно осенним садом на заднем дворе и маленькой лавочкой под любимым чуть крючковатым деревом, бесконечно цветущим пурпурными цветами, что к вечеру отмирают, а утром все повторяется вновь. Он посадил его для меня так давно, что я стала забывать об этом, мне казалось, будто оно росло здесь всегда, как и я всегда принадлежала этому месту.       Оно так красиво. Видишь?       Но больше всего в Аду я любила Его. Того, ради которого я принесла на алтарь свою непорочность, свой свет и жертвенность. И я бы сделала это снова. Сколько раз не перепиши мою историю, я так поступила бы вновь. К чему мне райский Эдем с его зеленью и спелыми фруктами, с его величественной музыкой сладостных арф и красотой расписных полотен? К чему мне мраморные тропинки, ведущие к прохладным рекам, потянутым розовыми цветами, словно нектар льющимися меж пологих гор? К чему мне вся неземная красота в этой вечности, если я не смогу прикоснуться к тому, кто вызывает в моей по прежнему юной душе самый красочный цветущий сад?       И сейчас он цветет. Вдохнешь этот флер?       Я смотрела с балкона на двор, потягивая носом теплый воздух, смешанный с ароматом пурпурных цветов и это благоухание оседало на моем языке необычным вкусом, теперь я смаковала его каждое утро как спасительный элексир, что помогал мне свободно дышать.       Я наслаждаюсь им. А ты?       Наша великая алхимическая формула, наконец, обрела свой тайный, неподвластный времени смысл. Все в ней обрело свое место. Его душа, облаченная в вороное крыло с всеобъемлющей тьмой, сияющей ярким черным солнцем сложились в прекрасный Нигредо*. Мой свет, мое тело, душа, что была тоньше воздуха, которую я отдала взамен на союз, возродились вновь в чистейший Альбедо*. И само наше единство, что было призвано облачить серебро в золото, — мы написали его собственной кровью в слиянии ночи и дня, луны и солнца, женского и мужского. Мы посеяли в поле собственных душ наш великий Цитринитас*. И приятная нега разлилась по карте моих собственных голубоватых вен на теле, несущем в себе багряный Рубедо*. Я переступила тягучий кагор и взрастила плоды.       Ты — философский камень. Слышишь?       Я услышала Его тяжелый, размеренный шаг, что ступил в строгий дом. Я услышала как тяжелой поступью поднимается Он, как мантия шумно летит на пол, сталкиваясь с темным эбеном своими блестящими застежками. Все прошедшие дни последнего месяца Он знает, где искать меня и тянется ко мне всем собой незамедлительно. Я улыбнулась, когда услышала как Он заступает за порог нашей комнаты и медленно подходит ко мне. Улыбнулась, чувствуя как тяжелые горячие руки обнимают меня, как он прижимается к моей спине, как уставший лоб ложится мне на плечо, ища успокоение. Чувствую невесомый поцелуй, оставленный на моей белоснежной шее.       Я не хочу говорить. Я Ему покажу.       Я неторопливо вдохнула Его аромат, прикрывая глаза, вкушая рецепторами столь привычные сандал, мускус и кедр, так опьяняющие меня еще с самых давних воспоминаний. Запах, что так кружил мне голову и уносил в глубокие ощущения. И разве кто-то мог знать, что я сама влияла так на Него, когда мой чуть пряный жасмин растекался по Его легким?       Я взяла его ладонь в свою.       Он так податлив к каждой моей ласке, как страждущий путник, что до сих пор натыкался на одни миражи, наконец достиг оазиса. Я для него стала спасительным холодом от палящего солнца, живой водой от настигшего обезвоживания, мягкой травой от грубого пристанища.       Я поцеловала его грубые пальцы, предвкушая тот трепет, что скоро проснется в каждом из них.       Он улыбнулся от моего щекочущего дыхания на своей руке, от прикосновения моих так часто прохладных губ, что даруют Ему одному мягкость своих поцелуев. Я почувствовала как плотный кокон из смоляных и для меня невероятно огромных крыльев укутал мое прохладное тело, обволакивая каждым пером, — мое черное пуховое одеяло, под которое я прячусь от всех бурь и метелей, от каждого чужого колкого слова и взгляда, от ноющей досады и несправедливых решений. Он нашел свой оазис. Я нашла свой покой.       Я взяла его руку и мягко положила себе на живот, нежно накрывая своими прохладными ладонями.       — Ты. Чувствуешь?