Будешь должен...

— Хель… — прохрипел Локи, с трудом разлепляя глаза и совмещая это нехитрое действие с попыткой понять, где находится. По всему выходило, что вчерашняя вечеринка удалась на славу, и, судя по состоянию младшего сына Одина… ну или, если совсем честно, Лафея, прошла в лучших человеческих традициях. Голова раскалывалась и пухла одновременно. Похоже, ему все же удалось осуществить свой первоначальный план и упиться в говно. — Жизнь прожита не зря… — выдохнул страдалец, придерживая руками виски и медленно поднимаясь. К невероятному облегчению, Локи обнаружил себя сидящим на диване в собственной гостиной. Как он сюда попал, было тайной, покрытой мраком, — последнее, что получалось воссоздать, — это гребаный паб, в котором он помнил себя один на один с рядом опустошенных бутылок. Ай, молодца! Народ весь куда-то делся, а Локи, чувствуя, как катится кубарем в небытие, продолжал упорно и методично напиваться. Что ж, похвальное упорство. Везде бы такое… Едва справляясь с собственным телом, Локи поднялся с дивана, тяжело дыша, осторожно выпрямился и направился в сторону душа. Самочувствие отдаленно напоминало неравную схватку с Халком. Лафейсон в голос застонал, хотя в пору было ржать — он окончательно отуземился, Один мог бы гордится собственной воспитательной программой. Блять! Остановившись на пороге, Локи попытался расстегнуть пуговицы рубахи, но они упрямо не желали расстегиваться, потому он просто рванул их, выдирая с корнем, а испорченная вещь, некогда даже любимая, просто полетела на пол. Туда же упали брюки и белье… Включив воду, Локи дотянулся до аптечки и кинул в рот две таблетки аспирина (врач он или где?), запивая их текущей из душа водой… Потом встал под горячие струи, позволяя воде стекать по лицу, постепенно оживляя тело. Стоял он так долго, до тех пор, пока не начал действовать аспирин. Однако, несмотря на выходной, проторчать в душе весь день Локи готов не был. Нехотя выключив воду и обернув вокруг бедер полотенце, неверно ступая босыми ногами по холодной плитке, победитель по жизни толкнул дверь ванной комнаты. Толкнул и едва не заорал. Прямо за дверью стоял его кошмар. Стоял молча, вглядывался в несчастного доктора, постепенно неуловимо меняясь в лице. Локи, заторможенный дурным самочувствием и жесткой интоксикацией, очень нескоро сообразил, что Тор ему не мерещится. — Изыди… — буркнул он, потирая рукой глаза и чувствуя при этом подкатившую к горлу тошноту. Тор исчезнуть не пожелал. И когда Локи понял, что брат тут во плоти и действительно застыл в паре метров, а светлое лицо его с каждой секундой искажается гневом, было поздно. — Твою же Хель! — ужас накрыл Локи, парализуя и без того разбитое тело. — Что это? — голос Тора подхватил громыхнувший над крышами мощный раскат грома, за окном сверкнули молнии… Локи дернулся было назад в душ, прикрывая за собой дверь, но одним мощным ударом брат разнес ее в щепки. — Я спрашиваю тебя, — глаза брата сверкали бешенством, а палец, с которого срывались микроразряды, коснулся изодранной безобразными шрамами груди Локи. — Что. Это. Такое?! — Убирайся, — только и мог выдавить из себя почти раздавленный этим вторжением Локи. То, что без труда удавалось скрывать от посторонних глаз, неожиданно и страшно вдруг оказалось выставлено напоказ, да еще тому, кому об этих отметинах знать было необязательно. И не было магии, которой можно было бы легко прикрыть оставленные читаури уродства. Да что там магии, даже одежды сейчас в его распоряжении не было. Тор не двинулся с места, продолжая всматриваться в шрамы, ухватил запястья младшего, поднимая их, чтобы внимательно разглядеть оставленные раскаленными кандалами отметины. Почти обезумевший от унижения и злости Локи с силой рванулся, едва не ломая себе запястья и не обращая внимания на собственную боль, чувствуя, как дрожат пленяющие его руки. Громыхнуло сильнее, где-то очень близко, настолько, что зазвенели оконные стекла. Локи рвался… Безрезультатно… Тор ждал ответа. И понимая, что силой не освободится, Локи, умирая от ненависти к себе за каждый произнесенный звук, взмолился: — Пусти… — тихо, надломленно, поверженно. Чужие руки в тот же самый момент исчезли, и единственное, чем мог защитить себя сейчас Локи, — это просто закрыть ладонями лицо: — Умоляю, уходи… И Тор ушел… Недалеко, правда, на кухню, но и то было благом. Тяжело дыша, в кровь кусая губы, борясь с тошнотой и снова вспыхнувшей болью, Локи заставил себя оторваться от холодной стены ванной и, перешагивая через обломки двери, добраться до спальни. Одеться оказалось сложно. Руки, на которых к ожогам и шрамам добавились еще и наливающиеся синяки, немилосердно дрожали, не позволяя застегивать мелкие пуговицы почти у самого горла. Но главное — никак не отпускало то невыносимое ощущение беспомощности. Сейчас в распоряжении Локи было лишь одно оружие — умение держать лицо и Ложь, в особенности если лгать предстояло самому себе. — Дыши глубже, дурачок, — глядя на собственное отражение в зеркале, Локи заставил себя вымученно улыбнуться. — Где наша не пропадала… Прорвемся… Отражение оскалилось. Так безумно и знакомо. Хорошо… С Тором только так и нужно. По-иному он не понимает. Вот еще бы кинжал, чтобы совсем как в старые-добрые времена. На кухню он вышел уже совершенно спокойным, с холодным блеском в глазах и язвительной ухмылкой. Тор сидел за столом, пряча лицо в ладонях, и напоминал поникшую гранитную скалу. Локи остановился, любуясь. Но позволить себе это любование свыше нескольких секунд он не мог. — Почему ты все еще здесь? — тоном его можно было без труда охлаждать вчерашний виски. Тор вздрогнул и поднял голову, медленно разворачиваясь в сторону дверей, где застыл Локи. — Почему ты мне ничего не сказал? Внутри Лафейсона яркими петардами взорвалась злость. Ледяная и искристая, бешеная мощь ледяных великанов в миг разогнала портивший кровь алкоголь, возвращая Локи нормальное самочувствие, но главное — силы. — А что я должен был тебе сказать?! — заорал он, наступая на сидящего за столом Тора, чувствуя при этом, как в руке привычно материализуется кинжал, пусть пока только изо льда. — И когда? Когда ты выбросил меня из самолета? Или когда избил до полусмерти? В какой момент я должен был тебе что-то рассказывать? А может, мне нужно было ползать у тебя в ногах, умоляя, когда ты скрутил меня для отправки в Асгард? Так там тоже неувязочка вышла бы, рот у меня был закрыт… Тор поднялся и глядел на него со смесью жалости и потрясения. Локи взмахнул рукой, желая хотя бы коснуться ненавистного лица ледяным острием. Но не успел. Тор перехватил его руку, разрывая рукав и задирая его, и снова уставился на шрамы, а лед выпал, со звоном разбиваясь где-то внизу. — Локи, послушай… мне так жаль… — Просто уходи, — выплюнул ему в лицо Локи, больше не пытаясь освободить руку, точно зная, что это бесполезно, его орудие — слова. — Я не хочу тебя видеть, Тор. И жалость твоя мне не уперлась. Я почти смирился со своей теперешней жизнью и даже начал получать удовольствие от происходящего. Я стал уважаем среди смертных, я принял их в свой круг — ведь именно этого от меня хотел добиться ТВОЙ отец? Чего же тебе еще нужно? Почему просто нельзя оставить меня в покое? И я безумно сожалею о том, что мне пришлось связаться с твоими приятелями, спасая Старка. Нужно было просто отказаться, как велел мне здравый смысл, и продолжать жить дальше. Тор глядел на искаженное злостью лицо Локи, не моргая. Молча впитывал каждое пропитанное ядом слово, а когда младший выдохся, просто прижал его к своей груди, как делал в детстве, неоднократно утешая. Вот только сейчас это больше не работало. — Уходи…— выдохнул напоследок Локи, — я тебя ненавижу!