Душа

      Время подходило к десяти часам. Кони всё дальше и дальше увозили бравого старика-военного от того дома, где встретил он бывшую свою любовь.       «Что если бы я не бросил её? — думал Николай Алексеевич, всё больше хмурясь. — Как эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена? Хозяйка моего петербургского дома? Мать моих детей?»       Сердце глухо кольнуло и в душу пробралась неясная тревога.       — Клим, поворачивай назад. — спохватываясь, приказал он кучеру. — За час домчим?       Очень важный. Единственно важный вопрос не был задан. «Успеют ли они?»       — Домчим, Ваше превосходительство. Кони крепкие.       Ямщик поспешно остановил лошадей и они, споро повернувшись, помчали во весь опор. Меньше, чем через час, они выехали на разъездную тульскую дорогу. Уже приближалось здание длинной избы, в одной связи которой была казённая почтовая станция, а в другой та самая частная горница.       Когда Клим остановил тарантас, генерал, даже не придерживая полов шинели, спрыгнул на землю и быстрым шагом вошёл в сенцы, а потом в горницу, налево. В горнице жарко горела печь, было темно, только лампада в красном углу светилась тонким огоньком. Слышался треск дров в печи и чьи-то тихие всхлипы.       Николай Алексеевич чуть прошёл в горницу и, повернувшись лицом к печи, увидел, сидящую на тахте, тёмную женскую фигуру с подрагивающими округлыми плечами. Женщина не замечала его, находясь далеко в своих горестных мыслях. Мужчина, воспользовавшись отсутствием внимания к своей персоне, снял шинель, картуз и перчатки и, сбросив их на лавку у стола, тихо, почти не слышно, подошёл к тахте.       — Надежда, душа моя. — тихо позвал он. Присел рядом, подминая под себя попону и открывая её босые стройные ноги. Она вздрогнула, коснувшись разгорячённой кожей ног ткани его, прохладных ещё, брюк, и повернулась.       — Николенька! — Надежда кинулась ему на шею и, заливаясь слезами, уткнулась носом в щёку, захватив в горсти обеих рук рубашку. Он нежно, по-отечески, прижал её к себе, уткнувшись носом в тяжёлые тёмные кудри. — Как же долго ждала я тебя. Всё в окно глядела, думала вернёшься.       Он не мог вымолвить и слова. Эта тишина, нарушаемая лишь её тихими всхлипами, её руки у него на плечах, её кудри, пахнущие сладким воском свечей и лежащие, по обыкновению, двумя тяжёлыми косами у неё на макушке. Она тихо вздрогнула, ещё сильнее прижавшись к нему и попытавшись укрыться в его объятиях.       — Душа моя, совсем ты замёрзла. Как же я виноват перед тобой. — укрывая её попоной, он поцеловал её в лоб. Она же, так долго ожидавшая его, тонула в этой простой и невинной ласке. Не сдержав чувств, она мазнула его губы порывистым поцелуем.       Весна лихо вступала в свои права. Высохли от вешней грязи и воды глубокие колеи тульских дорог. И только двое человек знали, что весна бывает жестока, а зима сможет пригреть человека с разбитым сердцем.