Душа

      «Были и вы отменно хороши» — эту мысль Надежда Васильевна пронесла через всю свою жизнь. Её Николенька самый милый, самый умный, самый дорогой. И каждый раз, когда просыпается от кошмара или от крика из соседней спальни, вспоминает его светлый образ или их встречи, или ту единственную, но судьбоносную ночь. Не было и дня, когда Надежда не возблагодарила бы Бога за то, что подарил ей и ту ночь, и любимого сына. Николай Николаевич, в бытность свою капитаном первого ранга Его императорского Величества флота, нечасто мог бывать в родном доме, на что маменька сетовала, ей было слишком одиноко. ***       — Миленький, аккуратнее! — Лизонька, а это был её голос, осадила сына, не то он точно свалился бы с повозки в грязь. — Николенька, подайте мне руку! Mercier!       Николенька. Это даже презабавно. Ведь именно так Надежда называла Его.       — Надежда Васильевна, душа, прошу великодушно нас простить за столь неожиданный визит! — пролепетала Лизонька, входя в сенцы. — Мы с Николенькой собирались в Гагру, но нянюшка Алёшеньки уехала и его совершенно не с кем оставить.       — Алёшенька, голубчик твоя спаленка готова, проходи, располагайся. — она поцеловала невестку в щёку, а затем сына в лоб. — А вы поезжайте и не беспокойтесь, он не доставит хлопот. ***       — Эй, кто там! — раздражённо раздалось из горницы. Надежда поспешила туда. Постояльцев сейчас немного, но те кто заезжает, дают возможность делу расти. Войдя в горницу, она увидела того, кого любила всю жизнь, от кого родила единственного сына, и на которого так похож любимый внук.       — Добро пожаловать, ваше превосходительство, — сказала она. — Покушать изволите или самовар прикажете? Он мельком глянул на неё и невнимательно ответил.       — Самовар. Хозяйка тут или служишь?       — Хозяйка, ваше превосходительство.       — Сама, значит, держишь?       — Так точно. Сама.       — Что ж так? Вдова, что ли, что сама ведёшь дело?       — Не вдова, ваше превосходительство, а надо же чем-нибудь жить. И хозяйствовать я люблю.       — Так, так. Это хорошо. И как чисто, приятно у тебя. Женщина все время пытливо смотрела на него, слегка щурясь.       — И чистоту люблю, — ответила она. — Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич. Он быстро выпрямился, раскрыл глаза и покраснел.       — Надежда! Ты? — сказал он торопливо.       — Я, Николай Алексеевич, — ответила она, и облегчённо выдохнула «Вспомнил!».       — Боже мой, боже мой! — сказал он, садясь на лавку и в упор глядя на неё. — Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?       — Тридцать, Николай Алексеевич. Мне сейчас сорок восемь, а вам под шестьдесят, думаю?       — Вроде этого… Боже мой, как странно!       — Что странно, сударь?       — Но все, все… Как ты не понимаешь! Усталость и рассеянность его исчезли, он встал и решительно заходил по горнице, глядя в пол.       — Бабушка, разреши мне в саду поиграть! — в горницу вбежал Алёшенька. Надежда невольно вздрогнула, испугавшись того, что Он заметит похожесть мальчишки на него самого. А Николай остановился.       — Не время, голубчик. Сейчас Его Превосходительство испьют чаю, и я вернусь, а покуда ступай к себе. — она ласково улыбнулась, глядя как внук вытягивается в стойку перед Ним. Вымуштровка юного Астахова отцом началась, когда Алексею только исполнилось три года.       — Здравия желаю, Ваше Благородие! — с широкой улыбкой на лице мальчик отдал честь старшему офицеру.       — Здравствуй, здравствуй, дружок! — Николай Алексеевич пожал ему руку. — Почему старших не слушаешь? Делай, что велено, а за это вот тебе червонец. Мужчина достал из кошеля десять копеек и протянул мальчишке. Алексей поклонился и, пожав офицеру руку, убежал.       — Замужем, говоришь, не была? — он вопросительно посмотрел на неё.       — Нет, не была. — легко ответила она, а сердце обливалось кровью.       — А мальчик? Кто он? Почему называет тебя бабушкой? — он начинал злиться. Нервно расхаживал по комнате, чеканя каждый шаг.       — Его зовут Алексей. Алёшенька — мой внук. — она выделила два последних слова. Николай Алексеевич нахмурился.       — Внук? Не ожидал от тебя, Надежда! — сама мысль его осталась не озвученной.       Надежда стремительно подошла к нему и, дав хлёсткую пощёчину, вышла из горницы. По щекам текли обжигающие слёзы. Никогда бы не подумала она, что выглядит в глазах людей непотребной девкой. Да, она воспитала сына сама, она дала ему образование. Но никогда, никогда в своей жизни, Надежда не задумывалась о том, что говорят люди.       — Надежда, прости дурака! — он шёл за ней по длинному коридору, пытаясь извиниться. — Не знал, не подумал. Этот человек любил тебя? Ответь?       — Не знаю, любил ли он, но я любила, до сих пор люблю. — она развернулась. Он был в недоумении.       — Прости, я, верно, задеваю твоё самолюбие, но ответь. Кто этот человек? — он взял её за руки. Она нежно и добро улыбнулась, взглянув на него ясными глазами.       — А помните, Николай Алексеевич, как я вас Николенькой звала? — неожиданно задала она вопрос, казалось бы, не к месту. Он странно поглядел на неё, крепко задумавшись.       — Не хочешь же ты сказать… — он не договорил.       — Нечего тут и говорить. — она отвернула от него голову, глядя в окно сеней. Взяв её за плечи, он резко развернул женщину к себе, отчего она поморщилась.       — Алексей — мой внук. — не вопрос, утверждение. Она горько усмехнулась и кивнула, по щекам дорожками побежали слёзы.       — Николай не знает о вас. Не беспокойтесь. — хрипло сказала она и, в бессилии рухнув на лавку и уткнув лицо в ладони, разрыдалась. Он встал перед ней на колени и, взявшись за её руки, отвёл их в стороны. Надежда взглянула на него совершенно чистыми, но печальными глазами.       — У нас тут внук без присмотра, а она ревёт. — он рассмеялся, добро и чисто.       Поднявшись с колен и потянув её за собой, Николай прижал женщину к себе. Крепко и очень нежно, будто она была фарфоровой куклой и он не хотел уронить её. А Надежда уткнулась носом в его мундир, вдыхая родной запах. Впитавшись в её мысли однажды, он не уходил, не полноценно, но заменяя своего хозяина.       — У нас? — её голос звучал глухо. — Как вы себе это представляете? Я не смогу вас представить Алёшеньке.       — Извините, Ваше превосходительство. — детский голосок раздался откуда-то снизу. — Там вас зовут.       Николай посмотрел на внука, что так неосторожно прервал идиллию, и рассмеялся. Алексей был весь в грязи, испачкан был даже помпон на берете. Внук. В какое-то мгновение, с помощью пары неосознанно брошенных слов, у него появились внук и сын.       — Ты всё-таки вышел на улицу. Господи, какой ты грязный. — она совершенно беззлобно журила мальчишку, одновременно любовно воркуя с ним и вытирая запачканное личико передником. Сам мальчик стоял, смиренно опустив глаза в пол, и морщил нос, когда неприятно колючая шерсть её передника проходилась по раскрасневшимся щекам.       — Прости, пожалуйста. Я больше так не буду. — мальчик осмелился поднять взгляд. — Но, всё же, вас там зовут.       — Ну, веди. — Николай подал ему узкую длиннопалую ладонь и Алексей, ухватившись за неё, потащил мужчину из сенцев на крыльцо.       — Вот. Вас этот дяденька звал. — улыбнулся Алексей. Из сеней раздалось сердитое: «Алёшка!», и малыш, ойкнув, забежал в дом.       — Ваше превосходительство, мы же на поезд опоздаем! — ямщик покачал головой. — Отправляться надобно!       — Можешь ехать обратно, Клим! Я здесь задержусь. — генерал махнул рукой, но тут же спохватился. — Ах, да! Не забудь про багаж. Его нужно доставить сюда. Чем быстрее — тем лучше.       С крыльца послышался вздох и сдавленные всхлипы. Он поспешно повернулся, Надежда стояла на крыльце. Раскрасневшаяся не то от морозца, не то от слёз, тёкших по щекам, она была прекрасна. Только сейчас он понял, что потерял, оставив тогда её, предав грязно и безжалостно. Мог бы растить сына, а потом и внука.       «Может не всё ещё потеряно?» — подумал он про себя. Подойдя к ней и совершенно по-хозяйски взяв её за талию, он притянул её к себе взглянул в глаза, сейчас из-за слёз имеющие прекрасный изумрудный оттенок.       — Не нужно, Николай Алексеевич. — она отстранилась от него, пытаясь выпутаться из захвата сильных и тёплых рук. — Вы уедете, а мне нужно как-то жить. Лучше вспоминать что-то далёкое, чем жалеть о недавнем.       Он нежно взял её холодные щёки в горячие ладони. В её глазах стояли слёзы, казалось бы сильная внешне и внутренне, прожившая и воспитавшая одна прекрасного сына, она не смогла расстаться с ним навсегда, не искоренила в себе тех чувств, что были когда-то.       — Душа моя, зачем же ты говоришь такие слова? — она резко вздохнула и прислонилась своим лбом к его подбородку, вцепившись в его мундир. Её лицо опять оказалось в его ладонях. Поцелуй неистовый и сладкий, он обрушился ураганом на её сознание, и она поддалась.       — А вдруг Алёшенька заметит? — отдышавшись, хихикнула она, совсем как девчонка. — Пройдёмте, лучше, в дом. Зябко.       Он подхватил её на руки, она вскрикнула и вцепилась пальцами в его мундир, счастливо улыбаясь. ***       — Тпру! Стоять, залётныя! — раздался со двора грозный голос ямщика. — Пожалуйте, ваша светлость.       — Лизонька, прошу тебя душа! Маменька будет недовольна, если мы не задержимся! — она узнала голос сына и, охнув, осела на лавку.       — Николенька, я не могу! Мы доставили вашей маменьке итак много неудобства, оставив с ней Алёшеньку на целую неделю! — невестка, как всегда, была учтива и очень беспокоилась о её, Надежды, удобстве.       Надежда поспешила на крыльцо. Николай, в это время, о чём-то разговаривал с внуком. Она не хотела их беспокоить.       — Мама! — Алексей, в одной ночной рубашке, бросился на крыльцо. — Папа!       — Алёшенька, голубчик ты простудишься! — воскликнула она и, подняв его на руки, усадила к себе на бедро. — Иди оденься, я позову тебя.       Алёша убежал, а Надежда почувствовала, как талию обвивают сильные руки Николая. Уже неделю они были вместе, как тогда, в молодости. Алёша полюбил Николая всей своей детской душой.       — Ты представишь нас? — шёпот на ухо и поцелуй в шею. — Я жду этого с нетерпением.       — Пожалуйста, присмотри за Алёшенькой. — такой же тихий ответ. — Я позову. ***       В горнице было жарко, Надежда сидела во главе стола, сцепив в замок пальцы рук, и напряжённо размышляла о своём. Коленька и Лизонька ворковали, прижавшись друг ко другу на тахте. Из коридора послышался голос Алёшеньки, увлечённо щебетавшим с Николаем.       — Коленька, нам нужно очень серьёзно поговорить. — она тяжело вздохнула. Она встала и, зовя кого-то, вышла из горницы. — Имею честь представить — Раевский Николай Алексеевич.       Больше она ничего не сказала. Николай догадался сам потому, как мать смотрела на этого мужчину, как улыбался ему сын, каким взглядом посмотрел Николай Алексеевич на него самого. Было трудно осмыслить это, сложно думать об этом мужчине в таком ключе. С одной стороны хотелось подойти и крепко обнять его, а с другой — засветить в физиономию да так, чтобы искры из глаз.       Этот мужчина смотрел на него с надеждой на прощение, скрытой в тёмных глазах. Он ожидал приговора, будь этот приговор хоть плахой, хоть каторгой. Мать тихонько плакала, сидя за столом и положив голову на руки, Лиза бросилась к ней с утешеньем.       — Николай Николаевич Астахов, каппранг. — протянул он руку, спустя, казалось бы, вечность. — Приятно познакомиться.       И всё. Больше ничего. Ни ненависти, ни грубости, ни истерики. Ему она и не положена по статусу. Николай Николаевич понял, простил и потянулся к этому мужчине. Он не знал их истории, не знал, почему отец, непривычное и странно близкое слово, бросил мать. Это не его дело. ***       Поступление Алёшеньки в военный лицей, отмечали всей семьёй. Отец с матерью, упорно не хотевшей, но всё-таки перебравшейся в Петербург. Он, одетый по всей форме, Лизонька, прекрасная в своей второй беременности. Николай Николаевич почему то совсем не сомневался, что теперь у него будет доченька и они с женой обязательно назовут её Людмилой.