Я тебя никогда

Нина Андреевна отдыхала в своей комнате, а если быть точнее, спала после обеда. Настя сидела у себя, делала задания по русскому. Вдруг проснулась Анфиса. Кошка прыгнула на стол, села прямо на тетрадь по русскому языку. — Чего? Анфиса внимательно смотрела в глаза Насте. — Да что ты смотришь всё на меня? Не могу я ей рассказать, понимаешь? У неё и так с сердцем плохо. Она ведь до сих пор думает, что я так злюсь из-за того, что он уехал. Пусть так и думает. — Говорить приходилось шепотом, чтобы бабушка точно не услышала. Кошка улеглась, выставив беленькие лапки перед собой. — Может, когда-нибудь расскажу. Обязательно расскажу. Вот будет у меня муж, ей уже не так страшно станет. А пока… ничего, Анфиска, прорвёмся! У меня Лена есть, я ей рассказываю. Девушка на цыпочках подошла к большому деревянному шкафу у стены и достала оттуда одно из трёх своих платьев: бежевое, по колено, с красным цветком на поясе. Приложила платье к себе и стала активно крутиться перед зеркалом. — Эх, а ведь белый цвет мне очень идёт! Да, Анфиса, красивая из меня будет невеста? Кошка ничего не ответила. Это платье было подарком Нины Андреевны внучке на предстоящий выпускной из колледжа. Как и все девочки в то время, Настя мечтала о трёх вещах: о замужестве, кругосветном путешествии и красивых платьях. Но была у неё и другая мечта, которую она никак не могла понять. Чувствовала её, осязала, но совсем не понимала, не могла перевести в слова. Чувствовала только, что очень ей это нужно. Только вот что? Решила, что когда найдёт или испытает, точно поймёт. В детском садике мечтала быть певицей, но очень стеснялась своего голоса и ходить на хор вскоре забросила. Очень полюбила танцы. В начальной школе мечтала стать балериной, писала об этом во всех сочинениях, но с лёгкой руки матери передумала. Но танцы не забросила, занималась до выпускного класса. Так она лишилась последней мечты. Дальше не знала кем быть, не знала, чего она хочет и пошла туда, куда все пошли — с одним колледжем в городе особо не разгуляешься. Никуда в другое место не поехала бы, потому что бабушке так спокойнее. Поступила на отделение журналистики. Пошла туда потому, что все журналисты хорошо зарабатывают. Так она думала. Как ни посмотришь новости — все в новых костюмах, с макияжем, такие уверенные. Настя тоже хотела стать такой. Нина Андреевна её в этом не особо поддерживала, но и не мешала. И так как-то жизнь текла, вот уже и выпускной год. Нина Андреевна никогда не говорила об этом вслух, но была ужасно напугана и встревожена. Её беспокоило будущее внучки. А если точнее, её невозможность в нём участвовать. Нина Андреевна была умной женщиной, она понимала, что ей осталось не так уж и много на этом свете, да и врачи в поликлинике совсем не обнадёживали. Она не могла ни в чём пожаловаться на внучку за все эти годы. Как и все дети, девочка капризничала, иногда ругалась, злилась, обижалась. Однако отношения со сверстниками у неё совсем не ладились. Нина Андреевна знала про Настину единственную и лучшую подругу, Леночку, хорошая девочка, родители — учителя, приличные люди, работают в школе, которой Нина Андреевна отдала почти пол века своей жизни. Но было в Настеньке что-то странное. Что-то не то. Совсем никак её не принимали. Для всех кроме Лены она была как чужая. Нина Андреевна видела следствие, но не видела причины. Хотя не сказать, что о причинах она не догадывалась. Девочка была не по годам мудрой и любознательной, иногда задавала такие вопросы, что Нина Андреевна, мягко говоря, впадала в ступор от понимания того, что даже она за свои семьдесят лет жизни ни разу не задавала себе этих важных и таких очевидных на первый взгляд вопросов. В этом была вся суть Настеньки. В чём-то она была абсолютно взрослой, а в чём-то совсем ребёнком. Девочка с детства была очень мечтательная, доверчивая, открытая, и Нина Андреевна боялась, что рано или поздно какие-то недобросовестные люди воспользуются этой её доверчивостью. Особенно если это будет какой-нибудь мужчина. Этого Нина Андреевна боялась больше всего. Видя страдания внучки из-за школьных влюблённостей, ей даже представить было страшно, какие последствия для девочки могут иметь плачевно завершившиеся и более взрослые романтические отношения. В третьем классе Настенька влюбилась в мальчика из параллели, но тот предпочёл себе её одноклассницу, Светку. Так Настенька отказывалась выходить из дома и, уж тем более, идти в школу. Девочка становилась очень бледной, у неё поднималась или, наоборот, резко падала температура, она переставала есть, разговаривать, играть, могла даже потерять сознание, много плакала и спала. Врач, которая приходила из поликлиники, исправно писала в заключении: «переутомление». Часы пробили пятый час вечера. Нина Андреевна проснулась с твёрдым намерением серьёзно поговорить с внучкой. Женщина накинула на плечи шаль, втиснула припухшие стопы в тапки и пошуршала в комнату Насти. Когда, открыв дверь, она увидела внучку, приложившую к себе подаренное платье, Нина Андреевна сразу же поняла, о чём девочка думает. — Ну невеста, невеста! Настя немного смутилась, но продолжила кружиться и улыбаться какой-то блаженной улыбкой. — Настенька, сядь, пожалуйста, я тебе кое-что скажу. Нина Андреевна села на кровать внучки и похлопала ладонью по месту рядом с собой. Настя повесила платье на спинку стула, кончиками пальцев провела по его кружевному вороту, улыбнулась своим мыслям, и, наконец, присела рядом. — Настенька, только слушай меня внимательно и серьёзно. И не перебивай. Девушка молча кивнула. — Понимаешь, ты уже совсем взрослая. Тебе восемнадцать лет, а уже скоро и девятнадцать. В мире разное происходит, будут люди, которые обидят, будут и те, кто будет помогать. Ты у меня девочка замечательная, добрая, светлая, как лучик, ты в людей веришь, в доброту, в любовь, это правильно, так и надо жить! Но ты ведь знаешь, что не все так считают, правда? Настя стала заметно серьёзнее, её бледно-зелёные глаза впились в бабушку с особым вниманием. Она снова молча кивнула. — Вот. Ты понимаешь. И я просто хочу тебе сказать, чтобы ты чужим людям, незнакомым, сразу не верила. Что бы тебе ни говорили. Чтобы время какое-то прошло, чтобы человек свои истинные намерения показал, понимаешь? Настя отвернулась и смотрела куда-то в стену, её губы были поджаты, она быстро закивала. — Будь осторожной, будь очень внимательной с незнакомыми людьми. Если хвалить будут — уши сильно не развешивай, а думай «а зачем хвалят?», если ругать будут, думай: «а для чего ругают?». Много очень людей обманывать любят. Наобещают — а их и след простыл. В друзья будут набиваться — доверяй, но проверяй. А если проверку не прошли — то не грусти, и не друзья это были вовсе. Поняла меня? — Да, бабуль. Этот разговор продолжался до самой ночи. Нина Андреевна делилась с внучкой мудростью, в том числе и женской, ибо женская мудрость представляет собой отдельную ветвь мудрости. Настя внимательно слушала бабушкины наставления, стараясь выжечь их у себя в памяти. Много было сказано того, о чём она и сама знала, но, как говорится, повторение — мать учения. Тем более, что перебивать настолько серьёзно настроенную бабушку не представлялось возможным. После таких разговоров у Насти всегда было ощущение, будто она должна вот-вот уехать в какую-то длительную поездку. Поэтому после чаепития и ужина, последовавших после разговора, Настя вернулась в свою комнату, и ей хотелось только разве что присесть на дорожку. Девушка переоделась в пижаму, нырнула под толстое шерстяное одеяло и прошептала: — Да, бабуль. Я поняла, бабуль. Вскоре она уснула.