В небо посмотри и не дыши

Apocalyptica – Peace

      – Подъем, уебок, – хлесткая пощечина обожгла кожу и прошлась неприятной пульсацией от подбородка до виска. Шото коротко простонал и шумно втянул воздух сквозь зубы.       Он широко распахнул глаза и тут же поморщился от боли – казалось, словно его лицо было одним сплошным ноющим синяком, и любые мимические изменения ощущались так, будто в кожу втыкались острые ядовитые иголки. Руки, скованные за спиной, онемели – мало того, на Шото снова надели блокираторы, потому что причуду он совсем не чувствовал.       Посреди мрачной комнаты он сидел на неудобном стуле. Навскидку все остальные части тела были целы, за исключением лица, в которое пришелся мощный хук справа от другого Тодороки. Шото бессильно дернул руками в попытке освободиться и с неприятным удивлением обнаружил, что его ноги тоже были прикованы к металлическим ножкам.       Он постарался успокоиться, вдохнув и выдохнув, но тут же подавился воздухом, когда расфокусированным взглядом выцепил два силуэта, стоящие у стены напротив. Шинсо зевал, демонстрируя полнейшую отстраненность от дела, а на его лице легко читалось полнейшее безразличие. Рядом с ним деловито тыкала пальцем в светящийся экран планшета Яойорозу – как всегда собранная и серьезная, она на удивление негармонично смотрелась в этой мрачной обстановке.       Комната была низкой, обшитой широкими металлическими пластинами, а свет лился из единственной лампы, стоявшей в углу на крошечном столике. Лица Шинсо и Яойорозу казались гротескными, высеченными из камня – на них плясали жутковатые тени, искажающие эмоции. Шото не мог быть уверен, что это были те самые, знакомые ему Шинсо и Яойорозу – вокруг происходила какая-то чертовщина, понять смысл которой Шото был пока не в силах, поэтому он уже ничего не мог знать наверняка.       Он облизал пересохшие губы и гулко сглотнул. Страшно хотелось пить, но разум подсказывал Шото, что сейчас он не в том положении, чтобы о чем-то просить. Более того, Шото не мог быть уверен в том, что в воде не будет никаких примесей или чего-то вроде того.       На языке появился металлический привкус, и Шото сдержал порыв поморщиться – лишь по скулам заходили желваки. Шинсо перевел на него скучающий взгляд и снова зевнул. Ледяная рука сомкнулась на задней части шеи Шото, и тот сразу запрокинул голову назад, пытаясь высвободиться. Яойорозу подняла глаза от планшета и уставилась на кого-то за плечом Шото.       Что-то подсказывало ему, что приведший его в сознание человек и тот, кто схватил его за шею, – это одна и та же личность.       Повеяло жгучим жаром, когда вторая рука вцепилась ему в горло и всерьез начала душить. Шото кинул быстрый взгляд на Шинсо и Яойорозу – те все так же стояли у стены с равнодушными лицами. Тогда он понял – ему неоткуда ждать помощи.       – Шого, – ровно произнесла Яойорозу, когда у Шото перед глазами начало темнеть; в ее голосе промелькнула стальная нотка, – прекрати.       – Райраку не умеет воскрешать, – хрипло заметил Шинсо и снова зевнул, устало потерев лицо. – Не порти ее статистику, она не оценит.       Кого из них двоих стоило благодарить, Шото не знал – тем не менее, руки отцепились от его горла, позволяя сделать вдох. Шото закашлялся и шумно задышал – воздух еще никогда не казался ему настолько сладким. Сквозь мутную пелену перед глазами Шото различил проходящего мимо него человека, а после душитель развернулся и вперился в лицо Шото свирепым взглядом, жестко схватив за рубаху. Воротник натянулся и впился в шею сзади, когда девушка – а это была именно она, теперь Шото ясно это видел, – с силой его тряхнула.       Видеть полную копию себя, но только женского пола, было… странно. Не то чтобы Шото часто смотрелся в зеркало, но он прекрасно знал, как выглядит, а потому с уверенностью мог сказать, что девушка была его женской версией – те же двухцветные волосы и глаза, острые скулы, сухие губы, прямой нос и тонкие брови. На левой половине лица вместо ожога у нее был шрам – чуть косой, рваный, он проходил по лбу и продолжался где-то на середине щеки.       Что-то в разноцветных глазах напрягало; помимо этого, от девушки остро пахло потом, кровью и пеплом. Если бы Шото мог, он бы отшатнулся, когда она вплотную приблизилась к его лицу и по-звериному оскалилась.       – Командир, не пугай ребенка, – вздохнул Шинсо.       – Это я пугаю? – возмущенно спросила девушка, не отводя свирепого взгляда от Шото. – Ты хочешь, блять, сказать, что только мне кажется подозрительным, что этот хрен выглядит так же, как и я?       – Не тебе одной, Шого, и ты это прекрасно знаешь, – утомленно отозвалась Яойорозу; Шото готов был поспорить, что она удрученно покачала головой, но не мог это проверить, потому что весь его обзор заслоняло искаженное оскалом женское лицо. – Ты всех задерживаешь, прекращай.       Девушку звали Тодороки Шого – теперь даже мысленно Шото не мог звать ее Тодороки, потому что ему казался чуждым тот факт, что кто-то еще, помимо членов его семьи, может носить эту фамилию. Скрепя сердце, он условился звать ее Шого – странным, непривычным именем, царапающим слух.       – Да знаю я, но у меня нет желания быть гостеприимной с этим ублюдком, – с неприкрытой досадой ответила Шого и с силой пихнула Шото в грудь, на короткое мгновение вдавив его в спинку стула, а после выпрямилась во весь рост, нависая сверху и одним лишь взглядом указывая Шото его положение. Гордость вскипела внутри и заставила выплюнуть сухое и едкое:       – В ваших правилах гостеприимства прописано душить каждого встреченного вами человека?       Слова прошлись по горлу наждачкой и загорчили на основании языка – Шото было достаточно Старателя, который в течение долгого времени указывал его место, и всех-всех-всех, кто хоть как-то желал проехаться по его гордости. Несмотря на холодную внешность, Шото имел достаточно горячий нрав, который с момента его высвобождения на первом курсе вместе с огненной стороной время от времени выходил из-под контроля, заставляя творить нечто выходящее за рамки разумного.       Вот как сейчас – Шото бы прикусить язык, помолчать, потерпеть, но вместо этого он позволил себе огрызнуться и схлопотал. Зато узнал, что у Шого не было тормозов, потому что она не только врезала ему по травмированной стороне лица еще раз, но и чуть ли не перерезала ему горло выросшей из запястья ледышкой. По лицу Шото прокатилась волна боли, заставившая его несдержанно вскрикнуть – терпеть было невозможно.       – Шого, – предупреждающе протянула Яойорозу, которая удерживала руку Шого в паре сантиметров от шеи Шото. Шото не успел заметить, когда она возникла рядом, но в глубине души был искренне ей благодарен.       – Он выводит меня из себя, – прорычала Шого, и в ее суженных глазах Шото без проблем прочитал плохо сдерживаемое бешенство. Оно отдалось в его груди поднявшей голову злостью и пребольно ударило в виски – Шото был определенно не в том положении, чтобы выпендриваться, но, как оказалось, чуть ли не моментально возникшую неприязнь было не так уж-то и легко контролировать.       – Посоветовать курсы по управлению гневом? – равнодушно осведомился Шото. Он ходил по очень острой грани, но краткое ощущение относительной безопасности, которое он успел ощутить целых два раза, давало некоторые гарантии насчет временной целости своей жизни. Это развязывало ему руки – все равно ничего другого, кроме как острить и провоцировать, Шото не оставалось.       Сбежать для него теперь не представлялось возможным – не будучи прикованным к стулу с блокираторами на руках и в окружении трех опасных противников. Скорее, Шото дурил от отчаяния: терпкое и колючее, оно проходилась искрами электричества по кончикам пальцев и собиралось в венах сгустками напряжения – такого же, какое висело в крошечном помещении, где они находились вчетвером.       Вот только того, что кулак Яойорозу с силой врежется ему прямо в солнечное сплетение, Шото ожидать никак не мог. Перед глазами все поплыло, и Шото вывернуло прокатившейся по пищеводу желчью; краем уха он услышал тихий злорадный смешок и шипение тающего льда.       – Приношу свои глубочайшие извинения, но ваши шутки крайне неуместны в данный момент, – вежливым тоном сказала Яойорозу и безо всякого пиетета вздернула голову Шото выше, равнодушно заглядывая ему в глаза. – В первую очередь нам нужно разобраться в сложившейся ситуации, поэтому будьте добры сотрудничать с нами – это в ваших же интересах. Благодарю за понимание.       – Охуеть, вот это ты его унизила! – зашлась смехом Шого и по-детски захлопала в ладоши. Шинсо вторил ей скептическим смешком.       – Тебя тоже это касается, причем чуть ли не в первую очередь, – отрезала Яойорозу.       Не дожидаясь, пока Шото ответит хоть что-то, она схватила Шого за руку и отволокла ее к стене, откуда только что оттолкнулся Шинсо. Шото посмотрел на зевающего парня, который подходил к нему, шаркая по полу, – сейчас было особенно заметно, что он ощутимо припадал на правую ногу.       – Итак, раньше начнем, раньше закончим, – Шинсо вымученно потер лицо, а после уставился на Шото, цепким взглядом пробегаясь по его лицу.       Шото ощутил, как по позвоночнику прошелся ворох мурашек и скрылся где-то за резинкой штанов. Общение с Шинсо всегда было прерогативой Мидории, который обладал удивительным навыком общения с владельцами тяжелых характеров, но некоторыми общими сведениями об ученике 3-В Шото все же обладал.       Этот Шинсо тоже имел круги под глазами, держал руки в карманах, был высоким и постоянно сутулился, а также имел причуду под названием «Контроль разума»; он был определенно не старше восемнадцати лет. Но что-то в нем цепляло взгляд, заставляло думать: «А тот ли это Шинсо, которого я когда-то знал?» и прокручивать этот вопрос в голове раз за разом.       Ответ лежал на поверхности, но найти его Шото почему-то не мог. Не сказать, что он сильно старался, но его раздражал тот факт, что он чего-то не понимал. Иида, Яойорозу, Шинсо, да та же безумица Тога – все они были ему знакомы, но в то же время очень сильно отличались от самих себя; единственное исключение составляла Тодороки Шого, которая невесть как вписалась в картину окружавшего Шото странного мира.       – Будешь вести себя хорошо, обойдемся без боли, – постарался обнадежить его Шинсо, но как-то без особого энтузиазма – Шото не обнадежился. Попытавшуюся добавить что-то Шого тут же заткнула Яойорозу; возможно, в буквальном смысле этого слова. – Начнем со стандартного. Фамилия, имя?       – Тодороки Шото, – нехотя выдавил из себя Шото и гулко сглотнул – пить все еще хотелось невыносимо. Заметив его скривившееся выражение лица, Яойорозу использовала причуду – на ладони появился стакан, видимо, с водой.       – Пей, – тихо сказала она, когда подошла вплотную к Шото и приставила стакан к его губам. В ответ на скептический и недоверчивый взгляд Яойорозу добавила: – Разговор предстоит долгий.       Уверять Шото в том, что в воде ничего нет, Яойорозу не стала – возможно, и к лучшему. Шото не ставили перед выбором – у него был только один выход, и он пошел к нему, когда сделал сначала первый глоток, а потом второй, третий, четвертый и пятый, осушая стакан. Яойорозу смотрела на него спокойно и серьезно, в ее взгляде, направленном на губы и подбородок Шото, виднелась безграничная усталость – и никакого легкого восхищения, к которому Шото уже, к своему стыду, привык.       – Продолжим, – не шибко-то и довольно сказал Шинсо, проводив уходящую на свой пост Яойорозу взглядом. Шото посмотрел на Шого – она сидела на полу, уставившись в одну точку, и беззвучно шевелила губами, периодически водя пальцами в воздухе. – Не отвлекайся, – грубо одернул его голос допрашивающего. – Дата рождения?       – Одиннадцатое января.       – Место рождения?       – Префектура Сидзуока.       Вопрос за вопросом, ответ за ответом, и Шото выложил все, что у него было. Он даже сам не понял, каким образом – Шинсо задавал странные вопросы, переиначивал их, ловил Шото на заминках и изменениях мимики и цеплялся к словам, иногда откровенно провоцируя, а иногда переходя на личности и грамотно оперируя полученной информацией.       Шото никогда не учили сопротивляться столь дотошным допросам, поэтому чуть ли не с самого начала он, пытавшийся быть сосредоточенным, сбился с ритма, когда Шинсо резко скакнул с темы на тему и надавил на обнаруженную больную мозоль в виде отношений с отцом. Шинсо мог сыпать вопросами, а потом уставиться на Шото тяжелым взглядом, из-за которого внутри все холодело, мог перейти к угрозам и детальным описаниям физических расправ, а мог просто увещевать и упрашивать, чуть ли не стоя на коленях.       Шото был усталым, голодным и вымотанным до самого предела, у него раскалывалась голова, а по лицу растекалась пульсирующая боль. Он не мог противостоять Шинсо и его методам ведения допросов – интересно, это ему с рождения достался такой талант, или он усердно взращивал в себе эти способности?       Счет времени Шото бездарно потерял. Яойорозу так и стояла около стены, сосредоточенно что-то тыкая в планшете, а Шого сидела на полу и немигающе пялилась на коленки Шото. Могло пройти как тридцать минут, так и несколько часов – Шинсо перетряхивал все нижнее белье Шото настолько тщательно, что у него голова шла кругом, а в конце он и вовсе перестал соображать, словно у него щелкнул какой-то тумблер, ответственный за восприятие и передачу информации. Кажется, иногда он старался сдерживать слезы, а иногда срывался на крик – ему могло быть за это стыдно, но Шото уже не помнил.       – Ты его сломал, – ядовито фыркнул чей-то голос на периферии.       – Это моя работа, – равнодушно ответил мучитель Шото, и он поежился, опустив голову вниз, ожидая, что ему дальше будут задавать странные вопросы, иногда разрывающие душу, а иногда – проходящиеся по чувствам наждачкой.       – Сэн, будь добр, отведи его в больничное крыло, – устало вздохнул кто-то. – И Райраку сообщи радостную новость.       – Сомневаюсь насчет того, что она обрадуется.       – Не мои проблемы.       Резко накатившая апатия позволила делать с Шото все, что душе угодно. Когда его вздернули за локоть, он встал и послушно потащился следом, равнодушно рассматривая проплывающие мимо стены, потолки и двери, а также редких прохожих.       Шото передали в чьи-то руки, которые уложили его в кровать, подоткнули одеяло и осторожно прошлись по пульсирующему лицу. Боль утихла, словно ее и не было. В поле зрения мелькнули яркие фиолетовые волосы и встревоженное лицо, чей-то голос что-то попросил.       Шото закрыл глаза и провалился в сон – на этот раз по собственной воле.