В небо посмотри и не дыши

Ocean Jet – Unfettered

      – Ну, вот и все, – легко сказала Райраку и поднялась с края кровати, собирая расставленные на тумбочке баночки. – Командир, как всегда, не скупится на силу.       – И правильно, кто же еще будет приструнять таких, как он, – выплюнул Акагами, подпирающий стенку и следящий за каждым движением Шото острым ястребиным взглядом. Шото в очередной раз проигнорировал ядовитый выпад со стороны своего невольного сторожа – что-то ему подсказывало, что Акагами сам вызвался стеречь Шото, так как тот умудрился неподдельно зацепить его гордость, сбежав из-под надзора.       – Да ладно тебе, он просто головой сильно ударился, – пожала плечами Райраку, деловито сматывая бинты. Шото скосил глаза на тумбочку – на уже знакомом подносе знакомого ключа-свистка не наблюдалось. – И вообще, вдруг он просто самый преданный фанат командира?       – Если он самый преданный фанат, тогда я сайрент, – мрачно произнес Акагами. Что такое сайрент, Шото не знал, но судя по взглядам, которыми обменялись Акагами и Райраку, вряд ли это было что-то хорошее.       – Твое чувство юмора как всегда на дне, – закатила глаза Райраку; ее лицо исказилось в легком оттенке раздражения, когда она окинула Шото внимательным сканирующим взглядом.       – Я сомневаюсь, что у командира могут найтись фанаты, – тут же добавил Акагами, поднимая руки в защитном жесте. Шото уже успел заметить, что отношения между этими двумя были не то дружескими, не то семейными, как между братом и сестрой. – Ты же, ну, сама прекрасно понимаешь, какой она человек.       – Это не мешает ей восхищаться, – легкомысленно отмахнулась Райраку так, что сразу стало понятно, что она входит в число восхищающихся людей. – Она много делает для нас.       – Да кто б спорил, – проворчал Акагами, – но ее заскоки… – он резко оборвал себя на полуслове и посмотрел на Шото с такой злостью, словно это он был виноват в том, что Акагами сказал что-то не то. Райраку снова закатила глаза, заботливо подоткнула одеяло Шото, балансируя с подносом на другой руке, и пошла к выходу.       Уже некоторое время Шото притворялся мебелью и позволял делать с собой все, что Райраку захочется. Ее поведение вообще не вписывалось в рамки разумного – когда-то Шото угрожал ей, хватал за шею и небрежно швырял в других людей, но сейчас она вела себя с ним так, словно ничего из этого не было.       Райраку была врачом, медсестрой или целителем – Шото не знал, как называлась ее роль в этом месте, а возможности узнать пока не было. Как работает ее причуда, он не успел понять, потому что болезненный синяк на его лице она вылечила до того, как Шото пришел в сознание. Райраку постоянно трещала обо всем и ни о чем одновременно и делала это так ненавязчиво, что Шото волей-неволей прислушивался к ее словам.       При этом Райраку умудрялась не выдавать никакой конкретной информации – несмотря на объемы слов, которые она выливала на уши Шото с каждым своим посещением, у него по-прежнему не получалось составить хоть какое-то толковое представление о ней самой и об окружающих ее людях. Как ни странно, больше удавалось вытянуть из периодически приходящего Акагами – когда Шото мимикрировал под окружающую среду, на него случайно или намеренно переставали обращать внимание, словно его действительно не было в комнате, и тогда Райраку и Акагами могли разговориться и выдать что-то более интересное, нежели обсуждение пищи в столовой или споры из-за потерянных носков, которые, кажется, почему-то являлись дефицитным продуктом.       Шото очень много думал, благо, времени для этого у него было предостаточно – уже солидный промежуток времени он был заперт в четырех стенах и прикован к постели цепью. Он соотносил те крохи информации и болезненный опыт, которые успел приобрести за три или четыре дня пребывания в странном месте, и тщательно раскладывал их по полочкам.       Возможно, Шото сходил с ума, но почему-то из всех вероятных версий, которые приходили ему на ум, он выделял в первую очередь ту, в которой под воздействием двух причуд он… попал в другой мир. Нет, конечно, он мог находиться под иллюзией или наркотиками, мог бредить или находиться без сознания, этого нельзя было исключать, но Шото не мог отделаться от навязчивой идеи о том, что все происходящее вокруг него было правдивым.       Он увидел разлагающийся труп, который потом сожрало какое-то уродливое чудовище со способностями к адаптации, чуть не погиб, едва увернувшись от рассечения надвое, трижды лишился сознания – из-за боли, из-за удара в челюсть, из-за усталости – и познакомился, как ни странно, с женской версией самого себя.       У этого Шинсо – взгляд мертвеца, влезающий под кожу острыми иглами, огромные круги под стеклянными глазами и ядовитый язык, вытаскивающий из самых глубин души все самое потаенное и страшное. У этой Яойорозу – ледяное безразличие, залегшее складкой у растрескавшихся тонких губ, механические движения затянутых в тонкие перчатки узловатых пальцев и плохо скрытый отпечаток скорби на застывшем восковой маской лице.       У этой Райраку – вымученная улыбка, обнажающая розовые десны и желтоватые зубы, постоянный терпкий запах сигарет, въевшийся в волосы, кожу, одежду, и какая-то непонятная задерганность, проявляющаяся в каждом третьем действии. У этого Акагами – рука, вечно лежащая на прикрепленной к бедру кобуре, заостренные черты лица зверя, в любой момент готового отдаться на поруки реакции «бей или беги», и какая-то болезненная, ненормальная преданность маленькой медсестре с фиолетовыми волосами.       У этой Шого – нечеловеческая скорость реакции, граничащая с пространственным моделированием ситуации, непотухающая искра какого-то безумия в разноцветных глазах, глядящих с неконтролируемой яростью, и полнейшее отсутствие винтиков в голове, отвечающих за стоп-кран.       Шото не мог себе представить, через что должны были пройти эти люди для того, чтобы превратиться в тех, кем они являлись сейчас.       Если это дурной сон, Шото хотелось бы поскорее проснуться.       Даже после полнейшего его выздоровления – чтобы Шото мог полюбоваться на свое целое лицо, Райраку даже дала ему какое-то зеркальце в специально упрочненной оправе, чтобы даже в голову не пришло разбить его, – Райраку продолжала навещать Шото. Он понятия не имел, зачем ей это было нужно, но испытывал благодарность за то, что она приходила к нему и невзначай болтала о чем-то своем. Конечно, за собой на хвосте она притаскивала и Акагами, который не гнушался высказать пару ласковых о поведении Шото, но ему было все равно.       Шото чувствовал их взгляды чуть ли не кожей – пристальные и изучающие, они цеплялись за любое действие, слово, выражение лица Шото и анализировали, составляя его характеристику. Шото, ограниченный в свободе по рукам и ногам, позволял им обращаться с собой, как со старой куклой, которую выкинуть мешает разве что жалость, – какая-то вязкая апатия паутиной накрывала его мысли и подавляла любые возможные попытки сопротивления.       Вероятно, еще и потому, что в рубиново-красных глазах Акагами скользило предупреждающее и молчаливое: «Если еще раз выкинешь какой-то фортель, в твоей голове появится лишняя дырка». Лишних дырок в голове Шото заиметь не желал, поэтому предпочитал помалкивать и в разговоры напрямую не встревать.       К нему никто не лез, и он ни к кому не лез, а под конец и вовсе перестал понимать, ожидает ли он подходящего момента или просто ничего не делает. Шото не знал, сколько дней он сидел в крошечной комнатке, в которой его заперли, некоторое время не видел белого света и не дышал свежим воздухом, не мог пользоваться причудой и уходить дальше, чем на пару метров от кровати.       В свободное время Шото отжимался, приседал, занимался растяжкой и прочими физическими упражнениями – это, как всегда, вытесняло из головы любые тревожащие его мысли, но ощущение того, что он был заперт в четырех стенах, не оставляло его ни на минуту.       Его неплохо кормили, мыли прямо в комнате, не издевались и не избивали, давали минимум общения и даже не ставили на нем опыты, как Шото первоначально предполагал, но при этом он продолжал гаснуть день ото дня, уставая больше морально ото всей неизвестности и подвешенного состояния.       И тогда к нему как глоток свежего воздуха пришло новое лицо. Шото был крайне удивлен, когда вместо привычной доброжелательной морды Райраку увидел легко улыбающееся лицо какой-то женщины в очках. Шото даже не сразу сообразил, кто это был – лишь проморгавшись и приглядевшись, он понял, что гостьей оказалась Полночь-сенсей.       – О, ты уже не спишь, – хмыкнула она и отыскала взглядом табуретку, которую без лишнего стеснения сцапала и пристроила около кровати. Только сейчас Шото заметил, что она несла с собой такой же планшет, который был в руках у Яойорозу при допросе. – Что ж… вы действительно очень друг на друга похожи.       Шото промолчал. Он изучал неожиданного визитера взглядом и никак не мог взять в толк, что ей от него нужно. Для себя Шото уже успел уяснить, что все приходившие к нему люди как-то отличались от тех, которых он когда-либо знал, поэтому вероятность того, что это была именно та, знакомая ему Полночь-сенсей, стремилась к нулю.       – Итак, – Полночь-сенсей села на табуретку и деловито закинула ногу на ногу, включая планшет. Шото безо всякого стеснения осмотрел ее: она была одета в черный сплошной костюм, начиная от шеи и заканчивая кончиками пальцев – скорее всего, ее причуда все еще была при ней. – Я полагаю, ты меня знаешь, равно как и я тебя, но все же представлюсь: меня зовут Немури Каяма, для тебя просто Каяма.       – Полночь-сенсей? – нахмурился Шото.       – Уже давно не Полночь, просто Каяма, – вздохнула она, тихо постукивая пальцами по экрану планшета. – Возможно, пока что для тебя это странно, но со временем ты поймешь. Хотя я до сих пор не могу в это поверить, но причин не доверять Шинсо не вижу.       Шото снова промолчал, продолжая угрюмо рассматривать женские руки. Полночь-сенсей вскинула на него взгляд и слабо ухмыльнулась.       – Да не съем я тебя, не бойся. Меня, если так можно сказать, назначили твоим временным учителем – прочитаю тебе цикл лекций и введу в курс дела, а то ты наверняка чувствуешь себя не в своей тарелке посреди всего этого бедлама, верно? Из спокойного, мирного времени сразу в такую кашу – тут уж любой с ума сойдет.       – Спокойное и мирное? – не сдержавшись, фыркнул Шото и скрестил руки на груди. Он сразу вспомнил, как они сражались на первом курсе со Все-за-Одного, Лигой злодеев, Паранормальным фронтом освобождения, сколько всего натерпелись на стажировках и практиках, как много ран получили в процессе и сколько опыта приобрели в результате. Внутри натянулась тугая нить злости и обиды, готовая в любой момент свиться в канат, – Шото терпеть не мог, когда его недооценивали.       – Да брось, мальчик, – устало покачала головой Полночь-сенсей и потерла переносицу двумя пальцами, приподнимая подобным образом очки. – Я ни в коем случае не обесцениваю твоих усилий, успокойся. К твоему счастью, ты пока не понимаешь, в какой ситуации оказался, а это уже плохо. Я постараюсь разжевать тебе, что к чему, но только от тебя будет зависеть, сумеешь ли ты эту информацию правильно воспринять.       Полночь-сенсей уставилась на Шото, в ее глазах мелькнула тень и тут же исчезла, но этого оказалось достаточно для того, чтобы злость внутри Шото улеглась, рассеявшись и разгладившись подобно водной глади в штиль. Было очевидно, что Полночь-сенсей и не думала шутить; это Шото не только понимал, но и чувствовал, и подобные мысли заставляли в очередной раз крепко задуматься, куда же он попал.       В словах Полночи-сенсей слышались неподдельные усталость и сожаление, а Шото даже не мог понять, почему она его жалела. По спине пробежалась крупная волна дрожи – если это был сон, то сейчас для Шото было самое подходящее время для того, чтобы проснуться.       – Если у тебя будут какие-то вопросы, не стесняйся их задавать, – приободрила его Полночь-сенсей, и Шото нахмурился. – Хоть с тобой я снова смогу почувствовать себя учителем и вспомнить, каково это – передавать кому-то свои знания, пусть даже такие.       – Вы… теперь не учитель? – неожиданно тихо переспросил Шото. Полночь-сенсей всегда воспринималась им как учитель современного искусства со слегка странноватыми садо-мазо замашками, но вместе с тем – как сильная героиня, спасшая множество людей, и человек, к которому всегда можно обратиться за помощью и получить совет. Очередная горькая правда и яркое отличие ударили Шото в переносицу с такой силой, что он ощутил легкое головокружение, будто ему не хватало воздуха.       – Теперь нет, – грустно улыбнулась Полночь-сенсей и развернула к нему планшет, но Шото, изучавший горечь на ее лице, не сразу обратил на него внимание. – Уже полтора года как нет.