Затмение

— Встаю, — Сюэ Ян жадно притёрся к нему всем телом, давая почувствовать, в каком конкретно месте организма он уже встал. — Гэгэ, мне ужасно хочется послать к воронам и закат и всех призраков, но ты прав. Он пытался отпустить даочжана, и даже практически умудрялся сесть, но хватало одного взгляда, чтобы снова вернуться к жадным голодным поцелуям и попыткам сладко искусать эту соблазнительную шею. Нет, это было слишком. — Сяо Синчэнь, я официально заявляю тебе, что записываю себя в твои должники. Вот из-за того, что я сейчас вынужден встать целиком и пойти заниматься призраками Байсюэ, я буду тебе должен вдвое. Запиши где-нибудь, — он страдальчески изломил брови, зашипел от короткой боли в свежей ранке, и уточнил. — Когда всё хоть в какую-нибудь сторону устаканится, я предлагаю вместе посетить здешнюю баню… помнишь, ты хотел меня вымыть? Я настаиваю. Как можно скорее. Ради того, чтобы приблизить этот момент, я готов лично побеседовать с каждым из местных призраков лицом к лицу. Сюэ Ян всё-таки смог подняться с кровати, с горем пополам призвал к порядку бунтующее тело и мученическими голодными глазами смотрел на Сяо Синчэня, как он поднимается и приводит себя в порядок. *** Цзинъи только еле слышно вздохнул. Безотчётно старался так держать лицо, чтобы Сун Лань не видел изуродованную сторону, но с облегчением прижался к нему, едва только получил малейшее движение навстречу. — Я поспал. Мне лучше. Мне действительно лучше, и я вообще ничего не делаю руками. Вот. И в качестве доказательства поднял руку со свежим бинтом, очень осторожно повернул, и дотронулся до груди Сун Ланя. Ему было больно. Болела ладонь, и под ладонью больно было Сун Ланю — у него наверняка болела та отметина. Почему всё так? Как же хочется, чтобы всё наладилось… Цзинъи задумался. А что для него «наладилось»? Он бездумно прижал ладонь чуть сильнее, когда Сун Лань сказал, что не знает что делать. Снова появилось желание прикрыть собой. Пусть… что угодно пусть. Пусть он справится, пусть только не умирает, а живёт. Даже если придётся уехать из Байсюэ. Цзинъи не пытался себе врать — это только отсрочка. Сегодня помешало появление гостей… это очень странные гости. Цзинъи заливался мучительным румянцем, когда вспоминал эти ласковые взгляды, такие дикие на лице Сюэ Яна, и нежное «ночь моя». Да он же называет Сяо Синчэня «гэгэ», как так? Что произошло, и почему Сун Лань так злился… и почему сейчас вот те двое там, в одной комнате? Вернее, уже не в комнате. Сычжуй хоть и пытался предупредить, но не нашёл в себе окаянства прервать эти целомудренные объятия. Сюэ Ян увидел и с интересом уставился, даже не подумав сделать деликатный вид и отвести глаза. Мелькнула мысль, что вообще-то стоило подольше остаться в кровати, он успел бы заласкать своего даочжана, пока шустрый адепт Облачных Глубин подбивает клинья вот к этому даочжану. Видно же, что мальчишка без памяти влюбился… и видно, что Сун-лаоши дурак совсем. — Однако, — сдержанно отреагировал Сюэ Ян, когда по ту сторону барьера выстроилась армада призраков. *** — Вдвое, — Сяо Синчэнь кивнул и прикрыл глаза, выравнивая дыхание. — Обещал, и помню, что после этого много раз тебя мыл, но я согласен начать сначала. Он улыбнулся хитро, встал и оделся, расчесал волосы, вроде и не торопясь, но быстро. — Не надо лицом к лицу... Пойдем. В отличие от Сюэ Яна Синчэнь все-таки деликатно проигнорировал увиденное, а в душе тихо порадовался. Сун Лань медленно выдохнул, накрыл рукой забинтованную ладонь, так становилось легче, но он чувствовал, что это очень обманчиво. Чэнь Бо близко, казалось, он слышал его холод. И наглый взгляд Сюэ Яна. Даочжан опустил руку, но так и остался стоять, глядя на барьер. — Можешь с ними не здороваться, лишние поклоны в Байсюэ не приняты, — почти равнодушно сказал он, внутренне готовый к тому, что Сюэ Ян начнет паясничать, считать собственноручно убитых адептов, еще что-то «веселое» придумает. Чэнь Бо медленно приблизился к барьеру, и Сун Лань снова услышал этот зов. Как в первую ночь, как во все последующие. Словно невидимые руки потянулись к золотому ядру, в голове звучало имя, тихо и настойчиво его звали. «Сун Цзычэнь...» Пробирало от корней волос до пяток, тонкая зудящая боль собиралась где-то внутри, под ребрами, концентрировалась в груди, начинала пульсировать в метке, и Сун Лань с ужасом понял, почему у него остается все меньше времени. — Цзинъи... — позвал он, но уцепился за мысль, что у мальчика болят руки. — Нет, А-Чэнь. Свяжи мне руки. За спиной. Быстрее. Сяо Синчэнь видел, как друг неотрывно смотрит на призраков, как они замерли, будто ждут чего-то. Сун Лань побледнел, сдавил плечо Лань Цзинъи, буквально удерживая себя от того, чтобы шагнуть к барьеру. — Вот! — Лань Сычжуй тоже сообразил, снял пояс от ханьфу, протянул Синчэню, и тот ухватил Сун Ланя за запястья, быстро стягивая руки за спиной. — Давай внутрь, в комнату! — он перемотал и пальцы, понимая, что заклинателю такого уровня под силу снять собственные барьеры даже с завязанными руками, часть — так точно, но и этой бреши может хватить. — Нет, — Сун Лань шагнул в сторону, еще шаг, Чэнь Бо двигался за ним, а призраки следом немного меняли порядок. — Пусть смотрит. Сюэ Ян. Смотри. Считай. Вспоминай. Каждое лицо вспоминай. Его начинала бить мелкая дрожь, он стоит в собственном храме и предлагает убийце вспомнить устроенный здесь кровавый ужас, это болело, разум отказывался подчиняться. — Как ты убивал, вспоминай. Каждую рану, их видно. Голос стал холодным, как мороз. — Все, что помнишь. Откуда они выходили, куда бежали, где их настигал твой меч, где был Чэнь Бо... ближе подойди! Сун Лань говорил отрывисто, глухо, но ровно, лишь иногда голос срывался. Боль уже звенела в ушах вместе с этим монотонным «Сун Цзычэнь... Сун Цзычэнь...» — К барьеру. Где был Чэнь Бо? Как ты к дьяволу справился с целой армией воинов? Они же были все при оружии... был праздник... Он замолчал и сжал кулаки, крепко зажмурился, снова открыл глаза ровно в тот момент, когда Чэнь Бо положил руку на невидимое препятствие и вперился ледяным взором в Сюэ Яна. Барьер не дрогнул, лишь пошел слабыми волнами, не опасно, но Сун Лань и Сяо Синчэнь впервые видели призрака, который вообще способен дотронуться до защиты и даже не «обжечься». — Лань Сычжуй, играй покой, — велел Сяо Синчэнь. — Ночь моя... вспомни все, что тебе кажется важным, необычным... «Только пожалуйста, поскорее...» Он наблюдал за Сун Ланем, молча показал Цзинъи не отходить, смотрел на руки, на губы, посиневшие и сжатые плотно, мучительно залегшую складку меж бровей... как же ему больно. *** Сцена трогательная, по-своему очаровательная, непривычная, но самое главное — Лань Цзинъи совершенно не похож на Сяо Синчэня. Сюэ Ян примерно прикинул, как реагировал бы, если бы увидел как Сун Лань обнимает кого-то слишком похожего. Слишком. Непристойность. Да, непристойность такого зрелища просто зашкаливала бы. Но этот мальчишка вообще не похож, ни лицом, ни телосложением, ни характером, ни манерами. И выбор тут делал явно не Сун Лань, что заслуживает отдельного внимания. Сюэ Ян с наслаждением порассуждал бы об этом вслух, но количество зрителей перевалило за все возможные пределы терпения, да и Сун Лань неожиданно повёл себя ещё оригинальнее. Как он цеплялся за мальчишку! А ведь явно собирался пойти и присоединиться к армии призраков, и призраки явно хотели того же. Кто этого не хотел, так замученный мальчишка, прилипший к Сун Ланю намертво. Складывалось впечатление, что он сейчас костьми ляжет, но не отпустит, не позволит, вообще никому и ничего. Сюэ Ян в замешательстве покусал губы, наблюдая, как Сяо Синчэнь связывает руки Сун Ланю. Поясом Сычжуя — этот теперь стоял нараспашку, тут же прицелился пальцами в струны гуциня. — Подожди, — Сюэ Ян придержал его пальцы ладонью, подставленной снизу. — Начнёшь играть, когда я скажу… или если некому будет сказать. Сюэ Ян с уважением посмотрел на Сун Ланя — всё-таки чтобы выговорить вот это всё, нужно было признать многое… очень многое. Болезненное признание, давящее на нервы присутствие убийцы, молчаливый парад обвиняющих жертв, и дед этот страшноглазый маячит здесь. Сюэ Ян отошёл как можно дальше от Сун Ланя, теперь они стояли на разных концах той части галереи, что была отделена барьерами. Призраки естественно интересовались убийцей, дед так и вовсе негодовал, насколько вообще у него остались запасы негодования. Сюэ Ян заинтриговано приоткрыл рот, когда дед прекратил прожигать его взглядом и снова сосредоточился на Сун Лане. Что ж ему надо, старому стервецу? Сюэ Ян вернулся ближе к Сун Ланю, успешно отвлекая на себя внимание деда и его воспитанников, но этого хватило ненадолго. — Лань Сычжуй, — позвал Сюэ Ян, — ещё мгновение… Он бесцеремонно взял Цзинъи за шиворот и сдвинул так, чтобы грудь Сун Ланя была прикрыта не раненой рукой — так себе преграда — а собственно его грудью. Дальше мальчишка сам справился, прилип как мёдом намазанный, обхватил даочжана обеими руками и застыл на месте. Даже не покраснел, маленький развратник, лицо на плече спрятал и прижался с такой силой, что наверняка сейчас сердце выстукивает что-то очень горячее и торопливое прямо по той чёрной метке. — А вот теперь играй. Сюэ Ян не слышал раньше «Покой». Он вообще как-то не соприкасался с музыкальной стороной заклинательства, хватало более приземлённых практик. Но с гуцинем успел познакомиться буквально сегодня днём, и эффект оценил. А сейчас, когда знал чего ожидать, эффект оказался ещё заметнее. — Держи крепче, — посоветовал он Цзинъи, имея в виду вовсе не текущий момент, а вообще всю эту его влюблённость, потому что если не держишь того, кого любишь, он может уйти просто сдуру. — А что за праздник был, кстати? Сяо Синчэнь, вот посмотри… Они стоят примерно так же, как тогда. Просто сдвинулись плотно и почти прижались к барьеру. Я вошёл через ворота, и первые полегли именно от меча. Сейчас договорю, достану Цзян Цзай, посмотрим на реакцию. Но чем ближе к центру, тем реже я поднимал меч, а потом… — Сюэ Ян задумчиво потёр висок. — Видишь ли… Печать — это же не оригинал. Это я пытался повторить за старейшиной Илина, и моя Печать слабее Иньской даже не в половину, а ещё слабее. Да, она достаточно сильна. Была. Да, я знал как её накрутить, она развивалась и росла с каждым применением, но до Иньской Печати ей было далеко. Чэнь Бо был вон там, у треножника. И как видишь, на нём и ран-то нету. Но что самое интересное, я едва помню, как он умер. Зато помню его лицо — он не верил. Он смотрел на меня так, как будто я у него из-за пазухи вытащил кошелёк, которого там нет. Знаешь, так смотрят на что-то, что работает, хотя не должно. По ощущениям… я был пьян. Но я не пил. У меня в голове стучала только одна мысль — я должен был найти Сун Ланя, а они мне мешали. А кто мешает — сам понимаешь. Сычжуй играл, и напряжение, звенящее в воздухе, потихоньку спадало. Сюэ Ян с интересом смотрел в лицо старого наставника, встал между ним и Сун Ланем, едва ли не спиной на Цзинъи навалился. — Сяо Синчэнь, сможешь рассчитать зависимость количества живых тел между неизвестно что задумавшим покойником и его целью и производимым эффектом? — он сделал шаг в сторону, оценил выражение лица призрака, снова заступил дорогу. Когда вокруг зазмеились чёрные протуберанцы, Сюэ Ян даже опешил. — Так. Вот сейчас не понимаю. Печать я унёс, даочжаны, вы оба видели, что с ней стало… гэгэ, прости, ты не видел, но даочжан Сун Лань видел. Откуда здесь ВОТ ЭТО? — и он выразительно потыкал пальцем в самые отчётливые потоки тьмы. — Это не моё. Оно из другого источника, мрак своей Печати я узнаю даже в кромешной тьме. *** Сначала он держался, особенно когда Чэнь Бо вцепился взглядом в убийцу. От призраков так и плескало яростью, но хуже того — она передавалась Сун Ланю. Он чувствовал ее внутри, как пульсацию непонятной силы, она буквально разрывала грудную клетку и голову, и даочжан в какой-то момент посмотрел на ладонь Цзинъи, опасаясь, что эта настолько ощутимая ярость просто спалит мальчишке руку. Он готов был оттолкнуть его, желание вцепиться в глотку Сюэ Яну становилось просто невыносимым, а тот делал только хуже, приближаясь. Почему Сычжуй не играет «покой»? Упрямые Лани! Вечно все делают по-своему! Сяо Синчэнь же велел, а они слушают этого ублюдка! Сун Лань сердито посмотрел на Синчэня, который не смог так сказать, чтобы Сычжуй не ослушался, но ясные глаза ответили спокойным взглядом, не смотря на всю ситуацию — теплым и спокойным, и Сун Лань осознал в себе этот гнев. Да он же злится буквально на все и на всех! Внезапные объятия Лань Цзинъи помогли, хотя первым желанием было отшвырнуть мальчишку, и он чувствовал, что даже со связанными руками может ударить, только назло этому гадкому желанию наоборот расслабился, позволяя обнимать себя крепче... опять назло, да что ж такое! Мелодия «Покоя» как и раньше подействовала как лекарство. — Держи... — прошептал Сун Лань в макушку Цзинъи, не осознавая, что повторяет только что сказанное Сюэ Яном. Он глубоко вдохнул, пытаясь сосредоточиться, даже услышал вопрос. — Затмение. Было затмение. Сун Лань слушал. Печать. Печать ничего не объясняет! Один босяк, каким бы талантливым он ни был, не смог бы победить даже с Печатью, Сун Лань в этом нисколько не сомневался. Вот и Чэнь Бо не сомневался... что же случилось? Вдвоем с Сяо Синчэнем они смогли возвести барьер, который успешно сдерживал армию духов, он и один отлично справлялся с защитой, а в Байсюэ таких как он были десятки. Вооруженные именно в тот момент... Сун Ланя едва не подбросило, наверное только вес Цзинъи вдобавок с Сюэ Яном помешал, но даочжан видел темные всполохи, и внутри колотилась ледяная боль. Он хрипло задышал, руки за спиной напряглись до предела, Сун Лань не хотел, но это было сильнее его — он пытался разорвать путы. «Сун Цзычэнь...» — Кто тебя убил? — прохрипел даочжан, глядя на Чэнь Бо. — Что тебя убило? «Покой» вдруг стих. Цзинъи вздрогнул и уставился на друга. — Потерпите, даочжан Сун Лань, — попросил Сычжуй и сыграл несколько нот. Призрак Чэнь Бо замер, а Лань Сычжуй повторил, и еще раз, пока не получил ответ. — Что он сказал? — Сяо Синчэнь смотрел то на призраков, то на Сун Ланя. — Я спросил, кто его убил, — Сычжуй явно не ожидал полученного ответа, — Он говорит... Байсюэ. Сун Лань мог поклясться, что в этот миг снова увидел на сумрачном лице наставника улыбку. Черные всполохи вокруг него перестали биться в барьер и устремились вниз, будто их поглощала сама земля. Сун Лань мучительно застонал, сердце бросилось в горло, вены на висках и на лбу вздулись от напряжения — даочжан пытался сдержать собственную силу, что рвала путы на запястьях, густые капли потекли, пропитывая ткань, сорвались с пальцев на пол. Одна, вторая, третья... Под ногами вибрировало, колени подкашивались. Сычжуй отмер и снова заиграл «Покой», но тут Сяо Синчэнь понял: — Не «Покой», «Очищение сердца»! Не призраков надо успокаивать — а Сун Ланя. Сяо Синчэнь не понимал, но чувствовал, как устанавливается невидимая, непонятная связь, для которой нет барьеров. Все вокруг дрожало, а призрак Чэнь Бо словно завис в спокойствии и наблюдал, но с первыми фразами мелодии стон оборвался, Сун Лань захлебнулся вдохом, судорожным и рваным, открыл глаза и посмотрел прямо на Чэнь Бо. А тот отступил. Сычжуй играл, и нежная музыка, такая странная для всего этого кошмара, медленно, но верно рассеивала боль. Сун Лань старался изо всех сил не дать больше сердцу разогнаться, он дышал, слушая не себя, не музыку, а дыхание Цзинъи, которое почему-то стало ориентиром. Сяо Синчэнь взял Сюэ Яна за руку и приблизился к другу, кончиками пальцев коснулся виска и очень осторожно стал вливать едва заметный алый поток силы. Сун Лань закрыл глаза и только сильнее прижался к Цзинъи, отчаянно пытаясь поймать тепло. Чэнь Бо не исчез, Сун Лань все еще его чувствовал, но он отступил вместе со всей армией, которая как раньше заняла места на стенах. — Холодно... — еле слышно прошелестел Сун Лань. В груди будто кусок льда заморозили, он мешал дышать, от него по всему телу шла дрожь, испарина холодила спину, плечи, грудь, одежда прилипла и теперь стыла. — Холодно… *** По мнению Сюэ Яна, всё шло правильно. Ну, насколько вообще можно ожидать правильных вещей в такой идиотской ситуации. Сун Лань не растает, не сахарный. Он сильный и справится, а что он сейчас беснуется — ну потом, когда оклемается, есть крохотная надежда, что поймёт — они тут собрались не ему поддакивать, а выяснить, что происходит, и как это прекратить. Логично? До упора! Ну а если не поймёт, то чем лично он, Сюэ Ян, рискует? Что Сун-лаоши возненавидит его? Как бы поздно, сильнее ненавидеть невозможно. Возненавидит Сяо Синчэня? Он критически смерил взглядом Сун Ланя и помотал головой. Нет, кишка тонка… опять же, если попробует, получит от него таких пинков, что быстренько прояснится в голове. Отличный план! Возненавидит Ланей? Вот на молодых адептов из Гусу ему так и вовсе было плевать с высокой крыши. Да, он обещал их не убивать, но не клялся беречь их тонкую душевную организацию. Сюэ Ян невольно посмотрел на предельно напряжённого Цзинъи и душераздирающе вздохнул. Вот так пообщаешься со светлым даочжаном тесно… организмами… а потом обнаруживаешь себя спасающим мир. Дальше всё понеслось куда-то вскачь, и Сюэ Ян едва не лопнул от злости. Нормально, а раньше никак нельзя было ему сказать, что есть способ поболтать с призраками?! Надо было просто сесть и поговорить, провести допрос с пристрастием, пригрозить… чем там грозят призракам? Развоплощением? В общем, он нашёл бы способ устроить им невесёлую загробную жизнь, если бы решили отмалчиваться. Надо допросить Сычжуя, пусть колется о техниках Гусу. Может что полезное скажет. Значит, было затмение. Здорово, почему ему никто не сказал? И почему в Байсюэ это такой прямо праздник великий? И как Байсюэ умудряется убивать с таким отчётливым тёмным фоном? Кстати, а на пол печати наложили?! Видимо нет. Или да, но не те. Или не в печатях дело. Грёбаные даосы! Так или иначе, а живые получили небольшую передышку. Сун Лань дышал так, как будто его выкрутили, словно мокрую тряпку. Сюэ Ян не сопротивлялся, отдавая силу — Сяо Синчэнь лучше знает. Но следующий сюрприз едва не заставил его с размаху впечатать ладонь в лицо. Лань Цзинъи боялся до такой степени, что перестал ощущать страх. Это иногда случается, любое чувство, любое ощущение, если его слишком много, просто прекращает восприниматься. Так на седьмой день голодовки откуда-то появляются силы, бездна бодрости, и есть больше не хочется. По крайней мере так рассказывали, он не пробовал. А сейчас вот, только убедился в том, что бесконечно бояться невозможно. У него был только один способ согреть здесь и сейчас — Цзинъи содрал с себя пояс, распахнул ханьфу, от ворота вниз разорвал нижнюю рубашку, и всё это — стараясь не отпускать Сун Ланя. Ещё быстрее повторил то же самое с его одеждой и решительно прилип к его ледяной груди своим телом, запустил руки под одежду, обхватил. Держал и думал — хватит сил поднять, чтобы он не прикасался к убивающим его полу и стене, или не хватит? От метки кинжально леденило грудь, Цзинъи только крепче прижался. — Хороший способ, — Сюэ Ян оценил, бесцеремонно заглянул в бледное лицо Сун Ланя, придержал ехидные комментарии при себе — губы даочжана отливали мертвенной синевой. — Лань Цзинъи. Ты как, сил достаточно? — Могу драться всю ночь, — тихо ответил мальчишка, упрямо нахмурился. — Молодец. Тогда помоги мне. Сяо Синчэнь, тоже помоги, а потом сразу возвращайся к этому талантливому юноше, расспросите деда, может что ещё умное скажет. Сычжуй, одному лучше надолго не оставаться, не прекращай играть, пока не вернётся даочжан. Сюэ Ян резко выдохнул, отодвинул Цзинъи и поймал Сун Ланя на свою согнутую спину. — Придерживай, а то со связанными за спиной руками упадёт. Потащили в баню. Завидую твоей прозорливости, Сун-лаоши. Воды нагрел… как знал, да? Эх, мне бы такие мозги. Он упрямо допёр свою строптивую ношу в баню, свалил на скамью, тут же стянул с него сапоги и прямо в одежде сунул его в бочку с горячей водой. — Что стоишь? — он сердито смотрел на Цзинъи. — Разулся и марш туда же. Если он потеряет сознание, так ты сможешь его придержать, чтобы не утонул. Опять же, руки у него связаны. Станет нести бред — не слушай его, вторая ночь без сна с такой-то начинкой… Сяо-гэ, взгляни-ка. Сюэ Ян засунул Сун Ланя глубже в воду, распахнул полы ханьфу шире. Сквозь прозрачную воду отчётливо было видно тёмную метку на груди, она хищно расползалась в стороны, как будто вцепилась щупальцами. Даже в горячей воде ощущалась как холодная. Сюэ Ян только досадливо цокнул языком, принялся греть ещё воды, чтобы добавить кипятка, помог Цзинъи забраться в воду и придержал за локоть, изучая его грудь. — Вот так больше не делай, понял? У тебя остался отпечаток, и хоть он быстро проходит, учти — у даочжана силы больше, он справится. А тебе сейчас нельзя рисковать, договорились? Просто держи его, следи, чтобы метка была в горячей воде, чтобы он не утонул, я буду подливать горячую, скажешь, если слишком горячо. У тебя сейчас с суждениями всё хорошо, я не собираюсь варить суп из наставника Сун Ланя. Сяо-гэ, пока ты не ушёл, посоветуй, что добавить в воду — ну там… травы, отвары, что тут есть-то? И идите допрашивать… — он хотел сказать «сволочного деда», но только вымучено улыбнулся и сразу исправился, — досточтимого пожилого господина. Может, и остальные что скажут. И раскопайте мне по возможности, почему Байсюэ ведёт себя как Иньская Печать, оно ж не может такого быть… но почему-то есть. Сюэ Ян стал лить горячую воду тонкой струйкой по стенке так, чтобы не обварить своих внезапных подопечных. Цзинъи осторожно потрогал свою грудь с бледнеющими синеватыми следами, повторявшими метку на груди Сун Ланя. Сюэ Ян искоса наблюдал. — Кожа согрелась? Цзинъи кивнул, движением руки подогнал к груди Сун Ланя поток горячей воды. Снял размокшие бинты с рук. Сюэ Ян вполголоса выругался и выдохнул: — После ванны намажем, лучше лекарство впитываться будет, — он помедлил и добавил. — Сун-лаоши, как ты? Нужно было понять, можно уже развязывать ему руки, или не стоит. *** Озноб бил все тело, скручивал мышцы до сведенных пальцев, но Сун Лань оставался в сознании, абсолютно ясном, к сожалению, несмотря на боль в голове и острую резь в груди — и когда Цзинъи принялся его греть, и когда Сюэ Ян взвалил его на спину и унизительно поволок на себе. Скотина. А, плевать уже. Что может быть хуже, чем быть точно мешок вытащенным ненавистным врагом? Только когда этот враг сваливает тебя в воду и при этом ехидно смотрит. И без конца трындит! — Обойдешься. Тебе и без мозгов всего хватает, — заметил Сун Лань и поморщился от противной боли в связанных руках. Намокший пояс натирал разодранные запястья. — Я не потеряю сознание, не надейся. Он говорил слегка заторможено, зубы постукивали, но так Сун Лань хотя бы мог убедиться, что не свихнулся и в здравом уме. Возражать, впрочем, было бесполезно. Цзинъи уже залезал в воду, а даочжан только головой покачал и раздвинул ноги, чтобы дать мальчишке место. И чуть сощурился, наблюдая, как Сюэ Ян придерживает Цзинъи и разглядывает его. Что, мальчик сам что ли не влезет в воду? Что ты хватаешь его своими грязными руками?! — Напомни мне тебе врезать, когда силы вернутся, — попросил даочжан Сюэ Яна, записав в бесконечный список провинностей мерзавца еще и бесцеремонное распахивание на нем ханьфу. Сволочь. Сун Лань хотел, чтобы Сяо Синчэнь увидел эту дрянь на груди как-то по-другому. Не так. Бледные скулы залило румянцем, Сун Лань сглотнул и посмотрел куда-то в потолок, мимо Цзинъи, мимо Сяо Синчэня. — Я добавлю, — тихо ответил Синчэнь, мягко отодвигая Сюэ Яна и грустно посмотрел на него. Нельзя так, вот зачем? Он присел на край бочки спиной к Цзинъи и наклонился над Сун Ланем, будто пытался хоть немного отгородить его от взглядов. Друг смотрел куда-то вверх, ресницы дрожали, в ореховых глазах Синчэнь видел едва зримую туманную дымку. — Я посмотрю, можно? — очень тихо попросил он, и Сун Лань чуть качнул головой и моргнул, чтобы с ресниц не сорвались слезы. Еще чего не хватало. Он стиснул зубы, когда ладонь Сяо Синчэня скользнула по груди под мокрую ткань, заставил себя посмотреть вниз. — Больше стала, — сообщил он. Сяо Синчэнь касался осторожно, как будто прислушивался, пальцы окутала голубая дымка, но он почти сразу убрал ладонь и прикрыл как мог метку тканью, но Сун Лань все равно заметил, что на самом деле Синчэнь едва сдержался, чтобы не отдернуть руку. — Настолько плохо? — Я пока не знаю, — Сяо Синчэнь покачал головой, — Кажется, да. — Ясно, — хрипло выговорил Сун Лань, но как-то так спокойно. Ну не орать же и не рвать на себе волосы, раз все равно калека. — Она знаешь... — он хотел еще что-то сказать, но передумал и устало улыбнулся, — Придумаем что-нибудь. Ты правда, иди к Сычжую, ладно? Сяо Синчэнь кивнул, поднялся, но прежде чем выйти, достал с полки настои и добавил в воду из двух бутылок. Душистые легкие ароматы наполнили комнату. Сун Лань угрюмо молчал, глядя как Цзинъи рассматривает след, так сосредоточился на этом, лишь бы не видеть и не слышать Сюэ Яна, но пальцы уже немели. И мальчишку не попросишь — весь в порезах. — Нормально. Развяжи и проваливай, будь любезен. — Вяло огрызнулся даочжан, — Иди с мертвецами пообщайся. — Он отклонился от стенки, подставляя руки. Спину врагу. Почти на дне в воде расплывался розовый бледный потек от запястий. Сяо Синчэнь вышел, и Лань Сычжуй сразу перестал играть. — «Расспрос», даочжан? — Давай попробуем. Он задумался, глядя на парящий в отдалении призрак. Синчэнь не так чтобы очень много знал о музыкальном «Расспросе», но помнил, что задавать вопросы духам в любых практиках нужно очень ясно и предельно сконцентрированно. — Итак, он говорил, что узнал Сун Цзычэня, что «Байсюэ ждал», про переполох и отдых и вот теперь, что храм его убил. Спроси, как убил. Сычжуй коснулся струн, подождал, пока вопрос стихнет, повторил снова, немного с другой интонацией. — Силой. Он говорит «силой». Юноша сосредоточенно нахмурился, Сяо Синчэнь молчал, рассудив, что мальчик лучше сможет сформулировать вопрос. Снова зазвучали струны. — Я спросил «какой?». Он не отвечает. — Отвечает, смотри, — Синчэнь кивнул на призрака, тот поднял руки и из ладоней в землю пролились черные всполохи, пол под живыми поймал отголосок вздрогнувшей земли. Сычжуй кивнул и снова сыграл. И снова, изменил вопрос, покачал головой и опять изменил. — Не понимаю. Пытаюсь спросить, откуда она. Отвечает «заперто». Он вопросительно уставился на даочжана. — Заперто? Мм... спроси «как открыть». — Говорит «нельзя». Он снова сыграл и вздохнул. — «Нельзя» и все, может спросить другое? Сяо Синчэнь жестом попросил время подумать и наконец, произнес: — Кому можно? Сычжуй понимающе кивнул. Ну логично ведь, если сила убила, она заперта, но как-то наставник ее получил? Значит было можно? — «Наставник». «Патриарх». — Какой? — Нет, повторяет. «Патриарх». Даочжан вздохнул. — Ладно. Спроси, «что хочешь от Сун Цзычэня?». Только назови именно так. Потребовалось несколько попыток. Сычжуй упорно спрашивал, хмурился, снова спрашивал. — Не понимаю. То ли «собрать силу», то ли «забрать», то ли «отпустить». *** — Договорились. Я согласен — когда придёшь в норму, врежешь мне. Я напомню. Врежешь, сколько захочешь, даочжан. Только давай ты сначала поправишься. Пришлось сделать себе серьёзное внушение, когда Сяо Синчэнь устроил сеанс нежности и деликатности. Сюэ Ян ласково улыбался, наблюдая за этими нежностями, зубы стиснул так, что они отчётливо скрипнули. А Сун Лань явно наслаждался этими прикосновениями. Ну не сука?! Вы посмотрите на этого святошу! Это ещё вопрос, кто кому врежет! — Ты не договорил, — чётко проговорил Сюэ Ян, как только Сяо Синчэнь вышел. — Ты сказал «Она, знаешь» — и заткнулся. Она — что? Договаривай. Шевелится? Колется? Что именно она делает? Сун Лань, я тебя прошу, прекращай замалчивать проблемы. Да, я босяк и тварь, ну кто-то же должен среди ваших поклонов выковыривать рациональное зерно. Пока вы тут друг другу будете кланяться и играться в секретики, кто-нибудь умрёт. Он, например. И ткнул пальцем в Лань Цзинъи. Злой, как демон из ада, Сюэ Ян обошёл его, развязал ему руки, машинально проверил состояние суставов. Кожа — ну чёрт с ней, кожа заживёт. Ерунда, и не такое залечивали. — Ты велел проваливать — я проваливаю. Лань Цзинъи, если что — кричи. Он вылил в воду ещё пару ковшей кипятка, еле удержался, чтобы не плеснуть этому засранцу на грудь, но удержался. Развернулся и вышел, сердито бурча себе под нос что-то про чокнутых даосов, долбанутых на всю умную башку до состояния полной тупости. Сюэ Ян вышел, а Лань Цзинъи в полном смущении опустился в воду поглубже. Будь его воля, по самую макушку залез бы, но на это глубины не хватило. — Даочжан, — прошептал он, несмело протягивая руку. — Ещё холодно? Какой он был красивый, когда его трогал Сяо Синчэнь. От этого хотелось плакать в голос, с жалобными всхлипами. Как же он смотрел… как он смотрел… Цзинъи плеснул водой себе в лицо, вытер глаза тыльной стороной ладони. Так можно будет списать что угодно на то, что просто лицо мокрое. Вода была очень горячей. Он должен был согреться. — Даочжан Сун Лань, — Цзинъи неловко подобрал ноги, чтобы занимать как можно меньше места, упрямо смотрел на него. — Можно я буду с вами? Пожалуйста. Нагрею ещё воды… принесу чай… точно, горячий чай внутрь поможет согреться быстрее. Можно? Он осторожно взял Сун Ланя за руку, рассматривая следы на запястье. К ним хотелось прикоснуться губами. Как же этого хотелось… Сюэ Ян, сердитый как оса, выпал на галерею и хмуро привалился спиной к стене. Послушал о чём говорит Сяо Синчэнь с Сычжуем, быстро переспросил, что ещё сказал вредный дед. — Спроси его, как зовут наставника. Потом спроси, как зовут патриарха. А потом спроси точно слово в слово: «Кто такой Сун Цзычень»? *** — Не договорил, — Сун Лань замолчал, совершенно не собираясь больше разговаривать, точно — не с ним. Он равнодушно посмотрел на запястья, и проводил Сюэ Яна взглядом. — Постарайся держаться от него подальше, — посоветовал он Цзинъи и с трудом стащил с себя ханьфу, в нем было тяжело и неудобно. Отжал кое-как, кинул на пол и понял, что устал, только головой мотнул, что не холодно. Дышать тяжело... даочжан безотчетно сунул руку под распахнутый ворот рубашки, потрогал, убрал, спохватившись, и тут Цзинъи взял его за руку, как-то... по-особенному, хотя Сун Лань не понимал, что в этом такого. Смотрит же просто... — Можно. Молчи. И руку убрал. Резко. Нельзя так. Цзинъи ведь просто хочет помочь. — Она мешает, — тихо сказал Сун Лань, голову опустил, — Как будто внутри сидит что-то. Глубоко. Он содрал с себя и рубашку, будто от этого станет легче, не станет. — Тебе не тяжело? Давай помогу, — Сун Лань встал на колени и потянулся помочь с ханьфу — руки же, сам не снимет, но стало неловко и он остановился, а по мокрым плечам и груди снова побежал холод. Сяо Синчэнь сначала почувствовал, потом обернулся и увидел Сюэ Яна. Сердится. Он подошел близко-близко, тихо рассказал все, что Сычжую удалось узнать, коснулся запястья. — Он устал, — почти неслышно. Но Сычжуй упрямо сжал губы и снова заиграл. Раз десять, наверное, спрашивал и вздохнул: — Он все время отвечает «Сун Цзычэнь», на все вопросы, как будто зовет его. Сяо Синчэнь посмотрел на Сюэ Яна, на Сычжуя, снова на призрака. — Его убила сила храма, а взял он ее там, где заперто, и открыть может только наставник. Если мы все правильно поняли. — Ну... Даочжан же один остался? — Лань Сычжуй посмотрел на Сюэ Яна и отвел взгляд. Обычаи, законы и правила — очень важная вещь, как так бывает, что иногда они не очень работают? *** Цзинъи заподозрил, что где-то под этой бочкой разведён огонь, просто ему не сказали. Сун Лань раздевался, а Цзинъи не мог отвести взгляд. Понимал, что это совершенно неприлично, просто до ужаса непристойно, что нужно отвернуться или хотя бы деликатно опустить глаза, но не смог себя заставить. Это как подарок небес, особенно когда даочжан ещё и остатки рубашки с себя стянул и остался голым по пояс. Цзинъи понимал, что у него не было ни единого шанса увидеть его обнажённым, да и вот так посмотреть тоже ни одного шанса. Он сказал «можно». И велел молчать. Цзинъи только кивнул и не знал, чувствует он себя сейчас несчастным или счастливым. Несчастным — да, определённо. Сун Лань никогда не будет смотреть на него так, как на Сяо Синчэня. Никогда так не приблизится. На Сун Ланя было больно смотреть, а он всё ещё не мог оторваться, и поэтому чувствовал себя счастливым. Вот сейчас, когда даочжан поднялся на коленях, и явно снова принялся замерзать. Цзинъи торопливо запоминал линию плеч, шеи, тёмные соски и почти чёрную отметину на смуглой груди, плоский живот. Достаточно было только представить, что сейчас он действительно протянет руки и начнёт стаскивать мокрое ханьфу, липнущее к коже, как бросало в дикий жар. Особенно если посмотреть на руки Сун Ланя. Цзинъи тихо застонал сквозь судорожно стиснутые зубы, зачерпнул в пригошню воду и начал поливать грудь и плечи даочжана. Вода горячая, очень горячая… А Сун Ланю нельзя мёрзнуть. — Нужно в постель… — вообще-то Цзинъи имел в виду, что ему нужно спать, но почему-то сначала сказал, потому понял, что даочжан может подумать о нём чёрт знает что… вернее, правду, чистую правду. — Даочжан, — он зациклился. Продолжал поливать его, не заметив, что придвинулся ближе. Для этого самому пришлось высунуться из воды, и начать мёрзнуть просто из-за мокрой ткани на плечах. Сюэ Ян пытался перестать злиться, а потом просто понял, что он в Байсюэ, и не злиться тут просто нереально. Свалил всё на долбанный монастырь — это он во всём виноват! — и от этого моментально успокоился. Слушал Сычжуя, потом бесцеремонно взял за руку, повернул, рассматривая пальцы. — Музыкальная вечеринка закончена. Будь ответственным молодым адептом, побереги пальцы, от Лань Цзинъи всё равно никакого толку, — Сюэ Ян подумал и уточнил. — В смысле гуциня. Так-то от него просто оглушительная польза. Не помню, когда последний раз на меня кто-то нападал с такой отчаянной храбростью. Гэгэ, ты особый случай, у тебя вообще было и остаётся исключительное право… Он сообразил, что всё это время держит Сычжуя за руку, и вообще-то уши у молодого человека не закрыты и он слушает всё это. Хмыкнул, отпустил и тут же придвинулся ближе к Сяо Синчэню. — Так. Что мы знаем? Что есть что-то закрытое, что может открыть только наставник, только патриарх, а вот правильно — а Сун Лань тут остался един во всех лицах. Он патриарх, он наставник, он причём сам себе ученик, старшая кухарка и младший дворник. Извините, я его наставником назвал минимум два раза, меня что, никто не слышал? Что тут есть такого накрепко закрытого и секретного? Сокровищница? Тайная комната — как у Верховного в башне Кои? Секретный отдел в библиотеке, как в Облачных Глубинах? Он повернулся, чтобы пойти и спросить у Сун Ланя, тяжело вздохнул и вернулся к Сяо Синчэню. — Гэгэ, лучше если ты спросишь его. Мне он всё равно не ответит, только ещё сильнее взбесится. Или Лань Сычжуй спросит. Но тут он может не ответить просто потому что «ах, юноша слишком молод и его нужно беречь от лишних знаний». Даосы, блин! *** Все было как-то неловко. Сидеть в одной бочке с мальчишкой, знать, что он видит эту метку, обременять его всем этим... вон как волнуется. Сун Лань посмотрел на Цзинъи, пытаясь представить себе, о чем тот думает. Наверняка чувство вины, даочжан отлично знал, как это бывает. Наверное, нужно сказать, что он не виноват, ну глупость, конечно, сделал, когда не ушел до заката, но куда большей безответственностью было адептов вообще здесь оставить. Мальчишка храбрый, очень. И сильный. Суетливый, правда, но Сун Лань попробовал поставить себя на его место. Чужой храм, армия призраков, один даочжан, да и тот не знает, что делать. Страшно. И при этом Цзинъи не хочет уходить, хочет помогать... карпы эти, кролики, вода вот на плечи. Даочжан нахмурился, посмотрел внимательно и неуверенно улыбнулся. Вообще-то никто кроме Синчэня никогда не горел желанием ему помогать. Да и сам он не хотел, чтоб ему помогали, если уж честно. Сун Лань совершенно завис в своих мыслях и очнулся уже на словах Цзинъи. В постель было бы неплохо, особенно мальчишке, но ему хотелось остаться так, вода горячая, греет. — Снимай, действительно. Все равно снимать, не будешь же ты мокрым ходить. Давай, — он развязал мокрый пояс, сам ханьфу поддавался плохо, мокрая ткань цеплялась за промокшую рубаху, Сун Лань придержал ее за плечо , аккуратно снимая рукав и стараясь не задеть руки, осторожно высвободил одну, потом так же сосредоточенно занялся второй. Это отвлекало от холода и всяких мыслей. — Ну вот, — даочжан убрал ханьфу. — ты или в воду, или вылезай и вытирайся, замерзнешь же, — он сам опустился поглубже, — Лучше вылезай, нельзя руки мочить. Грейся и спать. Только принеси лекарство. Или пусть Лань Сычжуй тебе ранки намажет. Он снова оперся на стенку бочки, устроил голову удобнее. Вылезать не хотелось. И чтоб Цзинъи уходил — тоже. И чтоб оставался, не хотелось... отдыхать надо, нечего прыгать вокруг больного. Сюэ Ян волновался. Наверное поэтому сердился и больше чем всегда все трогал... даже вот Лань Сычжуя трогал. Тот краснел, но не смотря на то, что следовало все-таки соблюдать деликатность, Сяо Синчэнь взял Сюэ Яна за запястье. Все равно Сычжуй тактичный, отвел взгляд. — Сокровищница есть, — Лань Сычжуй убрал руки за спину. — Даочжан ходил туда с Цзинъи, так что, наверное, это не то... Я могу спросить, — он с готовностью отправился спрашивать, но почти сразу вернулся, — Я подумал... Может быть, даочжан Сяо Синчэнь спросит? Наверное так будет лучше всего. Сяо Синчэнь посмотрел на покрасневшие кончики ушей адепта и прошел к Сун Ланю, но задержался на пороге прежде, чем постучать. Дверь оказалась приоткрыта, он просто тихо закрыл ее и вернулся. — Думаю, это вполне подождет до завтра, — на всякий случай он смотрел пристально на Сюэ Яна, — Подождет. Барьеры надежны, нам лучше отдохнуть, особенно юному адепту. Лань Сычжуй кивнул и дисциплинированно отправился к себе. *** Всё. Он дошёл до ручки. Это стало совершенно ясно, когда Сун Лань нахмурился. Цзинъи с удивлением смотрел на него и понимал, что вообще-то совсем недавно от этого съёжился бы, сжался в комочек и постарался бы не отсвечивать… Сейчас смотрел, как он хмурится, и не мог отделаться от мысли, что у него очень красивые брови, а когда хмурится, становится ещё прекраснее. А неуверенная улыбка — это потому что даочжан устал. И может преступник Сюэ Ян и сволочь, и заслуживает ещё раз получить струной от гуциня по роже, но очень странно осознавать, что он прав — вторая ночь без сна. Он с трудом перевёл дыхание, когда Сун Лань начал его раздевать. В висках горячечно стучало что-то жаркое, дышать было трудно. Цзинъи невольно задевал его, пытаясь помогать хотя бы какими-то телодвижениями, вода в бочке плескалась и почему-то ужасно хотелось прикрыться. Или наоборот. А наоборот — это снять всё остальное. Но тогда даочжан выскочит из бочки и примется его отчитывать. Цзинъи неловко улыбнулся, пытаясь отлепить мокрые пряди волос с голых плеч, кивнул и выбрался из бочки. Мокрые штаны тут же прилипли к нему — неприятно. Зато даочжан дал ему выбирать самостоятельно. Цзинъи осторожно принёс ещё кипятка, долил в бочку, придвинул ближе скамью, поставил на неё чашку с горячим травяным чаем для даочжана, подумал, тут же положил рядом полотенца и… вернулся в воду. — Когда я говорил про постель, даочжан, я имел в виду, что вам нужно поспать. Вы же говорили — нельзя и запрещено пренебрегать ночным отдыхом. Я без вас не пойду. И устроился в горячей воде пониже, хотя для этого пришлось подвинуться к Сун Ланю ближе. Пришлось? Пришлось держать себя в узде, чтобы не прилипнуть к нему снова. — Моя лента всё ещё в крови? — тихо спросил Цзинъи, от собственного безрассудства судорожно вдохнул. — Даочжан… поможете мне её прополоскать? И наклонил голову. Сердце заныло, жарко застучало. Цзинъи взволнованно схватился за края бочки, дожидаясь этого момента. Сюэ Ян с любопытством проследил за Сычжуем, как он идёт к бане, а потом смущённо поворачивает назад. Стоило Сяо Синчэню сжать пальцы на его запястье, как Сюэ Ян тут же ощутил себя дома. Всё верно, дом там, где сердце. А его сердце — вот оно, стоит такое прекрасное рядом. Сычжуй всё-таки молодец, гордость Гусу — послушный, управляемый, сразу пошёл спать. Хороший мальчик. Сюэ Ян даже не дождался, пока он исчезнет, прижал к себе Сяо Синчэня и счастливо проворчал вполголоса, что это прекрасная ночь, чтобы любоваться луной… со всеми сопутствующими удовольствиями. Правда, даочжан что-то тоже не пошёл в баню, даже дверь прикрыл. — Я надеюсь, что там сейчас происходит именно то, о чём я думаю? — беспардонно ляпнул Сюэ Ян, хотя голос понизил до полушёпота. — Гэгэ, а я говорил, что ты жесток? Он жадно обнял Сяо Синчэня, провёл языком по его шее, куснул за мочку уха. — На мальчишку жалко смотреть, когда ты слишком близко к Сун Ланю. У него такое лицо, как будто он сейчас побежит и вырежет половину Поднебесной — у его возлюбленного сердце занято прекрасной святой сволочью. Гэгэ… пойдём? У меня огромное искушение уложить тебя на кровать и довести до неистовых воплей наслаждения… правда придётся заткнуть тебе рот, иначе все услышат, — его шёпот грел аккуратное слегка розовеющее ухо, язык вкрадчиво прикасался в перерывах между словами. — Хотя я так хочу, чтобы все услышали… услышали и поняли, и сгорели от неловкости и непристойных мыслей. *** Когда Цзинъи стал вылезать, Сун Ланю внезапно захотелось нырнуть с головой. Мокрая ткань облепила мальчишку так, что он был все равно что голый, и даочжан как-то совершенно не ожидал такого подвоха от лежания в бочке. В голову ударило какой-то бешеной смесью стыда и злости, на Цзинъи за то, что он вот так вот скачет и не понимает, как нескромно выглядит. И на себя — за то, что как раз понимает, за то, что вообще может думать о юноше в таком вот контексте просто потому, что думал об одном совершенно конкретном человеке. Ночами. Прячась от себя такого в темноте и простынях — и было не спрятаться. Он отвел взгляд, не смотрел даже краем глаза в сторону шуршащего Цзинъи и в конце концов все-таки погрузился в воду с головой, злой из-за того, что это происходит. Бред. Это просто Сяо Синчэнь со своим личным мерзавцем рядом и невозможно не замечать их взгляды и не понимать, что происходит за дверью. Он ушел от этого, и казалось — забыл, но вот оно явилось прямо к порогу. Понимание, что у него ничего не было и не будет, оно только в снах, да и те уже не снятся. Даочжан вынырнул и снял ладонями воду с лица, провел по волосам и только тогда открыл глаза. Цзинъи вернулся в воду и заявил... Это как? «Я не...»? Наглый. Сун Лань даже не нашел, что ответить, только снова нахмурился и выдохнул. Ну наглый, да. Даочжан едва удержался, чтобы не отодвинуться, но во-первых, двигаться было некуда, во-вторых, от чего бежать? От одной неправильной мысли? В-третьих, Цзинъи так наклонил голову и так тихо попросил, что Сун Лань даже забыл о пульсирующей метке внутри. Он смотрел на эту ленту, на плечи и руки. Свои ленты адепты не снимают, дома ли, нет ли, Сун Лань не знал наверняка, но чувствовал, что это важный атрибут. Наверное, как музыкальный инструмент — вон как мальчишка переживал, даже струну пошел искать, как меч... Сун Лань представил себе, как отдает кому-нибудь Фусюэ. — Да, конечно, — голос сел. Даочжан зачем-то сначала расправил мокрые волосы Цзинъи, поправил за ушами. Пришлось приподняться, чтобы развязать узел на затылке, а он намок, стянулся, и Сун Лань еще старался не зацепить волосы, чтобы не сделать больно. Он так приблизился к Цзинъи, что чувствовал его дыхание на черном рисунке под кожей, и от этого захотелось сорвать ленточку и оттолкнуть мальчишку, но узел как раз поддался. Даочжан аккуратно снял ее, отклонился к стенке и расправил, бережно смывая пальцами розовые потеки крови. На облачном узоре она совсем застыла, Сун Лань повернулся, протянул руку и достал мочалку. Вода тихо плеснула в бочке, когда он вернулся в прежнюю позу. Он осторожно отмыл узор, стараясь не смотреть на Цзинъи, совсем не смотреть, вообще не смотреть, вот еще кровь осталась... теперь все... — Пусть высохнет? — он повесил ленту на край бочки, глянул на Цзинъи и тут же предпочел уставиться куда-нибудь еще. Оказывается, у него родинка около рта... Слишком близко. Так нельзя... Взгляд упал на руку юноши и Сун Лань нахмурился. — Дай руку, — он отнял его ладонь от дерева, развернул к себе. Кожа на пальцах у обоих стала как ореховая шкурка, шершавая от воды. Но если Сун Ланю было все равно, то для ранок Цзинъи — никуда не годится. *** — Ты совершенно беспардонный, — заметил Сяо Синчэнь строго, уткнувшись носом в шею Сюэ Яна. — Это не твое дело. Мальчик влюблен, ты можешь хотя бы не смотреть так и не улыбаться, словно... словно ты ждешь... ох Сюэ Ян! — он извернулся и прикусил за ухо, — Представления... Где там призраки, где там вообще кто? Сяо Синчэнь преступно утратил чувство ответственности, целиком и полностью возложив его на защитные барьеры. У него сейчас была другая ответственность — не оставлять свою ночь в должниках. Так и не отлипая друг от друга, они дошли до комнаты. Сяо Синчэнь закрыл дверь, не прерывая поцелуев, попутно налепил на нее талисман. Еще три один за другим полетели в стены, Сяо Синчэнь подставлял шею, сдерживая стон, прижимался всем телом, снова целовал, а пальцы ненавязчиво сплетали за спиной Сюэ Яна узоры, пока невидимый полог тишины не укрыл их комнату. Ну может быть он совсем небольшую прореху где-то и забыл, но думать об этом было уже совершенно невозможно. Сяо Синчэнь вздохнул, стаскивая с Сюэ Яна ханьфу, взял его за руку, медленно поднес к губам, лизнул запястье и тихонько прикусил там, где под кожей проступала вена. Он смотрел ему в глаза, будто ждал, кто первым не выдержит. *** Сердитый. Неумолимо притягательный, а сейчас, когда полностью мокрый, почему-то острее выделяются скулы и в глазах появляется опасный блеск. Цзинъи умирал от собственной робости, замешанной на отчаянной наглости, когда Сун Лань согласился. И тут же захотелось попросить у него прощения, потому что это нельзя, неправильно, падаешь сам — так хоть не хватайся за него, не тащи за собой… Поздно. Для Цзинъи везде было поздно, и поздно стало ещё в Облачных Глубинах, ещё до того, как Сун Лань вернулся в Байсюэ. Сычжуй посмеивался над ним, с каким робким восхищением Цзинъи первый раз вошёл в ворота монастыря, и всё это лишь потому, что Байсюэ для него это место, причастное к Сун Ланю. А потом он вернулся. И теперь невозможно жить отдельно. Он наклонился так низко, что почти прикасался губами к тёмной метке на груди Сун Ланя. Не осмелился прикоснуться, и только отчаянно грел почти замершим дыханием, пока даочжан пытался распутать узел на затылке. На разгорячённую кожу дышать — это охлаждать. Цзинъи бережно полил горячей водой с ладони, медленно отстранился, в изнеможении прикрыл глаза. Умылся, полил себе на голову — тонкая прядь волос перечеркнула лицо, он неловко убрал её в сторону. Даочжан Сун Лань, такой внимательный, такой заботливый… старательно оттирал ленту просто потому что он попросил, а мог отказаться. Потянулся за мочалкой — Цзинъи даже не отклонился, когда гладкое плечо мелькнуло прямо перед носом. Просто получил дополнительное подтверждение тому, что и так знал — даочжан Сун Лань самый сильный, самый лучший, самый красивый, самый-самый… — Да, — просто ответил он, едва посмотрев на ленту. — Просто если мокрую завязать, потом не развяжешь. Он послушно протянул руку и снова любовался тем, как даочжан хмурится, как строго смотрит. — Вот на этой ладони, — Цзинъи с недоумением рассматривал след от струны. — Рана подсохла и взялась корочкой, поэтому трескалась, когда даже чуть-чуть шевелишь, а сейчас намного легче. И в воде лекарственные травы, даочжан. Пальцы быстро заживают. Он не упомянул порез от Фусюэ, да и отёк с лица почти сошёл — лекарства помогали. Он ведь знал, что получит по башке, когда полез под руку даочжану, просто не ожидал, что настолько сильно. А теперь не мог не восхищаться — если случайно так сильно, то как же даочжан может ударить намеренно? И уж конечно не его, это непременно кого-то… Сюэ Яна, например. Цзинъи покраснел. Здесь было что-то странное. С одной стороны — ужасный человек, но почему он с даочжаном Сяо Синчэнем? У него хватило ума не задавать этот вопрос Сун Ланю. Вместо вопросов он трепетно дотронулся до руки даочжана, еле заметно. — Подать вам чай? — это был глупый вопрос, чай стоял ближе к Сун Ланю, чем к нему. Цзинъи помолчал и добавил. — Я бы хотел, чтобы вы знали… даочжан. Ляпнул и испугался до потери пульса. Может, виновата горячая вода, может аромат трав, или это без налобной ленты он неожиданно растерял остатки здравого смысла? — Я полюбил, — тихо выдохнул Цзинъи и закрыл глаза. — Я полюбил здесь… всё. Лгать в такой момент было бы слишком низко. Не солгал — просто трусливо размыл рамки. Снова струсил. Как вообще можно быть таким жутким трусом?! Он сидел с закрытыми глазами, стараясь расслабиться, раствориться в воде, обнять Сун Ланя, как эта вода. *** — Я беспардонное чудовище, босяк, пакостник, тварь и урод. Помилосердствуй, гэгэ, когда ты так делаешь, я становлюсь мягче воска, — Сюэ Ян прижимался к нему всем телом, откровенно застонал от укуса, запрокинул голову. — Ты так говоришь, как будто я много влюблённых мальчиков видел в своей жизни. Ну когда смотрю на своё отражение в воде, вижу одного влюблённого по уши придурка, но я ведь совсем другое дело. Мне интересно, Сяо-гэ. Особенно интересно, что этот мальчик нашёл в нашем суровом наставнике Сун-лаоши. Хотя если отвлечься от нашей с ним взимной страстной неприязни, Сун-лаоши вполне хорош собой. Сюэ Ян счастливо окунулся в этот недолгий путь в их комнату, увлёкся объятиями и поцелуями, вылизывал шею своего драгоценного даочжана, задержал дыхание, наблюдая, как смыкаются его зубы на тонкой коже запястья. — Небеса… Сяо Синчэнь, сделай так ещё. Ещё раз, только сильнее. Как я люблю вот это… когда ты так смотришь. Когда ты на меня смотришь. Гэгэ, смотри на меня ещё. Вынужденный помалкивать по разным разумным причинам, поминутно прикусывая себе язык, сейчас Сюэ Ян просто не мог заткнуться. Как в те времена, когда словами пытался нарисовать для Сяо Синчэня окружающий мир, всю свою любовь, всю глубину своей бездонной жадной страсти. — Ты мой самый драгоценный, — сдавленно простонал он. — Постой так. Пожалуйста, просто постой так… Он раздевал Сяо Синчэня, покрывая обнажающуюся кожу сплошным потоком поцелуев, согревал своим дыханием, выглаживал языком, постепенно опускаясь ниже и ниже. Опустился на колени и со смехом обнял ноги даочжана, только дерзкий и наглый взгляд снизу вверх жадно обжигал. — Во всём мире для меня есть только ты, гэгэ. И если ты любишь этот чёртов мир, я готов любить его тоже только за это. А теперь — дай мне твои пальцы. *** Сун Лань и правда забыл о боли, он смотрел в глаза Цзиньи, и дыхание сбивалось почему-то. Почему-то? Понятно почему, это метка внутри шипит и скребет, не дает дышать... Эта мысль должна бы помочь, но она не помогала. Во взгляде мальчишки даочжан видел что-то... что-то... Никто никогда на него так не смотрел. Восхищение? Он привык, что им восхищались, как лучшим, здесь в Байсюэ и не только здесь, но это все равно совсем другое. Сун Лань моргнул, вдохнул медленно, снова уставился на ладонь, провел по заживающей ране уже совсем шершавыми пальцами, такими погрубевшими и одновременно мягкими, вернул руку Цзинъи на край бочки и взял другую. Эта выглядела хуже, и Сун Лань собирался уже выгнать мальчишку из воды, потому что не дело это, чтоб мокло, да и знал он отлично, как опасны порезы от меча. На вид тонкие и чистые, но заживают долго — слишком острым был Фусюэ. Он замер от слов, от того как Цзинъи это сказал, искренне, даже... слишком. Завис, смотрел на ладонь, поднял взгляд, теперь уже надолго задержал на этой родинке. Захотелось дотронуться, так сильно, что он сжал под водой руку в кулак. Да что происходит?! Он никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил о Байсюэ, даже те, кто провел здесь всю жизнь, а не уходил, как он. Будто это место держало дистанцию, позволяло тут быть — даже ученикам, даже наставникам. Он и сам уже не был уверен, как раньше, что любит Байсюэ всем сердцем, усомнился, когда впервые задумался об этой привязанности, будто она была не совсем его... Но что-то же нужно сказать. Когда Цзинъи так смотрит... Сун Лань осторожно коснулся раненой ладони, чтобы не причинить боль, но и прикосновение было нужно, очень, — ему. — Я... Цзинъи, когда все закончится... «Оставайся» — Возвращайся. Я знаю, у тебя есть дом, но если захочешь... Слова не складывались, и хорошо, что Цзинъи не смотрит, слишком много чувств откуда-то взялось, причем таких, которых Сун Лань давно в себе не помнил, щемящих, хороших. Он ведь и правда в последнее время тонул в тоске, в ненависти, злости, чувстве вины, неоправданной надежде и разочаровании, а тут совсем другое. Он устал, и нужно было отдохнуть от этого, и вот оказалось, что Цзинъи дал ему этот отдых, пусть даже на мгновения. «Переполох и отдых» — вспомнилось ему. — Спасибо, — тихо-тихо сказал Сун Лань, отпуская руку Цзинъи. Снова стало холоднее. Он вздохнул и отстранился, хотя на самом деле ему хотелось обнять, прижать к себе и замереть в этой горячей воде, просто чтобы голова мальчишки лежала на плече и можно было молчать и не думать о плохом. Но это же опять — для себя. Нельзя так. Наверное. *** Сяо Синчэнь улыбнулся, неотрывно глядя на Сюэ Яна, он просто тонул в нежности, в счастье, что у них есть этот момент. Снова коснулся губами запястья, чувствуя, как под этим прикосновением пульсирует кровь, сомкнул зубы на коже, несильно, а потом сильнее, до боли, и смотрел, смотрел... Вот как стоять? Как просто стоять, когда ноги подкашиваются, хочется упасть — в него, в свою ночь, затопить любовью? Но Сяо Синчэнь стоял, смотрел на эти нежные и жадные ласки, не уставая удивляться, как Сюэ Ян так умеет? Он тихо вздыхал, облизал губы, застонал чуть слышно, но смотрел. — Я так люблю тебя... Просто смотреть всегда мало, Синчэнь дотронулся до его губ, до этой невозможной улыбки, замер так, другая рука скользнула по виску, тронула прядь волос. — Счастье мое... *** — Я не могу, — Сюэ Ян сильнее сжал руки, довольно улыбался, поймал его пальцы губами, потёрся щекой о бедро. — Не могу на тебя насмотреться. Он так и встал, не разжимая рук, поднимая Сяо Синчэня, и отпускал медленно, позволяя ему соскальзывать вдоль своего тела. Хищно улыбался той самой безумной улыбкой бешеного убийцы, пока даочжан опять не опустился из его объятий на грешную землю. — И что же мне делать, гэгэ? — он обнимал, выглаживая его спину, несильно царапнул ногтями вдоль позвоночника. — Когда ты говоришь, что любишь меня, у меня сердце пытается выскочить и вцепиться в тебя. Но раз оно не может… И Сюэ Ян вцепился сам, наконец роняя своего даочжана на кровать. Торжествующе зарычал — хищник поймал жертву, наконец-то поймал! Правда жертва сейчас сама могла покусать, и хищник нагло млел от таких моментов. Это была восхитительная гармония. Сюэ Ян любил каждую тряпку, которую снимал с Сяо Синчэня, но ещё больше любил его самого. Он взял даочжана на пальцы, жадно лаская ртом, но сам ждать не мог, и в этот раз быстро отыскал масло, которое заботливо прихватил с собой. Момент, который каждый раз лишал его воли — самый первый толчок в жаркое тесное нутро, жадный взгляд в любимое лицо… то, ради чего стоит жить. Тугой, горячий, такой гибкий. Сюэ Ян медленно и сладострастно толкался бёдрами вперёд, его всё сильнее трясло в заранее проигрышных попытках сдержаться. Зато сейчас, пока он не накинулся, можно опять кусать точёные ключицы, посасывать и вылизывать розовые соски, демонстративно брал в рот его пальцы, задыхаясь от жадности. Время всё тянулось и тянулось, сплетаясь в жаркий жгут, Сюэ Ян замер, рывком запрокинул голову, напряжённое горло перехватило жёстким спазмом… и он снова сорвался. Вцепился в Сяо Синчэня, яростно и размашисто вбиваясь в любимое тело, и всё-таки вырвал из его горла серию прекрасных протяжных стонов, которые будоражили кровь лучше любого вина, лучше потоков чужой крови, гораздо лучше предсмертных воплей ужаса. *** Цзинъи медленно по капле выдыхал горячий влажный воздух, впитывая прикосновения. Это было может и неправильно, но так желанно. Ему было жарко до такой степени, что лицо горело огнём, в груди плавилось что-то сладкое, похрустывало колкой корочкой, мелко ранило, но это было так хорошо. — Я хочу, — убеждённо выдохнул он. — Я очень хочу. Я… «Останусь». — Я вернусь к вам. «Я не хочу никуда уходить, я не должен уходить, не гони меня». Он возбуждённо приоткрыл рот в тщетной попытке сказать что-то достаточно нейтральное, не сказать то, что может оттолкнуть даочжана. В сладком ужасе понимал, что сейчас вряд ли сможет подняться из воды, слишком явно тело демонстрировало всю степень его наглости. Приходилось сидеть, едва ли не прижимая колени к груди. Цзинъи подумал, что стон вырвался из его горла. Но стон повторился — приглушённый, но отчётливый, такой страстный. Сердце испуганно затрепыхалось в груди, от удушающей неловкости Цзинъи едва ли не лбом уткнулся в собственные колени. — Мне… нам… стоит… уйти. Спать! Цзинъи в панике повернулся, вода плеснула. Торопливо выбрался из бочки, стараясь держаться спиной к Сун Ланю, судорожно ухватился за край бочки — тонкий длинный порез от меча тут же радостно распахнулся, будто на ладони открылся ещё один глаз, красный от недосыпа. Цзинъи выбрался наружу и схватился за полотенце, как утопающий за брошенную верёвку. Стоял спиной к Сун Ланю, чтобы не смотреть, не смущать его. И в голову не пришло, что стоит тут в мокрых штанах, демонстрируя худую спину… а когда пришло, попытался накинуть на спину это полотенце с красными следами от растревоженного пореза. Хорошо, что полотенец много. Как же хорошо, что их много. — Даочжан… принести вам?.. Вы ведь взяли смену одежды? Если нет, я принесу вам что-нибудь. Хоть простыню. У меня что-то должно быть с собой… халат? Я поищу. *** — А что же делать мне? Если я люблю... — Сяо Синчэнь улыбнулся, прикрыв глаза от удовольствия, и охнул, когда оказался на кровати. Он развязывал ханьфу, освобождая Сюэ Яна от ненужной одежды, чтобы быть ближе, и все равно не смог раздеть совсем. Постанывал от укусов, млел от ласк, чувствуя пальцами жаркий язык, и хотел, хотел до дрожи. Ему нравилось ожидание, когда можно было дразнить, но он любил и такие моменты, когда ждать нет сил, голодные взгляды, рычание Сюэ Яна и его собственные нетерпеливые порывы, когда хочется сейчас, прямо сейчас стать ближе. Сяо Синчэнь вздрагивал от того, как потекло масло, от требовательных прикосновений, обнял Сюэ Яна ногами как только стало можно, и едва удержался, чтобы не податься навстречу, дать ему насладиться первым моментом, а для себя получить всю награду — и укусы, и вздохи, и невероятный, жадный взгляд, и тихий, напряженный миг перед тем, как Сюэ Ян сорвется. Сяо Синчэнь вскрикнул, отпуская себя сразу, через боль удовольствия, ощущение наполненности, принадлежности. Он стонал с каждым движением, не сдерживаясь, прижимался сильнее, обхватив руками и ногами, и подставлял шею, требуя новых яростных укусов. *** Сун Лань не смог не смотреть. Он изучал это открытое лицо, в котором было столько эмоций, что совершенно невозможно разобраться. Почему Цзинъи такой открытый и непонятный сразу? Почему не получается расшифровать это все, как будто никогда не видел, как кто-то так просто делится эмоциями, а даже отпускает их в слова? Сун Лань запутался и просто смотрел, чтобы запомнить и потом понять. Он только кивнул, схватывая обещание. Вернется? К нему? Так что — бывает? Чтобы кто-то хотел к нему куда-то вернуться? Стон из-за стенки разрушил момент. Реальность стремительно вышвырнула из мира новых вопросов в старую действительность, где за стенкой, за ширмой, под одеялом, через сотни ли — не важно, Сяо Синчэнь любил Сюэ Яна несдержанно и страстно. И ладно, если это слышал Сун Лань — не в первый раз, стиснет зубы и потерпит, но сейчас просто терпеть и мысли не возникло. Зато он отлично считал первую понятную эмоцию на лице и в самом поведении Цзинъи — жуткое смущение, а еще видел, как неосторожно мальчишка второпях оперся раненой рукой, и от этого на краю бочки остался след, полыхнувший искрой раздражения в сердце даочжана. Он быстро стащил с себя штаны прямо под водой, мокрая ткань со шлепком повисла на краю бочки. Сун Лань взял полотенце, поднялся и намотал на бедра, перешагнул через край и подошел к стене, соображая, что с этим делать. Талисманов для подобного случая в банях Байсюэ, понятное дело, с роду не водилось, но Сяо Синчэнь стонал, и позволять адептам Гусу слышать это в планы Сун Ланя тоже не входило. Оставалось только совершенно неделикатно постучать ладонью в стену, что даочжан и решил сделать, но на замахе остановился, почувствовав талисман. Ага. Значит, все-таки пытались, не Сюэ Ян, конечно, от этого босяка чего ожидать? Синчэнь, честно попробовал, ну спасибо за заботу. Сун Лань стряхнул с рук воду и быстро сплел заклятие, цепляясь за чужой талисман по ту сторону стены. Сяо Синчэнь там закричал, но даочжан уже оборвал этот крик, он стих резко и остался по ту сторону барьера. Пальцы почему-то стали неметь, но об этом он подумает потом. Сун Лань повернулся и подошел к Цзинъи, забрал у него полотенце со следами крови. — Ну вот, — он хмуро посмотрел на руку, промокнул кровь, которая тут же выступила снова, стал вытирать мокрую руку от запястья до плеча, — Я попрошу их больше так не делать. Он как будто извинялся за Синчэня, понимал это и злился на себя. И на Синчэня тоже злился. Но извинялся все равно, объясняя коротко и отрывисто и продолжая вытирать Цзинъи, словно рассказывал о чем-то совершенно обычном. — Это любовь. Она стонет, иногда даже кричит, не бери в голову. Я удивляюсь, как еще не убил этого засранца Сюэ Яна, — Сун Лань усмехнулся и посмотрел на мальчишку, улыбнулся ему, стал вытирать шею, аккуратно промокнул лицо, снова на миг завис на родинке, но и с нее каплю воды убрал. Он методично вытирал плечи, грудь и спину, даже волосы мокрые приподнял и впитал с них воду в полотенце, и не обращал внимания совершенно на то, как близко стоит. Влюбленные дураки! Смутили адепта Гусу, где мозги?! Цзинъи и так весь в смятении который день, неужели нельзя было подумать?! Сяо Синчэня даочжан как-то понимал, он любит, волшебно и светло, ну не может контролировать такие вещи, а про Сюэ Яна до сих пор Сун Лань уверенно и зло считал, что тот специально все делает, чтобы весь мир вокруг слышал. Неприятное открытие было в том, что злость на Сюэ Яна осталась, но стоило даочжану вспомнить хоть один его взгляд, как становилось ясно — тот тоже просто не может... Да, только юные Лани не обязаны это понимать. — Знаешь, я как-то не планировал оказаться сегодня в воде вот так. Если найдешь что-нибудь, принеси, — его опять начинало колотить, и Сун Лань пока сдерживался, улыбался Цзинъи, снова собрал кровь с ладони полотенцем и отдал. — Снимай мокрое и оставь здесь. Он отвернулся, отошел к сундуку и вынул чистое полотенце, приложил к груди, быстро вытер плечи и руки, растирая активно, выжал прямо в полотенце воду с волос. Сун Лань привычно потянулся, чтобы вытереть спину, но это движение внезапно отозвалось резкой болью в груди. Будто что-то внутри сдвинулось и вонзилось куда-то, аж в глазах потемнело. Даочжан согнулся, роняя полотенце, схватился за грудь и резко выдохнул, вдохнул, стараясь успокоить боль и надеясь, что Цзинъи уже ушел и он успеет прийти в себя к его возвращению. *** Ещё и крик… Цзинъи с силой вдавил пальцы куда-то в грудь, слишком сильно колотилось сердце, и почему-то не смотрел, но почти видел, как Сун Лань встаёт… обнажённый. Небо, полностью обнажённый, ведь никакой другой мокрой ткани он просто не мог с себя снять, кроме штанов. Почему крик оборвался — он не думал. В той жаркой метели, которая царила в голове, не было места для мыслей. — Я знаю, — Цзинъи с трудом это выговорил, гадая, как он ещё не выгорел до горстки пепла. — Любовь… может быть… громкой. Вот только в его случае любовь молчала. Сам трусливый, и любовь такая же – трусливая, робкая и беззвучная. У него не хватило смелости сказать, что любовь может и молчать до поры до времени. И чем дольше она молчит, тем громче потом будет кричать — как даочжан Сяо Синчэнь. Цзинъи пытался убедить себя, что нельзя быть жадным. Нельзя быть слишком нетерпеливым и требовать всё и сразу, да и вообще — имеет ли он право требовать? Не имеет. По большому счёту, он не имеет права даже находиться тут. И вот эти ласковые прикосновения, пока Сун Лань его вытирает — это же всё краденое. Но ему всё равно. Всё равно. Главное, что даочжан сейчас стоит практически вплотную, и между ними только полотенце… и неловкость. — Я быстро, — прошептал Цзинъи. С трудом пришёл в себя от осознания, что Сун Лань только что вытирал его лицо и шею, смотрел в глаза, улыбался. Он неловко обернул бёдра этим полотенцем в пятнах крови, под этой ненадёжной защитой с горем пополам стянул с себя мокрые штаны, которые липли к коже надёжнее проклятья, и босиком убежал в комнату, схватил простыню и так же быстро вернулся. На изумлённого друга Цзинъи едва обратил внимание. Лань Сычжуй проснулся от страстного стона, обнаружил, что в комнате он всё ещё один. И вот что думать? А главный вопрос: кто именно стонал? И почему так резко оборвался этот крик? И тут вдруг в комнату вбегает Лань Цзинъи… голый. Если не считать одеждой окровавленное полотенце. Без лобной ленты. Сычжуй даже ущипнул себя, пытаясь уложить в одной голове все составные части картины. А они не укладывались никак. Цзинъи вернулся как раз к тому моменту, когда Сун Лань, согнувшись, держался за грудь. Всю робость как ураганом сдуло. Он быстро замотал его в простыню, как сумел, прижал окровавленную ладонь к метке и едва заметил, что кровь будто пытается впитаться в кожу. Что может быть более горячим, чем свежая кровь. — Даочжан, — Цзинъи подлез под руку, взял на себя часть его веса, повёл… да даже не повёл, потащил в комнату, дверь в которую открыл пинком. Благо идти недалеко. — Сейчас… ещё немного, ещё пара шагов, — он уговаривал даже не Сун Ланя — себя. Держать его, почти голого, в таких тесных объятиях… спасибо, что хотя бы неуместное возбуждение быстро уступило место страху за любимого человека. — Сычжуй. Хорошо, что не спишь. Помоги-ка… Он уложил Сун Ланя на свою кровать, так было проще, чем опускать до самого пола, строго нахмурился, не хуже самого даочжана. — Я лягу на матрасе, так будет правильно, — Цзинъи тщательно кутал его, схватив сразу два одеяла. — Там есть пара бутылей… наберу горячей воды, будет как грелка. Лучше, конечно, лечь к нему под одеяло, но даочжан не позволит. Не разрешит. Он устраивал даочжана, как мог — сунул ему под одеяло эти импровизированные грелки, тщательно проверив, чтобы они не открылись и не протекли в самый неожиданный момент. Подложил ещё одну подушку, согрел так и не тронутый чай, поил его мелкими глотками, не слушая возражений, пока Сычжуй не потерял терпение и не оттащил его. Настала его очередь покорно принимать уход и заботу — Сычжуй смазал все размокшие ранки, особенно внимательно отнёсся к порезу, забинтовал руки, внимательно осмотрел кончики пальцев и сухо сообщил, что они уже почти в порядке, нужно только регулярно смазывать лекарством. — Сиди. Я тебя одену, — градус строгости в голосе Сычжуя зашкаливал. — Впрочем… Пойдём-ка со мной. Он перекинул одежду через плечо и увёл Цзинъи в баню, там прикрыл дверь и шёпотом заорал: — Ты сошёл с ума??? — А-Юань, ты что? — Я? Я — ничего. Господи, я понятия не имею, что делать с такими повреждениями, — Сычжуй судорожно сжал руки. — Когда ты закричал… Цзинъи, как же так? Нет, я за тебя может даже где-то и рад, но ты не подумал, что даочжану было вот так плохо, а ты его… небо, я не верю, что вообще говорю с тобой на эту тему. И если он умудрился порвать тебя до крови, то не так уж ему и плохо. Тебе очень больно? Лань Цзинъи с недоумением смотрел на него, пытаясь понять, о чём Сычжуй вообще говорит и что за бред несёт… А действительно — что он должен был подумать? Сначала стоны и крик. Потом он без лобной ленты, голый… и пятна крови на полотенце, кто знает, откуда та кровь шла. — А-Юань… Я был бы счастлив. Но у меня с даочжаном Сун Ланем ничего не было. Это не я стонал и кричал. И не он. Это там, — он указал пальцем в стену. — Там сейчас кричит и стонет… любовь. А моя пока может только молчать и надеяться. — И где, позволь узнать, твоя лобная лента?! — Я попросил даочжана Сун Ланя её снять и отмыть от крови Сюэ Яна. Понятия не имею где она. Была где-то там, — Цзинъи махнул рукой в сторону бочки с водой. Ленты действительно не было видно — она осталась под мокрой одеждой Сун Ланя, и о ней никто и не вспомнил. Никто, кроме Сычжуя. По крайней мере, разобравшись, что не нужно врачевать раны в неловких местах, Сычжуй помог ему одеться. Цзинъи по-прежнему бегал босиком, и ханьфу не надел, счёл, что нижней рубашки достаточно. — Будет неловко их беспокоить в такой момент? — Цзинъи посмотрел в стену, вернулся к Сун Ланю и сел на край кровати, тревожно глядя в его лицо. — Даочжан… снова холодно? **** Сюэ Ян забыл к чёртовой матери обо всём. Он жадно брал, брал, брал, и с каждым резким толчком понимал, что ему мало. Голод только разгорался сильнее, и даже укусы не помогали. Он восторженно стонал, оставляя на белой шее и плечах кровящие следы от зубов, но крови было немного, и Сюэ Ян увлечённо слизывал её, едва успевая подхватывать гибким языком. — Ты мой, — горячечно шептал он, закидывая длинные сильные ноги Сяо Синчэня себе на плечи, сгибая в три погибели, вколачиваясь со всей дури. — Хочу тебя связать. Связать, скрутить, мучить удовольствием долго, так долго, пока ты уже не сможешь даже кричать. Гэгэ… ты будешь у меня в плену… ты и сейчас у меня в плену. А я у тебя. Выбивать из Сяо Синчэня крики самым страстным в мире образом — Сюэ Ян не собирался останавливаться, даже если сейчас в дверь вломится армия призраков. *** Нет, прийти в себя он не успел. Все-таки Цзинъи слишком быстрый! Сун Лань попробовал сказать, что не надо, уже все нормально, но кто его слушал?! К тому же грудь обожгло так, будто даочжан только что кожей впитал огонь, и его «я сам» просто захлебнулось каким-то сипом. Он пробовал сказать, что уже лучше и побеспокойся о себе, но голос не вернулся, пока Цзинъи не влил в него терпеливыми маленькими глотками чай. К этому моменту Сун Лань уже обессилел снова и такой сокрушительной заботе противостоять не мог. Он в надежде посмотрел на Сычжуя, может быть, хоть он скажет другу, что надо подумать о себе, но и Сычжуй, видимо, не понял, потому что тоже внезапно стал торопиться. Даочжан лег, с сомнением потрогал грелки и решил, что сил больше нет. В груди клокотало и скреблось, и он подумал, что может это навсегда? Как избавиться от метки? И почему он чувствует ее внутри? Ему казалось, что она то ли убивает, то ли куда-то тащит, а еще что адепты ушли и их долго нет, вдруг что-то случилось? Но потом он вспомнил, что за барьеры не выйти, и успокоился, только завернулся в одеяло. Когда Цзинъи вернулся, даочжан почти спал, но все равно приподнял голову, убедился, что руки забинтованы. — Нет, не холодно, — он солгал, ну а что было делать? Цзинъи выглядел вымотанным, — Все хорошо. Правда. Ложись. Ты опять прыгаешь... в Байсюэ нельзя торопиться, помнишь? — даочжан улыбнулся, падая в сон. Спал он плохо. Ему снился Чэнь Бо, который своими призрачными руками вытаскивал из его груди сердце, снилось, как он зачем-то влезает в треножник во дворе, а там не оказывается дна. Еще снилось, что он связан, вокруг стоит толпа призраков, а Сюэ Ян смеется, смеется... бесконечно долго, а потом достает свой темный Цзян Цзай и разрубает верёвки, хотя Сяо Синчэнь кричит «не надо!», а это совсем неправильно и странно, как будто все перевернулось и день и ночь поменялись местами. Сун Лань просыпался несколько раз, переворачивался на живот, но так метка давила на грудь, ложился на спину, но так она словно пульсировала в позвоночнике. Он помнил, что нельзя вздыхать и ерзать, потому что Лани спят, и им надо спать, и пробовал уснуть на боку. Полотенце давно сбилось в ноги, простыня перекрутилась, и даочжан просто затолкал ее к стене, кутаясь в одеяло, которое не грело. И только к концу ночи стало теплее. К рассвету он уснул нормально, вместо овечек правда считал облака... такие, как на лобных лентах адептов Гусу, а потом облака превратились в родинки, почему-то в них, а потом в голос Лань Цзинъи, который исчез. Когда даочжан проснулся, в комнате было совсем светло, как днем. Он проспал! Рассвет проспал и вообще наверное полдня проспал! Надо одеваться и идти. Сун Лань сел и сообразил, что одеваться не во что. А еще — что метка не болит. — Лань Цзинъи? — тихо позвал он. Можно было позвать Синчэня, но почему-то он решил, что попросить найти одежду в своей комнате может только Цзинъи, тоже неловко, но все-таки не так. *** Восторженный и алчный взгляд, звериные стоны и сила эта немыслимая... Сяо Синчэнь уже кричал, цеплялся за руки Сюэ Яна, царапал их, кажется... а потом вцепился в простыни, и приподнялся на локтях навстречу, как будто можно было еще сильнее отдаваться. Нельзя. И можно. Его тело могло все что угодно для него, оно хотело только больше и больше, но предел все равно какой-то был — и он наступал в бешеном удовольствии. Даочжан снова вскрикнул и прогнулся, чувствуя, как Сюэ Ян с каждым толчком все сильнее задевает внутри горячую точку, он больше не мог отпустить этот момент и с каждым движением ловил новый, немыслимо выгибаясь, умудряясь податься навстречу даже так, пока нарастал огонь внутри. Сяо Синчэнь посмотрел на Сюэ Яна и дотронулся до себя, робко и одновременно развратно, так что даже покраснел. Можно было этого не делать, все случилось бы и так, но Синчэнь решил, что Сюэ Ян должен смотреть. Он обхватил член рукой, обнажил головку, провел пальцем по ней, оставляя блестящий след. Это было так остро и сладко, что даочжан застонал и прикусил губу, но не закрыл глаза и не перестал пристально смотреть на Сюэ Яна. Он ласкал себя, недолго, в одном ритме с ним, и смотрел... пока не вскрикнул и не излился на живот горячей пульсацией. — Не останавливайся, — шепнул Сяо Синчэнь, вздрагивая и сжимая в этих сладких судорогах горячую плоть внутри себя, — Сильнее... *** Когда Сяо Синчэнь так кричал, весь мир принадлежал Сюэ Яну. Весь этот чёртов мир, в котором так сладко стонет его светлый даочжан, становился прекрасным местом, в котором хочется жить. Сюэ Ян счастливо забыл о себе, сосредоточившись только на этой роскоши в руках, каждое движение навстречу перехватывал с восторженной жадностью, чутко ловил малейший трепет перед предельным прогибом в пояснице, хватал губами этот вскрик и стон. Такой гибкий и сильный, даочжан отдавался с ненасытной страстью. Сюэ Ян всего лишь подчинялся этому потоку, любовался горящим взглядом Сяо Синчэня, его провокационными жестами — как он взял себя за член, на это можно смотреть бесконечно. Сюэ Ян приподнялся, чтобы лучше видеть, вот только остановиться не мог. Он даже улыбку свою забыл, не мог выбрать куда смотреть — то ли в глаза Сяо Синчэня, то ли на его зовущий рот, то ли на шею, покрытую укусами… на член вообще не мог не смотреть. Такие деликатные ласки, но от них удовольствие приобретало особый оттенок греховной сопричастности, такой сладкой и волнующей, что от этого кровь начинала адски грохотать в висках. Он подвывал от возбуждения, когда Сяо Синчэнь кончал себе на живот — немного семени осталось на его пальцах, по белой коже конфетно прокатились пряные капли, росчерк удовольствия. — Да если бы я мог, — прошипел Сюэ Ян, жадно вбиваясь в его тело. Оскалился в напряжённой улыбке, на висках вздулись вены. Он размашистыми рваными толчками быстро догнал себя до пика и кончал с длинным задушенным стоном, оставляя на бёдрах Сяо Синчэня красные следы от пальцев и отчётливые полукруглые следы ногтей. Вцепился так, что с трудом разжал руки, медленно наклонился, уткнулся лицом в шею даочжана и жарко дышал, а потом ещё дольше вылизывал его живот и пальцы, довольно ворчал, и когда наконец лёг рядом, всё равно не мог угомониться сразу. Он и заснуть смог только когда убедился, что Сяо Синчэнь спит. Он проснулся рано, ещё до рассвета, и неслышно выбрался на галерею. Сидел, нагло полируя Цзян Цзай, и с прищуром изучал призраков. Старый хрен то зыркал на него неодобрительно, то вовсе игнорировал, но Цзян Цзай так и вовсе не произвёл на него впечатления. Сюэ Ян только мирно улыбался — как он и ожидал, на меч реагировали лишь те, кто от него и умер. Но их было меньшинство. Куда любопытнее было наблюдать, как призраки реагируют на первый луч солнца. Особенно старый хрен. Такого многозначительного взгляда на солнце Сюэ Ян не ожидал, и на всякий случай поставил мысленную зарубку. С медленным откликом спадали печати, но накануне все так замотались и замучились, что никто не торопился вскакивать и деятельно решать проблемы. По здравому размышлению, это они сделали правильно. Зато в его распоряжении совершенно пустынный Байсюэ. Сюэ Ян прошёлся, с умеренным интересом осматриваясь. Навестил кухню, исключительно по неугомонности собственной натуры вдохновенно сконструировал завтрак из подручных продуктов. Хозяйственный порыв споткнулся на пороге бани и тут Сюэ Ян понял, почему вчера сначала Сычжуй, а потом и Сяо Синчэнь едва прикоснулись к двери, а дальше не пошли. Такое ощущение, что даочжан Сун Лань ночью разложил Лань Цзинъи на всех подходящих поверхностях, а если поверхность не подходила, то это тоже не становилось препятствием. Мокрая одежда расшвыривалась куда попало, на полу валялись полотенца, нижние штаны вызывающе висели на краю бочки с остывшей водой рядом с кровавым пятном. Сюэ Ян понятия не имел, как в этой ситуации поступить правильно, поэтому по привычке поступил практично: выстирал и выполоскал тряпки, развесил сушить, кровь замыл, воду слил, пол подтёр, и только потом понял, что вряд ли Сун Лань порадуется этому факту. С другой стороны, всегда можно свалить этот припадок на кого другого. Вот Сяо Синчэнь может взять всё на себя, ему Сун Лань простит такое вторжение в личную жизнь. Или Лань Сычжуй пусть отдувается. И завтрак тоже они готовили. Сюэ Ян повеселел и потратил остаток утра на то, чтобы валяться рядом с Сяо Синчэнем и любоваться тем, как он спит. Потом как он просыпается и обнаруживает, что спал совершенно нагим и ни капли не прикрытым простынёй — красивый до невозможности, снова в укусах и синяках. — Гэгэ, — Сюэ Ян обнимал его даже взглядом, что там говорить о руках. — Кажется я тут под утро немного это… Нахулиганил. Никого не убил, не волнуйся, просто я снова беспардонно сначала сделал, а сейчас лежу и думаю — ты не мог бы ещё раз солгать ради меня? Это такая невинная ложь во имя спокойствия, честное слово, Сяо-гэ, клянусь конфетами. Скажи что это ты всё постирал, убрал и приготовил? Или давай Сычжуя обвиним. Сун Ланю сейчас не полезно злобиться сильнее, чем есть.