Mi Vida Loca | Моя С+ Жизнь

5

Лас-Вегас, казино-отель «Golden Dragon Plaza». Сентябрь 2009 года. Равьер привык, садясь за покерный стол, слышать, как крупье называет всех по именам, представляя собравшихся друг другу. Вот старичок Антонио Капонигро, которого просто называют Бананас из-за того, что основная афера, которой он занимается, это нелегальная поставка бананов из-за границы в Америку. Правее него, с вечно недовольным лицом и седой щетиной, считающий себя всегда круто выглядящем, Йозеф Дамико. У него еврейские корни, пивной животик, шрам на пол лица, а еще от него пахнет каким-то дерьмом, которое, должно быть, мафиози спутал с дорогим парфюмом, но, несмотря на все это, деньги как всегда решают, и потому возле Йозефа, или просто Большого Папочки, всегда трется худощавая соска с большой грудью. Даже сейчас. Какая-то блондинка в блестящем таком, что смотреть больно, платье с пайетками, которые, должно быть, могут неплохо поцарапать, обними девочку за талию покрепче, щеголяет своей нежной бледной ручонкой по полуголой груди гангстера, и можно заметить перстень на пальце девушки, который не так давно был на толстом пальце Йозефа. И попробуй пойми, стащила ли девица перстень, или Папочка сам надел ей его. Всего за столом восемь чистокровных мафиозников, богачей, сколотивших свой капитал на труде других людей. Это гении, удачливые морды, и просто ублюдки. Роше часть этого тоже, варится в этом слишком соленном бульоне с детства, так как его отец часть этого, и мать, которую старший Роше склеил, будучи еще не таким сухарем с плесенью, тоже по его вине во всем этом растворена как кубик с приправами, делающий бульон вкуснее. Семейное дело, так сказать. Вся их семья уже ничего не представляет из себя, вырви из нее мафиозную сердцевину. Роше знает, что когда отец умрет, то все, что у того есть, перейдет к нему, как к единственному наследнику, а не его матери, ибо женщины никогда не получают всего от мужчины в их сфере. И это понимание слишком послабляет. Роше уже устал пинать хуи от беззаботной богатой жизни ничего-недельника. Каждый его день это просто день без расписания, день «откажись от своих обязанностей». Так и до сумасшествия недалеко. Если, конечно, он уже не чокнулся, учитывая, как часто люди называют его поехавшим и психом. Наверное, все же уже он перешел за черту, шарики за ролики небось заехали. Но и к черту. Тогда вообще не о чем париться. И остается только веселиться дальше на широкую ногу, пока не откажет или сердце, или почки. Несмотря на то, что назвали имена всех игроков, собравшихся сегодня за частным покерным столом, за который обычный турист с улицы ни за что не сядет, ибо доступ к этому столу есть только у членов мафиозных семей, слетевшихся сегодня сюда как ведьмы на шабаш из-за свадьбы одного босса из совета, не все имена были Роше знакомы. Один молодой и свежий лепесток Пьер де Ронсар, райской розы, которые Роше привык дарить девушкам, с которыми провел хорошую ночь, интриговал своей молчаливостью и таинственностью. Было очевидно, что этот мужчина в пепельно-синем, под цвет его глаз, костюме, да еще и с шарфиком вокруг шеи, как какой-нибудь интеллигент или принц, сбежавший из сказки из-за скучной в ней развязки, тоже член мафиозной семьи. И Роше, пока карты появлялись и пропадали на зеленом бархатном столе, все копался в памяти в поисках фамилии, которую ранее словно слышал, Хейл. Питер Хейл. Почему это кажется таким знакомым, но не лицо? Такое симметричное и красивое лицо Рав точно бы запомнил со своей фотографической памятью. — Пас, — сказал Питер Хейл и сбросил карты. Это решение вызвало волну негодования среди других участников игры, потому что ранее Хейл все время выигрывал, и его счет этим вечером пополнился кругленькой суммой. Другой бы на его месте начал танцевать вокруг стола от радости, либо же кинулся ставить все выигранные деньги дальше, проигрывая их в следующую невезучую игру, чего проигравшие и ждали. Но Питер же, как прекрасная мраморная статуя, не выражал ничего на счет выигрыша, словно ему было неистово плевать. Роше это веселило. И ему еще больше хотелось узнать поскорее, кто этот Хейл, откуда, и не хочет ли переместиться в обстановку поукромнее, чтобы узнать друг друга получше и горизонтально. Больно уж досадно было бы упустить такую рыбу. Подходящей наживки приманить ее после расставания у Роше не найдется. Перед тем, как Хейл пасовал, Йозеф сделал крупную ставку. И, смотря на свои карты и выпуская дым от сигары из рта, в котором уже был горьковатый привкус от бесплатной фирменной текилы казино, Роше предвкушал развязку. Он поднял взгляд поверх карт, и встретился с кристальными глазами Питера. Секунды три они смотрели друг на друг друга, словно пытаясь понять друг друга не только как соперника за одним покерным столом, но и больше. И, когда на последнем круге остались двое, Роше и Большой Папочка, у которого, наверное, уже привстал от комбо: девушки и возможной победы, мафиозные члены вскрыли карты, и Роше понял, что его комбинация лучше. Эндорфины чуть не перекрыли кислород. Равьер радостно сгреб фишки к себе, яростно втягивая дым от сигареты, чуть не закашливаясь и принимая фальшивые поздравления, а Питер Хейл успел подняться с места, и Роше увидел, как голубой флажок выходит из темной комнаты. Роше поспешил следом. — Сегодня было интересно, — хрипло посмеялся один из гангстеров, которому на колени уже села брюнетка в не менее блестящем, чем у другой, платье. — Ага, обязательно повторим как-нибудь, Ди, — сказал Равьер и ушел. Он вышел из комнаты и поморщился, когда сумрак территории, оставшейся позади, и желтое бликующее освещение повсюду, словно оказался внутри бокала шампанского, неприятно сменили друг друга. Но потом его зрачок сузился обратно, привыкнув к свету, который быстро стал обратно приятным и веселящим, как и чистый кислород, что поставляется в залы казино через кондиционеры и вентиляционные отверстия, и Роше принялся, шагая по ярким дорогим коврам, выискивать взглядом нужную ему персону. Было много людей, и почти все свои, почти каждый знакомый. И, как назло, незнакомого интересующего для себя человека Роше не находил. Уже навернув второй круг по закольцованной залу, и почти разочаровавшись найти Мистера Хейла, случайно Равьер увидел его за столом игры в «блекджек». Ровная осанка, подтянутое спортивное тело, необыкновенный шарм и манеры бросались в глаза. Вокруг Питера уже столпились люди, и какие-то шалавы терлись об него, чувствуя в нем спонсорскую возможность для себя. Роше остановил мимо проходящего официантика в белой рубашке, отдал ему сигару, и пошел напрямик к столу, за которым был Питер и его самозваная свита потаскушек и потаскушвцев. — Да ты, никак, меня преследуешь? — сказал Питер, когда Роше остановился довольно близко от него. Равьер в черном костюме с не до конца застегнутой на пуговицы рубашкой тоже же нефтяного оттенка прильнул к большому игровому столу, словно его интерес зацепила только разворачивающаяся ира, что было смешно, учитывая, что и Роше, и Хейл, оба плевали на игры этим вечером. Роше был здесь не из-за возможности поднять денег, или все их проиграть, как и Хейл. — Просто совпадение, — отозвался Роше, а Хейл снова выиграл. — Ты, кажется, очень смелый и умный. Ставишь все, но не проигрываешь. Питер сдержано улыбнулся: — Да уж, сочетание ума и смелости — это лотерея, которую я выиграл. Стоило Питеру сказать это и сделать еще ставку, как Роше сглазил его, и впервые за эту ночь Питер Хейл спустил свои деньги на ветер. — Но иногда и умные могут ошибаться, — дополнил Хейл. — Не жаль проигрывать все? — спросил Роше, развернувшись к столу спиной и лицом к мужчине, потеснив женщин рядом. Те недовольно разошлись в стороны, и вокруг двух мафиози стало свободнее и легче дышать. В залах пахло чем-то дорогим, бодрящим, веселящим. Воздух в казино всегда особенный. Он опьяняет и позволяет поверить в свои силы, любой может почувствовать себя супергероем, когда вокруг так дорого и богато, и прямо перед носом мелькает шанс сорвать куш. Но не стоит забывать и про шанс просрать все, что есть. Роше ни раз видел, как люди проигрывают в казино последний доллар. Он и сам бы проиграл, если отец позволял бы владеть всеми счетами. Слишком импульсивным бывает Роше, и часто не может остановиться вовремя. Он любит врать себе, что еще раз и точно все, или что сейчас точно повезет… Но вранье и есть вранье, в нем нет положительного будущего. — Нет, — хмыкнул Питер, и потом пошел от стола к бару, а Роше шел с ним, все несводя взгляда. Сыну мафиозного босса, коих достаточно много по свету, было интересно представлять, что кроется за этим сдержанным образом, хотелось развязать дурацкий темно-синий шарф с белой полоской, расстегнуть пуговицы голубого костюма, снять его вместе с рубашкой, посмотреть на тело, до которых никогда не дотягивались его скользкие ручки. Питер Хейл был слишком спокойным и тихим для этого сумасшедшего и громкого общества гангстеров, удачно выделялся среди них, и казался королем среди глупых поданных, которым суждено навечно остаться в грязной луже или у разбитого корыта, потому что у них нет и унции того острого ума и интуиции, что есть у Питера Хейла. — Не жаль, потому что спущенного слишком мало, чтобы волноваться, или ты просто по своей натуре такой пофигист? — Роше сел на высокий барный стул возле Питера, и тот заказал им выпивку. Основная масса толпы осталась немного позади, и Роше хорошо слышал поставленный голос Питера, которым было бы удачно вести переговоры, или, может, хорошо было бы говорить непристойности на ухо. — У меня, на самом деле, крайне мало денег сейчас, — Питер сделал глоток даже не поморщившись, и, когда он поставил граненный стакан на стеклянную стойку, тот не стукнулся об нее даже тихонько, как стакан Рава, и не оставил мокрого круга, потому что Хейл взял салфетку из салфетницы рядом для подставки. Роше весело хмыкнул на такую чистоплотную странность, но не прокомментировал. — Тогда какими судьбами тебя занесло в казино? — спросил Роше. Питер словно напрягся, его взгляд был таким далеким, и Роше стало самому менее весело. Он скользнул взглядом по Питеру, собираясь спросить, но мужчина в синем костюме заговорил первым, отвечая на вопрос, что был уже задан. Питер чуть пожал в меру широкими плечами: — Теми, что здесь есть то, чего я хочу. Там, где я живу, и живет моя семья, покой, который я не ищу. Они не понимают, что существуют в болоте, которое когда-нибудь поглотит их и все, что у них есть. Я не хочу тонуть вместе с ними. Хочу… не знаю… почувствовать жизнь по-новому. Хочу страсти. Роше кивнул. — Наверное, я понимаю. Но, все-таки, почему именно это место? Это ведь не просто казино, ты знаешь, наверное, кому оно принадлежит. Если тебя в пустили в закрытую комнату, то значит, что ты из больших семей. Но это странно. Потому что я никогда не встречал тебя раньше. Питер согласился, и его прямая осанка стала не такой больше прямой, мафиози словно выдохнул и позволил себе расслабиться и стать более человечней. — Мы не могли встречаться, потому что моя сестра, Босс нашей семьи, приросла к одному месту. И она ни с кем не связывалась уже лет десять, и не давала связываться, не позволяла покидать страну. Если бы так было и дальше, то наша семья просто бы лишилась своего статуса. Я хочу доказать, что еще не все кончено для нас, и что мы можем достичь большего, чем просто небольшой бизнес в Мексике и формальное членство. Я услышал про сегодняшней вечер, и решил прилететь. Мне показалось это неплохим началом. Сначала напомнить о себе, разведать обстановку, а потом можно отталкиваться от этого и идти дальше… Я знаю, что моя сестра согласится поменять что-то, когда увидит в этом изменении реальные перспективы. Без этих реальных перспектив пытаться говорить с ней бесполезно, она слишком боится потерять то, что есть сейчас, и остаться вообще без всего. Роше наклонился к Хейлу и лукаво улыбнулся, отчего его закрученные усики дрогнули под его носом. — Ты точно очень умный и смелый. Думать наперед в наше время не все могут, да и еще идти против своего Босса, пускай и сестры, осмелятся единицы. Питер качнул головой. — Мы с сестрой в хороших отношениях, она не убьет меня за то, что я уехал, я знаю, иначе бы не делал этого. Роше весело хмыкнул. — Было бы жалко, если все же убила. И Питер задержался взглядом на лице Роше, только после повернувшись от него и сменив тему. — Я здесь мало с кем знаком. Но ты ведь все про всех знаешь? Роше стащил зонтик у бармена, пока тот был далеко и не видел, и сунул его в свой стакан, как в пляжный коктейль. Золотое освещение скользило по начищенному стеклу, а еще красиво игралось с светло-пепельными волосами мексиканского гангстера, который не был похож не на мексиканского, не на гангстера. Роше бы не удивился, если бы позже оказалось, что Питер Хейл тайный агент правительства, посланный наскребсти на мафиозников информации, за которую их можно было бы посадить. Конечно, правительство никогда не было проблемой, поскольку, пока отчисляют им часть, мафия и государство друзья, но общественность ведь всегда шепчется о том, о чем не нужно, и иногда даже друзьям приходится устраивать публичное повешение, чтобы утихомирить народ, жаждущий зрелищ, и создать иллюзию контроля, которого у глав государства никогда не было полностью. — Хочешь, чтобы я тебя представил кому-то? — спросил Равьер. Питер закинул ногу на ногу и очаровательно улыбнулся. — Позже. Сперва нужно понять, кто мне нужен. Кто из этих стоит того, чтобы знакомиться с ними? Роше вдумчиво оглядел людей, которые не стояли на месте, а ходили из одной территории на другую, терлись друг об друга по углам, толпились вокруг столов с богатыми ставками. Приметив нужное, Роше наклонился к Питеру и тихонько указал пальцем, оттопырив его от стакана, в сторону одной милфы.  — Вон там Изабелла Сантони, но ей нравится, когда ее называют Вивьен… Питер прервал: — Мы с ней знакомы. Женщина выглядела богатой и отличалась от других своей медлительностью, доступной только любимым женушкам боссов известных семей. Другие же, еще не нашедшие свою плоть для паразитарной жизни, все порхали вокруг блестящего, как бабочки, или жужжали вокруг грязного, как мухи. Таких девушек с сочной худой фигурой, хорошим макияжем и простым обтягивающим платьем, было больше бисера в банке рукодельницы. И так много похожих бусин, что разочаруешься в скудности выбора. Может, потому Питера и Равьера всегда больше влекло к разнообразным мужчинам, которым не нужно было бы беспокоится о идеальности своего вида, как и о своем будущем. — А с ее муженьком тоже? — хохотнул Равьер. — Это было до того, как у нее появился муж, — сдержано, но с веселой подоплекой, ответил Питер, и потом указал в сторону другой женщины, тоже выделяющейся на фоне остальных, но уже своим нездоровым цветом лица и отреченным взглядом. — А это кто? Роше посмотрел на женщину, о которой они стали говорить, и почувствовал небольшой прилив сочувствия, перебиваемый легким отвращением. — Виктория Арджент. Говорят, она снова в деле. Но еще говорят, что она сильно больна, так что не о чем волноваться. Разве что стоит поволноваться о том, что… Питер не услышал, что мужчина говорил дальше, так как его внимание слишком привлекло имя. Хейл нахмурился, а еще неволько сжал кулак и челюсти. Не для какого оборотня, будь он из Мексиканской большой семьи, или любой другой поменьше, не секрет, что все Ардженты были в прошлом охотниками. И некоторые из них убили более далеких родственников Питера. Но даже не этот факт, уже не новость, напряг мужчину. Дело было в том, что Питер уже знал лично одного Арджента, и Талия его знала, очень хорошо знала. И хорошим это не кончилось. С тех пор фамилия, обозначающее «серебро», стала сродной фамилии Волен де Морта, имя которого лучше не произносить, потому что помяни говно, оно и появится. А кому надо это чертово появление? — Понял, — ответил Хейл, когда речь Роше стихла. В молчании мафиози слушали сливающийся говр гостей и звуки автоматов, пока взгляд Равьера не зацепился за что-то. — Mira el Reloj! — резво сказал, хлопнув по плечу Питера, Рав на испанском. И Хейл недоуменно скользнул взглядом по горизонту, не понимая, про какие часы говорит Роше. — Разве в казино есть часы? — спросил Питер на английском, ставшем более комфортным в Америке. Роше вздохнул и взял Питера за подбородок, повернув его податливую голову в сторону «Релоха», которого он имел ввиду. На балконе второго этажа у колонны стоял взрослый мужчина, который страстно целовался с некой дамой, не известной Питеру, и еще немного, и сцена грозилась перейти в фильм для взрослых. — Эти Часы. Ты правда не знаешь о нем? Новый член совета, только пару недель назад вступил на пост. Про него ведь все говорили! Смотри, что он вытворяет, cabron! Роше залпом выпил виски и поставил стакан на барную стойку, скруглив спину. Питер развернулся на стуле и приподнял бровь в сторону Роше, бросив и еще один взгляд в сторону «нового члена совета». Или, больше по вкусу Роше, просто члена. — Хорошо, что совет принимает новые лица в свои ряды, — деловито сказал Питер, попросив у бармена еще спиртного со льдом, так как без разбавленного порошка аконита напиться по-человечьему не получалось, быстрая регенерация, быстрый вывод токсинов из организма. — Новые лица, — фыркнул Роше. — Это новое лицо не имеет никаких талантов, кроме встающего, как по часам, члена, и попало в совет лишь потому, что папочка замолвил за него словечко. Мой бы тоже мог, если бы захотел, и я мог бы быть тоже сейчас в совете… Питер усмехнулся в стакан. — Это была бы катастрофа. Роше яростно посмотрел в сторону Хейла и спросил: — В каком плане? Думаешь, я бы не смог быть членом совета? У меня есть все способности для этого! Бармен взглянул в их сторону, а потом отошел протереть бокалы, которые были и так идеально чисты. На самом деле, он просто не хотел подслушивать то, за что его могли застрелить. Боссо-мафиози это вам не шутки. Каждая оплошность карается в три раза строже, чем в обычном баре в каком-нибудь простом ночном клубе. — Я не говорил, что у тебя их нет, просто совет не те люди, с которыми можно стать лучше. И мне кажется, между тобой и ними развился бы конфликт, когда они бы заставили делать тебя то, чего ты не захотел бы делать. Ты слишком импульсивный и упертый. Я заметил это еще за игрой в покер. Роше остыл и потеплел от комплиментов. Не так уж много людей действительно смотрят в его сторону, а не в сторону его отца или денег его отца. Но Питер изучал его, пускай и за игрой, и даже если ради выгоды, то плевать, потому что внимание со стороны Хейла льстило самомнение и грело душу. —  Следил за мной… Значит ли это, что интерес взаимный? Питер улыбнулся, прищурившись: — Можно сказать и так. Их взгляды снова задержались друг на друге, и словно стало жарче, несмотря на то, что кондиционеры работали все также, и температура воздуха не изменилась. Потом Роше, испугавшийся этого влечения, которое было так не похоже на все влечение, что он испытывал раньше к другим, вдруг снова указал на кого-то, прервав контакт глаз. — Смотри! Это Анджела Росс, Босс семьи из Нью-Йорка… Ей подчиняется пол структуры города. И не потому, что она чья-то жена. Все, что у нее есть, это труд ее ума и усилий. Питер глянул в сторону молодой женщины, которая выглядела как лесбиянка, предпочитающая брать под крыло нуждающихся девушек, готовых стать ее содержанками, и ответил: — Умно, талантливо, благородно, не придерешься. Скучно. И пока Роше искал взглядом еще кого-то, Хейл успел положить руку на колено того, кто казался интересным ему. Питер усмехнулся, когда Равьер чуть дернулся, а потом завис. Их лица были недалеко друг от друга, и Роше дышал на него как степной кролик перед добычей. И по взгляду Хейла Роше было понятно, что на уме мужчины. Честно, у самого Роше на уме было тоже самое. И потому, пускай и были риски доверять тому, кого не проверил, Равьер сказал: — Знаешь, я снимаю прекрасные апартаменты на шестьдесят девятом этаже, в паре минут езды отсюда… Питер Хейл пошутил: — Какой удачный этаж. А темно карие глаза Рава заблистали краше золотых огней под потолком, так напоминающих пузырьки в бокале игристого шампанского. ****** От кучерявых жестких волос Рава пахло обжаренными зернами кофе, а его теплая кожа, словно нагретая на солнце, была солоноватой на вкус как минералка. Питеру симпатизировала легкость и открытость, с которой Рав все делал, начиная с игры в покер и общения у бара, и заканчивая тем, как накинулся на его губы в автомобиле. Никто из них не был за рулем. Хотя и не мог, после того, что они пили. Их кровь была разбавлена и разгорячена высоким градусом. — По-моему, ты немного не в себе, — заметил улыбчиво Питер, когда Рав стал пошатываться (вообще-то это был танец) возле двери, пытаясь уже раз в шестой попасть ключами в замочную скважину, и все мимо. Может, если бы сынок-мафиози не отвлекался на Хейла, то давно бы открыл чертову дверь, и они бы переместились уже в более надлежащее место. Питер бы забрал ключи и открыл дверь сам, если бы в возне Равьера не было чарующей и забавной дурости. — По-моему, — начал Рав, нахмурившись и двумя руками подставляя ключ к серебряному замку, — я всегда не в себе. Но, знаешь, я не считаю это недостатком. Зато со мной не скучно. Питер хмыкнул: — Я это замечаю. Ладно. Дай это сюда, а то мы так до утра будем ждать. И он все же забрал ключи, а Равьер почти сразу же закинул руку Хейлу через плечо и прильнул, улыбаясь от уха до уха, к его шее, целуя то немногое, что стало доступно после того, как он стянул с шеи Хейла его шарф, такой приятный на ощупь, еще в машине. В темноте салона не было видно, но сейчас, в белом свете этажа, Роше заметил бледный длинный шрам на шее Питера. Конечно, это не могло не заинтересовать Рава, и он спросил, касаясь шрама под кадыком мафиози: — Откуда это? Питер повернул ключи пару раз, те издали легкий шум. Потом небольшой толчок, и дверь открылась, и Питер шагнул внутрь просторных апартаментов с панорамными окнами, как в свои родные. Этой ночью шел дождь, и жирные капли наплывами стекали по толстому стеклу как слезы ангелов, плачущих из-за красоты происходящего. Громче всех плакал вместе с ангелами Иисус, наконец, добившийся хоть от кого-то понимания, что у любви нет гендера, пола, времени и срока годности. И не важны обстоятельства и причины, чтобы любить. Момент соприкосновения одной души с другой всегда происходит внезапно, и не довериться этому моменту просто грех. — Ошибки молодости, — лениво отмахнулся Питер, осматриваясь и решая, какая локация будет первой. Равьер закрыл за ними дверь, и стал стягивать туфли, после дошел до Хейла, снова нападая на его губы, такие мягкие, такие горчащие на вкус, паралельно пытаясь тайком расстегнуть пуговицы на чужой рубашке, потому что на пиджаке он их порвать уже успел по дороге. — И как звали эту ошибку? — спросил Равьер, зачмокивая светлую кожу под подбородком. Темные локоны мужчины щекотали Питеру кожу, но это было так приятно. — Питер Хейл. Я сам это сделал… — Питер поднял руку, зарываясь пальцами в кудри Равьера, а потом оттянул за волосы Рава от себя, шагая глубже в квартиру в сторону двуспальной мягкой кровати, которая была застелена песочно-серым воздушным одеялом. По бокам от кровати на стенах были широкие полоски зеркал, и потолок над кроватью также был зеркальным, в ромбических блестящих зеркалах, в которых бликовали огни Вегаса, светящие сегодня для Питера и Рава, и заменяющие им в этот интимный момент романтические свечи, которых не было под рукой. Роше достал из кухонного ящика два бокала и бутылку вина, и, перехватив все чудом в одной руке, пошел, спихивая обувь, по мягкому ковролину в сторону Хейла. Тот пальцем увел предложенный Равом бокал от себя в сторону, и сынок-мафиози кивнул, наклонился, поставив бокалы и бутылку на пол возле себя, а когда хотел выпрямиться, вдруг передумал и игриво улыбнулся. Роше опустился на колени перед Питером, и тот медленно отошел к кровати, пока не задел ее ногами. Потом Хейл сел на кровать, которая оказалось не такой чрезмерно мягкой, какой выглядела, а Рав подполз к нему, останавливаясь между ног Питера, с которым их взгляды снова встретились. Нежные пальцы Роше, не испорченные грубым трудом, скользили по ногам Питера, обтянутым синей костюмной тканью, и Хейл задышал чуть тяжелей, облизывая губы, на которых осталось фантомное послевкусие губ Равьера Роше. — Знаешь, я ведь сегодня здесь не только из-за планов по улучшению статуса семьи, — сказал Питер, пока Роше принялся расстегивать его ремень и ширинку. — Да? — улыбнулся Рав. — И почему же еще? Какая-то тайная миссия? Питер положил руку на голову Рава, а рука Рава легла на пах Питера. Потом Равьер залез на кровать, а по совместительству и на Питера, усаживаясь ему на бедра и наклоняясь, чтобы поцеловать. Неспешно, потому что у них есть все время, которое они захотят, и никто не ворвется к квартиру, заставив их отдалиться друг от друга. И не важно, что они будут делать и чувствовать, на что надеяться, поскольку утром они все равно разойдутся по свету, оставив в головах друг друга лишь очертания сегодняшней ночи. Все будет так, как и всегда. Не первый же раз. Но отчего-то в этот раз правда кажется тоскливее, чем раньше. — Никакой тайной миссии, — запыхавшись, сказал негромко Питер, смотря в кофейные глаза, обрамленные черными пушистыми ресницами. — Просто сегодня у меня день рождение. Хотел отметить его хотя бы раз не с семьей, а с кем-то другим. Глаза Рава загорелись, и он улыбнулся, отвечая: — Надеюсь, ты не разочаровался в своем выборе. Питер поднял руку, притягивая Равьера к себе за шею и снова целуя его, это становилось менее медлительным и все более нетерпеливым, и Питер ощущал, как запах Рава немного изменился, как от него стало нести терпким возбуждением, что было заразительно. — Пока что я считаю, что это было лучшим решением. Роше скользнул рукой по груди Питера и насмешливо спросил: — Тебе ведь не двадцать один исполняется? — Тридцать три, — ответил Питер и закусил губу Рава, потом он легко перевернул того на спину, оказавшись теперь на его месте, и Роше увидел свое красное лицо в зеркале наверху, закатывая глаза. Нужно было брать другие апартаменты, потому что это какой-то стыд. Кто вообще вешает зеркала на потолок в наши-то дни? Безвкусица. Как на одну половину итальянцу с врожденным чувством стиля в крови, Равьеру такое не по душе. Прекрасное важнее всего. Но, стоит сказать, на фоне ублюдского зеркала Питер Хейл выглядел чертовски дорого и горячо, даже выигрышно хорошо. И Роше не мог увести от мужчины взгляда, стараясь нафотографировать своими глазами побольше Питера на память, потому что казалось, что такое больше никогда не повторится, слишком неожиданно этот голубой вертолетик залетел, значит и также внезапно улетит обратно. И где это обратно, было не ясно. Тихая комната наполнялась парным дыханием, и Питер ловил губами тихие хриплые стоны, что раззадоривали его делать свои непристойные для скромных девиц движения снова и снова. Роше сел и помог стащить с себя одежду, а потом раздел и Питера, и надавил на его грудь, роняя на кровать и заползая на него снова сверху. Пялиться в эти зеркала, пока трахается, Роше не собирался, лучше уж выстрел в голову. Питеру было плевать на зеркала, на все больше активизирующуюся грозу, на прохладу большой комнаты, не существовало в этот момент ничего, кроме загорелого Равьера, который неплох в покере, но все же не идеален из-за слишком выразительных и отражающих все эмоции глаз. Питер буквально мог прочитать всю биографию Роше, только заглянув в его глаза, транслирующие весь внутренний мир. Сейчас, например, эти развратные глаза вопили «это не первый раз, делай, что захочешь». Питер словно оказывался в сумасшедшей голове Рава, и смотрел на мир его глазами, с его ракурса, и это освежало и придавало сил, словно свежий ветерок, новые неизведанные земли и новая информация. Питер всегда ценил информацию и любил обладать ею. И ему так хотелось обладать Равьером сейчас тоже. Хейл притянул за увесистую золотую цепочку не шее Роше к себе и поцеловал его, чувствуя, как тот притягивается ближе и остальным телом. У Равьера не было тело любителя спортзалов и здорового питания, кости не просвечивали, а вены не торчали на руках поверх мышц, но все же мафиози был стройным и чуть мускулистым. Питеру нравилось трогать это тело с легкой темной растительностью на груди и ногах. А Равьеру, кажется, нравилось трогать исключительно превосходный и напряженный член Питера. Рав уже забыл о поцелуях, просто подставив Питеру свою щеку и шею, забыл о груди Питера, его руках, обо всем, просто сжимая член Питера в кольцо своих пальцев и скользя рукой вверх и вниз, теперь уже сам ловя стоны мужчины под ним, который бы в этот момент сделал ради него что угодно, Роше просто знал это, знал, что и как любят мужчины и женщины, и активно пользовался этим знанием, потому что получал великое удовольствие от доставления удовольствия лучшим. Это вызывало чувство собственной ценности и опытности в Роше. Вряд ли кто-то смог бы делать также, как он. Прежде чем дал Роше насадиться на свой член, Питер приподнялся на локтях и спросил: — Знаешь, что такое спринцевание? На что Роше не сдержался и громко рассмеялся, уткнувшись лицом в грудь Хейла. Когда веселая истерика прошла, Роше толкнул Питера лечь обратно. — Расслабься! Я чистоплотная la perra.* Хмурый взгляд рассмешил сынка мафиозника снова. Но когда Питер спросил про презервативы так искренне тревожно, и это было так чертовски плохо и не вовремя, Равьер не сдержался и ущипнул Хейла за его маленький стоячий сосок. Потом Роше перекинул ногу через тело Хейла, упал животом на кровать, дотянулся до своего валяющегося на полу черного пиджака, и вытащил из его нагрудного кармана один блестящий презерватив, после чего сел на кровать возле Питера обратно. Темп сбился, но внутренний огонь и энтузиазм никуда не делся, и все еще было тепло, только более спокойно, и воображение рисовало для тела план: что и как лучше сделать. — Дубль два. Скажешь еще хоть слово, я укушу тебя за уздечку, — сказал Роше ни то саркастично, ни то серьезно. Питер улыбнулся, но улыбка быстро сошла с его лица, а взгляд стал томным, когда Роше облизнул губы и стал натягивать латексное полупрозрачное кольцо на набухший член неместного гангстера. Когда презерватив был на месте, то Роше перекинул ногу обратно через Хейла и, прогнув спину, предоставляя Питеру великолепную возможность разглядеть себя спереди, направил член мужчины в нужную сторону, и тот медленно проник в Роше. Сердце Равьера забилось быстрее, а кучерявые волосы спали ему на лицо. Дав время себе привыкнуть, Рав положил нежные руки на пресс Хейла, и зацепился на его боках, став плавно двигаться, скользить своими бедрами на его бедрах. Питер запрокинул голову ненадолго, и увидел в зеркальных ромбах на потолке новый ракурс позы Роше. И сверху тот выглядел не менее горячо и вызывающе, чем снизу. У Питера было отличное зрение, и он особенно был рад этому прямо сейчас, поскольку возможность видеть, как собственный член скользит в теплое такое желанное тело, было лидирующим аспектом разгорающегося еще больше возбуждения. Питер переместил свои руки на мягкое тело Роше, гуляя по нему как вздумается, а в ответ Равьер стал двигаться все быстрее, издавая честно непристойные вздохи. Было очевидно, по крайне мере для Роше, что этот раз войдет в его топ пять лучших сексов в его жизни, потому что это было не просто «вошел-вышел», не просто терка телами, а это являлось по-настоящему актом любви. Питер чувствовал Рава, а тот чувствовал его в ответ. И, закрыв свои глаза, Питер чувствовал Равьера еще лучше, поскольку чувства обострялись, и становилось слышно громче любой вздох, стон, хлюпанье, и человеческое сердце так быстро билось в груди, что свое, волчье, тоже бросалось вдогонку. По пояснице Рава бегали приятные мурашки, а руки Питера все крепче сжимали бедра молодого мужчины. И движения становились резче и быстрее. Роше склонился, упираясь локтем в матрас возле головы Хейла, и их с Питером губы почти касались друг друга в ритм толчков. Гроза за окном совсем разыгралась, и тучи стали черными, пускай на темном небосводе было это не так заметно. Когда посередине акта на небе пронеслась яркая молния, где-то совсем близко от башни, то на их шестьдесят девятом этаже из-за этой молнии осветилась вся комната. Роше вздрогнул, смотря в голубые глаза Питера, которые загорелись слишком голубым. Они светились как магический эфир. Это напугало Роше, но через несколько непрекращающихся толчков он понял, что мужчина под ним всего лишь оборотень, о которых давно не было слышно. И было не время спрашивать. Роше не хотел, чтобы его кусали за уздечку из-за длинного языка и невозможности соблюдать свои же указания. Да и слишком плевать стало на глаза, когда в других местах было так хорошо. Рука Питера легла на член Равьера, и тот перестал пытаться сдерживать громкие стоны, потому что, как и сказал, был чистоплотной сукой, которая, он забыл дополнить, очень даже не против грязного секса. ****** Прогремел гром, который было слышно на многие километры, и который проник и через толстые оконные стекла башни. Равьер упал рядом с Питером, шумно дыша, как и тот сам. На языке крутились различные непристойные выражения на испанском, вперемешку с восхищениями на английском. Но Роше не хотел портить тишину, прерываемую шумом грозы, и просто лег на грудь Питера, слушая его громкое устойчивое сердцебиение. Хейл повернул голову и зарылся носом в густых длинных волосах Роше, которые рассыпались по его коже и по измятому покрывалу. Было приятно дышать через них, напоминающие чем-то немного колючие золотые колоски, которые иногда можно было встретить в Мексике на полях недалеко от небольших поселений. Уезжая из жаркой страны, Питер боялся, что не сможет забрать вместе с собой чувство, что было с ним в Месике, чувство чего-то понятного, родного, спокойного и теплого. Но сейчас, закрыв глаза, которые вернулись к обычному человеческому цвету, он успокоился, потому что чувство дома пошло вместе с ним, оно было здесь, рядом. И будто даже сильнее, чем там, далеко в Мексике. Роше двинулся, выбрался из остывающих объятий, и залез под одеяло. Потом приподнял подушку повыше, поставив ее к стене, и сел, упав спиной на созданную мягкую опорную конструкцию. Потом мафиози чуть наклонился, включив тусклый свет на порожке на стене над кроватью, и достал из ящика комода из темного дерева дорогие, но не такие любимые как сигары, сигареты. Золотая брендовая зажигалка, дающая голубое пламя, была там же в ящике, а теперь уже в руках Роше. Тот закурил прямо в постели, пуская туманный дым, и вкусы сигарет, алкоголя, чужих губ и кожи смешались во рту. — Ты оборотень? Вопрос прозвучал неожиданно. Но Питер не растерялся. Он только устроился поудобнее, и его взгляд смотрел на сверкающий ночной город, и на разводы на окнах, на вроде как плывущие, а в тоже время и стоящие на месте облака, и луну, почти полную, что в любой точке мира будет одинаковой, всегда будет следовать как молчаливый компаньон, напоминая о местах оставленных позади. — Да. Что-то изменилось из-за этого? — Питер повернул голову, встречаясь взглядом с Равом. Тот выпустил еще дым и улыбнулся. Оборотней мало, и их давно не видели, но все кто должен, знают о их существовании и роли в мире мафии. Встретиться с оборотнем было неожиданно также, как с известной звездой в метро, и не более. Конечно, фанаты бывают разные, и Рав понимал опасения Питера. — Только если теперь я больше нацелен на повтор из-за твоей выносливости, — свободная рука Рава скользнула по голой груди Хейла, вольно гуляя по ней, и кончики пальцев будто случайно задевали сосок Питера. — Еще один раунд? Питер хмыкнул и качнул головой. Потом он сел, забрал сигарету у Рава и пошел с ней до кухонного островка, топая по полу. Роше услышал, как оборотень открывает его мусорное ведро, и как сигарета падает в него. Потом Хейл пошел обратно. Сердце Рава подскочило к горлу, а взгляд сам метнулся с лица мафиози ниже его пояса, потом обратно, когда Питер вместо того, чтобы залезть на кровать поверх покрывала, обошел кровать к подножию и, приподняв одеяло, залез. — Ты хотя бы ее затушил, а, праведный? Роше засмеялся, сгибая одну ногу в колене, когда Хейл задел его голени, и охнул, когда что-то другое. Улыбка не сходила с загорелого лица Рава, и пока Питер двигался под одеялом все выше, целуя в темноте все, что попадется, и заползая руками всюду, куда захочет, в голове Роше всплыла четкая картинка степного волка из шоу про животных, который вышел на скрытую охоту за своим сегодняшним обедом. От того стало еще веселее. И, зная свои причуды, Равьер даже не пытался сдерживать свой наплыв энергии и счастья, который всегда брался не понятно откуда, когда и зачем. Рав просто понял для себя однажды, что лучше не пытаться сдерживать то, что чувствуешь, потому что толка в этом никакого, один вред. И поэтому, когда Питер делал важные вещи с телом Рава, Роше оживленно сказал, имитируя голос испанского закадрового голоса из передачи о хищниках, совсем не кстати: — El joven lobo esta en movimiento! Неожиданно прозвучал приглушенный одеялом ответ: — Este lobo encontro un rastro fresco.* Питер шутливо укусил без клыков Равьера, и тот дернулся: — Кусается! Оно кусается! Теперь я тоже стану выть на луну по полнолуниям! Питер вылез из-под одеяла, нависая над Равом, и сын-мафиози закинул ногу на бедро оборотня, толкая его к себе, а потом свободно целуя, забыв про зеркала на потолке, как и про печали, что всегда возвращаются, до некоторого времени. ****** Прим: * Перевод: «сука», «молодой волк начал движение», «этот волк напал на свежий след». ****** В казино «Золотой Дракон» вечером собралось почти пять дюжин гангстеров со всех городов и стран. В основном слетелись либо те, кто активно жил мафиозной жизнью в своей точке и пытался держаться в курсе всех событий, не давая забыть о себе, либо женушки гангстеров, желающих просто хорошо провести вечер, либо же те, кто как Питер, хотели получить от этого душного вечера некоторую личную выгоду. Джерард относился к числу последних. Ему было не важно, что думают о нем мелкие сошки, у него не было женушки, которой можно было бы положить руку на красивый зад, да и если бы была, дела бы этой жене все равно бы не находилась по ночам, потому что трость Джерарда была его единственной твердой палкой под рукой, и потому он был сегодня в казино-отеле, преодолев длинный путь из Франции на частном самолете, который стоит дороже маленького островка в океане, исключительно ради своих корыстных планов, и не ожидая от вечера ничего, кроме усталости как после тяжелой умственной работы. Но, стоит сказать, появление некого знакомого, лицо которого хоть и сильно изменилось, но все еще было узнаваемым, взбодрило Джерарда. Он никак не ожидал увидеть кого-то из этих тварей Хейлов. И, когда Питер замаячил на горизонте, то ли истинно не замечая бывшего охотника, то ли специально делая вид, что не видит его, Арджент сжал лежащую на почти бесчувственных коленях трость сильнее. И только тогда, когда здоровый и успешный оборотень скрылся с глаз, Джерард смог посмотреть куда-то еще. Замечая, с кем уехал Питер, Джерард был даже рад, когда старший Роше сам подошел к нему поговорить, примагниченный высшими силами, которые всегда за то, чтобы сплести из возможных событий запутанную паутину с морскими узлами. — Кого я вижу, мистер Арджент! — Роше широко улыбнулся, и Джерард сдержанно улыбнулся в ответ, почти реалистично, если не всматриваться. Два охранника Джерарда были поблизости, поэтому ему было спокойно за свое благополучие, даже если бы кто-то попытался его убить, а ведь было за что, всегда будет, даже если он будет правильным и добрым, как та же Анджела Росс. Эту светлую мадам Терезу не переваривают, судя по разговорам сегодня, больше всех. И Джерарду, вообще-то, это даже на руку. Мир сам подталкивает его делать то, что придумывается ему делать по ночам. А придумывается Джерарду многое. Когда ты очень ограничен в возможностях, то начинаешь требовать от того, что еще есть, в сто крат больше. И старикам, как и детям, всегда мало и хочется игрушку покраше и подороже. — Кого я вижу, мистер Роше, — отзеркалил приветствие Джерард и пожал мафиозному Боссу семьи Роше руку. В голове Джерарда всплыло все о мужчине, дело, каким он занимается, место, где этим занимается, за что его можно посадить, чем можно воспользоваться, если втереться в доверие, на что надавать, а на что давить лучше не стоит. И, зная так многое, Джерард и хорошо знал, что Себастьян Роше знает его не менее хорошо, если не лучше. И потому договориться так, как привык, вряд ли бы получилось, хотя и стоило. И оставалось в случае неудачи спеться совсем немногое. Как решают вопросы гангстеры? Убивают. Быстрый и эффективный способ. И тебя не посадят, если убивали не твои руки. Себастьян стоял на двоих ногах, возвышаясь над колясничником, и его улыбка была непозволительно широкой для такой ситуации, на вкус Джерарда. Арджент снова сжал крепче трость, которую скорее имел при себе по привычке и из-за скрытого ножа внутри, нежели из-за бытовой пользы. Хотя, острие порой давало пользу, пускай сейчас редко, так что спорный вопрос. — Мы так давно тебя не видели, что было решили, что, знаешь, тебя кто-то убил. Вижу, к счастью, что это были беспочвенные мысли. Ты все такой же мерзкий лысый старикашка, который может убить одним лишь взглядом, — Роше, явно перепивший, рассмеялся и похлопал Джерарда по хилому плечу. — Ну, и с какими пожеланиями ты уйдешь сегодня? Может, сядем куда-нибудь, поговорим? Вернее, мне бы тоже присесть, ног уже не чувствую. Эй, Рик, помоги мис… — Не нужно, — отрезал Джерард, и помощник Роше отошел обратно. Потом Джерард и Себастьян дошли до ресторана, и Джерард подкатил к столику, где вежливо и молча убрали стул для него, а Роше сел напротив. Белая скатерть выглядела столь же ярко, как выглядят зубы на рекламе пасты против кариеса, а в начищенном серебре можно было смотреть на свое отражение и бриться. Им быстро подали меню в бархатной обложке, не так долго было и ожидание еды. Удачное сочетание мяса и красного вина. Джерард ел медленно, в то время как у Роше уже была пустая тарелка и почти пустой бокал. Двое мужчин пустословили на ровном месте, вспоминая прошлые совместные вылазки куда-то, и говорил в основном Роше, поэтому Арджент не возникал. Потом вино развязало мужчине напротив язык, и Джерард насторожил ухо, внимательно вникая в то, кто и что. Роше, пожалуй, всегда лучший вариант на случай, если хочешь узнать о ком-то темные секретики. И Джерарду стоило сразу бы его найти этим вечером. Наверное, так было бы быстрее, чем самостоятельно узнавать новости преступной стороны мира. — И как тебе Правильная Росс? — спросил Джерард, взяв острую зубочистку. — Правильная… ты тоже в это веришь, Джер? — А что не так? Анджелу еще ни в чем не удалось упрекнуть, ее дела идут успешно. Это существенный повод для зависти к ней, и гордости для нее. Женщины очень редко добиваются таких высот, как она, в нашем кругу. Роше нахмурился и кинул вилку на стол. — От упоминании этой стервы даже аппетит пропал. Правильная, хах! Если она и делает что-то правильно, то только раздвигает ноги перед тем, кем нужно… Эта сучка спелась с Уиллом из совета, и тот во всем ее покрывает. Если бы не этот слюнтяй, то Анджела была бы давно мертва. Знаешь, сколько уже сидят из-за нее? Говорю тебе, когда-нибудь она добьется большего своими загребущими руками, и тогда плохо будет не только пешкам, но и всем нам… Может, тогда кто-нибудь помянет мои слова, когда будет вспоминать за решеткой вкус свободы и власти. Джерард поставил локоть на стол и прямолинейно спросил: — Значит, ты хотел бы ее убрать? Себастьян громко хмыкнул. — Очевидно. Из-за нее мне стало проблематичнее поставлять кокаин. Если так и дальше пойдет, у меня останется только пуля, чтобы застрелиться! И кто тогда встанет на мое место, чтобы попытаться возродить мое дело с нуля? Ни у моей женушки, ни у сынка ни черта нет и шанса, пока Росс заправляет всеми в Нью-Йорке. Убить бы эту шлюху… но меня убьют в таком случае следующим. Ты ведь знаешь, как это работает. Роше раздосадованно откинулся на широком стуле, разом допив вино. То капнуло в процессе ему на грудь. Бардовая капля стекла вниз, оставляя на коже мужчины лишь еле заметный оттенок красного. Джерард, переведя взгляд с пятнышка на карие глаза мужчины, спросил: — А если я скажу, что знаю, как договориться с советом? — Чтобы с ним договориться, у тебя либо должно заваляться несколько миллионов, либо появиться вагина привлекательнее Росс. — У меня нет ни того, ни того, очевидно. Но ты ведь знаешь оборотней, верно? Сегодня здесь был один. Питер Хейл. И ты должен был слышать байки о том, как он отрезал себе пальцы, поджигал себя, перерезал себе горло… Ты, случаем, не обратил внимание на его одежду? Довольно скрытная. Но мне кажется ты знаешь, что это лишь способ скрыть шрамы под ней, и что байки не всего лишь байки… Роше сел повыше и нахмурился. — К чему ты мне это говоришь? Джерард скользко улыбнулся. И эта улыбочка была искреннее той, что была ранее при встрече с знакомым, что сейчас сидит напротив. Удочка уже закинута в нужный водоем, да и рыба клюет. — Я знаю способ, которым можно получить волчьи способности без участия оборотней. После некоторой паузы, Роше спросил низким голосом: — Без укуса? Когда Джерард кивнул, и Роше видел, что мужчина не врет, что в его голубых глазах видно, что тот действительно знает этот способ, Себастьян по-настоящему заинтересовался. Он знал, что с Джерардом опасно иметь дело, потому что тот хитрый уж и никогда не знаешь, что он выкинет, но в случае удачи Роше выигрывал слишком многое, чтобы отказаться. Поэтому он согласился. Убил Правильную Анджелу Росс. А потом некоторые мафиозные семьи снова собрались вместе, чтобы посмотреть, как тело Себастьяна Роше в гробу опускают под землю. И в тот момент скрытная взрослая игра началась, и не все игроки знали, что принимают в ней участие, пускай и их фамилия «Хейл» фигурировала довольно часто. ****** Нью-Йорк. Март 2011 года. — Да ебись оно конем, — злостно прошептал Роше, хотя в комнате большой квартиры было только его персоналити. Весь грязный мафиози, а именно: с засаленными волосами, не стриженными пару недель ногтями, в халате, от которого несло потом, а еще слезами, выпивкой и дымом, держал в голове не менее неопрятные мысли также крепко, как схватили мысли его. Эти хаотичные, панические доводы о том, что непременно казалось обязано случиться, потому что иначе не получается и никогда не получится, хотя он даже не пробовал что-то поменять, елозили в голове как навозные мухи по говну. И Рав просто уже устал жить с этим дерьмом. Уставал каждый раз, когда падал ниже нуля по настроению. Поэтому, хотя по-большому счету вернее было бы предположить, чтобы никого не обидеть, что просто так сложилось, Равьер проиграл сам себе и сложил руки в практически молитвенном жесте, сжав пистолет, который был единственной осязаемой вещью padre, отца, которую Роше держал возле себя. Все остальное кануло в лету, когда после загадочного убийства Себастьяна Роше добрая половина его имущества разошлась по рукам тех, кому он оказался должен крупные сумы, а остальная отошла к матери младшего Роше. И с матерью Равьер не хотел спорить на счет вещей, и просто дал женщине, родившей его на свет в завершившимся тысячелетии, забрать все, что она хотела, лишь бы ее траурная вуаль скорее исчезла с ее лица. Но Равьер не учел, что, хотя теперь от его отца не осталось и крошки, он все еще был должен всего себя жадным предателям. Мафиози со всей округи слетелись как коршуны на запах крови и трупного разложения. Устав не спать из-за переживаний на счет того, что мать убьют за долги Себастьяна, Роше в один ужасный маниакальный вечер взял в долг у того, у кого брать ничего не следовало. Но так получилось. Верно. Просто так вышло, а не он конченый идиот, который не умеет пользоваться своими мозгами… Роше взял в долг у Джерарда Арджента, отдал все деньги за долги отца челеди поменьше, и теперь у него не было практически ни гроша. В случае, если бы его ресторанный бизнес, скрывающий нарко-торговлю, был бы честным, это можно было бы назвать как «разорился». Но, имея теперь и управление рестораном под вопросом, можно было описать ситуацию наилучшим способом «проебался». В жизни Роше все время происходило так много, что всякий раз, когда он с энтузиазмом искал того, кому было бы можно это рассказать и поведать, но не находил, он давился опустошением и разочарованием, что были на вкус также противны, как костерка. У него не было семьи, пускай и были родственники где-то по миру, не было друзей, пускай некоторые лица называли его братом и приятелем где-то при встрече, и Роше абсолютно не было кому поплакаться в жилетку, получив в ответ что-то больше, чем крюченный палец у виска. Равьер взлетал и падал. Каждый новый вздет был все выше, и каждое следующее падение было все больнее. И вот сейчас, дойдя вереницей событий до грани, он прост заперся в своем кабинете, сидел на полу возле тарелки с сухой лапшой, которую грыз пару часов назад на завтрак, и представлял, как нажимает на курок, а шустрая и безжалостная пуля пробивает ему снизу челюсть и выходит из затылка, и он замертво падает. Занавес. Конец. И больше нигде не болит. Кончики пальцев Равьера очерчивали гравировку золотого скакуна на белой рукоятке дорого револьвера маленького калибра. Как-то отец учил его на примере этого Кольта как заряжать магазин, как держать оружие в руке, как метиться, и как нужно стрелять так, чтобы в цель. Барабан этого единственного в своем роде орудия для решения всех вопросов, который Роше любя называл «Спирит», был заряжен одной пулей, по всем правилам русской рулетки. Потому что Равьер не смог договориться сойтись с собой на том, чтобы зарядить барабан полностью, не дав себе и шанса выжить. На самом деле он не спешил умирать. Просто казалось, что другого выхода не может быть. Не было никаких сил, никакой веры, желания. И строчки песни: «Сейчас меня это не убьёт, лишь сделает сильнее» такого же биполярщика Уэста уже не вдохновляли хотя бы подняться с пола, чтобы вышибить себе мозги, сидя в кресле. В кожаном кресле оно как-то посолиднее было бы… Хотя кому будет дело до его смерти? Его фамилия на слуху только из-за его сотрудничества с дьяволом, но никак не из-за благородных и знаменитых поступков. В жизни Равьера вряд ли можно наскрести хотя бы один достойный поступок. И, может, самоубийство сможет им стать. Ствол был таким холодным. Не таким, как кубик льда в бокале виски или в ведре для шампанского, но почти. Закрыв глаза, которые слипались от бессонницы, Роше беззвучно зашептал слова, доступные по содержанию только для него, и, если бы он даже написал предсмертную записку, вряд ли бы кто-то понял бы и треть смысла, который бы он вложил в эту рукопись. Если вокруг Роше всегда есть люди, это еще не значит, что те люди есть у него. Никто, кроме него, никогда не сможет понять его, и никто не пытался, даже родители. И вера ушла в то, что кто-то попробует посмотреть на мир его глазами. Нет смысла продолжать ступать по земле грешной или святой, потому что конец не имеет конца. Жизнь просто дорога в никуда для Равьера. Он идет, не зная, за чем, что он получит в итоге? Он просто словно лежит на воде посреди бескрайнего океана, и то ли плывет куда-то, то ли стоит на месте, как винная пробка без всякого течения не двинется по воде. Но даже в полной темноте, запутавшись сильнее бабушкина клубка красных ниток, Равьер молил о шансе. Начав давить на курок, затаив дыхание и закрыв глаза на всякий случай, Роше услышал громкий звон — упала фотография отца в рамке со стены. Неожидав, что кто-то, пускай не живой, может потревожить его в такой ответственный момент, Равьер дернулся, упав на зад, а его палец прожал курок, и пуля выскочила из дула, весело пронеслась перед бледным лицом мафиози, шумно ударив по потолку и застряв там в красном дереве. Имитация бриллиантов посыпалась с потолочной люстры прямо на Роше, но он успел прикрыть голову руками, и осколки лишь порвали его халат и немного поцарапали предплечья и кисти. Абсолютная ерунда. Но сердце Равьера подпрыгнуло к горлу, затем опустилось в пятки, и после вернулось на место. Рав положил револьвер на пол, а потом лег и сам рядом. Осколки захрустели под ним, и меленькая капля крови слетела с кожи. Но Роше не обращал на это внимание, просто сложив руки на груди и смотря на дыру в потолке, которая казалась такой сюрреалистичной, ненастоящей, такой нелепицей из нелепиц. Стало смешно. До одури смешно. И Равьер рассмеялся, закрыв лицо рукой. Он смеялся часа два, пока не стали болеть легкие и голова, и пока его голос не охрип, а шея и спина не затекли. Тогда он сел, шумно выдохнул, и, весь взъерошенный, потрепанный, дикий поднялся с пола, пошатываясь, так как не помнил, сколько уже не задействовал свои ноги. Все тело Роше болело, и он несчадно хотел отлить, так что был риск напрудить прямо в пижамные штаны, но несмотря на все это, мафиози было легко и радостно, потому что шанс, который он просил, упал ему с небес. — Спасибо, папа, — улыбнулся Рав, поднимая рамку с пола, — я все понял… Положив фотографию на черную полку рядом, Роше пошел к дверям. Он отпер их и вышел, отправляясь в ванную. Через довольно продолжительное время мафиози вышел из душа побритый и благоухающий, вновь с горящими как звезды кофейными глазами. Напивая Shawn James — «Through The Valley» Равьер Роше начал состригать несчастно запутавшиеся и отросшие почти до лопаток волосы острыми ножницами, именуя тем самым рождение нового этапа его полной страстей и сожалений жизни.

«Здравый смысл и пистолет успокаивают меня, Ведь я знаю, что убью врагов, пришедших за мной»

****** Нью-Йорк. Декабрь 2013 года. К дорогостоящему загородному дому этажностью три этажа, не считая подвальных помещений, по закольцованной дорожке неспеша подъезжали не менее роскошные машины, и почти незримый обслуживающий персонал открывал для гостей предрождественской вечеринки двери их машин, и разного сорта мужчины и женщины выползали под ночное небо, словно поднимаясь из склепов, и тянулись на свет фальшивых золотых блестящих огней, бликующих на светлом камне и кирпиче, как мотыльки летят на свечение лампы, убивающей их. Выходя из машины, Питер Хейл услышал негромкий шум воды в фонтанах, оставшихся позади, и голоса, проникающие через открытые окна и двери. Если в предыдущие подобные вылазки его персона оставалась незамеченной практически всеми до момента, как он не вторгался в личные границы кого-нибудь сам, то в это нынешнее более спокойное время все было иначе. К Питеру сразу перешло внимание от людей меньшего ранга и от прислуги, и он бы мог указать на любую занятую женщину пальцем, и та бы, потеряв последние крупицы чистоты, согласилась бы отдаться ему на сколько он бы захотел, потому что в сравнение с любимым мужем Питер Хейл был более выигрышным спутником или спонсором. Но несмотря на все данные возможности, советник «Корон», брат Босса семьи Хейлов — Талии, или просто Питер, не был заинтересован ни одним из этих предложений, поскольку его интерес во времена денежного успеха сдвинулся в сторону чего-то другого. Деньги были больше не нужны его семье, теперь деньги их семьи стали нужны другим. И потому стоило смотреть на тех, кто яростно пытается тереться в доверие, более внимательно. А вместе с тем более внимательно смотрели и на Питера, поскольку что может понадобиться тому, у кого все есть? Но все же было еще не прямо-таки все. И Питер медленно и верно шел к тому, чтобы когда-нибудь, он надеялся в этом десятилетии, получить самое лучшее место под солнцем. Тем более, что у него, как видно, неплохо получается идти к этой цели. Хорошие связи и подушка безопасности никогда не будут лишними. Сказал Питер Талии, которая до сих пор чувствовала себя не до конца уютно и свободно в Америке, и приехал на вечер один, оставив старшую сестру и ее детей дома. Может быть так даже лучше, что Талия отдала ему борозды правления, потому что, хотя Талия и умная и есть в ней задатки стать отличной властительницей, сломался в ней тот твердый стержень после ухода ее от отца Дерека. Талия все еще была Талией, что и двадцать с плюсом лет назад, просто измененной. И не в лучшую сторону. — Мистер Хейл, вы решили порадовать нас своим визитом? — улыбнулась некая женщина с бокалом шампанского в руке, стоило Питеру пройти через двери и оказаться в ярко освещенном большом зале. По стенам были столы, шикарная ель с большими шарами стояла у другого окна, а за колонами была лестница на второй этаж, и на этой лестнице тоже были люди. Вечеринка вышла массивнее, чем даже бы ожидал Питер, и он хмуро подозревал, что это было из-за его, и парочки други вознесшихся семей, обещания быть сегодня здесь. — Снова эта пластинка… — тихо вздохнул Питер, взяв с подноса с бокалами один у мимо проходящего официанта, и развернулся к женщине. Все они мало чем отличались друг от друга. Сделанные, фальшивые, пошлые, готовые застрелить тебя при удобном случае и загребсти себе твои деньги. Многие из молодых и фигурчатых дам ошивались возле своих уже умирающих мужей в надежде, что сегодняшний день станет, наконец, последним днем театрального преставления. Ни с одной из этих новогодних мишурей Питер не хотел иметь дела даже на минуту. Разговаривать с такой женщиной, просто тоже, что разговаривать с красивой картиной, то есть разговор не предметный, а с предметом. — Привет, Луиза, — поздоровался Питер, потому что, если бы не Луиза, он бы не смог так быстро продвинуться. Та улыбнулась, вспоминая, как пополнился ее личный счет после такой услуги. Потом женщина положила свою светлокожую руку на плечо Хейла, обтянутое серебристо-голубой тканью кашемирового пиджака, и оставила ее там ненадолго, пока Питер не повернулся посмотреть на тех, кто собрался сегодня здесь. Люди уже веселились, и кто-то даже успел напиться. Красивые девочки, деньги, выпивка творят чудеса превращения принцесс в монстров, и монстров в принцев. Еще час или два, и Питер чувствовал, что кто-то точно залезет раздеваться на стол. Луиза скользнула обиженным взглядом по мужчине, но приняла его отказ и сдержано встала рядом. Это поместье было ее собственностью, и она расслаблено насмотрела на него изнутри, и не могла насмотреться, как если бы это было ее лучшее творение. Интерьер, дизайн, все было продумано ею, и, конечно, заплачено мужем, который был где-то тоже здесь, может, уже танцевал с какой-нибудь более молодой гостей, а может и не только танцевал, учитывая, что и первый и второй этаж вмещали в себя немало спален, которые не были бы заперты для гостей. — Иди сюда, — уловил острых слух Питера веселый трепетный голос одной из женщин, и его отличное зрение позволило ему увидеть парочку, скрывающуюся за дверью. Где-то со второго этажа слышались женские ритмичные крики удовольствия какой-то словно оперной певицы, больно уж голос этот был певуч. И, учитывая, что сегодня были не только мафиозные семьи, но некоторые их друзья, такое положение вещей было вполне реально. Питер сделал глоток и повернулся обратно к женщине. — Есть сегодня кто-то интересный здесь? Или я зря пришел? Луиза весело улыбнулась в бокал, а потом хмыкнула в сторону какой-то семьи у столов подальше. — Вон там, — сказала она. — Он держит под контролем половину тюрем, а его жена заправляет судами. Пытаться подружиться с этми двумя дело мазохиста, потому что оба они мизантропы с пеленок и до гроба, но их сыночек… Я слышала, что он удивительно отличается от своих родителей. А они удивительно его любят. Если подружишься с ним, то считай, что дружба и с его родителями у тебя в кармане. Питер глянул на парня, про которого сказала Луиза. Щуплый, совсем зеленый, с короткими чуть кучерявыми волосами и светлыми глазами. Он держался возле семьи и ни с кем не пытался заговорить, а еще абсолютно не был заинтересован в девушках, судя по его гуляющему по парням взгляду. И это было хорошо. Потому что дружить без кавычек Питер не умел. Ему не нужны друзья, ему хватает и семьи для этого. — Спасибо за наводку, — сказал Питер и, недолго еще побыв с хозяйкой дома, двинулся в сторону парнишки, который отошел от родителей. Равьер Роше вышел из туалета как раз в этот момент. Вытерев нос и оглянувшись, он решил вернуться к мальчику суровых родителей, у которых, как знал, водится много денег, и, может, их сынок будет не против отщипнуть небольшую часть ему, если посчитает, что такое вложение имеет смысл. А, учитывая, что слышал Рав про этого мальчика, и учитывая свои сексуальные одаренности, дело было несложным. Но подарочек под елкой, заготовленный для него сегодня, оказался лучше, чем то, что он хотел. Не найдя парнишку там, где его оставил, Равьер стал бродить по территории первого этажа, ненавязчиво озаряясь вокруг и внутренне застреливая того, кто посмел увести у него готовый товар. Но когда Роше зашел за угол коридора, минуя лестницу, и увидел там не одно, а два знакомых лица, он сперва растерялся, потом обрадовался, и только последним делом рассердился. Это он здесь охмурял мальчика весь вечер! Какого черта теперь кто-то другой прилетел на все готовенькое? Даже если это чистые руки Питера Хейла невесомо касались парнишки, и это губы мафиозного короля были вблизи губ сошки поменьше, и Роше не имел ничего на руках, чтобы идти с этим против Хейла, который обзавелся многим за эти годы, Равьер все равно был недоволен и не хотел уходить, отдавать что-то свое другому. И был спорный момент, что в данный момент было больше его, Питер Хейл или мальчик, чего имени даже не запомнилось. Роше подошел и оттолкнул Питера от парнишки, который покраснел и перевозбудился, прильнув к стене как к опоре. Мальчик вытер губы, смотря довольно на двоих дерущихся за него взрослых мужчин, и верно чувствуя себя пиздецки крутым из-за этого, не понимая своим младенческим умом, что за двойная игра здесь ведеться. — Придется подождать, — сказал дерзко Роше, смотря в глаза Питера, которые ничуть не изменились за четыре года. Это все также были самые холодные, дорогие и блестящие голубые бриллианты. — Не знал, что ты сегодня тоже здесь, — ответил ему Хейл, а его взгляд словно дрогнул на секундочку, но Роше не успел понять, что он увидел, и только нахмурился в ответ. Равьер знал, что Питер Хейл перебрался в Нью-Йорк, и знал про дела, которыми он здесь занимается. И тот знал про его дела. Но так сложилось, что за все это время они ни разу не встретились. И, может, это было глупо, но Равьер обижался на мужчину из-за этого. После той ночи в Вегасе, как бывает не редко, Роше создал целую новую вселенную в своей голове, где они с Хейлом остались вместе, и где та ночь была не последней. Каково было все в голове Питера Равьер знать не мог, но он надеялся, что похоже. Парень, ростом ниже и Хейла, и Роше, выпрямился и улыбчиво сказал, обнимая Питера за поясницу, а свободную руку кладя на грудь Равьера, просвечивающуюся через полупрозрачную черную рубашку мужчины. Возбуждение летало в воздухе осязаемо, смешанное с путаницей, азартом и интересом. Двое старых знакомых смотрели друг на друга, игнорируя тело между ними, с пылкостью и одержимостью, прошедшей через года и расстояния и все еще сохранившейся. — Меня хватит на всех, — сказал мальчик и опустил руку с поясница Хейла ему на зад, а с груди Роше ему на ширинку. Питер насмешливо хмыкнул: — Меня тоже. Роше скользнул взглядом по мужчине, а потом сказал, понимая, что не может отказаться: — Тогда чего мы ждем? После чего они трое пошли к комнате. Роше шел впереди в поисках более отдаленной комнаты, а парнишка позади восхищенно смотрел то на него, то оборачивался на Хейла, радуясь тому, какой куш смог урвать вечером, что думал пройдет отвратительно скучно. Но в эту предновогоднюю тихую ночь все же было не так уж скучно и спокойно в некоторых из спален большого особняка. ****** Только услышав щелчок замка, когда Хейл запер дверь изнутри, парнишка мафиозного босса накинулся как обезьянка на Равьера, ползая своими длинными тощими руками по его более статному и твердому телу. Питер рядом покачал головой, тихо усмехаясь, и отойдя к широкой кровати, стал аккуратно расстегивать пуговицы пиджака, потом белой рубашки, которая не очень ему нравилась, но которую уговорила его надеть Талия, у которой, со вкусом проблемы, но спорить с ней было себе дороже. — А у вас двоих… это… ну, вы уже так делали? — еще не огрубевший голос двадцатилетки раздался за спиной Питера. Хейл повернул голову, приподняв бровь. Роше подался вперед, успокаивающе касаясь лица парня. Что вызвало еще один беззвучный смешок Питера. Если бы не обстоятельство и упертость, то этой сцены бы сейчас не было, окажись на месте Роше кто другой. Но Хейлу было интересно посмотреть, чем все это кончится и к чему приведет, и он скрытно желал также еще раз увидеть голое загорелое тело Равьера, которое стало забываться. Роше был непристойно красив для Питера, который всегда имел склонность влюбляться в кареглазых и сумасшедших. Питер, снимающий рубашку, услышал причмокивания, когда Роше наклонился поцеловать мальчика. Сынок грозы тюремной власти совсем, как говориться, потек, потерял голову, не замечая, что делает, может, даже не замечая собственный стояк, упирающийся в брючные узкие штаны. Извиваясь как мягкая лакричная палочка, подтаявшая на солнце, а Роше был тем еще горячий шаром, стоит сказать, так что ничего удивительного, парень стонал и говорил короткие фразы, которые как все были словно вырезаны из стандартной порнушки. Наверное, в голове ребенка был определенный сценарий, который он тайно проигрывал иногда в воображении, и сейчас этот сценарий исполнялся на какую-то часть… но для Хейла это выглядело все иначе. И для Роше, видел Хейл по его взгляду, очевидно тоже. Раздетый мальчик лег на центр кровати, которая была застелена белым покрывалом, а Роше залез рядом, и лег возле на бок, приподнявшись на локте и наклонившись к мальчику за его молочными губами, играясь с ними и оставляя на них влажные следы, которые быстро высыхали из-за ветерка, залетающего в комнату через приоткрытое окно. Парнишка закрыл глаза, но приоткрыл рот, опуская руку к собственному члену. Казалось, каждый был просто занят своим, в угоду себе: парнишка хотел кончить поярче на свою сбывающуюся фантазию, а Роше поспособствовать этому семяизвержению, чтобы получить потом монетки за помощь. Все понятно и скучно. И Питер, вроде как, уже наелся подобными картинками за свои тридцать семь лет существования, но даже в этой уже приевшейся сцене обычного сексуального акта было что-то новое, что-то будораживающее его нервы. Смотря, как Роше пылко целует парня, который ничего не стоит в отличие от самого Равьера, Питер безумно заводился, и, наверное, это возбуждение тайно шло из злости и ревности. И, может, из подавляемых желаний, которые норовили взрываться сейчас как бомба. Раздевшись до конца, Хейл забрался на кровать и лег по другую от мальчика сторону, прильнув к его нежному чувственному телу. Одержимый пошлой любовью, парнишка больше отдался Питеру, переключившему его внимание на себя, и Равьер остался без алмазных глаз Питера, внимательно смотрящих на него. Это больно укололо. И, медленно спускаясь по телу мальчика ниже, целуя его где попадется, пока Питер целовал молочные губы, Равьер спустился к самому изножью кровати и, захватив обе чуть волосатые тонкие ноги парня, дернул его на себя. Легкое тело двинулось по скользкой шелковой простыне как по горке, и губы парня оказались отдалены от губ Питера. Питер приподнялся на локте, с прищуром улыбаясь Равьеру, который нагло пялился в ответ, пока заключал девственный член в свой опытный рот. Беззвучно прошептав одними губами что-то испанцу-итальянцу, Хейл спокойно спустился ниже и вернулся к своему занятию, но в этот раз целуя не губы, которые были слишком мягкие и холодные на его вкус, а багровый сосок на, к счастью, без волосатой и кажущейся чистой груди. Мальчик застонал в ответ, гуляя руками по телу Питера и макушке Равьера, и его стоны становились все звонче и громче. И, если бы кто-то и проходил бы мимо двери спальни, где они были, то вряд ли бы представили именно это, спутав голос с женским голосом. Вероятно забыв о времени и изначальных целях, двое мужчины становились все пьянее от общества друг друга, разбавляемого лишь присутствием кого-то третьего. Несмотря на то, что почти не касались друг друга, Питер и Рав были необычайно близки. Они касались друг друга через заблудшего в ощущениях парня: когда Равьер задевал нижнюю часть мальчика, мальчик двигался к верхней части Питера, или когда Питер играл с губами или грудью парня, тот передавал прикосновение Роше. Они посылали импульсы друг другу до тех пор, пока этого не стало мало, и мало не только для более опытных компаньонов, но и для совсем безопытного тоже. Роше поднялся выше по кровате и лег через мальчика напротив Хейла. А твинк, недолго целуя теплые горчащие губы Роше, которые были доступны к тому, чтобы легко раздвинуть их и проникнуть в мокрый горячий рот, после повернулся, все также не открывая глаз больше, чем на секунду или две, дабы не рушить воображаемые качающиеся картинки, чтобы прильнуть уже к закрытым более сухим губам Хейла, и, когда те не поддались, мальчик уступил и резво сел. Потом парень спустился ниже и наклонился к члену такого серьезного и властного мужчины, как Хейл, намериваясь пробиться через его толстый щит другим способом. Губы мальчика коснулись головки члена Питера, и Питер повернул голову к Роше, весело улыбаясь ему, а в следующий момент притягивая его ближе к себе и целуя. Этот опьяняющий поцелуй был таким же вкусным и хорошим, как и в Вегасе, когда они были одни в холодных апартаментах на высоком этаже. И, хотя сейчас не было ни грозы за окном, ни темноты в комнате, ни страхов в душе, и вообще вся обстановка была другой, как и обстоятельства, близость с Равьером ощущалась такой же, как в прошлом, чертовски хорошей. Через несколько минут вернувшийся обратно наверх парень никак не вписывался в эту картину. Когда мальчик закончил с Хейлом, и хотел поместиться между двумя мужчинами обратно, Питер остановил мальца, положив руку ему на макушку, чуть надавливая и заставляя остаться внизу. — А показать ему, что ты умеешь делать? — хрипло спросил Питер мальчика с долей скрытого издевательства. Тот с энтузиазмом кивнул, считая себя теперь мастером миньетов, и, пройдясь языком от головки до яиц, поглотил ртом член Равьера. И, может, версия про миньетного мастера была недалека от правды. Рав уставился в светлый потолок, закусывая губу, а Питер, что лежал рядом, игриво захватил зубами большой палец отставленной руки Роше, желая кусать его не только за пальцы, но и за все тело. Мужчины улыбнулись и вернулись к себе, жадно гуляя по телам друг друга, впитывая каждое прикосновение и вдох на случай, если после снова не увидятся несколько лет. Роше был так близко, в крепких объятиях Питера, что казалось, может прилипнуть и не отлипнуть. Будучи возле уха Равьера, Питер тихо прошептал-простонал: — Мне нравились твои длинные волосы… Роше усмехнулся. Он коротко стрижется с того момента, как неудачно пустил пулю в свою голову. Считал длинные волосы пережитком прошлого, и тихо ненавидел их, словно они и именно они делали его таким женственным, и от того слюнтяем, не способным справиться с каким-то мужским дерьмом в жизни. Но, конечно, дело было не в волосах. И Роше казалось, что теперь он вернется к прежней привычке не стричь волосы, позволяя им расти сколько вздумается, лишь бы Хейл оставался рядом хотя бы из-за желания трогать их. — Мне нравились твои шарфики, — ответил Рав срывающимся на тихий стон голосом. Питер тихо рассмеялся бы, если бы у него было достаточно времени нормально вздохнуть, но Равьер не давал ему сделать этого, истязая его губы, целуя их, и гуляя языком по подбородку, который кололся легкой светлой щетиной. Почти достигнув пика, Роше разочарованно вздохнул, когда мальчик вдруг выпустил его набухший член из рта. Потом парнишка, воспользовавшись моментом, залез на Питера, который видно ему больше симпатизировал, и который несколько опешил и расставил руки в стороны, и пошло сказал, обезумев от желания: — Я хочу, — начал покрасневший и потный парень, — чтобы ты меня вылезал, растянул и трахнул! Роше не смог сдержать смеха. Он подавил его, закрыв лицо рукой, поскольку было невыносимо смотреть на несуразно маленького и глупенького парня на ком-то таком большом, сильном и гениальном, как Питер. И лицо Питера, когда он услышал просьбу, пожелание, приказ, или что это было не ясно, было бесценным. Когда Хейл, которому надо отдать должное, держался крепким орешком с терпением святого, легко уронил тело парня на кровать и встал, Роше прильнул к мальчику, все еще улыбаясь и говоря за Питера: — У него чистоплотные принципы, — пояснил Рав и положил руки на тело парня. Тот глянул в сторону Хейла, который стоял к ним спиной с пиджаком в своих руках, и просто переключил свое внимание на кого-то более доступного. — Тогда ты, — сказал парень и улегся на кровать лицом в низ, подогнув ноги и предоставив Роше всего себя в самом откровенном виде. Рав хмыкнул, облизнулся и опустился на колени перед кроватью у раздвинутых ног. Он никогда не был особо избирательным, да и парень был не так уж плох, на самом деле. А еще льстила бурлящая энергетика Питера, который сел на край кровати подальше от них и кидал на Равьера острые взгляды, но не комментируя происходящее. Улыбнувшись Питеру, Рав положил руки на светлый зад твинка и наклонился к нему, лизнув гладкое колечко мышц. Мальчик тут же застонал и заключил свой член в кольцо своих пальцев. А Роше продолжил, добавляя к языку пальцы. Короткие стоны твинка повторялись снова и снова, переходя в нежный скулеж, и Равьер видел, как налился кровью член парня, да и его собственный уже болезненно сочился. Поэтому, решив закончить с этим, Равьер поднялся с колен, чтобы встать на них на кровати, и, не успев сделать что-то еще, Рав почувствовал теплое прикосновение к своей спине и прохладное к руке. Это Питер встал позади него, протянув запечатанный презерватив. Молча забрав его и надев, пока Питер целовал его в шею, гуляя руками по бедрам, спине и животу, особенно по волосатой дорожке от пупка до лобка, Роше подвинул возбужденного парня к себе и, прикрыв глаза, медленно вошел в него. С губ Равьера сорвался стон от того, насколько узко было в парне, и насколько приятно это было. Мышечное колечко сильно обхватывало твердый член Роше. И мальчику понравилось ощущение чего-то большого и горячего в заднице не меньше, судя по его сорвавшемуся голосу и качнувшимся бедрам. После повторного качка Роше стал и сам двигать тазом, начав медленно скользить внутри твинка. Питер отошел и упал на кровать сбоку, смотря на то, как Равьер трахает парня, и это было слишком для того, чтобы смочь удержаться и не коснуться своего члена. Было плевать на стоны парня совсем рядом, на его выгибающееся молодое тело, Питер смотрел только на Рава, загорелая кожа которого покрылась соблазнительной испариной, и мышцы которого напрягались и расслаблялись в ритм ускоряющихся толчков. Но не все в этой тройке элитных коней были одинаково хороши. И, когда Роше разогнался и хотел было выйти на финишную прямую, мальчик под ним уже добежал до нее. Тот кончил, а потом, решив, что с него хватит, подался вперед и взобрался по кровате, чтобы взять телефон. Парень посмотрел на время и сказал, что должен идти и, шустро одевшись как фурия, убежал, закрыв за собой дверь. Питер положил под голову белую низкую подушку, смотря на Равьера и улыбаясь. Тот смотрел в ответ. И потом оба посмелись над ситуацией, которая, впрочем, вышла как нельзя лучше. Питер облизнул губы, а Рав не стал ждать и заполз на кровать. Не было больше третьих лиц, рассредотачивающих внимание, но осталось крепкое возбуждение и энергия, которой хотелось поделиться. Оторвавшись от теплых губ, Питер повернулся на живот, подтащив подушку к себе, а его локти уперлись в кровать. Равьер вернулся к нему меньше, чем через десять секунд, нависнув сверху, накрыв тело Хейла своим, и целуя того в лопатку, в загривок, в шею, везде, где хотелось. Запах одеколона Питера, который не изменился, делал Равьера безумным, и тело Хейла заставляло хотеть его. Рав толкнулся в Питера, и тот, положив голову на смятую в руках подушку, стонал протяжно и низко под ним. Прекрасный голос Питера Хейла резонировал в груди Роше, заставляя все ускоряться. Движения становились грубее и резче. И, когда больше было невозможно терпеть, Хейл и Роше кончили практически вместе. Рав без сил упал на Питера, который был не против, и сглотнул, хотя было не чем, потому что во рту пересохло, и воздух, со свистом выходящий изо рта, обжигал легкие. Питер лежал с закрытыми глазами не во много лучшем состоянии. Но когда через минутку его силы хотя бы немного восстановились, он захватил руку Рава, сплетя свои пальцы с его, и подтащил эту загорелую потную руку к себе, целуя костяшки и пальцы Роше, на которых было много золотых увесистых перстней, нагревшихся от жара тела. Найдя в себе силы, Роше скатился с Питера на кровать, и обнял мужчину, невесомо касаясь нижней губой его уха. — Ты уже давно в Нью-Йорке, но ни разу не захотел заглянуть ко мне в гости? — спросил Рав позже, когда Питер начал одеваться. — Могу задать встречный вопрос, — мягко ответил Питер, снимая прицепившуюся ниточку со своего пиджака. Роше понимающе хмыкнул. Потом Равьер застегнул штаны, когда Хейл уже был одет, и снова спросил: — Почему вообще Нью-Йорк? Разве твоя родина не Мексика? Питер ответил на сразу. Смотря на Роше и улыбнувшись тихо грустно, Хейл ответ ему: — Родина там, где денег больше. А после смерти Росс лучшая возможность нажиться была именно здесь. Нужно было успеть кому-то занять место, и наша семья почти этого добилась, дело за малым. Роше понимающе кивнул, а потом нахмурился, вспоминая Арджента, который также приплыл в Нью-Йорк как акула на вкус крови в океане. — Не все могут согласиться с таким положением вещей, ты знаешь, кто-то будет пытаться смять вас под себя. Питер самоуверенно взглянул в обеспокоенные глаза Рава. — Знаю. Они могут рискнуть. Но, будь уверен, никто не уйдет целым из попробовавших навредить моей семье. Они могут вредить мне, мне плевать. Но если они хотя бы посмотрят в сторону сестры или детей… Слова стихли, но Роше понял посыл. Он подошел к Питеру и мягко пихнул его в бок. — Ну, я с добрыми намерениями. Дашь свой номерок? И протянул ему свой телефон, а Питер принял его, и так у Равьера появился номер Питера Хейла. И очень долго Равьер не вспоминал этот номер, пока судьба не пнула его под зад, опять больно, потому что мягко до Роше не доходят уроки жизни. ****** Нью-Йорк. Июль 2013 года. У черного озера нет хозяина, у черного озера нет глубины, и этим темным бездонным водоемом всегда был Джерард, его мысли не пугали только его одного, и не было границ тому, что он мог позволить себе сделать. Несмотря на то, что на его голове не осталось почти волос, и что ноги отказывали ему в силу его возраста и болячек, его мозги были еще рабочими как у молодого тела, и умирать старик не собирался ни в этом десятилетии, ни в следующем, ни когда-либо еще, жизнь казалась бесконечной игрой, и мелодия игры ласкала слух старшего Арджента. Он не считал никого выше себя самого, ни мафиозный совет, ни президента страны, ни бога. Только он сам был себе господином. И потому позволял себе все, что хотел. Воротил палкой муравейники, улыбаясь, наблюдая, как разбегаются и гибнут от его махинаций трудящиеся насекомые. — Ты крупно мне задолжал, Роше, — смотря на привязанного к стулу на колесиках мужчину, сказал Джерард. Было во всех просторных апартаментах на высоких этажах то, что всегда ненавидел Роше, одно единственное: никакой крик не было слышно другим из-за толстых бетонных стен и звукоизоляции на этих стенах. И вот сейчас его притащили в одни из таких прекрасных апартаментов высоток, доходящих до небес, и даже не включили свет, видать, чтобы через окна не было видно происходящего жителям двух высоток напротив. И это пугало Равьера до усрачки. Он должен был Джерарду порядка тридцати миллионов евро. Изначально он брал у него в три раза меньше, что тоже слишком много, но тогда он не думал о том, как будет отдавать, и о том, что Джерард имеет слишком много власти, чтобы не побояться просить проценты. Несмотря на то, что Равьер занимал деньги у других и отдавал Джерарду часть долга периодически, долг не становился меньше. И этот старик все равно смотрел на него как на смрад, обокравший его, словно не было наоборот. За спиной Джерарда стоял большой грозный мужчина, или вернее мудилчина, потому что это он был тем, кто тащил сюда Роше как мешок картошки, а по бокам от самого Равьера было еще двое людей Джерарда, которых с каждым днем, кажется, становилось все больше. Тот меняет их как перчатки из-за того, что слишком многих пытается и пытался убить, и теперь многие пытаются его, но ни у кого еще не получилось подойти к старику достаточно близко. Словно старик закрыт со всех сторон пуленепробиваемым стеклом. — Я еще не нашел всю сумму, — заболтал Рав. С его немного отросших волос стекала вода, уползая, смешиваясь вместе с потом, по шее и ниже по спине. На улице лил ливень стеной, из-за чего огни окон небоскребов напротив выглядели угрожающе, как и черное небо без звезд и луны из-за туч. — Но я обещаю, я обещаю, скоро я все найду, я уже все придумал… Джерарда лицо выглядело ни капли не заинтересованно ответом, старик больше казался увлечен мыслями о том, какие пытки будут более краше в этом случае. Рав боялся смотреть на это жесткое лицо, и просто глядел в пустоту, что вышла из него наружу, не заметив, как Джерард что-то показал рукой. Тогда стул на колесиках, к которому был приклеен Рав, поехал по гладкому полу до большого окна. Сердце стукнулось об грудную клетку Равьера, и он попытался затормозить носками туфель, но все его действия помочь себе были смешны. Может, он умеет стрелять, знает что-то о том, как пользоваться холодным оружием, но он задохлик в сравнении с вышибалами Джерардами. Особенно, когда обездвижен, и когда последнюю неделю переживал еще один апатичный эпизод, забравший все силы. Мысли о смерти только успели отвернуться от Роше, как были вынуждены повернуться к нему обратно. От ударов сердца: ТУ-ТУ-ТУ словно оно там диджеем заделалось, становилось физически больно. Роше шумно задышал, тихо шепча какие-то просьбы, которые сам не до конца осознавал, что говорит он, а не кто-то другой, ибо язык не слушался. Большой мужчина, который был рядом, щелкнул предохранителем пистолета, а потом засунул его в открытый рот мужчины. Рав замычал на вкус кислого металла, а его глаза расширились как галактики. Вот и все. Вот и помер дед Роше. Поджилки затряслись, а жизнь действительно пронеслась перед глазами, некоторые, правда, только последние моменты, а не все. И, когда Рав думал, что это уже все, и закрыл глаза, принимая смерть, то услышал глухой смех, переходящий в сухой кашель. Роше открыл слезящиеся глаза и уставился на Джерарда, который задыхался от веселья. Дуло пропало из рта Равьера, а страх сменился путаницей и облегчением, но не на долго, потому что потом Джерард заговорил: — Я не могу позволить тебе считать, что ты управляешь моим временем, когда у тебя уже есть мои деньги. Понимаешь, я не тот, кто будет молча терпеть. И ты должен понимать, Равьер, что за свои ошибки надо платить. Но сам подумай: какой мне смысл убивать тебя? Кто тогда вернет мне деньги, что взял ты? Никто. Потому что ты ни с кем не водишься. Верно? Роше напрягся и только было хотел спросить, как Джерард продолжил: — Знаю, у тебя почти не осталось людей, которым было бы не срать на тебя. Но если станет на одного меньше, может, ты ускоришься. Приведи его сюда. И другой человек Джерарда отошел куда-то, а потом вернулся с человеком Роше, с охранником, который остался с Роше после смерти Себастьяна, отца Равьера. Этот преданный не самый лучший телохранитель был почти другом Раву, этот человек видел его в моменты мании и депрессии, и он помогал ему жить дальше, несмотря на все. Если кто-то и заслуживал смерти, то точно не этот преданный кусочек золота, не убивший в своей жизни никого, разве что какую-нибудь муху или таракана. Телохранитель Равьера был с пыльным мешком на голове, с завязанными руками, и от его стоп остался кровавый след. Мужчина еле держался на ногах. Роше не мог смотреть на это. Он отвернулся, но охранник Джерарда резко повернул его голову обратно, удерживая ее на месте, впиваясь кончиками ногтей в кожу, а сам Джерард крикнул: — Нет, ты будешь смотреть на это! Эта смерть только на твоей совести! Ты вынудил меня пойти на такие меры. Потом старик вздохнул: — Ладно, застрели его… Роше заплакал: — Не надо! Но пуля уже вылетела из дула пистолета и, не ожидав, что стрельнут не в голову, Роше не смог сдержать слез, когда его человеку стрельнули в грудь. Раненый мужчина тяжело упал, и яркая кровь стала быстро расползаться по полу, подходя к ногам Рава. В воздухе сильно запахло медью. Стало тошно. Больно. Смерть от пулевого ранения не такая уж быстрая смерть. Человек на полу давился своей кровью и подрагивал, пытаясь что-то сделать, но он бы не мог ничего уже сделать, и Рав не мог, никто не мог, уже бы не успели, даже если больница была неподалеку. Потом Джерард дал указание «еще» и раздался еще один издевательский выстрел. И только четвертый оказался в голову, и человек замер, заплатив за ошибку Роше жизнью. Подбородок Рава отпустили, и он отвернулся, содрогаясь всем обессиленным телом. Но на этом разговор не закончился. И Джерард снова начал говорить, но Рав не слышал что именно из-за низкого звона в ушах. И только понял смутно, что примерно говорил старик, когда жесткий кулак прилетел ему по лицу. Голова Рава дернулась обратно в сторону, и кровь расплаты потекла по его лицу. Потом последовал еще один точный и сильный удар, чуть не сломавший ему нос. Кожа Рава порвалась и покраснела, и кровь заляпала одежду, пол и руки того, кто бил. Когда все лицо Рава было в крови, а все его тело несчадно болело и онемело вместе с тем, Раву было уже все равно. Даже если он умрет. Даже если труп лежит в метре от него. Плевать. Опустошение поглотило Рава, и он не заметил, что лежит на полу и больше не связан. И только спустя какое-то время Роше открыл глаза, понял, что остался один, по-настоящему один, и позволил себе расплакаться из-за боли не физической, а боли от мыслей о том, что кто-то умер из-за него, и что, как и сказал Джерард, почти не осталось людей, которым было бы не срать на него… Гроза была все также сильна. На улице rain на душе pain. Раврьер перевернулся, хрипя и трясясь, на живот и медленно сел на хрустящие коленки. Кровь телохранителя впиталась в одежду Рава и замарала его руки и другие участки тела. Но понимая, что человек в комнате мертв и ему уже не поможешь, а себе помочь еще не поздно, Рав подполз на коленях к трупу и, пошарив по карманам, нашел в одном из них раскладушку. Номер Роше знал наизусть, так как смотрел на него слишком часто последние полгода. Набрав цифры, Рав нажал «позвонить» и раздались гудки. Потом сонный ворчливый голос Питера Хейла прозвучал через динамик: — Кто? И Рав, у которого сильно закружилась голова, просто ответил: — Я умираю. Потому что это было идеальное описание того, кто он есть. Это чувство жило внутри него давно, и теперь было больше всего. Не так много прошло времени, прежде чем Питер приехал, забрал и отвез в больницу чокнутого придурка. И, чего не ожидал Рав, Хейл не пропал из его жизни после. ****** Прошло почти две недели после инцидента. Роше отказался кочевать по врачам, хотя стоило, потому что головная боль, застающая его врасплох иногда, начинала делать жизнь сложнее, чем та уже была. Но Равьер не хотел выходить из дома, опасаясь снова оказаться в ловушке, и предпочитал просто бродить по квартире целыми днями и ночами. Не то, чтобы это было не привычным делом после смерти отца. Но что-то в этот раз посиделок с коньяком у дивана на полу было иным. Это присутствие Питера, который почти прописался у Равьера после того, как нашел его избитым на полу в крови. Хейл не лез к Раву с расспросами, почти не говорил с ним, они с Хейлом даже ни разу не поцеловались, но Питер был рядом, либо оставался на несколько дней подряд в квартире Рава, заменяя ему домохозяйку, и если Питер и уезжал, то приезжал в тот же день, что уехал по делам. И Равьер чертовски был готов привыкнуть к такому раскладу жизни. Вместе с появлением Хейла в квартире стало не так холодно, скучно и мучительно существовать. Обмениваться с Хейлом пускай и короткими фразочками было лучше, чем на постоянке говорить с самим с собой или с статуями животных, которых так много в апартаментах. Статуя открывшего рот бегемота — самая любимая Роше, потому что, накурившись, ему все время кажется, что этот фарфоровый зверь поет голосом Чечилии Бартоли, итальянской оперной певицы, под чьи красивые завывания Роше впервые довел девушку до оргазма в семнадцать. Проснувшись, Роше услышал сладковатый вишневый запах, смешанный с кофейно-молочным. Он выполз из-под одеяла и, завернувшись в него, вышел на кухню, которая была освещена ярким солнечным светом. Рав поморщился и сел за барный стул, одним глазом смотря в сторону прямой осанки одетого, как-всегда в чистую одежду приглушенных оттенков, Питера. Что-то тихо шипело, играла музыка без слов на телевизоре в гостиной рядом. То ли солнце, то ли температура, то ли одеяло, но Раву было так тепло тем утром. Утром, пускай и время было уже почти обеденное. Потому что он проснулся от долгого сна. — Что ты делаешь? — хрипло спросил Рав. — Бельгийские вафли, — Питер поставил ему стакан с водой. Рав взял стакан и сделал глоток, разочарованный, что это была всего лишь вода. Потом Роше заметил изменения на своей территории. Все было слишком светлым, идеальным. В квартире становилось все чище и чище с каждым днем, хотя ничего и не менялось в плане расположения вещей, по крайне мере Роше не мог понять, чтобы что-то лежало на другом месте, нежели обычно. Это была магия Питера, которую тот вытворял, пока Рав, видимо, спал. Феечка-помощница. Интересно, какой счет выставит эта волшебница, когда закончит. — Вкусно пахнет, — Рав лег на руку, смотря на Питера, который откуда-то нашел вафельницу. Роше даже не знал, что она у него существует. Надо будет порыться тоже по ящикам, может он случайно найдет и такой нужный денежный клад, ну, вряд ли там будет все тридцать миллионов, но хотя бы один если найдется, уже будет прекрасно. Голова снова стрельнула болью, и Роше уткнулся носом в прохладную, тихо пахнущую лимоном из-за чистящего средства, поверхность столешницы. С каждым днем боль становилась сильнее, она забирала силы, и Рав уже не мог этого терпеть, он был готов застрелиться, и правда сделал бы, может, это, если бы не Хейл, в любой момент который мог зайти в комнату и поймать его за этим действием. Почему-то Роше не хотел представать перед Питером в таком положении когда-либо, и не мог серьезно думать о своей смерти возле него. Тот был ярким, уговаривающим его остаться в этом мире еще ненадолго, фактором. Роше понимал, что он медленно начинает влюбляться. И может уже даже не медленно. И он не знал, что ему с этим делать. Нет ни одного шанса. Он не может просто повесить на Хейла ярлычок со своей фамилией, забрать его жить к себе навсегда, потому что тогда слишком велик риск, что тот, кого застрелит Джерард следующим, будет Питер. От одного допущения того передергивало. Не будь Роше таким слабаком, он мог бы попробовать разобраться с Джерардом сам. И… Равьер приподнял голову, смотря на плавно двигающегося рядом Питера. …может все же есть способ стать таким же несгибаемым и сильным как оборотень? — У тебя никогда не болит голова, да? — спросил Роше. Питер усмехнулся, ответив не оборачиваясь. — К чему ты клонишь? Роше коротко улыбнулся на двусмысленность, а потом выпрямился и продлжил, стараясь придать своему голосу легкости, и убрать из него нервозность. — Ну, знаешь, я заметил, что у тебя никогда ничего не болит, и ты кажешься здоровее и бодрее, чем обычные люди, и это наверное из-за твоих волчих способностей, я так понимаю. И у меня так болит все тело, да и энергия не помешала бы… и что если… — Нет, — твердый голос Питера отрезал это допущение. Потом оборотень повернулся, поставив белую тарелку с горячими мягкими вафлями перед Равом, и дополнил: — Мало кто переживает укус. И нам запрещено обращать кого вздумается. Забудь об этом. Роше уныло опустил взгляд, взяв начищенную вилку. Питер вернулся к уборке, теперь за собой после готовки. — Тогда я уже мертвец… Питер обернулся на этот сорвавшийся с губ Равьера шепот, и хмуро спросил с нажимом: — Ладно. Может расскажешь, наконец, какого черта случилось той ночью? Я ждал, когда ты сам заведешь разговор об этом. Но тебе, кажется, вообще не важно, в курсе ли дела я, или нет. Кому ты перешел дорогу? Рав? Оставшись загнанным в угол, а еще чувствуя себя должным Питеру, Равьер неуверенно начал: — Джерарду. Той ночью старик выбивал из меня долг… Питер навис над Равом, упершись руками в столешницу, и Роше почувствовал, как в него летят стрелы, выпушенные из голубых глаз. — Сколько ты ему должен? — твердо спросил Питер через пару дыхательных циклов. Число высветилась перед глазами Рава, и он просто не знал, как называть это число так, чтобы Питер не взорвался как вулкан. Рав и сам понимал, какой он идиот. Но слышать, что он идиот от Питера было бы слишком больно. Отчего-то Роше хотелось выглядеть лучше в глазах мафиозного эталона. Сам таким эталоном Рав никогда не был. Слишком он труслив, глуп, неуравновешен, нелогичен. — Тридцать… — зашептал Рав. — Тысяч? Ладно, я разберусь… Рав качнул головой и пискнул: — Миллионов. Питер крикнул: — Что?! И, хотя голос Хейла резанул по ушам, и стало страшно за свою жизнь на секунду, Роше был обязан, раз уж начал, идти до конца. Он еще раз сказал: — Евро. Питер вихрем отлетел от стола и запустил пальцы в короткие светлые волосы. И Роше слышал громкое дыхание и смотрел, как Питер ходит по пространству туда-сюда, было слышно тихий топот его пяток. Хейл что-то забурчал на испанском себе под нос, и Роше, слыша лишь отдельные обрывки, аккуратно поставил ногу на пол, уже готовясь бежать в случае чего. Он не успеет убежать от оборотня, но попытаться все же стоит. — Как?! — повернулся к нему Питер. — КАК МОЖНО БЫЛО ДОДУМАТЬСЯ?! Роше не было что ответить. Он пожал плечами и тихо ответил: — Я сам иногда не понимаю своих действий, я не знаю, казалось хорошей идеей обратиться к нему за помощью. Но я уже отдал часть, так что все нормально, я думаю, я найду, наверное, когда-нибудь всю сумму и… Питер хлопнул по столу, и Рав дернулся на месте. Но когда Хейл заговорил, Равьер понял, что злость мужчины и горящие голубым глаза были обращены не на него, а на ситуацию в целом. — Я знал, что этот Арджент опущенный ублюдок, но не думал, что он занимается таким! Он использовал тебя, ты понимаешь? Развел как ребенка, а ты и повелся. Этот Арджент… у него ни капли совести… fascista de mierda… Не зря он и его семейка мне никогда не нравились. Роше заинтересовано приподнял бровь. — А чем тебе Джерард насолил? Питер сардонически хмыкнул и покачал головой, вспоминая чем. Но это касалась не только его, поэтому он не очень спешил выкладывать все как есть. Поведя плечом, давая понять, что не скажет, Хейл вернулся к насущему вопросу. — Я не могу просто отдать тебе тридцать миллионов за раз, поэтому придется выплачивать частями. Если его не устроит разбивка на три года, пусть разговаривает со мной. Если он придет к тебе снова, сразу набирай меня… Ты слушаешь меня вообще? Питер взял Равьера за подбородок, подняв голову мужчины, заставляя посмотреть в свои глаза, и видя застывшие слезы в кофейных глазах. Роше кивнул и шмыгнул от нахлынувших на него эмоций носом. Хотелось сказать, что эта помощь ему не нужна, и он сам разберется, но это была бы ложь, которая закончилась бы обычной смертью должника. И, хотя Рав не стал врать на счет нужды в помощи, он не мог перестать врать полностью, так как только укрытие правды было щитом, защищающим его уязвимые места. — Да. Я понял. Спасибо, Питер. Ты лучший… мой друг. Ухо Питера дернулось, а взгляд стал потерянным, но ненадолго. Потом Хейл кивнул и просто сказал: — Тебе лучше позавтракать, выглядишь как тот, кто живет под мостом. Роше нервно рассмеялся в руку, вытирая легкие слезы с глаз, когда Питер повернулся к нему спиной, и не учитывая, что для оборотня ничего не стоит почувствовать запах слез или сбивчивое сердцебиение. Но даже имея такие преимущества, оборотень оставался человеком, и люди по обыкновению своему имели слабость к запутанным играм. Да и нужно было время, чтобы все принять, обоим, по жизни одиноким, мафиози. Поэтому Хейл просто проглотил слово «друг», такое сухое и горчащее не вкус, и продолжил быть рядом как этот друг: просто друг Роше, спящий с ним в одной кровате по ночам, готовый заплатить за него миллионы евро, и боящийся за него не меньше, чем за свою семью. Ложь бывает сладкой, бывает горькой. Но рано или поздно любая ложь тает под жаром происходящих в жизни лгуна страстей. Вот и ложь Равьера обратилась в пыль, как и дом Хейлов в 2016 году, ненамного ранее того последнего для этой дружбы дня.