strangers

Ох, плохая идея была идти в лес ночью. Очень плохая. Том сам не понял, как так вышло - он охотился, солнце было высоко, берёзы с елями приветливо шумели у него над кудрявой головой. И тут вдруг тьма тьмущая вокруг него. Лес встал стеной, через которую не пробивается ни один лучик света. Только луна освещает небо печальным своим ликом. Полнолуние. Том нахмурился. Только сейчас, кинув взгляд на луну, его как обухом по голове ударило - сейчас же русалья неделя! Причем самый её разгар. В деревне ходили слухи о том, что добрым молодцам вообще лучше не соваться в лес в это время - русалки-чертовки защекотят да утопят. Но он никогда не верил россказням стариков с бородой до пупа и причитаниям седых баб. Так как Том был сиротой, следить за ним было некому, да и незачем - мальчишке стукнуло уже двадцать лет. Молва про него недобрая ходила, мол он порченый, некрещенный, колдун или вообще упырь, кровосос и Черт во плоти. Что мамка его с дьяволом легла, померла, да и ребенка подбросила старой няньке-ведьме. Боялись за него девок замуж отдавать, вдруг в ведьм обратит, прислужниц Черта самогó. А он и не сватался ни к кому. Так и ходил один-одинешенек. Нянька померла ещё когда он тятëнком был - не было ему и четырнадцати. Но он парнишка смышленый, знал какие травы для чего использовать, как охотится, но в нянькины сказки про чертей да леших с русалками никогда не верил. Но из уважения к няньке, в "дрянные" времена в лес он старался не соваться. В этот раз что-то пошло не так. Льняная рубаха прилипла к спине, топор, зажатый в руке, вдруг начал выскальзывать. Том осторожно оглядывался, пытаясь найти нужную тропу в кромешной тьме. И у него не было с собой даже куска хлеба, чтобы задобрить лешего, как нянька учила. И наплевать, что он не верит в него. Когда страшно так, что длани мокрые, можно в кого угодно уверовать. Том тихо, с облегчением выдохнул. Вдалеке, в глубине леса по самой крайней из трёх троп перед ним, сверкнул задорный и манящий огонек высокого костра. Отдаленно раздавались гусли да пение. "Дéвицы" подумал Том. Пение, такое чудесное, ласковое, сладкое, как мёд, становилось всё громче. Пару раз ему даже показалось, что его позвали по имени. Он, не раздумывая, двинулся вперёд, не заметив выскользнувший из ослабевшей руки топор. Лезвие тускло сверкало в лунном свете, похороненное в густой траве. Тому стало невыносимо жарко. Он стянул рубаху с себя и кинул на траву, продвигаясь дальше к манящему костру. Он вышел на ровную поляну, бережок какого-то пруда, знатно поросшего камышами. На поляне творилась настоящая чертовщина - с десяток девушек, нагих, как новорожденные, водили хороводы вокруг костра, который вздымался до самого неба и казалось, пытался слизать звезды. Некоторые девушки прыгали через костёр, абсолютно ничего не стесняясь, другие играли на гуслях и пели. И каждая была в своём венке - ни один не повторился. К нему подбежала тоненькая и стройная девушка, бледная, с глазами, похожими на теплые тлеющие угли. Кудрявая и русоволосая, её волосы опускались упругими волнами до самых колен, а сверху был красивейший венок из красных маков*. Она схватила его за руки и потащила к костру, закружив его в хоровод. Голова Тома помутилась - свет костра стал размытым, словно отражался в воде, луну он более не видел, перед ним чёткими были только глаза прекрасной девицы, что звонко смеялась и легонько щипала проворными пальцами его за оголенные ребра. Он хохотал вместе с ней и щурился он жара, исходящего от костра. Девушка подошла к нему ближе, стала кружить и смеяться тише, что-то шептала ему на ухо. Он не понимал ни слова. Они были все дальше от костра и все ближе к воде, но Том все еще видел перед собой только незнакомку. Её глаза были добрыми и хитрыми, а руки горячими, как остывающая печка. Силуэты других девок стали размытыми. Только когда Том был по колено в ледяной воде, он увидел их четко. Все белоснежные, как будто солнца ни разу в жизни не видали, простоволосые, тощие. А венки у них на головах - жухлые и сыпятся. А самое страшное - глаза. У всех них были чернющие глаза, похожие на провалы в голове, и ни отблеска в этих глазах не было - на Тома словно смотрело аж 9 чертей сразу. Тут то он и понял, где и с кем вечер проводит. Он захотел выйти из воды, но нежные тонкие руки его любимой вдруг обратились длинными, изогнутыми когтистыми лапами, с нечеловеческой силой сжимавшими его голую грудь. Он почувствовал, как она расцарапала ему ребра. Его развернули и с чудовищной силой кинули в брод. Под водой к нему уже подплывала упырица - все ещё ужасно красивая. Только её тонкие длани были украшены длинными чёрными когтями. Она схватила его за шею, улыбнулась ярко, от уха до уха, и поцеловала его. Он посмотрел в её глаза в последний раз. Они были чёрными, как дырища. А руки её были ледяными - у губ её был привкус тухлого мяса. И лишь венок из пожухлых маков плавал, рассыпаясь по пруду рядом с давно потухшим костром. А на утро скажут, что малец-колдун сгинул в лесу. И будут шутить, что его, как "своего", русалки оставили напоследок - он стал десятым пропавшим юношей в соседних деревнях.