Солнце Треомара

      Зайдя в дом, Мериан поспешно закрыл за собой дверь и подпер ее спиной, словно кто-то вот-вот должен был настигнуть его. Он перевел сбивчивое дыхание, зажмурился и медленно опустился на пол, здесь же, в прихожей, а затем еще долго смотрел в никуда, в сторону кухни, где за окном золотился робкий рассвет.       Еще очень рано. Служанку будить не хотелось, поэтому решил, что сам разогреет себе завтрак. Уже на пути к кухне понял, что есть не хочет: от одной мысли о еде к горлу подкатывало едкое и кислое, поэтому Мериан потянулся за бутылкой крепленого инжирного вина, которое ему не так давно привезли из Киры. Выпил полстакана — вроде лучше, начало отпускать, и дрожь, кажется, уже унялась. Странно, час назад, уверенно раздавая приказы, Мериан еще мог держать себя в руках, а сейчас, дома, как будто плотину прорвало. Допил стакан, налил еще. Пошел в комнату, нашел на комоде свою трубку, расписной кисет с килейским табаком и огниво. Спешно раскурил, взял стакан, опустился в плетеное кресло и уставился за окно.       С каждым глотком вина паника унималась и на ее место приходила долгожданная ясность.       Так, перво-наперво нужно привести себя в порядок. Оглядел свой стеганый поддоспешник, разорванный у плеча и вымазанный кровью. Фу, ну и дрянь! Надо скорее снять, помыться, смыть с волос этот смрад кровяных заклинаний мерзкого демонического урода, обязательно выскрести под ногтями, да и вообще надо всего себя мочалкой выскрести, чтобы и следа не осталось от этой проклятой ночи.       Служанку позвать? Не, пусть спит. К чему ее тревожить. Можно было бы позвать Каэру. Рассказать ей, выплеснуть весь свой ужас на ее рыжую, понимающе кивающую голову — все равно она кивает, не вслушиваясь. Сгрести ее в охапку, спрятать лицо у ее шеи, под волосами, медленно вдыхать пряный аромат килейских смородиновых духов, которые сам покупал ей с упрямым постоянством, несмотря на то, что они ей не нравились. «Нет, — хныкала она, — опять «Сады Унила»? Серьезно? Я терпеть не могу этот душный смородиновый цвет! Я люблю…». Да мне все равно, что ты любишь. Главное, что этот запах напоминает мне о моей любимой.       Поймал себя на том, что засыпает прямо в кресле. Так, нужно поскорее отмыться и лечь спать. Это было бы самым правильным решением, тем более, что следующий шанс отдохнуть может представиться не скоро. Боги знают, что с Оораном. Выглядел он откровенно измученным — да, говорил когда-то, что белые заклинания против демонов ужасно выматывают, но Мериан определенно не мог припомнить, когда в последний раз в самый разгар событий Ооран просил бы полдня передышки. Кажется, лишь когда потерял жену — тогда его не было дней пять. На четвертый, помнится, замученный обязанностями Мериан пришел жаловаться — ой, нет! — подбодрить его отчетом о каких-то дипломатах, о кораблях и строительстве новых дорог — а еще о том, как оно ему все остопиздело! — увещал и призывал взять себя в руки, и Ооран даже соглашался, хотя в глазах его было пусто. Мериан и сам понимал, что ему не до того. Генерал специально разыгрывал жизнерадостность, делая вид, что после седмиц безуспешных поисков королевы все идет своим чередом, но и у самого на душе было гадко. Помнил, как раз в тот момент служанка Оорана Теола тащила какую-то корзину и уронила искрящийся цветной флакон «Садов Унила» с ошарашенным «ОЙ!». «Разве я разрешал тебе убирать ее вещи?! — Мериан, пожалуй, впервые видел, чтобы Оорана настолько вывел из себя такой пустяк. — Она вернется через пару дней — и что найдет? Свои разбитые духи и скомканную одежду? Возвращай все на место и больше так не делай!»       Через пару дней?       «Пара дней» длилась уже пятнадцать лет.       Отмывшись, Мериан наконец-то вздохнул спокойнее. Стараясь не смотреть на грязно-бурый цвет воды в купели после себя, он поскорее направился в спальню, чтобы незаметно лечь рядом со спящей Каэрой и на ближайшие пару часов забыть о существовании проклятущих демонов.       Но места рядом с Каэрой, увы, не оказалось.       Мериан впервые за очень долгое время не понимал, как следует реагировать. Топнуть, взвыть, выругаться? Сорвать с блаженно сопящей Каэры одеяло? Оттаскать за волосы деваху, которую Каэра так нежно обнимала? Закрыть дверь, пойти еще выпить, а затем лечь в гостевой?       Пожевав губами, он вернулся за трубкой, забил ее свежим табаком, неспешно раскурил и уселся в кресло прямо напротив кровати, прожигая задумчивым взглядом незадачливую парочку. От скрипа кресла Каэра, кажется, стала просыпаться, а деваха, поморщившись, что-то пробормотала.       Ну блядь, отлично. Просто замечательно. И что теперь с этим делать? Не то чтобы Мериан сильно любил Каэру, но все-таки он очень дорожил ею и считал, что вполне сможет на ней жениться и жить во взаимном уважении до самой старости. Он знал про ее похождения, а она знала и про Альме, и про любимую. И если это еще как-то могло походить на «взаимное уважение», то какая-то грязная, с длинным шрамом между грудей, лохматая, как шелудивая псина, уличная девка была пересечением всех возможных границ.       Мериан многозначительно прокашлялся, видя, как Каэра сонно приоткрыла глаза. Услышав это, она вздрогнула и поднялась на локте, глядя на Мериана не то со страхом, не то с враждебностью.       — Ты же должен быть на северном посту, — сипло произнесла она.       — Должен, — согласился Мериан. — Но случилась чрезвычайная ситуация, и меня выдернули в Треомар.       — А, — кивнула Каэра, — ну ясно, что уж там.       — Тебе ясно? — с ледяным спокойствием переспросил он. — И что конкретно тебе ясно?       Она не ответила. Лишь глянула на лежащую рядом девку и нахмурилась. Девка глупо моргала разноцветными глазами, переводя ошарашенный взгляд с Каэры на Мериана и обратно.       — Ты кто? — скептически приподняв бровь, вымолвила Каэра. — И где… Арми… Армо… А, я забыла. Мы что, были втроем, а он ушел?       Девка тоже привстала, затравленно глядя на Мериана и робко прикрываясь простыней. Тот саркастично фыркнул — разглядеть он уже успел достаточно.       — Я понятия не имею, кто она, — наконец выдала Каэра. — Да, мы с братом и с Кераном вчера выступали в «Красном ключе», да, выпили с какими-то разнаряженными килейцами, а потом, кажется, я танцевала на какой-то площади в цветах… Но, хоть убей, девушку не помню.       — Наверняка в твою постель ее подкинули демоны, — уверенно заявил Мериан. — Точно тебе говорю, иных вариантов просто нет. Не могла же ты, моя благоверная невеста, изменить мне с уличной девкой, верно?       — Оставь свои шуточки, — вздохнула Каэра, выбираясь из кровати.       — Оставлю, — кивнул Мериан. — Собирай вещи и катись.       — Вот так, да? — Она замерла в проеме.       — Именно так.       — Ну и пошел ты. — Каэра дернула плечом и исчезла в гардеробной.

***

      Альказар не знала, куда подевать глаза от стыда.       Перед ней в кресле сидел командир треомарских беллаторес собственной персоной, курил трубку и глядел тяжелым, испытывающим взглядом. Его длинные черные волосы были влажными и неаккуратно зачесанными назад, словно он только что вымыл голову. На обнаженной груди красовался свежий, но искусно затянутый магией порез. Именно вид этой раны пробудил в Альказар какие-то спутанные воспоминания.       Ночь, кровь, белый огонь, нестерпимая боль, здания рушатся под натиском алых заклятий. Храм горит, небо горит, улицы горят, лунный серп вонзается в ее грудь, а она сама вонзает драконий клинок в Оорана.       — О боги, — пролепетала Альказар, когда ужасающая картина произошедшего в полный рост встала перед ее внутренним взором.       — Ага, — затянувшись, произнес Мериан. — Ты знаешь, мне, в целом, плевать, кто ты и откуда. Поэтому одевайся и катись вслед за Каэрой. По-хорошему прошу тебя. Я не в том состоянии, чтобы…       — А ты никогда не в состоянии. — Каэра вышла из соседней комнаты уже одетая в длинное зеленое платье с глубоким вырезом. — Тебе всегда было на все плевать, Мериан, и вот поэтому мы здесь — в этой окончательной точке наших отношений! Ты меня знаешь, я не из тех, кто будет закатывать истерики, но сейчас я не могу не сказать тебе: это, — она указала на вжавшую голову в плечи Альказар, — случилось именно потому, что ты, Мериан Лотерин, — мудак!       Брови генерала удивленно поползли вверх.       — Я многим жертвовала ради тебя, — продолжала Каэра, вытряхивая в холщовую сумку звенящее содержимое резной шкатулки. — Я могла бы стать актрисой Аркана, могла бы выступать на лучших сценах Вина, но вместо этого согласилась похоронить себя в браке с тобой. И зачем? Вместо оваций — выслушивать твои нудные рассказы о том, как ты заебался? Вместо славы — ловить скабрезные шуточки твоих солдафонов о тебе и Альме? Вместо богатств… Впрочем, за бриллианты спасибо.       — Каэра, — проговорил Мериан, не глядя, что она вытряхивает драгоценности уже из второй шкатулки, — сегодня на нас напал страшный демон, мы еле отстояли Треомар. Двенадцать человек погибли, двенадцать моих лучших бойцов — почти у всех них жены и дети, которым мне теперь предстоит посмотреть в глаза! Каэра, три здания разрушены подчистую, мой король ранен, я ранен, Каэра, а демон, устроивший все это, сбежал в неизвестном направлении, Каэра.       — Очень жаль, — неискренне отозвалась она, открывая шкафчик и сгребая баночки и флаконы с косметикой. — Жаль людей, которые умерли из-за того, что ты бесталанный командир.       — Чего?! — вспыхнул он, резко встав с кресла и уронив трубку.       Альказар в тот момент хотела бы просто исчезнуть, но не могла. Быть свидетельницей семейных сцен — это одно, а вот непосредственной участницей — совсем другое. Впрочем, гнев генерала волновал ее не так сильно, ведь Мериан обмолвился, что король ранен, а не погиб. Он жив, во имя всех богов. Сучара промазал — специально или случайно? И похер, главное, что Ооран жив!       — Видит небо, ты хороший человек, — грустно произнесла Каэра, распылив на себя немного духов из искрящегося цветного флакона, и в комнате пряно запахло весенним смородиновым цветом. — Ты добрый. Внимательный. Ты умеешь быть милым, как не умеет большинство мужчин. Но ты не божество, Мериан. Ты не всесилен.       — А тебе нужно божество? — сквозь зубы спросил он, забирая из ее рук флакон. — Постучись в башню к Эродану. Возможно, он вытерпит твоих девок, твои выходки, твои словечки и даже сделает тебя актрисой.       — Так и поступлю, — усмехнулась Каэра, потянувшись губами к Мериану, но тот отвернулся. — В Эрофине как раз имеется отличный театр. Прощай, мой прекрасный Мериан…       Она вышла, наполовину прикрыв за собой дверь и оставив в спальне жгучее воспоминание из детства Альказар, когда она лазала в соседский сад не украсть смородину, а вдохнуть как можно больше аромата мелких желтых цветов — она все не могла надышаться им, а обрывать было бесполезно, ведь уже через пару часов цветы вяли и пахли кисло, как скошенная трава. Эх… Надо будет найти у торговцев такие же духи для себя. Хрен знает, зачем. Может, просто почувствовать себя живой?       — Чего сидишь? — хмуро спросил Мериан, поднимая с пола трубку и отирая ее о штанину.       — Не видел мою одежду? — глупо улыбнулась Альказар.       — Нет.       — Бля, я тоже. — Она завернулась в простыню и стала разыскивать хоть что-то из своих вещей, однако ни штанов, ни куртки, ни рубахи в поле зрения не было. — Слушай, я… Ни я, ни она не виноваты. Я такая пьяная вчера была, ты даже себе не представляешь. Целую бутылку «Терс Мадора» приговорила в одно лицо — и все, дальше как в тумане.       — Завидую твоей стойкости, — процедил Мериан. — Я бы столько рома не осилил.       — А потом вроде гулять пошла, — продолжила нарочито беззаботно щебетать Альказар. Она заглянула под кровать, но обнаружила там только корзины для постельного белья. — По набережной побродила, с парнем познакомилась, мы вместе спели песню. Рыбак покатал нас на лодке под луной. Парень тоже был пьяный, предложил пойти в храм и немедленно обвенчаться, но я не набожна. Так и остались на берегу, целовались, травили шутки, а потом он заснул на причале, а я пошла в «Красный ключ». Там твою зазнобу и повстречала, кажется. Но я без притязаний! Я вообще не по женщинам. Не люблю их. Прости. Прости, Мериан, я правда не хотела, чтобы все было так. У меня, как видишь, и умысла не было.       — Еще бы он у тебя был, — выдохнул дым Мериан. — Повезло, что вы в сторону храма не пошли этой ночью. В Факториях было такое… Я, наверное, до конца жизни буду это вспоминать.       — Какие-то демоны? — прикинулась простотой Альказар. Штаны оказались скомканы и запрятаны под подушку.       — «Какие-то», — фыркнул генерал. — Я не знаю, что это была за хуйня — восставший Армонаарт, зеробилонский главарь, древняя пакость, пробудившаяся от векового сна, или поддатый Аркт, — но это было слишком.       — Поддатый Аркт! — указала на него Альказар. — Точно тебе говорю, это все тирматральский бренди!.. Ладно, брось, я пошутила. Блядь, представить страшно, что там происходило, если это настолько повлияло на тебя. Все знают, что ты самый смелый и мужественный человек в Треомаре, и если ты говоришь, что там был пиздец, то пиздец был просто грандиозных масштабов.       — Это правда, — проговорил Мериан, и Альказар с удовлетворением услышала в его голосе нотки самодовольства. — Мы еле вывезли. Но, честно сказать, всех сил беллаторес не хватило бы, чтобы остановить ту хуйню — только Ооран смог. И то…       Он затих на самом интересном месте, погрузившись в собственные размышления, и Альказар не стала сбивать ему настрой. Сам сейчас все расскажет. Наверное. А нет — она еще похвалит его ум, красоту и проницательность. Куртка была нацеплена на оптический светильник, и Альказар поскорее натянула ее на себя.       — Я не знаю, что теперь делать, как искать этого гада, — продолжил генерал, затягиваясь трубкой. — Я вовсе не знаю, как дальше жить. Остался без невесты. Зато аж полдня буду притворяться королем.       — Да что ты, — беззаботно присвистнула Альказар, но внутри у нее все сжалось от его слов. Полдня? Значит, все не так плохо?       — Ага. А королю такая невеста, как Каэра, нахер не нужна. Верно?       — Трудно спорить.       — Вот и пошла она, — заключил Мериан. — У меня и без нее будет достаточно переживаний.       — И что же, — не выдержала Альказар, — ты уже светлейшее светлейшество — или еще нет?       — Уже.       — Оу. Смиренно преклоняюсь и…       — Не смешно.       — Ты знал, кстати, что тебя зовут так же, как сына Зораса? Тот Мериан, к слову, стал последним королем Мьяра.       — Да что ты! — с ироничным добродушием усмехнулся генерал. — В первый раз слышу. Или стой, не в первый и даже не в тысяча первый. От одного только Оорана я выслушал столько шуточек на эту тему, что уже тошно. Но это ладно. Он всегда любил истории о Зорасе, и было бы странно, если бы он не шутил про Мериана, которого терпеть не может.       — Серьезно? — удивилась Альказар. — О Зорасе?       — Ага. Оорану очень льстит, когда кто-то сравнивает его с Зорасом.       — Как… занятно.       — А что не так? — пожал плечами генерал. — Оба побеждали демонов, Зорас — Армонаарта, Ооран — прорву засранцев поменьше, а Мериан… Мериан всегда только мешает. Всегда.       — Но Зорас так и не победил Армонаарта, — глупо улыбнулась Альказар, сама не зная, для чего сказала это.       Мериан помедлил. Уже набрал в грудь воздуха, чтобы, судя по лицу, просто отшутиться, но тут во дворе беспокойно зазвенел колокольчик.       — Каэра вещи забыла? — с надеждой спросила Альказар.       — Ох, очень надеюсь.       Уже через минуту Альказар, прильнув к приоткрытой двери спальни, вслушивалась в происходящее сначала в прихожей, а затем — и в гостиной. Выглянула. Приметила, что Мериан бледен, как лист бумаги. Низкорослая служанка-этерна в ночной сорочке что-то спросила у генерала, а затем у его гостя. Гость кивнул. Мериан так и остался изваянием.       Сердце в груди Альказар больно закололо.       — Но ведь было все нормально, — наконец пролепетал Мериан. — Рейнар, все было хорошо, когда он уходил домой. Как так-то? Кто там с ним?       — Высшая целительница, — произнес гость. — Еще Азетер Абилин приехал и психует. Теола помогает. И, кажется, все. Я разговаривал именно с Азетером — он бурлит, как вулкан, но поскольку он поверенный, ему пришлось-таки объяснить, в чем дело.       — Какой прогноз?       — Какой-какой, тебе за всех отдуваться минимум несколько дней, Мериан Лотерин. Это если очень оптимистично и с верой в чудо. Азетер сказал, Ооран пытается встать — и тут же теряет сознание. Пока лежит — еще что-то соображает, говорит, что ему лучше, и порывается бежать работать, но стоит подняться с кровати… и вот. Целительница сказала, это не из-за раны, а от чего, она не знает. Мы с братишкой Иоррисом подозреваем, дело в ноже.       — Чего? В каком ноже?       — Ну вспомни, во время битвы хуйня резала солдат своими… эмммм… когтями, да? Тебе тоже досталось когтями. Сентинеля ранили ими же. Единственным, кого попотчевали ножом, был Ооран, — а поскольку, к примеру, ты после раны от когтей живой и невредимый, а он после сраного ножика встать не может, то дело именно в сраном ножике.       — Что в ноже-то может быть такого? Звучит странно.       Но весьма верно. Альказар зажала себе рот рукой.       Служанка с учтивым кивком подала гостю маленькую кофейную чашечку, и тот с предвкушающей улыбкой расположился за столом. Мериан так и не шелохнулся.       — Абилин пытается отрицать собственные слова, — отпив немного кофе, произнес гость, — но Ооран через него дал понять, что дальше будешь ты, Мериан. Уже без вариантов. Я и сам не верю, что говорю это, но блядь… неплохо бы начать созывать коллегию. На всякий случай.       — Чего?..       — Треомар не захочет видеть королем никого, кроме святого, а единственным святым у нас остаешься ты. Не знаю, благословлял ли тебя Алтиссими, да и вообще существует ли тот бог — но это и не важно. Важно лишь то, как это видят люди.       — Да мать твою, Рейнар! — взвился генерал. — Не тот момент сейчас для этого! О чем ты думаешь?!       — О том, как быть, если Ооран умрет. Он тоже об этом думает — и правильно делает, ведь сейчас все серьезно.       — Рейнар, если он сейчас умрет — то всему пиздец. Никто из ебучих магов за сорок лет так и не сумел повторить заклинание, убивающее демонов! Это значит, что с последним вдохом Оорана эта хуйня вылезет из норы и друзей приведет — тогда уже всем будет не важно, кто следующий король, потому что Треомару конец.       — Дозорный поймает хуйню, он обещал.       — Дозорный не всесилен. Хуйня может прятаться где угодно, под какой угодно личиной, и мы… и он…       Мериан осекся.       Альказар давилась слезами, стараясь не всхлипнуть и не выдать то, что она подслушивает, но щеки все равно были мокрыми.       Как она могла. Почему она не сумела остановить ЕГО?! Да, ей, возможно, не хватало сил и ярости, но ведь потом хватило же! Потом… Когда уже стало поздно.       Дело наверняка в ноже, Рейнар прав.       Нож ей дали Брат и Сестра.       Нужно выяснить, что это за драконий клинок и какого хрена.       Только найти бы их. Но можно покопаться в памяти демона.       — Насколько я помню, — нарушил затянувшееся молчание Рейнар, — одержимый что-то говорил про Дариуса. Прикажи Арелдору с отрядом навестить старого пердуна. Мало ли, на какие из наших вопросов он сможет ответить.       — Рейнар, Дариус на территории Эродана, — вяло возразил Мериан, явно обдумывая не это. — Отряды туда посылать — все равно что пальнуть из пушки по Эрофину. Нас, мягко говоря, неправильно поймут, а потом придут сюда объясняться вместе с войсками Ордена. Нет. Уверен, что демон просто припиздел и про Дариуса, и про Армонаарта, просто чтобы сбить нас с толку.       — Едва ли. Подумай, Мериан.       — Безвредный, выживший из ума старик — это последнее, что мне сейчас интересно. Все, катись, дракон. Я приду позже.       — Мы будем помогать тебе — я и брат, — поклонился Рейнар. — Не бойся. Обойдется, генерал.       — Надеюсь.       Альказар услышала, как после ухода гостя Мериан налил себе какого-то пойла и полным молчанием ответил на вопрос служанки о завтраке. Вытирая слезы дрожащими руками, она принялась искать остальную одежду, но в упор не видела свою рубашку. Отодвинула кресло. Полезла в шкаф. Да что за проклятие! Как так можно было! Почему она такая дура и даже не смогла остановить ебаного демона, который вчера делал что хотел! Она села на кровать и закрыла лицо руками.       — А ты-то чего горюешь, девка? — глухо спросил внезапно оказавшийся рядом Мериан, и Альказар вздрогнула. Она испуганно взглянула на него, севшего рядом, и позволила отереть себе лицо салфеткой. — Чего рыдаешь? Это мне рыдать впору.       — Да так, — всхлипнула она, — аллергия, наверное.       — На что?       — На инжирное вино, — принюхавшись, ответила она, и на лице Мериана расцвела грустная улыбка.       — Бля, тогда у меня тоже, — усмехнулся он. — Не знаю, что киранийцы туда примешивают, но слезы так и наворачиваются.       — Точно. Хуже килейского табака!       — Не говори.       — Я… — Всхлипнув, Альказар сложила большие и указательные пальцы колечками и соединила их. — Давай, будь свидетелем моего обещания.       — Почему я? — опешил Мериан.       — Ну, Каэра ушла, и остался только ты. Давай. Я очень тебя прошу. Если я сейчас себе этот зарок не дам, то жизнь моя будет кончена!       — Хм… — протянул генерал, глядя на ее пальцы. — Ну давай.       — С этого дня обещаю измениться, — зажмурившись произнесла Альказар. — Больше никогда не буду спать с кем попало. — Услышала, как Мериан ехидно усмехнулся. — Особенно — больше никогда не спать с Арантосом и с чужими невестами. Больше никогда не причинять боль намеренно. Больше никогда не кормить свою темную сторону, которая требует моего суицида. Больше никогда не быть молчаливой свидетельницей зла. Больше никогда не предавать свою любовь. — Она помедлила. — И — попробовать завязать с выпивкой. Все, разбивай.       Мериан с самым серьезным выражением лица разбил ребром ладони соединение колечек ее пальцев.       — Спасибо, — сдавленно произнесла Альказар.       — Я-то думал, ты простая шлюха, — прищурился он. — А в тебе есть некая… человечность.       — Немножко, — признала Альказар. — Я… Я еще кое-что хочу пообещать: обещаю все исправить. Не знаю, как. Не знаю, куда бежать и что делать. Но я все исправлю, Мериан, клянусь небом и бездной.       — Что тут уже исправишь, — вздохнул он. — Да и не хотел я уже быть с Каэрой, если честно.       Она вымученно улыбнулась, больше всего на свете желая рассказать генералу правду о том, что это, блядь, с ней он сражался сегодня ночью и что это, блядь, она почти убила Оорана, — но это было бы глупо. Пусть лучше думает, что она уличная девка, пьяница и круглая дура. Пусть лучше бы это было правдой.       Альказар чисто случайно увидела, что рубашка грустной ветошью лежит за дверью и, подав цокнувшему Мериану знак отвернуться, стала поспешно одеваться.       — Мне знаешь что всегда было интересно, — стараясь разрядить обстановку и успокоиться, проговорила она. — Почему такие мужчины, как ты, всегда выбирают себе таких женщин, как она?       — Каких? — глядя в окно, спросил Мериан.       — Красивых, бессердечных стерв, которые почему-то всегда либо менестрельки, либо актрисульки, либо, упасите боги, художницы. Такие отношения всегда заканчиваются одинаково: стерва бросает своего богатого и влиятельного и скачет к следующему, а богатый и влиятельный находит новую стерву и цикл замыкается.       — Ну, — прокашлялся Мериан, — не у всех и не всегда такое.       — Но как правило! — надавила Альказар. — Вместо того, чтобы найти милую, добрую и покладистую, вы упорно выбираете стерв и страдаете. Не, я тебя не обвиняю, Каэра красотка. Однако попасть в ту же ловушку, что и сотни до тебя, — это как-то глупо.       — Каэра — это от безысходности. Я любил добрую, милую и покладистую, самую красивую, веселую и заботливую. Но… — Его голос дрогнул, и Мериан затих.       — И что же? — спросила Альказар, застегивая куртку. — Оставался бы с ней, нахрена тебе Каэра?       — Она замуж вышла. — Мериан осторожно оглянулся, проверяя, оделась она уже или нет. Когда выяснилось, что уже да, снова сел на кровать и уставился на нее пустым рыбьим взглядом.       — А ты, конечно, и не подумал за нее бороться, — скучающе произнесла Альказар, приглаживая волосы у зеркала. — Ну да, зачем давать женщине понять, что ты ее любишь, — догадается сама!       — Она меня не любила, — возразил Мериан, теперь уставившись на оставленный Каэрой флакончик со смородиновыми духами. — Несмотря на то, что я вел себя как последний осел, она отказала мне очень нежно и деликатно — а потом вышла замуж. За человека, которому я обязан всем и которому беспредельно верен.       Альказар ошарашенно замерла перед зеркалом. Будь у нее что-нибудь в тот момент в руках — уронила бы.       — Чуть позже она… — продолжал Мериан, — словом, ее не стало. Не знаю, знакомо ли тебе это чувство — когда теряешь то, что тебе никогда не принадлежало. Оказалось, больно. Оказалось, навсегда. Это… Не работает, короче, твое правило про стерв и богатеев. Хотя. Не смейся, но она тоже пела, танцевала, как Каэра эта, — да только не осталось ничего, будто волна следы на песке смыла. Я…       Он затих и как-то испуганно уставился на замершую Альказар, словно пожалел обо всем, что наговорил. Она же, не оборачиваясь, смотрела на него в зеркало. Прикусила губу. Зачем-то перепроверила застежки на куртке. Кивнула и почти бегом покинула его дом.

***

      Где-то через час, осторожно пройдя проулками и взобравшись по старому, знакомому ей вот уже пять лет каштану, Альказар по-кошачьи бесшумно спрыгнула с крыши на балкон дома Оорана и, вжавшись в стену, стала прислушиваться.       Действительно, в доме был Азетер Абилин. Действительно, он был очень не в духе. Альказар слышала, как он топотал где-то на первом этаже, ругая на чем свет стоит какую-то женщину, которая лишь терпеливо перебивала его возгласом «Будет вам, господин Абилин!». Решившись, Альказар осторожно заглянула в комнату через щель между стеной и балконной дверью. Мало что смогла разглядеть: кажется, Теола держала в руках что-то вроде миски и морщилась, как от яркого света; рядом неизвестная женщина молча сложила льняное полотно и потянулась куда-то. Самого Оорана Альказар не видела и не слышала — а выглядывать было бы глупо не только из-за стоящей к балкону лицом Теолы, но и из-за охранных рун.       Она сама не знала, что ожидает увидеть или услышать. Возможно, надеялась на то, что от этого перед ней предстанет память демона и она поймет, что нужно делать.       А может…       Дверь в спальню распахнулась, и в комнату сначала влетела рассерженная женщина в черных одеяниях целителя, а вслед за ней — злой, как запертый в клетке горный охотник, Азетер.       — Давайте, высшая целительница! — прогрохотал он, заставляя Теолу поморщиться еще сильнее. — Делайте хоть что-нибудь — это ваша работа!       — Я сделала все, что в моих силах! — возгласила женщина.       — Вы не сделали нихрена! Он как был без сознания, так и остался, а ваши блестящие искорки…       — Это было сложнейшее диагностическое заклинание, господин Абилин!       — …не помогли совсем! Вы же маги-целители, вашу мать! Почему вы ничего не смогли сделать?!       — Арисс, ты поменяла повязку? — строго спросила целительница у той, что до того возилась с полотном.       — Да, госпожа, — тихо проговорила она.       — И как рана, Арисс?       — Рана затянулась, нет и следа, госпожа.       — Вот, господин Абилин. Как я вам уже сказала, дело не в ране, ведь если бы в ней — ему становилось бы лучше, а не хуже. Если ему становится хуже, то что-то осталось.       — Осталось?!       — Осталось. Я считаю, что это яд — иными словами, клинок был отравлен, господин Абилин. Универсальное противоядие я уже использовала — эффекта не было, и это означает, что яд специфический. Если яд специфический — то для создания антидота нужно знать полный состав яда, а также иметь для приготовления все нужные компоненты. Где их взять? Я не знаю. Где искать состав яда? Понятия не имею. Если это яд демонического происхождения — то я, простите, в этом не компетентна. Что можно сделать? Полностью очистить рану от остатков яда и заклинаниями замедлить метаболизм, чтобы яд действовал медленнее, а также каждый час диагностировать состояние. Все это уже сделано и делается! Я исчерпывающе ответила вам, господин Абилин? Теперь я могу идти?       — То есть вы… — начал было Азетер и тут же стих.       — То есть я сделала все, что могла. Здесь с вами остается Арисс. Я должна организовать работу в госпитале, потому что сегодня у меня, видите ли, необычайный наплыв пациентов с колотыми, резаными ранами и переломами. Отпустите же меня, господин Абилин. В данный момент, я не знаю, чем еще можно помочь.       В комнате воцарилось молчание. По теням на стене Альказар поняла, что высшая целительница и ее помощница вышли из комнаты, а Азетер и Теола остались.       — Ты знаешь, эта гусыня права, — несмело начала Теола, звеня у стола какой-то стеклянной посудой.       — Что никак не помочь? — упавшим голосом спросил Азетер. Судя по скрипнувшей кровати, он сел рядом с Оораном.       — Гусыня права в том, что это яд, Азетер.       — До того, как… гхм… заснуть, — начал тот, — Ооран говорил мне о темном проклятии. То есть много о чем тараторил, как дятел, словно пытался успеть выговорить все, что должен! Но и о проклятии тоже говорил. Он подозревал, что его заразили им. Попросил убить его, когда начнет превращаться в арорма. А я… Как это вообще возможно?! У меня остались только он и Дьер! Я…       — Азетер. — Теола приблизилась к нему. — Это не темное проклятие, ты можешь поверить мне. Там совершенно другие симптомы: жар, боль в глазах, некроз, кровь сворачивается в сосудах и сосуды чернеют — но главное, человек остается в сознании. То, что мы видим, — это совсем другое. Это не темное проклятие.       — Не знаю, он говорил это уже в бреду или взаправду, — продолжил Азетер так, словно и не слышал Теолу, — но вот что он сказал о проклятии: оказывается, его можно вылечить.       — Нет, оно считается необратимым.       — Считается. Но Ооран сказал, что там, на теневых путях под Анку, ему было дано понять, что проклятие можно победить кровью светорожденного. И посетовал, мол, если бы знал раньше…       — Думаю, он уже был в бреду, когда говорил это.       — А что, — грустно усмехнулся Азетер, — в свете этого заколоть Эродана — не такая уж плохая затея.       — Послушай, — прокашлялась Теола, — я сейчас говорю тебе совершенно серьезно и со знанием дела: это яд, Азетер. Яд, а не проклятие.       — Тебе-то откуда знать. Ты всего лишь служанка.       — Старый ты стал, память уже не та. В молодости я была наемной убийцей, забыл? Яд на клинке был моим излюбленным трюком еще в Арке — и я столько разных ядов повидала в Подгороде, что ты очень удивился бы, если бы узнал хотя бы количество названий.       — Хм… Припоминаю, ты рассказывала, что ты родом из Эндерала, но как-то не заострил внимание.       — Соберись, Азетер, и выслушай меня! Я часто пользовалась ядами, и для того, чтобы обезопасить себя, я всегда должна была иметь противоядие. И то, и другое мне готовили алхимики в Подгороде, а затем и в Эрофине, поэтому сама я едва ли что-то могу приготовить, но принципы понимаю. Самая распространенная основа для яда — сок расцветка, в тех или иных дозах он есть почти в каждом яде, и да, он рассеивает внимание, вызывает головокружение, слабость и от него теряют сознание.       — Довольно похоже. Но…       — Но гусыня уже попробовала стандартные противоядия, и они не сработали — это значит, что здесь расцветок использован лишь как основа, наполнитель, а основной компонент иной. Яды с преобладанием другого компонента более дороги и редки: это, к примеру, знаменитый килейский Доорол Ван или яд аразеальских альяни с кровавым шипом. Есть еще большое количество разных ядов Окаменевших, скараггские яды, яды из вытяжек крови различных животных, а еще — заговоренные яды.       — Неплохая лекция.       — Так вот! Едва ли зеробилонцы сплавали на Мили за каким-нибудь эндемиком, которым Окаменевшие отравляют дротики, — скорее всего, это некий неримский компонент. В сочетании с расцветком это может быть аконит, желтый камень, вытяжка низового папоротника, перемолотые кости рыбы-смерти, вальпария розоволистная, горельник или гремучая вода.       — Так.       — Проблема в следующем: никакой из этих компонентов не позволит жертве сначала пробыть в сознании два часа после заражения. Все это убивает сразу, а не погружает в сон. Понимаешь, Азетер? Особенно — в сочетании с расцветком. Поэтому здесь использовано нечто очень необычное — какой-то уникальный компонент. К тому же… Если одержимый хотел убить Оорана, ему было бы достаточно ударить его ножом в сердце — однако он зачем-то придумал эту схему со странным ядом. Таким образом… ох… я даже предположить не могу, что это такое и зачем это нужно.       Азетер недолго помолчал, а затем изрек:       — Тогда в чем суть твоей впечатляющей лекции о ядах, Теола?       — В том, что нам нужно найти этого демона — его или ее! — и заставить выдать рецепт, а еще лучше — забрать у него тот уникальный компонент. Отдать все это хорошему алхимику. Получить противоядие. Пойми, эта история с затяжным действием яда выглядит очень дерьмово, но…       — Но найти мы демона не можем…       — В том-то и дело!       — То есть, если найдем рецепт и компонент, то Ооран будет исцелен?       — Да, Азетер! Могу посоветовать тебе еще позвать сюда алхимика, рассказать ему подробно о симптомах и о том, что происходило после битвы. Профессионал вполне сможет подкинуть нам пару мыслишек.       Азетер вновь затих. Альказар, зажав себе рот, невидяще уставилась на синеющие под низкими тучами грустные кипарисы. День был серым и безликим. Ветер то налетал, то утихал, шало гоняя пыль, а солнце тщилось показаться из-за пелены, но его света явно не хватало ни на что.       Как и сил Альказар.       Если Теола права, это яд. Если Рейнар прав, ядом отравили драконий клинок. Альказар понимала: Брат и Сестра сделали это по приказу владыки, а значит, у Брата и Сестры есть и рецепт, и компоненты — нужно лишь найти их логово. Найти — и заставить тварей рассказать все, а в идеале — сотворить противоядие. Выглядело как какой-никакой план.       Дело за малым — вспомнить.       — Знаешь, Фео, — подал голос Азетер. — Чувствую себя последней мразью.       — Последней мразью должен себя чувствовать тот, кто сделал это, — совершенно справедливо заметила Теола, и Альказар лишь молча кивнула.       — Теперь жалею, что не попрощался с ним, — всхлипнул Азетер. — Я все записал: и про Мериана, и про ключи для него, и про проклятие, и про сентинеля, и про Наратзула Арантеаля — и да, все это важно. Но еще нужно было дать ему понять, что он не один, что я рядом с ним — и что останусь до конца. А вместо этого я лишь злился… Да, он идиот самоуверенный и, как обычно, не позвал Дозорного вовремя! Но… мне не стоило тратить последние минуты на эту гребаную злость.       — Не хорони его раньше времени, — произнесла Теола. — Дозорный поймает демона, верно? Мы успеем сделать противоядие, все будет хорошо.       — Скажи, мастер ядов, — отозвался Азетер, — сколько осталось, по-твоему?       Теола помедлила.       — Тебе правду, Азетер?       — Да.       — Если брать самое затяжное сочетание с расцветком, то, думаю, до завтрашнего утра, не больше. Прости. Я знаю, каково тебе это слышать, но…       — Зови алхимика, — перебил ее Азетер. — Давай попробуем по-твоему. А я… Я постараюсь выкликать сентинеля, попрошу его поторопиться и объясню, что нужно еще достать рецепт и компонент.       Услышав грузные шаги Теолы, явно намеревающейся захлопнуть двери на балкон, Альказар мгновенно оттаяла и с неслышным вскриком поскорее взобралась на крышу, вспугнув синекрылую сойку. Оказалось, успела в последнюю секунду: Теола вышла на балкон не то подышать, не то отдышаться, и вспорхнувшая птица уронила сор прямехонько ей на голову.       — Тьфу ты, — отряхиваясь буркнула Теола. — Разлетались! Ох… Идем, Азетер, — она вновь обратилась в комнату, — покормлю тебя обедом! И заодно позову Кризалиса.       — Я останусь здесь, Фео, — еле расслышала Альказар его приглушенный голос. — А Кризалис… Хочешь сказать, старый алхимик еще жив? Ему, должно быть, лет сто пятьдесят!       — Этот ящер кого угодно переживет, — вздохнула Теола. — Поговаривают, он изобрел какой-то состав для бессмертия и держит его под семью замками.       — Вранье.       — Да, тоже так думаю. Но у Кризалиса есть два огромных преимущества: по-первых, он лучший алхимик Треомара, если не всего Нерима, а во-вторых, он… эммм… какой-то там родственник матери Оорана. Почти член семьи!       — Ага, знаю. Такой себе родственничек. Когда я видел Кризалиса последний раз, по нему тосковал дом для душевнобольных, Фео. Он совершенно чокнутый.       — Зато он лучший из лучших. Зову его?       — Зови, — поколебавшись, ответил Азетер, тоже подойдя к балкону. — Еще пара часов — и я, кажется, буду готов просить о помощи даже богов.       Но как насчет демонов?       Альказар легла на спину, распластавшись по крыше и глядя в низкое хмурое небо. Бурлящие серые облака, гонимые ветром, ежеминутно меняли свои смутные очертания: вот дракон, пронзенный золотистым лучом солнца, чудом проникшего в просвет свинцового покрова; вот извилистый куст терновника, вот птица, вот когтистая рука; конь со сломанными задними ногами тянул за собой повозку с большими колесами.       Альказар закрыла глаза и подумала о НЕМ, силясь проникнуть в его память.       Под веками отпечатался образ хромого коня. Он еле перебирал передними ногами, повозка скрипела, то и дело утопая в болоте, впереди кто-то кричал и светил факелами.       ОН молчал, словно — наконец-то! — не было его. Как же не вовремя ТЫ решил затаиться, гад! Говори, где Брат и Сестра!       Конь окончательно свалился и захрипел. Огни неумолимо приближались, и Альказар отчетливо ощущала удушливый смоляной смрад.       Джиаль-Су, может, ты? Поговори со мной, старуха! Вчера не затыкалась, а сегодня ты такая скромница, как я погляжу.       Но и жрица молчала.       Я не шучу, моральные вы уроды, я сейчас вниз спущусь — и пусть меня поймает Дозорный. Пусть растерзает — я ему сразу расскажу о Брате и Сестре, и если со мной у них еще есть какой-то шанс продолжать смиренно служить вам, то Дозорный их в порошок сотрет.       Огонь вдруг оказался совсем близко — настолько, что ей, кажется, опалило ресницы. Она вскочила, в глазах потемнело, пригревшаяся было в гнезде рядом сойка, снова улетела с испуганным криком.       Сколько времени прошло?       Альказар глянула в лицо суровому небу: оно было все таким же.       Я не могу просто лежать и ждать, пока ты одаришь меня видениями, мразь! Надо бежать, надо… Но куда?.. Боги, дайте мне знак! Джиаль? Мама? Алтиссими? Эродан?       Умоляю, хоть кто-нибудь!       Армонаарт?..       Пламя погасло.       А я все думал, когда же ты назовешь меня по имени?       Неужто боялась ты его все это время?       Страшное мое имя.       Страшные твои мысли.       Нет, стой.       То, что ты хочешь сделать, противоречит плану.       Сейчас ты должна поверить мне, дочь моя. Просто поверь: завтра на рассвете он очнется. У него будет болеть голова, во рту пересохнет, а зрение ухудшится примерно вполовину — но это ничего, ведь он останется жив. Он встанет и поймет, что нужно делать. Он встретится с Наратзулом, который начнет мямлить про Дариуса и размахивать подложными письмами, — и безоговорочно поверит ему. Когда он вспомнит о произошедшем этой ночью, то будет полон решимости покончить со всем этим: все-таки, подумает он, его смерть — лишь вопрос времени, и оставлять в живых предателя Дариуса и засевшего в Зеробилоне Лустария нельзя. Он пойдет и сделает то, что должен. А после… После я взгляну ему в глаза и прикажу открыть портал в Ратшек — и он уже не сможет отказаться. Вот как хорош мой яд! Вот как хороша НАША кровь! Он будет послушен мне и не задаст вопросов, какие когда-то задавал Зорас!       А после?..       А после — он проживет еще ровно год и умрет без страданий.       Этот год — мой подарок тебе. Ведь ты хотела его заполучить? Он твой, дочь моя. Он забудет обо всем и обо всех, будет видеть лишь тебя, и лишь ты станешь для него всем.       Я знаю, ты хочешь.       Ты давно мечтаешь об этом, крутишь в голове один и тот же сон и улыбаешься, пока спишь в очередной крысиной норе. Но это пройдет. Твой сон станет явью. Ты получишь все, чего хочешь.       Так сильна моя любовь к тебе.       Но подожди… Как ты уйдешь в Ратшек, если…       Или ты и не собираешься уходить.       Альказар судорожно вдохнула ледяной воздух, пропитанный вечерней дождливой сыростью. Не сразу поняла, что вся промокла на этой крыше, а небо…       Запрокинув голову к небу, она едва сдержала вопль злости: небо было темным! Темным, как смола, как смерть, как самый страшный сон! В разрывах облаков серебристо горел лунный серп, приглашая к полузабытому танцу, и Альказар в отчаянии протянула к нему руку.       Нет!       Как я могла проспать весь день, последние драгоценные часы!       Надо бежать! Бежать и во что бы то ни стало найти Брата и Сестру!       Она резко остановилась у края крыши, чуть не сорвавшись вниз вместе с мокрой черепицей.       Но куда бежать? Армонаарт так ничего и не показал! Она ничего не увидела в ЕГО памяти!       Память…       И пошел ты, демон.       Я постараюсь вспомнить сама!       Ловко спустившись по ветвям каштана, она бросила последний взгляд на светлое окно на третьем этаже, яростно сжала кулаки и устремилась в следующую ледяную ночь.

***

      Кто-то мудрый сказал: какие решения верны, мы знаем с самого начала. Это уже потом мы ищем причины и оправдания, пытаемся как-то обосновать перед собою, почему выбрали не то, к чему тянулись изначально. Эти самооправдания — суть зла, что точит нас, как червь.       Это точно то, чего ты хочешь?       Не знаю.       Однако — я твердо уверена в том, чего хочу избежать.       Я ненавижу собственную одержимость. Ненавижу ложь снедающего меня демона. Ненавижу иллюзию чувств, что он дарует мне. И не желаю такого Оорану.       Арка, арка, арка — Альказар перемещалась от одной к другой, отмеряя расстояние. Вот уже белая громада храма впереди переливалась бело-золотыми огнями у подножия, вот запертые литые ворота не смогли остановить ее отчаянный рывок.       Почти вся правая сторона храма была наполовину занавешена полотнами, наполовину — уставлена строительными лесами. Кто-то покрыл известкой пострадавшую в огне стену и даже наметил очертания будущей фрески аккуратными черными штрихами: угловатая Тарнри заносила смешную кривую палку перед расползшимся месивом волнистых линий со злой рожицей — так Тарнри побеждает Армонаарта!       Так и Альказар его победит.       — О нет, — выдохнула красивая ларини по имени Найрин, прижимая руки к груди. — Опять вы, миледи! Папа, это опять она!       Высокий и сухопарый, как гриф, иэриус вытаращился на Альказар так, будто карандашный Армонаарт только что сошел со своей фрески. Альказар мило улыбнулась ему и обратилась к Найрин:       — Ты должна мне помочь. Вспомни прошлую ночь: меня отсюда забрали двое, белокурая девица и какой-то мужик со шрамом на лице. Было такое?       — Да, миледи, — кивнула Найрин, взглянув на своего схватившего жреческий жезл отца. — Я помню их. Мужчина бросил сюда мешочек с каким-то серебряным дымом и мне пришлось поскорее убегать.       — Ты видела, куда они понесли меня? — спросила Альказар, жестом останавливая занесшего было жезл иэриуса.       — Сгинь! — взвыл он. — Именем Алтиссими и всех святых заклинаю тебя, демон!       — Ах! — Альказар театрально закатила глаза и прижала ко лбу тыльную сторону ладони. — О нет! Убил! Убил меня насмерть! Я не демон, выдохни, иэриус. Найрин, прошу тебя, припомни, в какую сторону!       — В сторону Факторий, насколько я могу судить. — Найрин не сдержала легкомысленного смешка. — Сегодня был гвардеец, который спрашивал о пожаре, — я рассказала о тебе, о девочке и мужчине со шрамом, а он сказал, что мужчина явился из Факторий, его стража видела.       — Тебя арестуют! — простер перст старый жрец.       — И хорошо, — отмахнулась Альказар. — Ладно, спасибо, Найрин. Благословляю твой путь, иэриус!       — Мы не поклоняемся Семерым! — взвыло у ухмыляющейся Альказар за спиной, но на религиозные дискуссии времени не было.       — Что здесь случилось? — Альказар подкралась к стражнику сзади и грянула ему на ухо так, что тот подпрыгнул.       — Ты чего! — гвардеец развернулся с явным намерением заколоть ее алебардой, но остановился, видя, как Альказар вскинула руки. — Ох… Прохода нет, дамочка. Сегодня здесь улицы перекрыты в связи с происшествием в… Хотя постой-ка. Почему нарушаешь комендантский час, дамочка?       — Слушай, — панибратски начала Альказар, отодвинув в сторону острие алебарды и подойдя поближе, — я свидетельница, и у меня есть сведения о произошедшем здесь. Я так понимаю, тут ищут демонического мужика, который это все устроил?       — Да, — пожевал губами гвардеец. — Что ты знаешь о нем?       — Вчера я со своим другом пошла выпить в «Тихую гавань»…       — Покороче.       — К нам подсел мерзкий уродец со шрамом на полрожи и сказал, у него есть ко мне какое-то дельце. Я подумала, это один из знакомых моего друга, который занял денег, но он завел меня за угол и дохнул мне в лицо серебряную пыль! Представь!       — Гхм…       — Это меня буквально околдовало! Я потеряла волю и делала все, что он прикажет. А приказал он, не поверишь, взять факел и побежать в храм, чтобы поджечь там фреску. Ты наверняка слышал об этом.       — Я должен отвести тебя к командиру Арелдору, — изрек служака.       — Подожди, я еще не рассказала до конца. После этого он со своей подельницей схватил меня и потащил к себе в логово, где они надо мной измывались и делали просто ужасающие вещи! Ну а после… Как ты знаешь, тот мужик взял нож и пошел в Фактории, где сделал то, что сделал.       — Мы знаем о нем, — осторожно проговорил гвардеец, затравленно озираясь. — Этот, со шрамом, был задержан и допрошен насчет поджога.       — Где он сейчас?       — А сбежал из-под стражи! Погоди-ка… Выходит, он же потом бойцов порешил?       — Говорю тебе, — проникновенно заглядывая ему в глаза, произнесла Альказар.       — Я должен доложить Арелдору!       — Слушай, мне сказали, его видели выходящим из логова до поджога. Это в какой стороне, а?       — А зачем оно тебе, дамочка? Ты сейчас пойдешь свидетелем, а если Арелдор решит, то и подозреваемой!       — Мужик, я там у них, в логове, и других видела! Молодых девчонок, парней, этерна, алеманнов, коринфян, один норманн даже был — с рожей чисто как у Веструда. У них там целый схрон! Работорговля! Международный скандал! Небось еще и светопыль там нюхают, а то и вовсе сон-траву в чай добавляют… Ой, что будет! Что будет!       — Дамочка…       — Вот глянь, — она задрала рукава, но в полутьме солдат едва ли увидел что-то, — видишь? То-то и оно! Я целый день как не своя, ищу этот их подвал, как сучка — кобеля, бегаю по набережной, а там фрегат с собачкой причалил, где на каждой палубе по деку, и вот рыбаки говорили, что именно на нем контрабандный ром привезли…       — Какой ром?!       — Ром из Салафинских винокурен, где сахар тростниковый прямо на земле лежит! Дистиллятор из чистой меди, а перегонный куб латуниевый, тоже контрабандой доставлен откуда-то из Аразеаля — его чуть в море не потеряли во время шторма, когда фрегат с собачкой едва не затонул. Сахар этот высшего качества, его прятали-прятали, этикетку наклеили, написали «Мука» и отослали в Эрофин, Эродану под бок…       — Какая мука?!       — А оно как рванет! И все пальцем показывают, мол, виноват Треомар, прикатили этерна на наши головы, привезли по сто тонн муки, железа, пеньки, кристаллов холодильных. Открыли они тот холодильник — а там трупы навалены! Ну, думают, Зеробилон! Зеробилон того мужика со шрамом и прислал, смекаешь? О, вижу, не смекаешь, он и тебе серебряной пылью глаза засыпал!       — А?!       — Когда тот ром, сахар и бумажки с мукой и железом прикатили на причалы, к рыбакам-контрабандистам, тот мужик со шрамом немедленно прибежал и впился им в жопы, как оса, мол, продам по лучшей цене, у меня свои контакты есть в Эрофине. А они возьми и продай ему за бесценок с условием точки невозврата! Ну он все это на склад свой и снес. Который под вывеской с осьминогом, да?       — Какой склад?! Подожди, дамочка, он же из канализации вылез.       — Кто?       — Мужик со шрамом!       — Золотце! — Альказар не удержалась и со вкусом поцеловала гвардейца в щеку. — Ну, бывай.       — А мужик? А пожар?       — Какой пожар? — на бегу крикнула Альказар. — Я ведь говорила тебе про контрабандный рооооом!       Нащупала в кармане куртки пыльный кристалл, украденнный еще из подвалов киранийки Казис, чмокнула его на удачу, заколдовала и швырнула в сторону — подальше от спуска в канализацию Факторий, где околачивалось несколько гвардейцев. Скользнула в проулок и спряталась за ящиками, пока стража пробежала мимо в поисках устроившего взрыв злодея. Бросилась ко входу со всех ног — не заперто!       Не заперто — значит, действительно здесь то и дело ходят какие-то люди.       Какие-то.       Брат и Сестра здесь ходят!       Плюхнувшись прямиком в канал, Альказар выругалась и с отвращением пошлепала вперед.       Конечно, оставались некоторые сомнения. К примеру, если гвардия знала о том, что мужик со шрамом окопался в канализации, то здесь уже должны были все прочесать по два раза и спугнуть Брата и Сестру. Оставался призрачный шанс того, что мерзкого поджигателя оставили на потом, чтобы сосредоточиться на поисках демона — но кто знает!       Она прошла довольно внушительное расстояние до развилки: коридор справа резко заворачивал и не давал возможности разглядеть, что там; коридор слева был перекрыт решеткой.       — Бля, — выдохнула Альказар, зажигая магический огонек.       Справа на стене что-то сверкнуло. А, серебряный порошочек, который ты, мудила, раскидывал в храме! Отличный след!       Дошла до изворота и прямо, через коридор, который с каждым шагом становился все ниже и ниже. В конце концов пришлось по-жабьи шагать на корточках — зато здесь повсюду блестела серебристая пыль, словно мужик протискивался, хватаясь за стены.       Низенький коридор перешел в какой-то водонапорный зал, но Альказар не потеряла след. Серебристой пыли становилось меньше, зато путь оказался более понятен. В конце следующего коридорчика, что вел из зала, поблескивало нечто похожее на магическую иллюзию.       — Вот вы и попались. — На лице Альказар сияла восторженная улыбка. — Теперь-то вам конец.       Одним порывом магии она разметала иллюзию и торжествующе вошла под своды маленькой затхлой комнатушки, подсвеченной несколькими костяными канделябрами. На комнату пыток она не походила — скорее, на мастерскую. На стенах красовались чертежи каких-то устройств, анатомические зарисовки и масштабная карта звездного неба, сине-золотая, искусно обозначающая переходы всех лунных фаз. У подножия карты поблескивал латунный глобус с лунами. Чуть подальше, освещенная кристаллами, виднелась страшная смазанная картина, похожая не то на портрет черного человека, не то на зарисовку уничтоженного молнией дерева.       За уставленным книгами столом сидела Сестра и испуганно моргала, разглядывая Альказар. Брат как раз поднимался с лежанки и, судя по всему, тянулся к ножу.       — Нет. — Альказар магией отшвырнула его вожделенный нож и обратилась к Сестре: — Я пришла за точнейшим рецептом яда, который был нанесен на драконий клинок. Ради твоего же блага лучше дай его мне.       — Зачем он тебе нужен? — ответил Брат за Сестру.       — Хочу накатить, а то алкоголь уже не пьянит, — ухмыльнулась Альказар. — Я жду.       Сестра глянула на качающего головой Брата, а затем взяла пергамент и начала что-то писать.       — Надеюсь, это рецепт, — надавила Альказар.       — Это он, — не отвлекаясь, кивнула Сестра. — Я не посмею перечить.       — Ты сейчас под ЕГО влиянием? — Подходя поближе, Брат заглянул в глаза Альказар. — Нет. Нет, ты пришла сюда сама. ОН не мог тебя привести — это противоречило бы планам. Но тогда почему им противоречишь ты?       — Потому что не твое собачье дело, — огрызнулась Альказар.       — Тебе посулили награду — так почему ты отказываешься от нее? — продолжал Брат, подходя еще ближе. — Владыка сказал, ты отдашь за эту награду что угодно, потому что это все, чего ты хочешь. Но ты…       — Владыка? — с усмешкой переспросила Альказар. — Твой владыка — Армонаарт, первый среди лжецов. Я спросила вчера про Лустария, помнится. Ты ответил, мол, мне ли не знать, да? Так вот: да, я знаю. Я знаю и потому пришла за тем, что причитается мне.       — Брат, — повысила голос Сестра, — мы должны подчиниться.       — Мы не должны, — возразил он. — Или ты не видишь? Вопреки воле владыки пришла она сюда.       — Брат.       — Я этого так не оставлю. Владыка сказал свое слово. А ты, — он указал на Альказар, — пытаешься заглушить его голос.       — Держи. — Сестра протянула Альказар листок, и ей пришлось подойти к столу и к злобно раздувающему ноздри Брату, чтобы взять его. Только сейчас разглядела, что перед Сестрой лежит тот самый драконий клинок. — Если собралась делать противоядие, то учти: кровь нужна обязательно, иначе не сработает. Это основной компонент.       — Кровь? — переспросила Альказар, опустив глаза в листочек. На нем аккуратным мелким почерком были выведены семь компонентов — первый, конечно, сок расцветка! — но последний был обведен в кружок. — «Кровь демона». Подойдет ли моя?       — Подойдет только если ОН управляет тобой, — спокойно ответила Сестра. — Но ОН знает твои планы и вряд ли появится до утра.       — Значит, надо вынудить ЕГО! — Альказар поскорее спрятала драгоценный листок за пазуху. — Спасибо тебе. Я запомню.       — Того и боюсь, — вымученно улыбнулась Сестра. — Надеюсь, ты помнишь, что не сможешь причинить себе вред, особенно пока ты — ОН? Кровь так просто не взять.       — А? Ч-что? — Альказар вдруг почувствовала себя полной дурой. — А ведь правда. Но постой… Вы же как-то взяли? Или… или чья кровь в яде?       — Разве это имеет значение?       — Вы взяли мою. — С ужасом припомнила Альказар, бесцеремонно врываясь в те уголки собственного разума, которые ОН услужливо приоткрыл ей. — Освятили иглы на серпе Джиаль-Су, пронзили мне глаза и собрали кровь. Остальные компоненты у вас уже были готовы — вы просто примешали кровь, не так ли? Пока ты, — она указала на Брата, — налагал иллюзию, ты, дорогуша, завершала яд и наносила его на драконий клинок. Верно?       Брат и Сестра молчали, глядя на нее. Сестра — с сочувствием. Брат — со злобой.       — Мне нужен серп, — заключила Альказар, протянув руку. — По-хорошему.       — Ты его не получишь, — пожала плечами Сестра. — Это наше величайшее сокровище, нам запрещено влагать его в чужие руки.       — Особенно — если это руки мятежницы, — прорычал Брат.       — Нет, вы отдадите его мне. — Безоружная, она шагнула к Брату, и он отпрянул, бросив взгляд на лежащий на столе драконий клинок. — Он принадлежит мне, как и все в этой комнате. Как и вы сами.       — Отойди, — глянул исподлобья Брат, — или я ударю тебя.       — Лучше ты отойди, — по-волчьи ощерилась Альказар, — или я ударю тебя так, что и пепла не останется.       — Брат, — вновь подала голос Сестра. — А вдруг это — часть ЕГО плана? Ну не могла она делать это без ЕГО воли. Не могла вырваться. Ее слова и действия — давно не ее, и будь она мятежницей, ОН убил бы ее.       — Вспомни Джиаль-Су, — отозвался Брат, все так же глядя на Альказар, — вспомни, что она сохранила в себе воли достаточно, чтобы сопротивляться ЕМУ и беседовать с НИМ, и потому…       — И потому стала ЕГО возлюбленным сосудом.       — …и потому ОН приказал вырвать из нее сердце.       — Это другое, Брат. С этой девушкой все иначе. Мы должны прислушаться.       — Мы должны быть осторожны, Сестра, ОН…       — Называйте ЕГО по имени, трусы, — хохотнула Альказар, наслаждаясь их смятением, — ведь Армонаарт обожает звук собственного имени!       Эти двое затихли и отвели взгляды. Еще через несколько секунд, что напряженной Альказар показались вечностью, Сестра, кусая себе губы до крови, оттолкнула остолбеневшего Брата и подошла к страшной смазанной картине. Теперь изображение на ней почему-то стало четким, и Альказар к своего ужасу поняла, что на картине изображена она сама.       Сестра вознесла руки к картине, и та отворилась, как дверь. За нею в свечных огнях заблестел серп на изукрашенной серебряной подставке — вид его вызвал перед внутренним взором Альказар череду странных чужих воспоминаний: вот не-она восходит на возвышение пред чернеющей, торжествующей толпой, вот не-ей кланяется жрец с черными пятнами «благодати» на лысой голове, вот на алтаре сидит рыдающая, обнаженная, но осыпанная золотыми украшениями девчонка, вот не-ее рука скользит по светлым волосам девчонки, а не-ее губы шепчут: «Не бойся, Игнис, это мне бояться нужно»; не-ее глаза смотрят лишь в толпу ожидающих, средь черноты которой светлым пятнышком выделяются серые волосы Оорана, совсем юного, лет восемнадцати, смотрящего в не-ее сторону с невыразимым ужасом; жрец возглашает, серп сверкает в его руках, сентинель тянет остолбеневшего Оорана прочь из зала, сквозь толпу, лая и заставляя расступиться; Ооран отводит глаза — и серп вонзается в не-ее грудь.       Она протянула руку к небу: небесный лунный серп систазиса послушно лег в ее ладонь так, будто был ей предназначен. Она завороженно смотрела на то, как в нем отражается звездное небо — и чернильная синева, и млечный блеск, и алмазные россыпи, и алый изгиб малой луны. Она коснулась губами его холодной стали, и дрожь пронзила ее тело.       Открыла глаза.       — Кому ты служишь? — Серпом указала на расплывчатую серую тень, трусливо вжавшуюся в угол под звездной картой и протянувшую вперед нелепый, жалкий драконий клинок.       — Лорду Армонаарту, — пролепетала серая тень.       — Да не будет. — Она хлестнула серпом, и тень исчезла. Отведя серп в сторону следующей серой тени, что стояла у полыхающей алым пламенем картины, она повторила вопрос: — Кому ты служишь?       — Тебе, — рискнула тень.       — Это ложь, — заключила она и полоснула серпом и эту тень.       Когда пламя улеглось, она снова коснулась губами поверхности серпа, да только дрожь уже не вернулась.       — Ты так и не пришел, трусливая мразь, — прорычала Альказар, покидая комнату. — Ну ничего, я выманю тебя, демон.       Да, самые верные решения нам известны сразу, еще до того, как мы начинаем все обдумывать. Может, потому, что они верные. А может оттого, что понимание правильного и неправильного ведет нас, как компас или звездная карта, — до определенного предела.       И предел этот — выход из канализации.       Альказар отступила было обратно, но десятки гвардейских арбалетов уже были направлены на нее, а белые светящиеся глаза сентинеля из-под капюшона прожигали ее полным ненависти взглядом.       — Я же сказал, это она, — прошипел Дозорный.       Он поднял руку.       Еще за мгновение до того, как слуха Альказар достиг скрип спущенных арбалетов, она со взвизгом пригнулась и бросилась к проулку, чтобы там скрыться и затеряться, но Дозорный настиг ее. Пнул, сбивая с ног, затем поднял, как котенка, и взглянул прямо в глаза верещащей Альказар, дохнув могильным холодом, запахом скошенной травы и гниющих яблок.       — Ты, — прорычал он. — Ты расскажешь мне про яд.       — Расскажу! — воскликнула Альказар. — Клянусь солнцем! Только прошу, мне нужно добыть последний компонент! Умоляю, я сделаю это — и принесу тебе его, просто дай мне возможность его отыскать!       — Ты расскажешь сейчас.       — Пожалуйста, я…       Она отчаянно переместилась оставив в железной хватке Дозорного обрывок своей куртки. Подскочила на ноги и, не успев увернуться от болтов, которые все равно рассыпались в пыль, переместилась на крышу. Оглянулась — Дозорный, конечно, последовал за ней. Собрав всю волю в кулак, побежала, легко перепрыгнув проулок и еще один, и еще, переместилась к сторожевой башне и уже оттуда огляделась.       — Где же ты? — пробормотала Альказар. Неужто так легко оторвалась?       Сзади ее схватили за шею и встряхнули, как тряпичную куклу. В ответ она слепо ударила локтем, отчаянно вырываясь, чтобы ослабить его хватку — когда это произошло, она переместилась снова.       Оказавшись на городской стене, она оглянулась — перепуганные стражники поспешно обнажали мечи и что-то верещали — и со всех ног побежала вперед, наметив следующую сторожевую башню. Под ней чернел, кажется, Гвардейский квартал, над ней нависало затянутое тучами темное небо, а позади…       Дозорный совершенно внезапно оказался справа, толкнул на бегу, подсек ее ногой, и Альказар на полной скорости отлетела вперед, выронив свой лунный серп. Попыталась встать, но ее лицо крепко прижали к камням.       — Яд, — выдохнул ей в ухо Дозорный. — Немедленно.       — Слушай, — приглушенно произнесла Альказар, стараясь не вдохнуть каменную пыль, — если честно, то тебе нужна кровь демона…       — Что?       — Кровь демона. — Альказар почувствовала, что хватка ослабла, а затем сильные руки перевернули ее на спину. Дозорный навис над ней, дыша холодом и внимательно слушая, что она скажет дальше. — У меня в кармане рецепт яда. Вот в этом, да. Доставай. Да, это он. Это точный рецепт — девка, которая его делала, была со мной предельно честна. Там, видишь, кружочком обведен последний компонент — это кровь демона, без нее ничего не будет. Словом, нужна моя кровь, добытая вон тем серпом, — она указала в сторону лунно сверкнувшего серпа, и сентинель тоже глянул туда, — в тот момент, когда демон овладеет моим сознанием. Послушай меня, Дозорный. Наша с тобой сейчас задача — заставить демона прийти, а потом рубануть по мне серпом и собрать кровь. У меня в набедренной сумке есть пустая склянка. Я… Отпусти чуть-чуть, я достану… Ну ладно, сам достань! Ай… Да-да, вот эта. Хорошо. Теперь надо вызвать демона. Знаешь, как? Бей меня, гоняй по всем крышам, зли меня как сможешь — и он должен прийти, чтобы защитить сердце внутри меня. Понял? Демон будет упорствовать до самого конца, но ты не сдавайся. Бей, пока не получится! Иначе мы не спасем Оорана!       — Зачем ты это делаешь? — Белые светящиеся точки его глаз стали прищурившимися щелочками. — Разве ты не хотела его убить?       — Убить его хочет лишь владыка. Армонаарт хочет его подчинить. А я… — Она помедлила. — А я хочу, чтобы он избежал всего этого. Все, дорогуша. — Альказар подставила правую щеку. — Бей как сможешь сильно. Я готова. И не забудь про серп!       Дозорный помедлил было, но затем обрушил первый удар тяжелого ледяного кулака ей на лицо. Альказар не ожидала, что это будет так быстро, резко и больно, поэтому вскрикнула и инстинктивно попыталась вырваться, но сентинель держал крепко.       — Ты уверена в этом? — спросил он, занося второй удар над сжавшейся Альказар.       — Да, — пискнула она, зажмурившись. — Абсолютно.       Второй был так же силен — как будто кузнечный молот обрушился на скулу Альказар, едва не сломав кость.       Третий.       Она взвизгнула, сжав зубы.       Четвертый.       Внутри разгоралось негодование. Почему ты бездействуешь, носительница? Почему не защищаешься?       Пятый. Соленая кровь хлынула ей в горло. Не та, не та кровь!       Носительница, если ты не начнешь сопротивляться, то я не стану исцелять твое лицо — ходи уродиной до конца жизни!       Шестой.       — Сюда. — Сквозь кровавую пелену бесконечной боли Альказар не знала, удалось ли ей указать на собственную грудь или нет. — Он будет защищать… сердце…       Так же было, помнится, с Константином — но бродяге почему-то повезло. Может, удары в сердце напротив ослабляют ЕГО?       Удар под ребра перехватил ей дыхание.       С УМА СОШЛА? Носительница, ты совершаешь огромную ошибку!       — Может, хватит? — помедлил Дозорный. — Мне жаль тебя. Ты не равный мне противник, ты не сопротивляешься, и я так не могу.       — Не хватит, — простонала Альказар. — И да… Я не равный… Я… сильнее.       Отпустил. Чернеющий под капюшоном лик сентинеля сменился на звездное небо, и налетевший холодный ветер ободряюще похлопал Альказар по щекам. Она перевернулась на бок и попыталась привстать. Голова кружилась, к горлу подкатывало, а в грудь как будто навалили осколков стекла.       — Нет, — проныла она, указывая на отошедшего на несколько шагов сентинеля, — продолжай, молю! Ты почти у цели. Нечего жалеть меня, Дозорный, я…       — Лучше пусть тебя арестуют и допросят, — покачал головой тот.       — Ты не понял! Если сейчас ты не добудешь кровь демона, Оорана ждет участь хуже смерти! У тебя только один шанс, пойми! У меня только один шанс… Времени у нас — до утра. На рассвете мы уже не сможем сделать ничего: Ооран очнется, но навеки останется марионеткой Армонаарта! Разве ты хочешь этого?       — Нет, — не глядя, отозвался Дозорный.       — Тогда бей меня! Вызывай демона! Создай для него угрозу — он придет защититься, и вот тогда…       Дозорный молча подобрал серп, и нечто злое внутри Альказар встало дыбом и зашипело, как дикий кот: как он смеет?! Он недостоин прикасаться к серпу!       — Уже видел эту штуку, — задумчиво проговорил Дозорный, осматривая блестящую, как звездный свет, гладь серпа. — Ворониха обманула Эталя, чтобы он убрал епитимью, которая запирала ее в библиотеке, — и он сделал это. Она отвела нас в Архонт, прося проводить ее в закат. Там ее убили этим. Именно этим — мне никогда не забыть это оружие. Там были жрец, девушка, толпа людей. Дом-без-дверей. — Он вновь взглянул на Альказар светящимися точками пытливых глаз. — Да, я верю, что эта штука может убить тебя. Но тогда я и вовсе не понимаю твоих причин. Сначала ты нападаешь на Эталя под чужой личиной — а теперь пытаешься его спасти?       — Да, — просто признала Альказар, сплевывая зуб.       — Зачем? Думаю, ты лжешь, как лгала Джа-лаль-Су! — прошипел Дозорный.       — Я не хочу снимать с себя ответственность и говорить: это все демоны, — поморщилась от боли Альказар, — и я признаю, что тоже виновата. Я не нашла в себе сил в тот момент отвести клинок. Я не постаралась сделать так, чтобы ужасов прошлой ночи не произошло. Но сейчас… Сейчас я точно знаю, чего хочу и чего избегаю, сейчас я знаю, какой выбор верный. Сейчас я знаю, что я сильнее НЕГО — и что хочу помешать ЕМУ! — Она развела руки: — Бей. Пожалуйста. Умоляю тебя.       — Беги, — указал на нее серпом сентинель.       — Ах, эти мужчины с принципами! — усмехнулась Альказар. — Догоняй тогда, дорогуша.       Поманив его взмахом ладони, она переместилась на крышу сторожевой башни — и мир качнулся, будто палуба попавшего в шторм корабля. Звездные россыпи в прорехах туч — черное молчаливое море, отражающее разломанную алую улыбку малой луны, — огни на простершемся внизу мысе Хамсин — яростный холод позади, хлестнувший злой плетью. Оглянулась на занесшего серп Дозорного, распаляя злость внутри себя — и со смешком упала спиной с башни, подхватившись уже у самой земли. Разметав какие-то сложенные доски, побежала вперед, через лодочные мастерские Хамсина, нырнула в канал, чтобы не перебегать по мосту — Дозорный перехватил уже почти на выходе, но Альказар, издевательски хохоча, выскользнула из его рук, как льдинка. Глянула с крыши какого-то сарая. Дозорный рыком дал понять, что он уже за спиной. Пригнулась — серп свистнул аккурат над ее макушкой, срезав, кажется, немного волос.       Ты чего!!! — вопил ОН внутри нее. — Сердце! Береги же мое сердце, проклятая носительница!       Обойдешься, демон. Но если хочешь — можешь присоединиться и показать, как надо. Я только рада буду. Выходи же, падла. Жду не дождусь тебя!       Упала кубарем, подскочила и побежала дальше, мимо мастерских и длинных, высоких ангаров, к причалам, у которых дремали величественные корабли. Переместилась на один из них, махнув с палубы оставшемуся на берегу Дозорному, потом рванулась на скалы, кувыркнувшись и уходя от очередного взмаха серпа. Чуть равновесие не потеряла! Еще рывок — и вот она уже на крыше ангара, бежит и грохочет листовым железом, распугивая дремлющих чаек и верещащих внизу зевак.       — Это Дозорный! — вскрикнул кто-то.       — За кем гонится?       — Наверное, бандит какой-то!       — Э, где они?       — А вон, глянь, они на погрузочном кране. Давай, Дозорный, вали его! Эх, промазал…       — Куда подевались? Не видать.       С крана приземлилась на главную портовую дорогу и побежала без оглядки, огибая прохожих, груженые телеги, яростно свистнушего ей всадника. Чуть не оступилась через брошенный кем-то канат — пришлось ударить настигшего Дозорного и вновь уворачиваться от свистящего серпа. Есть! Переместилась наугад — вот маленькая заросшая подворотня, колодец, блюющий в кустах матрос оглянулся со хмельным ужасом. Альказар задрала голову, оглядывая облупившееся трехэтажное здание.       — «Гавань», — хохотнула она. — А не повеселиться ли напоследок?       Свой вопрос она обратила Дозорному: тот как раз оказался у нее за спиной.       — Не вздумай никого убивать! — предупредил он, замахиваясь.       — Не-не! — ответила Альказар, увернувшись кувырком. — Клянусь повеселиться совершенно бескровно!       Она ввалилась в главный вход, снеся с петель старые, трухлявые двери, и понеслась перемещаться из угла в угол, от лестнице к стойке, от задних дверей — прямиком на ринг, встав между прекратившими драку ошарашенными мужланами.       — Это Треомарский Дозорный! — выло со всех сторон.       — По чью он душу?!       — Пыльца! Прячь пыльцу, дурень!       Дурень спрятать не успел: Альказар оказалась прямо возле вчерашнего мужичонки, у которого покупала ром, и врезала ему в лоб, отбирая глиняный кувшин, наполненный до краев светящейся серебристой пылью.       — Ах, как нехорошо! — цокнула Альказар, пемерещаясь подальше от свистнувшего серпа и оказавшись на пролете второго этажа «Гавани». — Ну что, светопыльные наркоманы, получайте!       Со злорадным смехом она высыпала содержимое кувшина в зал на первом — искренне наслаждаясь пьяными криками, кашлем, визгом проституток и тяжелым вздохом Дозорного.       — Они отравятся, — процедил он, глядя вниз из-за плеча Альказар.       — Ты чего, это же их любимое лакомство! — Она беззаботно швырнула вниз пустой кувшин, попав ровнехонько по чьей-то лысой черепушке.       — И вещественные доказательства уничтожила, — сокрушался Дозорный. — Где твой демон?       — Продолжим, — заключила Альказар. — Он уже близко.       В зале внизу нарастало странное сюрреалистическое веселье. Хихикнув, Альказар переместилась на задний двор «Гавани», где совершенно случайно натолкнулась на охреневшего Арантоса, послала ему воздушный поцелуй и выразительно указала на темный силуэт Дозорного позади. Выронив изо рта самокрутку, Арантос что-то провизжал, но Альказар уже не слышала, потому что переместилась к эллингам, где вчера прощалась с Константином. Здесь Дозорный почему-то задержался, будто потеряв след, и Альказар уже хотела было сама возвращаться искать его, но уже через секунду сердце предупреждающе заколотилось:       наверху!       Дозорный голодным ястребом слетел на нее с эллинга, заваливая на землю и прижимая своим немалым весом.       Носительница, беги!       — И не подумаю, — пробормотала Альказар, покорно позволяя Дозорному прижать свою руку коленом.       Носительница!       — Приходи и делай это сам! — выпалила она, глядя в белые глаза Дозорного.       Я не прощу тебе этого, носительница!       Дозорный сжал ее горло, а другой рукой занес сверкнувший лунным серебром безжалостный серп, метя прямо в грудь.       Блядь, надо было предупредить, что если он убьет ее до того, как соберет кровь, то ничего не выйдет.       С другой стороны, ОН не даст ее убить, верно?       Ненавижу тебя! — бесновался ОН, за одно мгновение показывая Альказар кровавые картины того, что ОН сделает с ней теперь, но она лишь ухмыльнулась.       В самый последний момент ЕГО — ее — рука перехватила запястье Дозорного и, как обычно, попыталась сломать, но не тут-то было — тот даже не выронил серп, лишь ослабив хватку на ЕГО — ее — шее, вырвался и подался назад.       — Катись обратно в свой Тельранос! — ощерил ОН ее зубы. — Сказал же тебе вчера, животное!       — А ты зачем из Ратшека вылез? — прорычал Дозорный, истинный лик которого в ЕГО глазах не в силах была скрыть маска.       Дозорный занес серп — и этот вид бесценного артефакта, находящегося в руках грязного оборотня, вскипятил ЕГО ярость еще сильнее. ОН хлестнул заклинанием — и вполовину не столь сильным, как вчера, но все же, — и Дозорный отшатнулся. ОН поскорее подхватил распластавшееся квашней тело носительницы, попутно исцеляя ей рыло и надломленное ребро, чтобы не болело. Не придумав ничего лучше, подобрал камень, превратил его в острейший каменный кинжал и бросился на Дозорного.       ОН знал, что тварь не так проста — тварь была кровь от крови Тельраноса, о принудительном посещении которого ОН и думать боялся. Все, что ОН знал об этом странном мире, было ИМ почерпнуто из памяти каких-то книгочеев из Каллидара, но и тех обрывков хватало на то, чтобы бояться Тельраноса. Мир, в котором все не то, чем кажется: стороны света, города, небо, земля, существа… Существа были худшим проявлением изменчивости и оставались совершенно непостижимы ЕГО разуму.       Дозорный не замешкался и перехватил ЕГО руку. Он дал телу носительницы под дых, заставив ЕГО взвыть от мысли о сердце, боднул лбом в только что исцеленный нос. Сжал ЕГО — ее — запястье, заставляя бросить камень. Резко потянул на себя, занося серп и явно намереваясь полоснуть по руке.       Нет!       ОН не мог этого допустить и поспешил было бросить тело носительницы ей, но Дозорный оказался быстрей. Уже угасающим своим — почти ее — взором ОН видел, как серп ломанул кости, услышал, как визжит носительница, и понял, что кровь ЕГО — и только ЕГО — течет в подставленную Дозорным склянку.       Слишком быстро.       Все было слишком быстро.       Не помня себя от боли, Альказар то пыталась зажать себе рот и не орать, то оглядеть свою руку, но специально отводила глаза. Благо, их залило слезами. Благо, Дозорный не церемонился.       — Все, — произнес он. — Я собрал. Возвращайся.       — Я здесь, — тоненько всхлипнула Альказар.       — Я перевяжу тебя, хочешь? Надо остановить кровь.       — Нет, беги к алхимику, отдай рецепт и склянку. Это более важно.       — Извини. Если бы ты не дернулась, я сделал бы это аккуратнее. Был бы всего лишь надрез.       — Ничего, это ерунда.       — Ерунда? — усомнился Дозорный. Он протянул отвернувшейся Альказар пузырек с эликсиром. — Это не-сто-зия. Чтобы быть без боли.       — Спасибо. — Не скрывая, что очень рада этому предложению, Альказар поскорее осушила пузырек. — Беги к нему, прошу тебя. Скорее!       — А ты бери свою отрезанную руку и беги к целителям. Может, еще пришьют на место.       — Сомневаюсь, что я нужна целителям.       — Тогда пошли со мной.       — Куда? — С ужасом и надеждой воззрела на поднявшегося с земли Дозорного.       — Скажу целителям, что ты нужна. Ты помогла мне, — помолчав, добавил он, — я должен помочь тебе.       — Это очень мило, — через силу улыбнулась Альказар, — но не трать на меня время. Беги к Кризалису, пусть делает противоядие. Рассвет уже скоро. А я… Я сама как-нибудь.       Дозорный отрывисто кивнул.       — И вот еще что! — остановила его Альказар. — Пожалуйста, не говори Оорану обо мне.       — Не понял.       — Наплети что-нибудь. Скажи, не запомнил, не увидел, кто я.       — Не могу и не буду обманывать Эталя, — отрезал Дозорный.       — Тогда, — помедлила она, отводя глаза, — ладно.       Еще через мгновение его тень исчезла, и Альказар осталась у эллинга одна. Сконцентрировавшись, она сожгла магией свою отрезанную кисть, чтобы никто не заразился демонической кровью, легла на спину и уставилась в ночное небо.       Сколько же в мире красоты! Какой неведомый зодчий соорудил этот небесный купол, какой строитель возвел эти горы, какое божество наполнило собой этот храм? Кто рассыпал по небу звезды?       Кто придумал боль? И зачем он это сделал?       Протянула было здоровую руку к звездной зыби, чтобы схватить серп. Поняла, что серп забрал Дозорный.       — К лучшему, — одними губами проговорила Альказар, чувствуя, как ОН разрывает сам себя невозможным, безудержным и бессильным гневом.       Закрыла глаза.       И зачем? — бурлил ОН. — Зачем, во имя чего?! Тебе было предложено больше, чем ты заслуживаешь, и теперь ты не только лишилась этого, но и все испортила!       Зачем? — отзывалось затихающим шелестящим эхом морских волн в ее ушах.       Убила моих служителей, что были глазами и ушами моими.       Забрала серп моей Джиали.       Разметала мои планы.       Для чего? Ты могла заполучить его сердце, его самую искреннюю любовь, но теперь он просто продолжит вздыхать по женушке, а о твоей жертве даже не узнает! Дура. Презренная дура — так получи сполна свое презрение!       — Любовь? — едва шевеля губами, переспросила она у звездной зыби. — Думаешь, любовь — это когда пользуешься чьим-то телом, а потом вырываешь сердце? вшиваешь в следующую, тоже пользуешься, а когда тело приходит в негодность, просто отрекаешься и делаешь вид, что ничего не было? Нет, ты не прав, Армонаарт.       Это — что-то такое.       Стоя посреди темного ничто, Джиаль-Су сняла с глаз повязку и улыбалась как никогда — и мертвая голова в ее руках впервые не вторила ей.       — Иди в Иррасил, — изрекла она. — Сюда, к алтарю Блуждающего храма. Я освобожу тебя.       — Я не верю, — покачала головой Альказар. — Меня никто не освободит.       — Увидишь. Теперь и я вижу — ты можешь это сделать. Ты можешь победить его, так молю, приди же ко мне!       — Какой смысл доверять насквозь лживой старухе, Джиаль?       — Ложь и правда относительны, дитя мое.       — Зато истина постоянна. Ты говоришь «победить его», но сама ты побеждена смертью. Упивайся же ею. Наслаждайся свободой отринуть свободу, Джиаль.       И кто-то холодной, дерзновенной рукой коснулся ее лица.       Джиаль-Су, высшая жрица Каллидара, смотрела как впервые на горящие перед нею храмовые свечи, в неверном дрожании которых алый дым Армонаарта лозой обвивал исполненного спокойствием Алтиссими.       — И так всегда, — твердил темный бог, — всегда и навеки, Армонаарт. Ты проходишь длинный, страшный путь к своей цели, но оступаешься тогда, когда остается последний шаг. Не в первый раз и не в последний. Почему?       — Что «почему», ничтожество? — пророкотал в ответ демон.       — Ты ведь делаешь это осознанно, — ответил Алтиссими. Решительным жестом он развеял алый морок вокруг него и, задрав голову к сводам храма, продолжил: — Ты мог стать владыкой Ратшека, но не убил этого своего… как его там? Высшего адептуса, что ли.       — Не твоего ума! — громыхнул Армонаарт.       — Ты мог убить Зораса, пока тот не понял, как использовать Рунный клинок, но остановился. Ты мог запереть Тарнри, чтобы заставить Зораса делать что тебе угодно, но отпустил принцессу. А эта несчастная жрица… — Алтиссими перевел взгляд своих серебряного и золотого глаз прямо на замершую Джиаль. — Ты мог полностью поработить ее, как Лустария и Кератлана, но оставил ей ее душу, зная, что однажды это обернется против тебя. Ты видел бездну. Ты умирал сотни, сотни раз — прямо как я, прямо как любовь моя! — но все еще совершаешь одну и ту же ошибку: останавливаешься в одном шаге от цели. Итак почему, Армонаарт?       Почему.       Почему день сменяет ночь? Почему солнце одно, почему лун две, почему приливы приходят вслед за отливами, почему ход небесных светил предсказуем и неопровержим? Куда ведешь ты нас? За что причиняешь боль?       — Ты — ложное божество, — громыхнул Армонаарт, — тот, который убедил этерна в том, что существовал всегда, хотя ты еще не родился! Украл у Странника его пути — да вместо книг о великих воинах начал писать собственную историю! Как бы не так! Ты не бог. Ты — мошенник!       — А ты не демон, — ответствовало божество, скривив губы в едкой усмешке. — Ты, кажется, потерявшийся пред порогом собственного дома путник. Ты ходишь и вопрошаешь пустоту: это ли дом мой, Дом мой, неведомый и зыбкий? Так я отвечу тебе: да. Теперь уже твой. Ты раб и заключенный. Тебе не выбраться не потому, что не можешь, а потому, что снова остановишься перед самым финалом. Ты вернешься в бездну. Обратно пройдешь немало дорог в ней, отсчитывая времена, как пройденные шаги, и будешь снова биться сам с собой в новой вероятности…       — Как ты! — указал на него Армонаарт.       — Как я, — признал Алтиссими. — Но я делаю это ради любви своей и ради мира, в котором не будет смерти, а ты — ради саморазрушения. Поэтому я — темный бог, а ты — демон. Поэтому я здесь, а ты — в грязи лежишь. Поэтому я приведу мир к свету — я один! А ты…       Открыла глаза.       В светлеющем небе затухали звезды. Море шумело, нежно подбираясь под причал и бурля там потоками, размывая камешки и прибитый за ночь мусор. У эллинга равнодушно курил какой-то работяга.       Завидев, что Альказар очнулась и привстала, они лишь спросил:       — Тебя ограбили?       Она нерешительно кивнула.       — Что с рукой?       — Отрезали.       — Бля. Иноземец небось? Южанин какой-нибудь?       — Не видела. — Альказар с ужасом оглядела то, что осталось от левой руки. — По голове дали, я отключилась. А тут… Тут был браслет из тория. Вот и позарились, наверное.       — Кто ж с побрякушками в порту ночью разгуливает? Ну ты даешь, девка.       Она лишь пожала плечами. Пошатываясь, дошагала до «Гавани», через главный зал идти не стала, а прошла до внешней лестницы и поднялась на второй этаж, в их с Арантосом каморку. Благо Арантоса не было и можно было покопаться в его сумке — Альказар извлекла из нее исцеляющее зелье, плеснула половину на рану, а остальное невесть зачем выпила. Разорвала одну из рубах и кое-как замотала культю. Анестезия пройдет через пару часов — надо будет озаботиться еще одним пузырьком, а то болеть, наверное, будет, как дрянь.       Но это потом.       Сперва надо понять, удалось ли и не зря ли она пожертовала рукой — и изрядным куском своей души. Помедлив, она взмолилась всем известным богам и поскорее покинула «Гавань».

***

      Расцветающее над Треомаром солнце ласково золотило улицы и приносило долгожданное тепло и чувство странного умиротворения.       Пробраться по почти безлюдным улицам не составило Альказар труда — на всякий случай, она старательно прятала руку в карман куртки, чтобы на нее не таращились. А вот без одной руки взобраться по давешнему каштану да еще не наделать шума оказалось задачей не из легких — пару раз Альказар чуть не сорвалась. Оказавшись на балконе, она немедленно привлекла внимание Дозорного, который расслабленно сидел на толстой ветке прямо напротив балконного проема, но при виде Альказар не издал ни звука — лишь чуть кивнул. Расценив это как дозволение, она приложила палец к губам — не выдавай, мол, — и, приблизившись к той же щели между стеной и дверью, пригляделась и прислушалась.       Первым, что она увидела в комнате Оорана, был странный мужик в идиотской защитной маске с клювом, который помешивал в стакане какую-то шипящую прозрачную хрень. Вопросительно посмотрела на Дозорного — тот дернул плечом.       — Я не буду это пить, Кризалис, — послышался голос Оорана, и Альказар чуть не подпрыгнула. — Мне даже вид не нравится.       — Это идеальное, модифицированное исцеляющее зелье! — обиженно пробурчало под маской. — Я модифицировал его лично, поэтому оно имеет лучший состав со всем Вине! Самое то после интоксикации — выпьешь и будешь чувствовать себя просто отлично, мой глупый племянничек, и не перечь мне, я старше и умнее!       — И сколько тебе лет, Кризалис? — подал голос Азетер Абилин, которого Альказар пока не смогла разглядеть. — Когда мы встретились, я был юношей, а ты — дедом. А сейчас…       — А сейчас ты сам дед! — указал на него ложкой алхимик. — Но и я, признаться, не юноша. Мне сто шестнадцать.       — Да ладно тебе. Тебя знавала еще бабуля моей покойной жены.       — Ну хорошо, мне сто шестьдесят четыре. Но никому не говори, Абилин. Это секрет!       Усмехнувшийся было Ооран тяжело вздохнул, когда ему в руки всучили стакан с шипящим зельем. Альказар подвинулась чуть правее, чтобы разглядеть его: да уж, бледный, измученный, будто это он всю ночь по крышам бегал, а не она, — но хоть живой! Радостно глянула на Дозорного. Тот остался неподвижен.       — Пей! — настоял алхимик и сделал какие-то пассы руками, словно творил фальшивое заклинание. — Килейский кардал всегда снижает зрение, поэтому если не хочешь ослепнуть, то делай как я говорю!       — Спасибо. — Ооран отпил и поморщился. — Боги… Состав его, может, и идеален, но вкус… Но все равно спасибо. Что бы я делал без тебя, Кризалис.       — Что бы мы все делали без Дозорного, — произнес Азетер, который, как смогла разглядеть Альказар, сидел рядом с Оораном и вцеплялся ему в руку, словно боясь, что тот сбежит. — Я уже думал, это конец. Думал, не увидимся больше, не поговорим, ты больше никогда меня не взбесишь!       Ооран лишь улыбнулся и с обреченным видом продолжил цедить исцеляющее зелье.       — Почему же, — фыркнул Кризалис, — вы очень даже поговорили бы, дражайший Абилин, но только тебе это не понравилось бы. Как я сказал, это очень сильный психотропный состав — и думается, племянничек подчинялся бы тому демону, чья кровь была в составе, как дрессированная собачка своему хозяину! И если бы хозяин приказал ему убить дражайшего Абилина — Ооран сделал бы это.       — Подумать страшно, — отозвался Ооран.       — Пей, не отвлекайся, — напомнил Кризалис.       — Никогда не встречала таких ядов, — ворчливо произнесла Теола, которую Альказар заметила только сейчас. — И представить не могла бы, что такие штуки смешивают с обычным расцветком!       — О, чаровница, алхимия гласит: что угодно можно соединить с чем угодно и получить какие-либо свойства! Свойств огромное количество, а веществ — еще больше, поэтому сочетания могут быть почти любыми. Конечно, я не могу не признать, что данный яд изобретен очень толковой и светлой головой — не каждый додумался бы. К тому же, кровь демона… Я очень затрудняюсь перечислить все ее свойства, ибо их не счесть, но знаю одно: последствия могли быть ужасны! С антидотом мы подоспели исключительно вовремя.       — Спасибо за комплимент, Кризалис, но «чаровнице» уже за шестьдесят, — процедила Теола. — Что ж. Теперь я хотя бы понимаю цели этого демона. Понимаю, почему он не убил его клинком, а изводил ядом.       — За шестьдесят! — ехидно хохотнул Кризалис. — Девчонка.       — Возможно, будут и другие одержимые, — проговорил Азетер. — Надо что-то с этим делать. Например, больше никогда не выходить на демона в одиночку, блядь! О чем ты думал?!       — Я был не один, — ответил Ооран, — со мной были Мериан и наши беллаторес. А думал я о том, что нужно защитить город, потому что это, не поверишь, моя обязанность.       — Ты уже начинаешь меня бесить, — огрызнулся Азетер. — Ненавижу тебя и твое легкомыслие до глубины души!       — Да, я тоже люблю тебя, Азетер.       — Не отвлекай его от зелья, Абилин! — пробубнил под маской Кризалис. — Его ждет еще второй стакан!       — Чего? — опешил Ооран. — Второй?!       — А ты как хотел? Второй через четверть часа после первого — все по рецепту.       — О, нет.       — А почему ты до сих пор не спросишь, у кого Дозорный забрал тот рецепт и склянку с кровью? — флегматично произнесла Теола, и Альказар вдруг почувствовала, что дрожит. Снова бросила вопросительный взгляд на Дозорного. Тот лишь смотрел на нее.       — Надо думать, у одержимого, — осторожно предположил Ооран. — Хотя едва ли он носил все это в своих карманах. Что ж. Я готов выслушать эту историю.       Альказар вновь глянула на Дозорного и отчаянно помотала головой.       — Пока ты приходил в себя, сентинель говорил о какой-то женщине, — произнес Азетер, — но я не очень понял. А тебе он что-то говорил, Кризалис?       — Мне? — Ушедший из поля зрения Альказар алхимик, что-то снова размешивал в стакане. — О, нет-нет. Просто сказал, что в склянке демоническая кровь и что надо быть осторожным.       — Он может рассказать сам. — послышался голос Теолы.       — Сенти, — позвал Ооран. — Иди сюда. Я же вижу, ты на балконе.       — Он на дереве, — заметила Теола.       — А на балконе тогда кто?       Сентинель переместился в комнату, обдав вжавшуюся в стену Альказар холодом.       — Никто, — произнес он. — Я здесь, Эталь. Что ты хочешь знать?       — Все, сенти. Это была женщина? Откуда она? При чем все-таки был Дариус?       Вместо ответа сентинель поднял серп.       — Ты сейчас размышляешь, где видел это, Эталь, — произнес он. — Так вот: мы видели его в день смерти Воронихи — Джа-лаль-Су была убита им, помнишь?       — Это тот самый?       — Я ручаюсь. Запомнил его очень хорошо, Эталь.       — Боги. Но я же разрушил Дом-без-дверей, как серп мог оказаться здесь…       — Его забрали прислужники темного владыки и хранили все эти годы в одном из своих убежищ в Треомаре. Пока я искал одержимого, наткнулся на историю со вчерашним поджогом храма — на жрицу Нар-нин напали, как ей показалось, энестериа, и с помощью гвардии я выследил их убежище.       — Найрин жива? А Кетцаль?       — В храме никто не мертв, кроме рисунка с Армо-нар-тару.       От пусть и искаженного, но «истинного» имени Альказар передернуло, а сердце отозвалось глухой тоскливой болью. Дозорный тем временем продолжал:       — Возле убежища энестериа я и нашел женщину, унесшую оттуда серп Джа-лаль-Су. Она также убила алхимичку, создавшую яд, и забрала рецепт. Еще при ней была склянка с демонической кровью — вероятно, из закромов алхимички.       — Постой, — перебил его Азетер, — то есть ты просто шел по следу какого-то поджигателя — и чисто случайно нашел все, что нам было нужно, у какой-то женщины?!       — Выходит, так, — ответствовал Дозорный.       — Это была та женщина, с которой мы сражались? — спросил Ооран.       — Я не запомнил лицо женщины на Яблоневой площади.       — Но ты его видел. Видел лицо под иллюзией и сразу сказал Мериану, что это женщина, сенти.       — И не запомнил, Эталь. Думаю, та, возле убежища, — не она. Это определенно была другая женщина.       Альказар выдохнула. Облокотилась на стену, остро чувствуя нарастающую боль в обрубке руки. Воззрела на лазурное небо, в котором носились беззаботные, свободные от мучений, боли и зла птицы. В тот момент она была готова поклясться чем угодно, что Дозорный не лжет: да, женщина была совершенно другая. А та, предыдущая Альказар, к счастью, мертва.       — Я знаю тебя почти всю жизнь, — после долго молчания произнес Ооран. — Я вижу, когда ты лжешь, сенти.       — Также ты знаешь, что я никогда не делал этого просто так.       — Хочешь сказать, я должен верить ради высшего блага, что она просто отдала тебе рецепт, кровь и серп? И ничего не захотела взамен?       — Да, Эталь.       — Это была та же женщина. Та же, что убила людей, разрушила здания и отравила меня.       — Нет, Эталь.       — Это была она. Ты не схватил ее. Видно, она наговорила тебе чего-то, предложила якобы помощь и избавление от того, что сделала сама, а ты пошел у нее на поводу. Отпустил из благодарности. Возможно, что-то пообещал. И теперь Треомар в опасности снова, а ты ей чем-то обязан.       — И теперь Ооран снова в опасности! — не выдержал Азетер. — О чем ты думал, сентинель? Разве жизнь не научила тебя, что демонам нельзя верить? Джиаль-Су тебя ничему не научила?       — Я расставил приоритеты, — возразил Дозорный, — как ты меня и учил, Эталь. Мне важнее было спасти тебя, чем хватать ее. Тем более, она объяснила, что ты не умрешь, но будешь одержим, и я это никак не смогу исправить.       — Теперь ищи ее, — заключил Ооран. — Она должна понести наказание.       — Она уже наказана.       — Что?       — Я отрубил ей руку, Эталь.       — Она убила людей, сенти.       — Она спасла тебя!       — Она сделала это для того, чтобы самой спастись! Чтобы мы не искали ее!       — Да какой смысл сначала достигнуть своей цели, подчинить тебя — а затем отказаться от этого! — вспылил сентинель. — Она сказала: «Владыка хочет его убить, Армо-нар-тару — подчинить, а я хочу избежать всего этого!». Даже если в ней легионы демонов — она сама не желала тебе зла, Эталь, пойми! Она пожертвовала своей рукой, чтобы спасти тебя от Армо-нар-тару!       — Армонаарт, — отозвался Ооран и тут же затих.       — Зелье! — послышался приглушенный маской настырный голос Кризалиса.       — Да-да, — отозвался Ооран, — почти допил. Сенти… Я надеюсь, ты отпустил ее по какой-то более весомой причине, чем призрачная благодарность. И очень надеюсь, что нападение не повторится, иначе мы с тобою будем больше всех виновны в этом.       — Она наш союзник, но не враг! — настоял Дозорный. — То, что серп в моих руках, лучшее доказательство этого.       — Это ни о чем не говорит. Как я сказал, я очень надеюсь — но одной надежды мало. Я должен быть уверен, что подобные твари не появятся в Треомаре снова.       — Что это значит? — с беспокойством спросил Азетер.       — Надо покончить с этим.       — Что это значит, Ооран?! — еще беспокойнее повторил он. — Хочешь сказать, ты собрался воевать с Зеробилоном?       — А что, есть какие-то другие способы покончить с этим, Азетер? Я и так слишком долго тянул. Зачем-то ждал, что все решится само, что старый арорма как-нибудь сам рассыплется в пыль. Думал, что, раз Зеробилон находится на землях Эродана, то это его проблемы. Но нет, как видишь. Это мои проблемы. Это моя ответственность. Мне дарованы все возможности избавиться от этой угрозы — и я собираюсь прекратить происки демонов. Следующий их удар будет смертелен и для меня, и для Треомара. Нам нужно строить Солнце. Это рискованно само по себе, а если в этот момент нападут демоны, то будет еще хуже.       — Кризалис, — глухим голосом произнес Азетер, — твое идеальное зелье случаем не галлюциноген?       — Скажешь тоже, Абилин! — обиженно пробурчал алхимик.       — Ооран, — продолжил Азетер, — или все-таки Кризалис напортачил, или ты свихнулся. Ты одного единственного демона не вывез, хотя с тобой были и Мериан, и толпа беллаторес. А сколько демонов будет в Зеро?       — По большому счету, один, — ответил Ооран. — Не будет темного владыки — не будет ничего.       — А прислужники?! А архонты? А сбежавшая однорукая женщина с полными карманами рецептов смертельных ядов? Да, Воскресшие тебя боятся — но лишь пока они далеко от старого арорма. Рядом с ним они будут защищать его до конца.       — Какие варианты, Азетер? Продолжать сидеть и ждать их нашествий? Каждый день хоронить погибших? Терпеть разрушения — но не сметь ответить Зеробилону тем же? Они не хуже тебя знают, что у Треомара один защитник от демонов.       — Как один? А Мериан? Хоть он и мудак отъявленный, но все-таки святой по крови. Вот пусть и катится в Зеро пугать старого арорма своей светозарностью, а тебя я не пущу!       — Мериан не маг, Азетер. Да, демоны его побаиваются, но он не сможет сотворить то заклинание и убить их. Поэтому именно я должен сделать все, чтобы защитник Треомару больше не понадобился.       — Ты снова ищешь смерти, — упавшим голосом проговорил Азетер.       — Нет, — помедлил Ооран. — Зачем бы.       — Ты же говоришь, что нельзя с беллаторес лезть на земли Эродана, придурок! Или собрался в одиночку разнести Зеро?! На что надеешься — что энестериа и архонты от страха поумирают?       — Я подумаю об этом. И да, солдат брать нельзя. И нет, я не пошел бы туда один. Но с кем, мне еще предстоит решить. Проблема в…       — …в том, что ты самоуверенный дурак!       — Нет, Азетер. Слова демона о Дариусе не идут у меня из головы. Для чего он упомянул старика? Неужто правда перетянул его на свою сторону? Я догадывался, что это возможно, но тешил себя мыслью, что Дариус четыре десятка лет был верен и ему просто незачем предавать. Но теперь… Что если и на нем использовали такой яд? Что если заставили силой? Надо разведать, разобраться в этом, потому что Дариус делает важное дело — или, по крайней мере, делал.       — Эталь, — подал голос Дозорный, — значит ли это, что если бы я не отпустил женщину, ты не собрался бы на штурм Зеро?       — Да. Какое-то время я не думал бы об этом — но теперь ясно, что отступать уже некуда.       Альказар зажмурилась, едва держась от того, чтобы пошевелиться. Хоть сковал ее далеко не ужас, а беспредельное, болезненное чувство вины, она больше всего хотела бы выйти сейчас к нему, рассказать все, что знает, попытаться переубедить, но…       Но ты ведь знаешь — вкрадчиво зашептал ОН — что тебе не поверят. А я ведь прочил тебе презрение, носительница. Я говорил, что ты зря пожертвовала собой, ведь ты и такие, как ты, всегда были для него лишь мусором — таковым и останутся. Тебе было обещано его сердце, но ты отказалась. Теперь испей своих слез, проклятая, непослушная дура.       Сердце в ее груди заболело так, словно его сжали в горсти.       — Что это? — вскинулся Ооран, и Альказар вздрогнула. — Руна над окном красная! Сентинель!       — Демоны! — в ужасе выдохнула Теола.       Зачем ТЫ пришел позлорадствовать именно сейчас?!       Неловко цепляясь и едва балансируя, как кошка без хвоста, Альказар еле взобралась на крышу и поскорее рванула по направлению к спасительному каштану, прижимая к груди исходящийся разгоревшейся болью обрубок руки. Прямо перед ней вырос сентинель, и она, отпрянув, вскрикнула.       — Уходи. — Он указал на нее серпом. — Но знай — это последний раз. В следующий я тебя не пожалею.       Закивав, Альказар бросилась наутек, не помня себя от ужаса, боли и вины. Уже оказавшись в переулке, она побежала, не разбирая дороги, прижимая руку, как ребенка, и не видя ничего за соленой пеленой.