Дневник священника

      Не сотвори себе кумира.

             Двадцать пятое ноября две тысячи двадцатого года разделило жизнь кардинала Войелло на «до» и «после».              В этот день на Государственного секретаря Ватикана, здоровье которого и без того было подорвано коронавирусом, обрушилось неожиданное известие. В Аргентине на шестидесятом году жизни умер Диего Марадона.              В первые секунды Войелло казалось, что его ударили по голове чем-то тяжёлым. Он медленно опустился на кресло. Рука, державшая телефон, сжалась настолько, что экран треснул. В таком положении кардинал просидел долго.              Наконец он потянулся к кружке, отхлебнул давно остывший кофе. Дрянь…       Марадона умер! О ком же теперь говорить? На кого равняться?              Кардинал отставил кружку и устало потёр виски.              — Не зря в Евангелии сказано «Не сотвори себе кумира», вот вам результат. Смерть чужого человека ты воспринимаешь как потерю близкого родственника. Гибель, — только вдуматься, футболиста — становится трагедией вселенского масштаба! — рассуждал он.              — Нет, ну так бесславно! В шестьдесят лет, от остановки сердца! —Войелло в сердцах ударил рукой по подлокотнику.              Нужно было взять себя в руки! Чертовски хотелось выпить или закурить.              Внезапно в дверь постучали.              — Убирайся! — крикнул кардинал.       — Его Святейшество хочет видеть вас!              «Проклятье!» — мысленно выругался Анджело.— «Чего этому щенку неймётся?»              — Передайте Его Святейшеству, что я буду через пять минут, — наконец холодно отозвался он.              Посланник скрылся. Войелло медленно встал, умылся, привёл себя в Божеский вид и отправился к Папе.              Пий Тринадцатый стоял напротив окна с сигаретой в руках. Услышав шаги, он даже не обернулся.              — Ваше Святейшество.       — Садитесь, кардинал.              Анджело устало опустился в кресло. Повисло молчание.              — Соболезную, — мрачно сказал Пий.              — Что, простите? — переспросил Войелло. Услышать из уст гордого Папы подобное казалось чудом.              — Я сказал, что соболезную вашей утрате, — обернувшись, ответил Белардо. — Марадона. Мне известно, что вы им восхищались.               Войелло смотрел на собеседника, как громом поражённый. Неужели в промёрзлой душе этого человека что-то шевельнулось и он решил посочувствовать? Или же это шутка?              — Моя вина, святой отец, я нарушил заповедь, — отозвался Анджело.              — Не сотвори себе кумира, — хрипло произнёс Папа.        Войелло кивнул.              —Войелло, — мягко произнёс Пий, коснувшись плеча собеседника. — Мы все создаём себе кумиров. Человек без этого не может. Нам необходимо на кого-то равняться.              Сигаретный дым, исходивший от Белардо, словно обволакивал.              — Ваше Святейшество, можно закурить? — обратился к нему кардинал.              Пий слегка улыбнулся, взял со стола пачку сигарет и поднёс её Воелло.              Кардинал вынул одну, неумело закурил. Дым обжигал лёгкие, но приносил успокоение. Анджело закрыл глаза.              — Ха, любезный друг, да у нас больше общего, чем я мог себе представить! — усмехнулся Белардо.              — Вы теряли кумиров? — спросил Войелло.              — Да, им был кардинал Спенсер.              Так они просидели весь вечер. С того самого дня в отношениях Папы Римского и государственного секретаря началась оттепель.