***
У подножия Дьявольского холма, на, — кто знает? — может быть, тысячный день личного ада Кроули, он принял решение. Ньют начал обратный отсчет. — Сыр! — объявил Кроули, чувствуя себя безумцем. — Что такое сыр? Скажете, твердое, сгнившее молоко? Нет, это нечто большее. Это символ — тщетности бытия. Этот сыр каждый год скатывается с этого холма. Новый год. Новый сыр. Но всегда один и тот же сценарий. — И я тоже как этот сыр. Я Сизиф с сыром в качестве ноши. Но настоящий вопрос, которым нам стоит задаться, — может ли Сизиф существовать без своего камня? — Кроули? — осторожно спросил Азирафаэль. Кроули уронил микрофон и развернулся, помчавшись через холм и ударив Шедвелла кулаком в лицо. Мужчина с криком упал, и Кроули схватил сыр. Теперь он принадлежит ему. — Кроули! — взволнованно воскликнул Азирафаэль. Это заставило Кроули почувствовать вину. Но это не имеет значения. Либо этот день повторится снова, и его поступок ничего не изменит. Либо Кроули не будет существовать завтра, когда время, наконец, пойдет дальше без него. Он просто хотел, чтобы время снова пошло. Он бежал, бежал и бежал, его легкие горели, а руки устали. 4 килограмма сыра. Кому, черт возьми, может понадобиться 4 килограмма сыра? Он слышал, как множество ног топает по земле позади него, но ему было плевать. Этот сыр умрет вместе с ним. Подбежав к краю холма, он бросился с обрыва, тело разбилось о камни, а к груди он прижимал этот нескончаемый сыр.***
— Это проклятый сыр! — крикнул Кроули, подняв вверх канистру с бензином и стоя на головке сыра. — Что в нем такого особенного? А в этом городе? Почему я? Наши судьбы переплелись. Я не могу уйти, пока есть этот сыр. Оказалось, что если ворваться в «Превосходные и точные Чеддеры» Агнессы Псих в 6 часов утра, то можно украсть 4 кило лучшего Двойного Глостера до того, как повелитель гребаных церемоний Шедвелл заполучит его в свои грязные руки. А как только означенный сыр получен, несложно устроиться на городской площади с бензином в одной руке и готовой к использованию зажигалкой в другой. — Прошу прощения? Сэр? — Это была девчонка из паба, пробирающаяся сквозь толпу зевак с озабоченным видом. — Отстань от меня, девчонка из паба, — отрезал Кроули, широко раскинув руки и глядя в небо. — Вот как это закончится. Разбить сыр было недостаточно. Его нужно сжечь! Кроули вылил бензин на голову, пропитывая одежду и сыр. Толпа затаила дыхание. Кроули щелкнул зажигалкой. После этого он еще много чего испробовал. Он обнаружил, что лучший способ умереть — от выстрела. Хотя утопление точно было на втором месте.***
Кроули приковылял со съемок и рухнул за один из столиков в столовой мадам Трейси, решив, что сегодня утопит свои печали в кофе. Сколько чашек кофе нужно, чтобы убить человека? Пора это выяснить. — Милый, ты в порядке? Кроули поднял голову и встретился взглядом с мадам Трейси. Ее глаза не имели голубого оттенка глаз Азирафаэля, но были по-своему драгоценны. Женщина наморщила нос. — Ты выглядишь как-то бледно. Как насчет шоколадного печенья? Оно всегда поднимает мне настроение. — Вы когда-нибудь гадали, в чем смысл жизни? — спросил Кроули. Потому что почему бы, черт возьми, не задать местной владелице гостиницы в дерьмовом городке вопрос, на который не могли ответить даже великие философские умы? — Нет. Я точно знаю, в чем смысл жизни, — просто сказала Трейси, усаживаясь в кресло напротив него и даже не ставя под сомнение его экзистенциализм. Может, она часто сталкивалась с экзистенциализмом. Кроули подозрительно посмотрел на нее. Любой, кто уверен в этом вопросе, вероятно, был просто чокнутым. — Смысл — в других людях, — сказала Трейси. — Жизнь кажется бессмысленной только тогда, когда мы одиноки. Кроули уставился на нее и тут же заплакал. Трейси мгновенно оказалась рядом, успокаивающе поглаживая его по спине. — Когда я была очень молода, — тихо начала Трейси. Было странно, когда к нему так ласково прикасались. Никто этого не делал с того прекрасного дня с Азирафаэлем, и с тех пор было много смертей. — Один приятный молодой человек влюбился в меня. Он снова и снова умолял меня выйти за него замуж. И хотя он был очень добр, и я, вероятно, могла бы быть счастлива с ним, я отказала. Я знала, что никогда не хотела замуж. Он спросил меня, что я собираюсь делать. Хочу ли я быть одинокой всю жизнь. Я сказала ему, что то, что ты не женат, еще не значит, что ты должен быть одинок. Кроули всхлипнул. — Знаешь, именно поэтому я открыла отель. Я знакомлюсь с новыми людьми каждый день. Даже такими буками, как ты. — Я не бука, — хмуро сказал Кроули, утирая нос рукавом. — Конечно, нет, дорогой, — снисходительно сказала она, похлопывая его по руке. — Так как насчет печенья? Думаю, я могу раздобыть немного виски, если ты хочешь сделать этот кофе ирландским. Кроули не умер в тот день. Вместо этого он все утро разговаривал с мадам Трейси. Оказалось, что раньше она работала в Лондоне (ясновидящей, каково, а?), но когда захотела выйти на пенсию, переехала сюда. Лучшее решение, которое она когда-либо принимала. К концу разговора Кроули почувствовал себя если не лучше, то по крайней мере более обнадеженным, и когда он пошел в «Четыре всадника», чтобы в последний раз увидеть Азирафаэля перед началом цикла, тот робко ему улыбнулся, и Кроули решил, что, возможно, мадам Трейси права. В конце концов, что ему было терять?***
Кроули задержался у подножия холма после съемок, прежде чем подойти к человеку, выигравшему сыр. Кроули никогда не пытался с ним заговорить, но теперь он хотел все сделать иначе. Потому что «иначе» — это хорошо. «Иначе» — это не смерть от охваченного огнем сыра. И, возможно, Трейси и чокнутая, но у Кроули очень мало вариантов, кроме как послушаться, вероятно, полных глубокой мудрости слов милой старушки. Итак, он начал знакомиться с людьми. — Поздравляю, приятель, — сказал Кроули, приближаясь, чтобы пожать мужчине руку, стараясь не отпрянуть от прикосновения незнакомца. Мужчина посмотрел на него, все еще немного потрясенный, а затем резко взглянул вниз, когда ему в ноги врезался ребенок. — Папа! Ты победил! — сказал парнишка, дергая его за рубашку. — И правда, — ответил мужчина, сам все еще в это не веря. Он снова обратил внимание на Кроули и вопросительно посмотрел на него. — Я Энтони Кроули. Я здесь освещаю фестиваль для местных новостей. Мужчина просиял, услышав это. — Ах! Я Артур Янг, а это мой сын Адам. — Приятно познакомиться, — неловко сказал Кроули. Как вообще узнавать людей? Неужели ему действительно все это надо? Последовала неловкая пауза. — Вам стоит заглянуть в «Четырех всадников» позже, — нерешительно предложил Янг. — Попробовать сыр. — Обязательно, — сказал Кроули, намеренно сдерживая гримасу. Может быть, это все же ужасная идея. Светская беседа и сыр. Кроули повернулся, чтобы уйти, посчитав это недолгое общение провалом. Может, ему не стоит вот так подкарауливать людей. Может, стоит делать это как-то более естественно. — Вы из новостей? Кроули посмотрел вниз и увидел того же мальчика, старающегося от него не отставать. Адам. — Да, верно, — осторожно ответил он. — Потрясающе! Вам приходится рассказывать обо всех крутых вещах? — Я э-э-э… я рассказываю прогноз погоды, — сказал Кроули из-за отсутствия лучшего способа объяснить ребенку, чем он занимается. — Это так круто! — сказал Адам, подпрыгивая на месте. — Думаете, пойдет снег? По телевизору сказали, что так далеко на юг буря не дойдет, но это было бы так круто! Кроули рассмеялся. Столько энтузиазма! Кроули сомневался, что когда-либо был таким восторженным ребенком. — Знаешь, могу поспорить, что снега будет предостаточно. — Есть! — воскликнул Адам с тем же благоговением, которое скорее подобает рождественскому утру. — Тогда я, Пеппер, Брайан и Уэнслидейл сможем слепить снеговика. Или поиграть в снежки! — Твоего друга зовут Уэнслидейл? Адам пожал плечами. — Пеппер по-настоящему зовут Пиппин Галадриэль Лунодева. Но не говорите ей, что я вам сказал. Она меня побьет. — Значит ее родители были фанатами «Властелина колец»? — Властелин колец? Кроули уставился на него. — Ты не читал «Властелина колец»? А фильмы смотрел? К тому времени они достигли городской площади, и Адам наморщил нос. — Властелин колец? Звучит скучно. Кроули театрально ахнул, прижав руку к груди. — Как ты смеешь? Это классика! Адам подозрительно посмотрел на него. — Да, но вы старый. Что вы понимаете в хороших фильмах? — Эй! — воскликнул Кроули, но не мог удержать улыбку. — Как грубо. А ты вот немного молод. Что ты понимаешь в хороших фильмах? Адам послал ему зверскую улыбку перед тем, как уйти, бросив через плечо: — Приятно познакомиться, мистер Кроули. Надеюсь, пойдет снег! Мальчик побежал в сторону парка, оставив Кроули вспоминать, какими забавными могут быть дети. Маленькие проказники.***
На следующий день Кроули встал, отснял выпуск и пошел в сырную лавку Агнессы Псих. Он вламывался туда достаточно раз, когда хотел украсть сырный круг, так что знал дорогу. — Я могу вам помочь? — спросила Агнесса, появляясь из подсобного помещения, как всегда, когда Кроули заходил в магазин до полудня. — У меня есть вопросы о сыре, который вы делаете, — сказал Кроули. Он засунул руки в карманы, чтобы выглядеть скромнее. Агнесса бывала немного раздражительной. Женщина сузила глаза. — Вопросы о сыре? — Ну, я просто хочу попробовать сырное дело. Как любитель. И я слышал, что у вас лучшая сыроварня в округе. Это заставило Агнессу вскинуть голову. — Ты правильно слышал, мальчик. Ну. Что ты хочешь узнать? Кроули заколебался. А потом задал первый вопрос, который пришел ему в голову: — Что делает Чеддер Чеддером?***
— Послушай, девчонка из паба, — сказал Кроули Анафеме во время ее первого перерыва. — Я просто говорю, что могу помочь. Я работал барменом, — на учебу он потратил семь дней, — а тебе бы пригодилась лишняя пара рук. Анафема долго с сомнением смотрела на него, а затем пожала плечами. — А, один фиг все пьяны. Почему бы и нет? Работая бок о бок с Анафемой, Кроули заметил, как ее взгляд то и дело перемещался на Ньюта, болтающего с Азирафаэлем… и Трейси (что за странная компания?). Барменша поглядывала на Ньюта, а потом снова возвращалась к своей работе. В конце концов, Кроули не выдержал. Он подтолкнул Анафему локтем. — Почему ты к нему не подойдешь? — Что? — вымолвила Анафема, округлив глаза за очками. — Ньют. Он мой оператор, знаешь ли, — сказал Кроули. — Нервный парень. Но славный. Анафема снова взглянула на Ньюта. Кроули искренне понятия не имел, почему он ей интересен. Ньют был бледным и неуклюжим, тогда как Анафема обладала такой красотой, которая заставляла оглядываться дважды, если она проходила мимо по улице. Но кто такой Кроули, чтобы ее осуждать? Он был одержим мужчиной, который носил галстук-бабочку на полном серьезе. — А ты сам? — сказала Анафема, вызывающе задирая нос. — Я? — спросил Кроули, не обращая внимания на клиента, размахивающего банкнотой. — Ага, ты мечтательно пялишься на того другого мужчину, с которым приехал в город. Почему ты к нему не подкатишь? Кроули взглянул на Азирафаэля, в тот момент как Азирафаэль взглянул в его сторону. Их глаза встретились, и Азирафаэль слегка улыбнулся ему и помахал рукой. Сердце Кроули пропустило удар, когда тот отвернулся. — Поверь мне, — сказал он, — я сделал бы это, если бы это имело значение. Завтра ничего не изменится. Анафема нахмурилась. — А ты чудной. — Я знаю, — сказал Кроули, наконец переходя к следующему заказу.***
После того, как он несколько недель совершал обходы, завязывал беседы и заводил друзей, снежный ком ударил Кроули прямо в затылок, когда он прощался с Р.П. Тайлером. Старик разозлился и проворчал: «Хулиганы», прежде чем развернуться на каблуках и двинуться прочь с таксой на буксире. Кроули обернулся и увидел Адама, который пакостно ему ухмыльнулся. — Да ладно, мистер Кроули! Разве вы не дадите отпор? Еще один снежный ком попал ему прямо в грудь. Он посмотрел направо и увидел маленькую девочку в красной куртке, которая послала ему ту же подстрекательскую улыбку. Это была Пеппер. — Ну ладно, — сказал Кроули, зачерпывая снег. — Сами напросились! Адам гикнул и убежал, Кроули погнался за ним. Через пятнадцать утомительных минут Кроули плюхнулся в сугроб, задыхаясь от смеха. — Кроули? Кроули поднял глаза и увидел Азирафаэля, вокруг которого падал снег, а от холода его щеки порозовели. Черт, какой же он милый. — Привет, — фыркнул Кроули. Задница намокала все сильнее, по мере того как под ним таял снег. — Что ты делаешь? — Ты когда-нибудь участвовал в снежной битве? Азирафаэль моргнул. — Ты участвуешь в снежной битве? Кроули ухмыльнулся. — Хочешь присоединиться? А затем он бросил ком снега в грудь Азирафаэлю и был вознагражден поистине прелестным негодующим фырканьем. Тем вечером он играл в снежки с Азирафаэлем, и Кроули мысленно благодарил мадам Трейси за то, что она заставила его увидеть, что в жизни есть вещи получше, чем жалость к себе.***
Кроули не знал, почему он решил попробовать еще раз. Может быть, свет, падавший на линзы камеры, выглядел точно так же, как огни, которые вспыхивали перед его глазами, когда он умирал. Может, дело в том, что хотя он несколько недель (месяцев?) провел, заводя друзей по всему Тадфилду, чувства к Азирафаэлю так и не прошли. Но когда камера перестала записывать, он позволил Азирафаэлю засуетиться над ним, и его собственное сердце колотилось от этой близости. — Азирафаэль, — позвал Кроули, прерывая небольшую тираду режиссера о том, что, возможно, они могли бы рассказать немного больше об истории города, если бы решили позже снять небольшой отрывок в пабе. Азирафаэль моргнул, его ресницы затрепетали так, что Кроули захотелось поцеловать его веки. Когда это случилось? С каких это пор Кроули хотелось целовать веки? — Ты не согласишься со мной позавтракать? — спросил он, удивляясь самому себе. Он не проводил ни дня наедине с Азирафаэлем уже... он даже не знал, насколько давно. Давно. Он чувствовал себя менее одиноким, узнавая всех, кто застрял вместе с ним в этой петле. Но теперь он понял, как на самом деле скучал по Азирафаэлю. Тот положил ладонь ему на грудь. Как такое возможно, что, сколько бы раз Кроули ни звал его завтракать, обедать или ужинать, Азирафаэль никогда не реагировал одинаково? — В самом деле? Хочешь позавтракать? — подозрительно спросил Азирафаэль. — Что ты задумал? — Нам предстоит очень много совместной работы, — и это еще преуменьшение. — Думал, было бы здорово подружиться. Лицо Азирафаэля расцвело так же, как всегда, когда он был удивлен и доволен. Хотя это еще не самая любимая его улыбка в личном списке Кроули, — то место досталось улыбке «Попробовал что-то новое и вкусное и захотел поделиться этим со всеми, кто находится рядом», — но она точно взяла серебро. Она принесла ему тепло и надежду. — Это замечательная идея, — сказал Азирафаэль, прежде чем повернуться к Ньюту. — Мой дорогой мальчик, ты не хочешь… Ньют задумчиво отмахнулся от него. — Не-а. Я не голоден. И надо еще загрузить фургон. — Значит, остаемся только мы, — сказал Азирафаэль Кроули, довольный как и всегда. Кроули засунул руки в карманы, пока они возвращались в город. Ему нравилась походка Азирафаэля: уверенные маленькие шаги, идеально ровная линия курса. Глупый повод для симпатии. Но все остальное ему тоже нравилось. Ему нравилось, как Азирафаэль вздергивал нос. Ему нравились морщинки вокруг его глаз. Ему нравилось, как у него появлялся второй подбородок, когда он опускал голову, пытаясь сдержать смех. Ему нравилось, как его глаза меняли цвет в течение дня и при разном освещении. Как он без устали отчитывал Кроули за выпендрёж. Как он расцветал, когда критиковал всех и вся. Не ангел. Сволочь! Кроули любил его. Ну что ты будешь делать? Он задавался вопросом, когда его увлечение превратилось в любовь. Было ли это в тот день, когда Азирафаэль бросил горсть снега ему на голову, пока он не смотрел? Только чтобы удивлено указать на себя, как бы говоря: «Кто, я?! Да я б никогда!». Или, может быть, в тот день, когда он вытащил Азирафаэля и Ньюта на пейнтбольное поле Мэри Ходжес, где Азирафаэль безжалостно направил ружье на Кроули, не переставая смеяться? Он понятия не имел. Как и многие в этом аду, Кроули катился с холма, как глупый, неконтролируемый сыр. Ни пункта назначения, ни бегуна за ним. Только бесконечный холм, открывающийся впереди. Но, по крайней мере, Азирафаэль тоже был здесь. Они сели завтракать, и Кроули решил сказать правду. — Азирафаэль, — позвал он снова, отвлекая внимание Азирафаэля от меню, хотя Кроули и гадал лениво, что он закажет сегодня. Иногда это были блины, иногда вафли. Но всегда что-нибудь сладкое. — Да, Энт… Кроули? — сказал Азирафаэль, быстро поправившись и виновато улыбнувшись. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — сказал он, и его голос, должно быть, звучал серьезно, потому что Азирафаэль отложил меню и озабоченно нахмурил брови. — Я переживаю сегодняшний день заново, — сказал он, потому что не знал лучшего способа начать объяснение. Азирафаэль нахмурился еще больше. — Что? — Cегодня. Пятнадцатое марта. Я переживаю его заново. Повторяю его. Азирафаэль наконец усмехнулся, переставая хмуриться и отворачиваясь. — Кроули, ну серьезно, я думал, что это была честная попытка узнать друг друга поближе, но, если ты собираешься издеваться надо мной, я... — Я не издеваюсь. Богом клянусь. Азирафаэль уже отодвигал свой стул, и Кроули почувствовал, как в нем нарастает паника. До этого момента он не осознавал, насколько важно, чтобы кто-то ему поверил. — Ты изучал классический театр в университете, — выпалил он, и Азирафаэль замолчал, остро взглянув на него. — Откуда ты это знаешь? — Ты сам сказал. — Я определенно ничего подобного не говорил. — Ты также рассказывал мне о книжном магазине твоего дедушки в Сохо. Как ты в юности работал на кассе. Как он всегда подбрасывал ириски тебе в карманы, и когда ты их ешь, то все еще чувствуешь запах старых книг. Азирафаэль упал на стул, поднеся руку ко рту. — О Боже. Ты… ты следил за мной? Кроули отшатнулся. Это было ошибкой. В животе у него все сжалось, и он поспешил добавить: — Конечно, нет! Как насчет этого? Выгляни в окно. Примерно через три секунды из-за угла выйдет усатый мужчина и заговорит с девушкой в очках. А потом она начнет кричать на него и пихать ему в лицо газету. Азирафаэль повернулся на своем стуле, чтобы посмотреть в окно, и, конечно же, появился Тайлер, но его остановила Анафема, которая закричала — и Кроули знал, что это было «Прекрати пытаться торговать этими пестицидами, это ужасно вредно для окружающей среды!» — тыча газетой в грудь Тайлера, а тот резко ответил: «Одуванчики разорят этот город!». Азирафаэль снова повернулся к Кроули, его рот открывался и закрывался, словно он пытался подобрать слова. — Это не может быть правдой. — Но это так, — сказал Кроули, рассеянно раздирая бумажную салфетку. — Ужасная, нелепая правда. Азирафаэль уставился на него. — Допустим, я тебе верю. Как давно это происходит? — Не знаю, — сказал Кроули. — Довольно давно. Месяцы. Годы. Я знаю всё, что происходит в этом городе пятнадцатого марта. Каждый поворот сыра, каждую глупую ссору, все. Хотел бы я не знать. Но я знаю. Казалось, Азирафаэль не мог отвести взгляд, и Кроули не мог решить, было ли это восхитительно или просто ужасающе. — Ну, должно быть что-то, чего ты еще не делал. Кроули выдавил улыбку. Он знал, что на Азирафаэля можно рассчитывать. — Это, на самом деле. — Это? Завтрак со мной? — Нет. Объяснение с тобой. Ну, однажды я попробовал, но было еще слишком рано. Я не мог это доказать, — сказал Кроули, чувствуя такую абсурдную надежду, что это напомнило ему тот первый раз, когда он прыгнул со скалы. Чувство полета. — Ох, ну. Могу представить, — сказал Азирафаэль со смешком. — В это довольно трудно поверить. Он прогудел, когда перед ним поставили французский тост. Он наливал сироп концентрическими кружками и отрезал по одному кусочку перед каждым укусом. Привереда. — Я знаю. Я сделал все, что мог придумать, чтобы остановить это, но я вроде как… обосновался тут, — признался Кроули. — Тут есть группа детей. Они настоящие монстры, но всегда позволяют мне поиграть с ними в снежную битву этим вечером. Один раз ты даже к нам присоединился. Азирафаэль подавился сиропом. — К снежной битве? Я… — И... Анафема — я полагаю, ты ее пока не знаешь, но она управляет «Четырьмя всадниками». На самом деле она внучка женщины, которая делает сыр для фестиваля. Она влюблена в Ньюта, только представь! Сказала мне, что с нетерпением ждет фестиваля, потому что он всегда приезжает. Разве это не удивительно? Азирафаэль уставился на него. — Ты проводишь временную петлю… заводя друзей? Кроули рассмеялся, опьяненный тем фактом, что Азирафаэль ему поверил, и реальной возможностью рассказать кому-нибудь обо всей чепухе, которая тут происходит. — Ты веришь в Бога, Азирафаэль? — спросил Кроули без предисловия, заставив Азирафаэля внимательно взглянуть на него. — Вообще-то, да, — сказал Азирафаэль, откладывая вилку и нож в сторону, как будто был готов объясниться. — Я тоже начинаю верить. Это, наверное, жестокий Бог. Бог-обманщик. Что-то вызывает всё это, и это уж точно не я, — сказал Кроули. — Но если это теперь моя жизнь, я пытаюсь извлечь из нее максимум пользы, понимаешь? Азирафаэль слизнул с большого пальца каплю сиропа, словно понятия не имел, что это делало с Кроули. Кроули же не подал виду, что отчаянно влюблен в него и хочет целоваться с ним прямо на этом столе и на любой другой поверхности в Тадфилде. — Проведи со мной день, — попросил он, слова вылетели раньше, чем он как следует об этом задумался. — Дни всегда лучше, когда мне удается провести с тобой время. Ты делаешь это место интересным. Просто находясь в нем. — О, ну, — Азирафаэль посмотрел на свою тарелку и пронзил вилкой кусочек тоста. Его щеки и лоб залились чудесным румянцем. — Если ты думаешь, что это поможет, то я с удовольствием. После завтрака Кроули вытащил Азирафаэля на улицу, уже болтая обо всем, что они могли сделать. — Слушай, тебе всегда нравится ходить в сырную лавку, поэтому давай начнем с нее, — сказал Кроули, ведя Азирафаэля по улице. — Это довольно странно. У меня такое чувство, будто ты знаешь мои реакции еще до того, как они у меня появятся, — сказал Азирафаэль, заламывая руки, как будто нервничал, но послушно спешил за ним. — Честно говоря, у тебя редко бывают одинаковые реакции. И все, что мне известно — это то, что ты любишь сыр. — Я действительно люблю сыр, — задумчиво сказал Азирафаэль. Кроули вежливо улыбнулся и открыл дверь к Агнессе. — Мисс Агнесса! — позвал Кроули, и, как всегда, из задней комнаты появилась Агнесса. — Я тебя знаю? — подозрительно спросила она, и Кроули покачал головой. — Я приезжаю в Тадфилд каждый год на фестиваль, но это первый год, когда я решил зайти в ваш магазин. Я надеялся, что вы порекомендуете нам немного сыра, — сказал Кроули с дружелюбной улыбкой, а когда он снова посмотрел на Азирафаэля, тот глазел на него, раскрыв рот. Пока Агнесса собирала образцы на пробу и бормотала себе под нос, Кроули прошептал: — Что? Чего ты так смотришь? — Ты просто… такой вежливый, — сказал Азирафаэль. — Оказывается, люди добрее, когда ты вежлив, — сказал Кроули. Он прижал руку к груди с излишним драматизмом. — Я в шоке, что ты этого не знаешь. Ты что… ты втайне груб? Азирафаэль усмехнулся и ласково закатил глаза, отчего у Кроули сжалось сердце. Малейшее проявление симпатии было большим, чем он надеялся получить. Оно делало весь этот опыт стоящим. Из-за него Кроули начинал себя чувствовать стоящим. Кроули с радостью наблюдал, как Азирафаэль перепробовал все сыры, поворковав над своим любимым и в конце концов купил полкило Камамбера. Они прогулялись по антикварному магазину, и хотя Кроули все это видел раньше, он цеплялся за слова Азирафаэля, его комментарии. И на этот раз Азирафаэль посмеялся над его шутками о бесполезных безделушках. Это было легко и прекрасно, и Кроули был чертовски счастлив. — Пора в паб. Там всегда становится интересно в это время, — сказал Кроули, когда они вышли из магазина, и Азирафаэль просто последовал за ним, тихонько улыбаясь самому себе. Густой снег падал на землю, хлопья застревали в его светлых волосах. Кроули желал бы вылепить это лицо, обвести все его черты. Азирафаэль был таким милым. Они обнаружили, что Ньют хандрит в углу паба, изредка поглядывая на Анафему, которая порхала среди толпы, разнося напитки. Так было всегда, если только Кроули не выводил Ньюта из этого состояния, подбивая его быть романтичным. Кроули скользнул в кресло напротив него и сказал: — Подойди к ней. Ньют вздрогнул, покраснел и уставился в свою пинту. — Ни за что. Она такая красивая. А я… — Какой? Добрый? По-моему, всем нравятся добрые люди, — отметил Кроули. Азирафаэль стоял у края стола и смотрел на них. — Скажи ему, Азирафаэль. Ты же мне тоже поэтому нравишься. — Да-да, — пробормотал Азирафаэль. — Доброта имеет большое значение. Кроули решительно кивнул. — А теперь иди и поговори с ней. Ньют помолчал и допил пинту. — Ты прав. Сейчас или никогда. Кроули, чрезвычайно довольный собой, смотрел, как он пробирается сквозь толпу. Ему всегда нравились дни, когда он заставлял Анафему и Ньюта поговорить друг с другом. Это вселяло в него надежду. Азирафаэль рухнул в кресло Ньюта. — Я действительно поэтому тебе нравлюсь? Кроули уставился на свои колени. Не то чтобы он держал в секрете свою влюбленность в Азирафаэля, но было немного странно слышать прямой вопрос. — Ну, в том числе? — сказал он. — Еще ты… ты очень красивый. Азирафаэль начал краснеть, и Кроули поднял руки. — Не хотел тебя стеснять. Черт. Извини. — Нет-нет, все в порядке, — сказал Азирафаэль. — Полагаю, я просто не ожидал, что кто-то вроде тебя… ну, достаточно сказать, что это неожиданно. Кроули не знал, что на это ответить, но это не имело значения, потому что Азирафаэль сменил тему. И, как всегда, разговор с ним был лучшим способом скоротать свое бесконечное время, какой Кроули мог только представить. В пабе стало шумно, и Кроули заметил, что Азирафаэлю становится все более неуютно по мере того, как вокруг них растет толпа. Ньют все еще болтал с Анафемой у бара, поэтому Кроули рискнул. — Хочешь убраться отсюда? Азирафаэль поерзал на стуле. — Полагаю, становится поздно. Кроули имел в виду совсем не это, но старался не чувствовать разочарование. Это все еще был лучший день после приезда в Тадфилд. — Ну так, что еще ты делал со своим временем, помимо знакомства со всеми в Тадфилде? — спросил Азирафаэль, когда они поднимались по лестнице на второй этаж гостиницы. — На самом деле я начал читать Шекспира, чтобы мне было о чем с тобой поболтать, — сказал Кроули, смеясь над собой. Сейчас это казалось глупым, но он не жалел об этом. Может, с тех пор он стал лучше. — Правда? — недоверчиво спросил Азирафаэль. — Я уверен, что нам и без этого было бы, что обсудить. Кроули покачал головой. — Я вечно брякал невпопад. Нес всякую чушь. Хотелось чего-то нейтрального. Чего-то, что могло бы произвести на тебя впечатление. — Ты произвел на меня впечатление, — сказал Азирафаэль, его взгляд смягчился, когда они остановились на площадке, — большее, чем я ожидал. Не могу поверить, что ты читал Шекспира ради меня. Кроули усмехнулся, его сердце увеличилось раза в три. Сегодня был идеальный день. Все, чего он мог пожелать. — Каждое слово напоминало мне о тебе. Я хотел знать, что ты думаешь о репликах, сюжете, шутках. Я знал, что тебе было бы что сказать. — Шекспир напомнил тебе обо мне, — повторил Азирафаэль, странно затаив дыхание. — Ага, некоторые строчки были просто… «Над ним не властны годы. Не прискучит его разнообразие вовек». В какой-то момент это показалось так уместно, — сказал Кроули. — Не знаю, как долго я здесь застрял, в пятнадцатом марта, но ты… с тобой мне не бывает скучно. — Эта строчка о Клеопатре, — заметил Азирафаэль, хоть и залился краской. — Я знаю. Я перечитал ее буквально на прошлой неделе. Я сейчас на «Сне в летнюю ночь», — признался Кроули. Каждое утро ему приходилось покупать аудиокнигу, но оно того стоило. — Знаешь, ты совсем не такой, как я думал, — наконец сказал Азирафаэль. Кроули поддел его локтем. — На что это ты намекаешь? — поддразнил он. — Ой, умоляю, ты знаешь, что все о тебе думают. Старый демон Кроули. Не попадайся ему под горячую руку. Кроули наморщил нос. — Демон? Я? Да я больше похож на котенка. Азирафаэль закатил глаза, но улыбался. — Если котята пинают стулья и доводят своих коллег до слез. — Да это всего один раз было! — подчеркнул Кроули. — И откуда мне было знать, что она беременна? Они остановились в коридоре. Кроули отчётливо знал, как сейчас следует поступить, даже если от этого у него болело сердце. — Мне лучше отпустить тебя спать. Спасибо за беседу. Ты замечательная компания, ангел. Слово слетело с губ. Он слишком много о нем думал. Конечно, в такой дурацкий момент оно должно было вырваться! Азирафаэль уставился на него широко раскрытыми глазами. Он прочистил горло и взглянул на пол. — Как насчет… не хочешь выпить перед сном? Кроули чуть не отключился от шока, и Азирафаэль замахал руками. — Не в смысле выпить! Как эвфемизм для… о боже… Кроули подавился воздухом и сказал: — Нет, все в порядке. Я бы не предположил... да. К тебе или ко мне? Азирафаэль явно почувствовал облегчение, хотя и покраснел. — Наверно, к тебе. Просто… сегодня был такой замечательный день. Я просто не хочу, чтобы он заканчивался. Кроули открыл дверь своей комнаты: — Не могу не согласиться. Кроули включил весь свет в комнате, в то время как Азирафаэль свернулся калачиком на диване, натягивая на ноги один из стремных местных пледов. Он выглядел так уютно, что Кроули захотелось свернуться рядом с ним и спать, пока все эти пятнадцатые марта не закончатся. — Спасибо за сегодняшний день, — сказал Азирафаэль, пока Кроули заваривал чай. — Спасибо мне? — ответил Кроули недоверчиво. — Ты сделал все мое существование лучше всего за двадцать четыре часа. Думаю, я твой должник. Возможно, мне не удастся это восполнить, но, может, в следующей жизни... Когда он снова посмотрел на Азирафаэля, глаза того блестели. — Это ужасно несправедливо. — Что именно? — спросил Кроули. Азирафаэль вытер слезы, выступившие на глазах. — Что ты подарил мне такой чудесный день, и я не вспомню его завтра. Кроули сел на диван рядом с ним и обнял его. Азирафаэль слегка к нему наклонился, и сердце Кроули забилось сильнее. Хороший день. Лучший день. — Все хорошо. Может, когда-нибудь у нас снова будет такой день. Даже если ты его не запомнишь. Азирафаэль всхлипнул. — Может, я мог бы остаться. Если ты не против. Ненавижу думать, что оставлю тебя одного, чтобы завтра проснуться и начать все сначала. — Я буду рад, если ты останешься. Я всегда тебе рад, — сказал Кроули. Он любил его. Черт, он любил его. Но он не собирался это произносить. Азирафаэль уже и так был расстроен. Он почти уверен, что от этого станет лишь хуже. Азирафаэль положил голову на плечо Кроули, и это поселило тоску в его груди. Это закончится. Но сейчас в руках у него был Азирафаэль. Он знал, что существует версия реальности, в которой он может прислониться щекой к его мягким локонам и чувствовать себя желанным.***
I can dim the lights and sing us songs full of sad things Глаза Кроули распахнулись. Что? Слепящий свет проникал сквозь кружевные занавески гостиницы, ярче, чем когда-либо пятнадцатого марта. — Кроули… Кроули дернулся и упал с кровати, ударился копчиком о деревянный пол и выругался. На заднице явно будет синяк, но это не имело значения, потому что Азирафаэль лежал в его постели. Азирафаэль все еще был здесь! — Азирафаэль? — сказал Кроули, бросаясь к столику и хватая телефон. 16 марта. 6:30 утра. — Быть того не может, — выдохнул он. Азирафаэль проворчал, когда Кроули заполз на кровать, чтобы схватить его. — Ты в поря…? — Сегодня шестнадцатое марта, — сказал Кроули, безумный смех вырвал воздух из его легких. Наступило шестнадцатое марта! Он поцеловал Азирафаэля в губы, не обращая внимания на кисловатый утренний привкус, потому что сегодня было шестнадцатое марта. Шестнадцатое марта! Азирафаэль хмыкнул от внезапного поцелуя, но расслабился, положив руку на его щеку. Кроули вздохнул, когда наконец отстранился, плюхнулся на спину и уставился в потолок, который знал так хорошо, что дал имя каждой трещине. Джордж нравился ему меньше всего, потому что был кривым и не продолжал шов на стене. Все закончилось. Почему все закончилось? Это имеет значение? Может быть, Бог устал от него. Может, он просто получил второй шанс. Кроули не собирался тратить его зазря. Азирафаэль положил руку ему на плечо, привлекая его внимание. — Значит, это закончилось. Новый день? — Новый день, — подтвердил Кроули, его лицо расплылось в такой широкой улыбке, что было почти больно. Азирафаэль улыбнулся в ответ.