***
Май 2019 г. Лукас ускоряется с мячом и бежит, не щадя сил, к воротам. Кристиану было плохо видно с его места, что там происходило, а ближе подбежать он уже не успевал — хотя команда вся и устремилась вперёд, кто-то должен прикрывать линию полузащиты. Аякс не пренебрегал атаками. Напряжённые секунды, ничего не видно, только макушка Лукаса сверкала где-то впереди. А дальше — сетка дёргается от мяча, одна половина стадиона замирает в мёртвом, плотном молчании, тогда как вторая, с гостевым сектором, разрывается от криков и рёва. Кристиан не сдержался и выругался вслух, едва ли веря в происходящее. Они все побежали туда, к Лукасу, к фанатам, которые лишь чудом не вывалились из своего сектора. Скулы сводило от безумной, не угасающей улыбки на пол-лица. Крис плохо помнил, что случилось там, у углового флажка: они всей командой накинулись на Лукаса, на поле выбежали запасные игроки и те, кого не было даже в заявке. Гул стоял такой, что они не слышали друг друга. Фанаты шпор кричали на весь стадион, словно были тут в большинстве. Все обнимались друг с другом, поднимали Лукаса на руках, падали в траву, галдели и прыгали, как дети. Они, чёрт возьми, имели полное на это право, ведь теперь они сыграют в финале Лиги Чемпионов! Клуб никогда не достигал таких высот, но даже те, кто этого не знал, интуитивно чувствовали, что становились частью истории. Их заставили прийти в себя, вернуться на поле и доиграть несчастные две минуты, которые они заняли своим безумием. Но всем было ясно, что Аякс уже никак не отыграется: их энтузиазм был дерзко сломлен. С финальным свистком уже никто не сдерживал чувств. Обычно Крис сильно уставал после матчей, но сегодня он этого не замечал. Хотя и отыграл все девяносто минут плюс прилично в дополнительное время, и ноги уже плохо держали. Все игроки Тоттенхэма смеялись, поздравляли друг друга, делали фотографии, благодарили фанатов, близко-близко подходили к гостевой трибуне, махали им и получали в ответ улыбки, слёзы радости, громкие скандирования имени лучшего игрока матча. Вся команда не сдерживала эмоций, кто-то плакал от счастья, кто-то запустил прямой эфир через Инстаграм, а кто-то вообще нашёл в себе силы на смешной танец. Крис долго обнимал и поздравлял Лукаса, благодарил Маурисио и каждого игрока в команде; с Беном он столкнулся в самой гуще игроков, и они коротко обнялись — как и обычно, на публике они были скромны, и только понятные им нежные полуулыбки говорили за них вместо слов: «Поздравляю тебя!». Игроки так завелись, что никто и не думал принуждать их к послематчевой тренировке — один раз можно, не каждый вечер оформляешь путёвку в финал! Откуда появился алкоголь — так и осталось загадкой для всех. Кто-то утверждал, что первым увидел Дэнни Роуза с бутылкой, на что сам Дэнни отвечал изумлённым взглядом и невнятно отвечал, что нашёл её в раздевалке. В такой день всем разрешили немного выпить; веселиться можно было и даже нужно! Кристиан, как и остальные игроки, знал для себя меру и выпил немного, но, конечно, алкоголь вкупе с сильными эмоциями горячил кровь и волнами ударял в голову. Они танцевали, пели, снимали видео, устроили бардак, разлили шампанское на пол, а несколько игроков ходили, вообще обёрнутые только в полотенца, потому что умудрились оставить где-то все комплекты своих форм. Кристиан никогда не помнил такой атмосферы в раздевалке и наслаждался каждой минутой. Самолёт ждал их ранним утром, и никто не торопился уезжать с Кройф Арены. Крис первым добрался до душа, затем переоделся и решил немного подышать свежим воздухом — духота очень скоро наполнила раздевалку, а приоткрытая форточка не спасала положение. Он вышел и прикрыл дверь, выдохнув счастливо и с облегчением. Ноги слегка дрожали, мышцы уже плохо переносили любое движение, но то усталость приятная, победная — Крис даже наслаждался ею. После раздевалки начинался узкий пустой коридор, едва подсвеченный в начале тусклой лампой — две остальные перегорели ещё до перерыва, словно сам стадион намеревался сдержать их тут, не дать сделать сумасшедший камбек на поле. Кристиан не прошёл и несколько шагов, как перед глазами мелькнул силуэт, сбивший его с пути. Датчанин пошатнулся и, смягчив удар о стену ладонями, прижался к ней спиной. В такой день он даже не мог сердиться на чью-то беспечность — наверняка это Ламела немного перебрал и пошёл носиться чёрт знает где. Однако перед ним стоял Бен Дэвис, с растрёпанной чёлкой и небрежно накинутой толстовкой, и его взгляд метал странные, опасные искорки. Крис никогда не видел его таким, но, подумав немного, улыбнулся и уже начал было разговор — ведь так хотелось поделиться именно с Беном своими эмоциями, что наверняка копировали эмоции других, но ощущались острее и пронзительнее, как инициативу перехватили: — Кристиан… — датчанин не понял, почему это случилось так быстро, но мгновение — и вот Бен уже стоял близко к нему; его дыхание свежо и почти не отдавало алкоголем. Крис приятно удивился, его уже подбешивали одноклубники, яростно выдыхавшие все пары шампанского ему в лицо, когда подходили обниматься. Бен же сорвался на шёпот, слегка склонив голову: — Если тебе неприятно, если ты недоволен мной, если ты даже ненавидишь меня, просто отрезви меня пощёчиной, толкни погрубее в грудь — всё, только будь со мной честен! Крис туго соображал, слова прорывались к нему сквозь замутнённое облако из алкоголя и драйва клочками, он хотел переспросить, да язык едва передвигался во рту. Тут его плечи сильно прижали к стене, пальцы скомкали воротник его кофты, а к поясу мгновенно прилила кровь, как только кожа даже сквозь ткань ощутила слегка напряжённую горячую плоть. Крис устало закрыл глаза и позволил безумию, словно ядовитой иголке, войти под кожу. Первое прикосновение холодных, одиноких губ к таким же истерзанным губам — всё равно что бросок в пропасть, когда не видишь её дна; страх вился лентами вокруг тела, скручивая узлом горло, оплетая дрожащее сердце, грозясь оставить грубые отметины на нежной душе после хлёстких замахов. А потом страх рассеялся, исчез. Бен не просто целовал его — он испивал его, как самый лучший и дорогой в мире напиток: жадно и забвенно. Мысли Кристиана с дребезгом рассыпались по полу, как бусины из разорванного браслета: ни за одной не угнаться, ни одну не поймать! Он не контролировал своё тело, пальцы инстинктивно нашли Бена, его лицо, очертили скулы, прижали затылок ближе, с наслаждением зарылись в волнистых, пропахших травой волосах. Крис был рад стать его напитком: алкоголем — таким же безумным и отчаянным, когда он специально скользил коленом по внутренней стороне бедра, подбираясь к его паху, и переслащённым лимонадом — кисловатым и терпким, когда он колол его щёки своей щетиной, зная, какую приятную дрожь вызывало это движение. Крис хотел более того, не просто подавлять его хрупкие стоны своими поцелуями, а забраться под его толстовку, прильнуть губами к телу, почувствовать вкус кожи, к которой он мечтал прикоснуться целых четыре года, нащупать пальцами его возбуждение и довести до полнейшего, истощающего оргазма. Кристиан не успел подумать и о половине желаний, как за дверью послышался шум. Поцелуй разорвался, крепкие руки перестали поддерживать его. Крис едва не упал, устояв на ногах, и упёрся руками в стену. Он не открыл глаза сразу, только облизал губы, впитывая в себя вкус Бена — это первый и последний раз, когда ему это удастся. Он и проклинал ребят, решивших вывалиться наружу именно сейчас, и благодарил. Когда дверь открылась и несколько одноклубников нашли его, Бена рядом уже не было, а Крис безвольно прижимался к стене и выглядел совершенно растерянным и красным. Ребята сразу же подшутили над ним, сказав, что не стоило ему столько пить, раз даже от пары глотков он уже не мог пройти несколько шагов от раздевалки по прямой. Кристиан не понял, куда его потащили и куда в итоге делся Бен. Губы сладко пульсировали от поцелуя, нутро горело от желания, а кожа ещё чувствовала под собой Бена. Всё тело желало прижаться к нему полностью, крепко, до сводимого с ума жара около пояса. Мысли так и остались разбиты, разорваны на атомы ещё в том коридоре, и Кристиан безуспешно пытался привести себя в порядок, как обычно, проанализировать и сделать выводы. Всё напоминало бегущую с ошеломляющей скоростью строку, где буквы слипались в один большой цветной неон, только слепящий глаза. Сначала его потащили на кромку поля — проветриться, потом они вернулись в раздевалку, чтобы забрать вещи, но кто-то взял сумку Криса и пришлось молчаливо смириться с этим хаосом. В автобусе продолжалось веселье, никто не соблюдал правила приличия, а особенно — расположение сидений; Кристиана зажало между Деле и Уинксом, по голове ему всё время случайно прилетало от Гарри Кейна, что сидел позади и всегда целился ладонью в Алли. Половину пути Деле провёл, перегнувшись через сиденье и выясняя что-то с Гарри; они так не могли оторваться друг от друга, что Крису надоело и он легонько толкнул Деле в бок. Тот повалился на Кейна и угодил лицом ему прямо в пах. В общем, поездка выдалась бешеной и весёлой, но Крис был рад её окончанию и уединению тихого номера в отеле. Почему-то в комнате не работал свет — видимо, Амстердам их совсем возненавидел, но Кристиану бы хватило и небольшого околокроватного светильника. Едва ли он нажал кнопку выключателя, как в дверь постучали. Немного пошатываясь — от усталости и эмоций, что переливались в его душе через край, датчанин подошёл к двери и открыл. На пороге стоял Бен Дэвис, и выражение его лица сделалось нечитаемым, бесцветным, опустошённым. Крис, как ни вглядывался, не мог понять, осознавал ли его друг, чем они занимались буквально полчаса назад. Вопросов было много, мыслей — ещё больше, но все они потерялись ещё в узком коридоре Кройф Арены. Поэтому Кристиан осипшим голосом спросил самое глупое, до чего только мог додуматься: — Зачем ты пришёл? — Вообще-то, это и мой номер тоже… Кристиан прикрыл горячее лицо ладонями, желая больше никогда не смотреть Бену в глаза. Он уже и забыл про вторую кровать в комнате и про то, что они всегда, во всех поездках, ночевали вместе. Ситуация грозилась стать совсем невыносимой. Бен зашёл в номер, закрыл дверь и, взяв Криса за плечи, спиной вперёд подтолкнул его к комнате. Датчанин приоткрыл глаза сквозь ладони, только когда почувствовал спиной стену; впереди стоял Бен, всё ещё сжимая его плечи в своих руках. Дальний светильник плохо обрисовывал его лицо в сумраке, и Крис лишь гадал, что бы всё это значило. Собственные ладони постепенно соскользнули с лица и бессильно упали вниз. Кристиан снова чувствовал его тело в опасной близости, и пожар, на время потухший, сейчас вспыхивал вновь. Правильным было бы сесть друг напротив друга и обсудить возникшую неловкость, глупо списать на алкоголь и радость, и больше не возвращаться к вопросу. Правильно, но тоскливо. А вот совсем неправильно было делать всё остальное… Мягкие, желанные губы опасно приблизились, и Крис не подавил в себе искушение поцеловать их. Если это не то, ради чего Бен вплотную опустил к нему голову, уже дыша в рот, то ведь всегда можно оттолкнуть, правильно? «Отпихни меня, прошу», — молил Кристиан, переплетая ладони на его затылке и прижимаясь своими бёдрами к паху. В качестве ответа его просто прижали к стене сильнее и поцеловали так, что перед глазами заплясали безумные искры. Крис глубоко, томно выдохнул, прикрыл одной ладонью глаза, а второй нашёл пальцы Бена и сильно сжал их, когда тот медленно перешёл на шею, затем приподнял кофту и, опустившись сам, опустился поцелуями на торс и живот. Прикосновения покалывали, жгли, будоражили всё самое отвратительно в Крисе, так вроде бы надёжно спрятанное от чужих глаз. Он чувствовал свою горячую кожу, налившуюся стыдом и желанием, и добивал себя мыслью, что ему двадцать семь лет, а он почти умирал под прикосновениями другого мужчины и ничего не мог с этим поделать. Ладонь накрыла его пах, и это выдернуло из розетки благопристойности все провода, кое-как питавшие Криса разумом. Пояс как налился огнём ещё во время их первого поцелуя, так и не желал потухать даже сейчас, и одной искры хватило, чтобы разжечь из него дикое пламя. Кристиан упал на колени рядом с Беном, чтобы оказаться на одном уровне, и, глядя в подёрнутое сумерками лицо, опустил руку на его пах. Легко сжал пальцы и улыбнулся, поймав поцелуем короткий стон Бена Дэвиса. Он тоже был возбуждён происходящим. Тогда, отбросив все сомнения, но зная, что они нагонят их — не здесь, так в Лондоне, который привык всё разрушать между ними, Крис с жадностью прильнул к его коже — к шее, ключицам, грудной клетке, к чувствительному животу. Во рту оставался солоноватый, с оттенком ментола привкус — это ощущение Крис готов был вобрать в себя полностью, без остатка, запомнить на всю жизнь. Он рывком стянул с Бена кофту и футболку и, возможно, что-то всё-таки порвал, судя по характерному треску. Бен позволял ему всё, крепко сплетал их пальцы, ловил его припухшие губы своими и дразняще гладил твёрдую плоть сквозь ткань штанов. Скулы Бена также поросли щетиной, и Крис понял, что теперь попался. Прижимаясь затылком к стене и всё ещё стоя на коленях, он зажимал себе рот, чтобы не кричать так громко, ведь Бен медленно опускался к его паху языком и поцелуями, уже оттягивая край штанов, и не забывал тереться шершавой щекой о нежную кожу, чем вызывал слабость в ногах и короткие искры, обжигавшие пояс. Крис шёпотом просил ещё, Бен же провёл языком прямо по плоти, но сквозь ткань, и это заставило датчанина, выгнувшись и глухо прокричав, почти выйти за грань — ещё один такой фокус, и он со стыдом кончит прямо в штаны, при этом Бен даже не успеет прикоснуться к нему. Не желая мириться с тем, что только он получал удовольствие, Крис хотел поднять Бена и довести его до кровати. Но почему-то очнулся, когда они лежали прямо на полу и уже бесстыдно удовлетворяли друг друга руками. Кристиан видел, как же приятно Бену, как же дрожали его губы, как мутнело перед глазами, как ожесточались его поцелуи, как глушились стоны «Крис!..» о его собственную кожу и съедались все ненужные слова их касаниями. Датчанин осознавал, что мог кончить в любой момент, и ему было стыдно от этого. Едва ли он втягивал носом запах их влажных, крепко прижатых тел, запускал пальцы в волосы Бена, водил языком по влажной солоноватой впадинке на его груди, едва ли он осознавал, что прямо сейчас его ласкал Бен, его любимый, отчаянный валлиец, и это сразу отбрасывало его к черте, за которой находился только оргазм. Когда в затылке начало неметь от пульсирующих движений, а собственная плоть опасно затвердела, Кристиан надавил Бену на поясницу, заставил их соприкоснуться пахами и переплёл ладони, при этом сомкнув возбуждённые органы. Бен, не сдерживаясь, глухо прорычал ему в плечо и бессильно упал сверху, едва удерживая своё тело над ним одной рукой. Теперь они удовлетворяли одновременно и себя, и партнёра, и это потихоньку сводило с ума. Кристиан, легонько двигая бёдрами, чтобы добавить темп, уткнулся лицом в его шею и то целовал, то покусывал, если напряжение становилось сильным. — Кристиан… — сдавленно прошептал ему Бен, прикусывая мочку уха и сжимая их свободные ладони вместе. Это значило только одно. Их руки задвигались быстрее, стало совсем нечем дышать, воздух вокруг наполнился влагой и жаром. Вся кровь прилила к поясу, затылок кололо от удовольствия, мышцы наливались сладостным, греховным наслаждением. Последний рывок — и их словно оглушили, пространство вдруг потеряло все звуки и вибрации, а тёплая вязкая жидкость их обоих выплеснулась на живот Криса. В ушах звенело, грудная клетка рвалась на части от жара и недостатка кислорода, по телу вместо крови пустили тепло и мягкую усталость. Кристиану понадобилось не меньше минуты, чтобы наконец осознать, кто он, где находится и что сейчас произошло. Реальность вонзалась обратно в сознание обрывочными фрагментами; Крис бы хотел собрать её заново вместе с Беном, следуя за каждым его чувством, картинкой, мыслью, прикосновением. Он бы хотел повернуться к нему на жёстком полу, потрогать его влажное от пота лицо ладонями, убрать мокрые пряди и долго целовать. Он бы спросил, как ему понравилось всё это, и целовал бы, ловя его нежную улыбку на своих губах. Но что-то пошло не так — он ведь и забыл, что вокруг реальность, а не его сон. Едва Крис потянулся к Бену, уже успевшему сесть на колени, как тот отшатнулся и окончательно слез с него. Всё внутри Криса вздрогнуло, подёрнулось холодом; он ещё едва пришёл в себя от испытанного удовольствия, а его уже окунали в лёд. Приподнявшись на локтях, Крис тронул его за плечо и мягким, расслабленным голосом позвал: «Бен…». Он не видел его лица, видел только скованность в его движениях и… страх? В ответ его резко толкнули в грудную клетку, как будто дальнейшее сближение несло опасность, и Крис не успел понять, от чего же больнее: от удара головой о пол или от надежды, которую на его глазах разорвали в клочья. Где-то в отдалении слышались шаги Бена — поспешные, убегающие, хлопок двери и собственное одиночество, вновь запертое вместе с ним. Он не так сильно ударился — это всё, конечно, пустяк, но почему-то по щекам текли слёзы. «Господи, Бен стыдится меня!». Мысль столь простая, как и всё, что касалось Бена, но так режущая по сердцу, что лучше бы его ударили об пол несколько раз, лишь бы не это! Крис прикрывал ладонями опухшее, наверняка красное, заплаканное лицо и дрожал всем телом, ещё хранившим запах Бена. Если бы кто-то сейчас нашёл его в таком непристойном виде, конец его хорошему статусу в команде. Кристиан плохо соображал и до этого, а теперь, после подобного взрыва противоречивых эмоций, стало ещё хуже, поэтому сложные вопросы копошились в его голове, как мерзкие насекомые, не находя ответа. Пошатываясь, он поднялся с пола и нашёл в себе силы добраться до кровати и, натянув одеяло до носа, провалиться в тревожный, болезненный сон. Утром его разбудил громкий стук в дверь. Кристиан поступил благоразумно хотя бы потому, что не вскочил с кровати как бешеный и не побежал открывать. К тому же, это оказалось без надобности — дёрнув ручку, Уго без проблем вошёл в комнату и удивлённо посмотрел на него. — Ого, ты ещё спишь! — капитан улыбнулся и скрестил руки на груди. — Обычно ты рано просыпаешься. В любом случае, я хотел предупредить, что мы через полчаса должны быть готовы. Собирайся. Пока он говорил, Крис пришёл в себя. Горечь, анестезированная сном, сейчас кольнула ещё острее, и он пожалел, что проснулся. Лихорадочно он взглянул на пол — туда, где вчера они с Беном… Но нет, абсолютно ничего не напоминало о случившемся! «Может, это всего лишь кошмар…» — тем временем, Уго говорил что-то ещё, но Крис не слышал его, погрузившись в себя. Конечно, он отдавал себе отчёт в том, что пытался увильнуть, но вчера столько эмоций, столько мыслей кружило ему голову! Вероятно при таком раскладе потерять голову, отключиться, забыться… опустив руку на живот, Крис ощутил липкую жидкость и вздрогнул. Кое-что всё же выбивалось из его идеально сооружённой лжи: огромное количество спермы и тело, которое не могло забыть поцелуев любимого человека. Может, хотело бы, но не могло. — Эй, Крис, всё в порядке? — заметив его отрешённость, спросил Уго; датчанин только кивнул. — Ох, я тебя понимаю, наверное, много эмоций, сложно это всё осознать! У всех по-разному это случается. — Эта фраза напрягла Кристиана до предела — за всё время, проведённое в Тоттенхэме, он так и не излечился от мнительности. Однако следующие слова полностью развеяли его сомнения: — Вон, кто-то из ребят так и не заснул — праздновали! — оглядевшись, Уго хмыкнул, когда увидел вторую пустую кровать, так и оставшуюся заправленной. — Зачем же ты выгнал Бена? Говорят, он спал на общем диване в коридоре… Ладно, что бы там ни было, через полчаса, Крис, просыпайся! — бодряще произнёс он и похлопал его по одеялу. — И помни: мы в чёртовом финале, мы сделали сказку! Крис изобразил сонную, рассеянную улыбку для вежливости. Вчерашняя феерия, так вскружившая ему голову, сегодня не радовала от слова совсем. Наконец, Уго ушёл и можно было подняться с постели и, стараясь не глядеть вниз, на липкий живот, убежать в душ, чтобы там с безумной силой тереть себя мочалкой. Но, как ни три, вчерашние ощущения не вытрешь, и Крис бы соврал, если бы сказал, что хотел их стереть. Бен засел под самую кожу, уже везде ощущался его запах, бёдра ещё хранили прикосновения его пальцев, шея пульсировала от его губ, а пах наливался жаром, стоило воспоминаниям на секунду протиснуться в голову. Крис вышел из номера и уселся в фойе, рядом с некоторыми ребятами, тоже собравшимися рано. Он до сих пор не знал, как теперь смотреть Бену Дэвису в глаза, о чём с ним говорить, как вообще дальше развивать их отношения. Более того — как эти отношения не усугубить, помня, чем закончилось вчерашнее. Крис, откровенно говоря, хотел бы превратить это в фарс, списать на сон, забывчивость, на свои фантазии, солгать себе, что он просто надумал образ Бена и довёл до оргазма себя сам, но кому от этого делалось легче? Собственное сознание отказывалось воспринимать это как шутку, тело прекрасно помнило об ощущениях, ни с чем не сравнимых, а душа предательски ныла, впитав в себя их последнее касание — грубый толчок в грудную клетку, так толкают лишь самых ненавистных… Датчанин теперь знал, что их прежним тёплым отношениям пришёл конец, а сам Бен, судя по всему, испытывал к нему лишь неприязнь. Этого стоило ожидать, это можно объяснить: в прошлом они всегда были близки, иногда даже чересчур, а выход в финал, охапка сильных эмоций, без предупреждения выброшенная на их вечно холодные головы, только усугубили положение, сорвали все знаки стоп с открывшейся дороги. Бен забылся, запутался, потерялся в своих ощущениях, и первым, кто готов был принять его колкие противоречия, оказался Крис. Можно ли представить секс без любви? Крис представлял, и ещё как; просто желание, просто короткая вспышка, полоснувшая по сердцу — миг прошёл так же быстро, как и настал, наскоро прибрав за собой всё самое нежное и оставив только сомнения. Крису бы ощущать себя использованным, но выходило наоборот: как будто бы он воспользовался Беном, его дурманом, подыграл, хотя по всем правилам не должен был, растаял в его прикосновениях, хотя следовало оттолкнуть. Может быть, именно из-за этого диссонанса Бен так и не смог принять случившееся. «Этот Крис какой-то другой, — звучало в голове датчанина мягким, но уверенным голосом Бена. — Неправильный, пошлый, слишком податливый. Прежний Крис отрезвил бы меня одним взглядом». «Как жаль, что прежнего Криса ты же безжалостно и убил, Бенджамин, когда придумал город Нит в стране Дания». Они не разговаривали несколько дней, только здоровались, кивали друг другу издалека и помогали на тренировках. Лицо Бена как назло не выражало никаких эмоций, казалось бесчувственным полотном. А ведь раньше Крис без труда мог угадать лишь по одному изгибу его бровей, насколько он счастлив или взволнован прямо сейчас. Валлиец выглядел немного подавлено, задумчиво, но в целом старался вести себя как обычно. Он не избегал Криса специально, но перестал искать с ним встреч, опускал взгляд, избегал прикосновений. Если честно, датчанин даже выдохнул с облегчением — ну, хотя бы так. Он-то думал, будет хуже, хотя, пожалуй, зря он так воображал о своём Бене — всё же тот был разумным человеком и в любом случае не устроил бы откровенный конфликт. Толком никто и не обратил внимание на то, что происходило между ними — ребята привыкли, что всё их общение проходило за пределами клуба, даже их общих фотографий на поле или во время тренировок можно пересчитать по пальцам, так что никто не удивлялся. Крис даже усмехался, когда оставался наедине с собой, что всё получилось слишком идеально для его дерьмовой ситуации. А вот легче или лучше именно ему от этого точно не становилось. Потом Бен стал «оттаивать». Их отношения не потеплели даже и на треть того, что было между ними раньше, но Криса устроило и это. Они недолго оставались только вдвоём, садились за обедом рядом, пару раз возвращались вместе домой, когда у Бена ломалась машина. Общение клеилось рваными кусками, молчание выглядело немного нелепо и натянуто, но Крис всегда старался находить темы, чтобы их мысли опасно не укатывались в прошлое. Его пронзало неприятным холодом, если их взгляды пересекались; Бен не смотрел колюче или презрительно, но так бесцветно, что глаза тут же хотелось отвести. Почему-то сложно смотреть в глаза человеку, с которым у тебя была близость, разверзшая затем между вами пропасть; Крис не знал, как ещё объяснить это чужое, холодное чувство в своей груди. Однако пусть так, решил он в конце, это же всяко лучше, если бы они не общались вовсе… Потом приблизился финал, на который Кристиан, если честно, выходил со смешанными чувствами. Пожалуй, кое-чему его в Тоттенхэме так и не научили: выходить на решающие матчи с гордо поднятой головой, с ощущением победы в кармане, с яростным желанием биться. Это всё он приобрёл в Аяксе, но растерял здесь. Одно из немногих светлых воспоминаний о том дне, к которому ему ещё хотелось возвращаться, опять принадлежало Бену. Они приехали на стадион, все одетые в красивые костюмы, выгодно подчёркивавшие их фигуры; к тому моменту они с Беном уже общались гораздо теплее — наверное, лучше всего за тот период, последовавший после Аякса. Бен позвал его на стадион, пока ребята ещё отставали от них. Крису нравилось идти рядом с ним, обсуждая что-то незначительное, шутя и разглядывая мадридский стадион. Он знал, что камеры направлены на них, но чувствовал себя раскованно и спокойно. А ещё ему пришла постыдная, даже показавшаяся кощунственной мысль, когда он смотрел Бену прямо в глаза, что в своих официальных костюмах они выглядели так, будто собрались на торжественное бракосочетание и сейчас с минуты на минуту им скажут поцеловаться. Крис, конечно, с горящими щеками отбросил эту мысль куда подальше; ему всё-таки двадцать семь лет, а в голову до сих пор приходили подобные дурости! На этом хорошие воспоминания заканчивались, и начинался полный мрак. Кристиан был разбит ещё сильнее, чем в свой первый проигранный здесь финал. Единственное, что он запомнил, это как Бен легонько гладил его по голове, пока они ехали в автобусе, где повисло мертвейшее молчание — так здесь не молчали ещё ни разу, даже в самые разгромные матчи, когда в их ворота летело по пять мячей. Все понимали, что случившееся — это всё же трагедия; и что более страшно — никто не верил, что в следующем году они найдут в себе силы на второй рывок, как это сделал Ливерпуль. Глубоко в душе все понимали, что это их последний финал Лиги Чемпионов на ближайшие несколько лет, а для кого-то — последний вообще. Тогда Кристиан и принял нелёгкое решение покинуть Тоттенхэм — не то чтобы его здесь уже ничего не держало (совсем наоборот!), но он, кажется, исчерпал всю энергию на этот клуб. Так будет правильнее, ему нужна перезагрузка. Ребят, с кем он общался более всего, будет не хватать; без Бена Дэвиса он, вероятно, просто свихнется с ума и навсегда запечатается в своём одиночестве. Но Бену без него будет гораздо лучше, это Кристиан знал точно.***
Январь 2020 г. Слёзы впитывались в куртку Бена, и Крису становилось стыдно и противно от себя самого. Он не помнил, когда оказался в его объятиях, но в них стало проще и легче. Родное тепло успокаивало, развеивало мрачные думы. Датчанин уже стал забывать, в чём же начальная причина его нелепых слёз… «Вот бы просто обнимать тебя и не думать о том, что было между нами и чего не было». Бен ласково гладил его по спине, прикасался губами к макушке, и эта нежность отбрасывала Криса в те годы, когда они не боялись лишний раз прикоснуться друг к другу. Безумство, если подумать; сейчас они уже не повторят того, что совершали в Ните или Миддельфарте. — К своему стыду, мне кажется, я знаю, из-за чего ты плачешь… Я бы и сам плакал, в два раза сильнее твоего. — Крис приподнял голову, чтобы увидеть его, и, хотя осознавал, какое жалкое зрелище представлял сейчас, всё-таки прервал его: — Нет, Бен, всё же не представляешь. Думаешь, это стыд, неприязнь, всё самое отвратительное, что скопилось во мне за это время, пока я думал над тем вечером? А оно по-другому, Бен. Я плачу, потому что наконец-то искренен, — холодные губы плохо слушались, и Крис устало опустил голову на его грудь. Он хотел много сказать, но слова застопорились в сердце и боязливо не выходили; Кристиан никогда не был так честен, так уязвимо честен для кого-либо. Он больше не мог смотреть Бену в глаза. И вот тогда его ладони коснулась другая — тёплая, знакомая до мозолей. И вот тогда всё почему-то стало понятно. — Всё самое отвратительное, что копилось в твоей душе, это только я, Кристиан, и мысли обо мне, — ласково зашептал ему над ухом Бен и переплёл их пальцы, подняв ладони выше. — Я знаю, ты не особо веришь словам и людям, которые много говорят, но мало делают. Но мне сейчас ничего больше не остаётся, кроме как попытаться это сказать. Пожалуйста, позволь мне показать себя, свою любовь к тебе с лучшей стороны, чем тогда. Я ведь… — он ощутимо споткнулся, и Кристиан резко поднял голову, чтобы встретиться с его взглядом и понять, сколь больно ему говорить это, — я ведь презирал себя за то, что случилось, и вместе с тем не мог вспоминать это без наслаждения, ведь знал, точно знал: нам обоим было хорошо, по крайней мере, пока мы не оторвались друг от друга… Моё поведение затем заслуживает порицания. Между тем, вот ты уезжаешь, и я выбрал самое неподходящее время, но самое удобное — для своей трусости, которая тормозила меня каждый чёртов раз, когда я хотел признаться. — Закат на море в Миддельфарте? — воскликнул Крис, ничуть не стыдясь своего охрипшего голоса и высокой интонации. Бен грустно улыбнулся. — И башня в Ните… Кристиан рассмеялся — отчаянно и безумно, как, наверно, смеются только умалишённые, но Бен подхватил его смех. Они не отпускали друг друга из объятий и смеялись, хотя этот смех — больше как побег от горечи, во что мгновенно превратились их жизни. Как же глупо — они одновременно упустили свои моменты, когда сердце было готово выскочить из грудной клетки, и растянули испытание на годы, долгие годы. Всегда близко, всегда рядом, но ни разу не вместе. Как же смешно и одновременно грустно! Кристиана пронзали сотни счастливых вариантов их жизней, решись они тогда сказать друг другу правду, и каждый из них горел болью в сердце. Внезапно они перестали смеяться и посмотрели друг на друга внимательно, измучено. Крис опередил Бена, уже набравшего воздух в грудь: — Ничего не говори! — прикрыл ему рот ладонью для пущей уверенности. — Даже не смей! Это просто… — он сжал губы, слова жгли изнутри правдой и болью. — Четыре года, Бенджамин, только вдумайся! — вскоре зашептал он, немного со злостью, немного с азартом, переплетя их ладони и прижавшись к Бену ближе. — Мы… — слова так и не нашлись, датчанин выдохнул, — мы просто идиоты. Мы потеряли столько времени. Чтобы в итоге сладостно найти друг друга, но тут же потерять вновь, разбить наше и так короткое ежедневное общение на крохотные обрывки. Чтобы провести остаток сезона не рядом, не на поле, не вместе на выходных, как обычно, а порознь, видя друг друга лишь раз в неделю… Чтобы вот сейчас, когда у меня завтра вылет в Милан, мы стояли здесь и страдали о том, как всё могло бы быть!.. — Кристиан встряхнул головой и схватил Бена за подбородок. Голос таки сорвался на крик, но валлиец почему-то улыбался. — И ты ещё говоришь, что показал свою не самую лучшую сторону. Вспомни, когда я вообще показывал что-то хорошее со своей стороны! Ты всё время видел меня или уставшим, или раздражённым… Как ты вообще умудрился влюбиться в такого? — спрашивал уже не его, а больше себя, и собственный голос напитался сожалением, горечью и лёгкой злостью. Пальцы соскользнули с его подбородка, упали на ворот толстовки, сжав её ткань. Кристиан опустил голову, истощив все силы, выкорчевав из себя все слова, в итоге прозвучавшие пресно и заурядно. Тогда Бен перехватил инициативу и легонько коснулся его шершавой щеки ладонью. — Вижу, как ты негодуешь, да и меня самого распирают подобные эмоции… — вздохнув, негромко произнёс он. Кристиан легко охнул, когда их лбы мягко соприкоснулись — положение интимное, смущающее, до дрожи близкое, но выражавшее абсолютное доверие. Он снова чувствовал себя уязвимо, но уже правильно. — Не знаю, что ты решишь. Может быть, ты уже не захочешь меня видеть и сейчас скажешь, что лучше нам забыть об этих чувствах. Я приму любое твоё решение. Однако… — он улыбнулся, и Крис хотел поймать эту улыбку своими губами — нежно и аккуратно, как ловишь мотылька, но не чтобы его уничтожить, а насладиться красотой и отпустить. — Однако почему мне кажется, что наши желания совпадают, несмотря на все трудности? Кристиану нечего было на это ответить. Если Бен знал его так, как говорил, то должен был понять всё и сам. Датчанин подался вперёд и коснулся его прохладных, сухих губ. Абсолютное безумие целоваться на стадионе молодёжки, куда кто угодно мог войти в любую минуту, но все риски стоили того, каким мягким и податливым становился Бен после его поцелуя. Сначала он вздрогнул с непривычки, но подобное коснулось и Криса — столько месяцев прошло с момента, когда они себе это позволили! Тело уже и забыло, как это приятно, когда каждая секунда врезалась в сознание ослепительным огнём, а душа наполнялась жаркой истомой. Они оба слишком долго терпели и сейчас думали, что смогут за короткое время наполнить свои истощившиеся резервуары, где обычно было так много их воспоминаний друг о друге. В одном поцелуе они решили взять всё. Крис иногда отстранялся, улыбаясь, если щетина Бена колола его уж слишком возбуждающе — иначе это могло перейти в более откровенную сцену… Потом, так и не насладившись друг другом сполна, они в задумчивости зашагали по полю, держась рядом, но не смея прикасаться друг к другу — лёгкий стыд ещё кружил голову. Кристиан даже не знал, о чём думать; всё казалось до боли простым, но в голове пока не укладывалось. Что может быть проще любви двух людей, проведших так много времени вместе? Крис ведь и сам не раз порывался сказать ему, будучи уверенным, что Бен взаимен к его чувствам, но боязнь откидывала его обратно на сотни-сотни шагов, которые он преодолевал годами. — Извини, — вдруг послышалось со стороны Бена, и у Криса защемило сердце от боли, которой пропитался голос валлийца. — Я ведь так и не попросил у тебя прощения за то, что грубо оттолкнул в ту ночь. Ты был восхитительным и очень уязвимым, а я воспользовался этой уязвимостью и, боюсь, всё же подорвал твоё доверие, — Бен говорил быстро и вроде бы ровно, но нотки сожаления прорывались в голос, как сорная трава сквозь асфальт. Он не смел поднимать взгляд и неспокойно разглядывал густую поросль под их ногами. — Не буду даже оправдываться, придумывать причины, из-за которых ты бы мог смягчиться по отношению ко мне. Это один из моментов в моей жизни, когда я действительно ненавидел себя, но при этом ничего не мог сделать. Кристиан смотрел на его лицо, опущенные веки, нервно сжатые губы, и понимал, что, как бы больно ему ни было в ту ночь, он не успел даже разозлиться на Бена. Датчанин думал, как бы ему сказать об этом — Дэвис вновь спрятался в своих тревожных мыслях как за непроницаемой стеной, и, несмотря на их поцелуй пару минут назад, казался вдруг незнакомцем, к которому никак не подобрать слов. Неожиданно Крис остановился — как раз напротив углового флажка, уж слишком памятного для них обоих. Бен непонимающе повернулся к нему, но не успел ничего сказать, как Крис потащил его за руку к отметке углового броска. Толкнув валлийца немного вперёд, сам он приобнял его сзади и, подобравшись к уху, насмешливо прошептал: — А помнишь, как мы здесь дали друг другу обещание, что посвятим кое-какие голы друг другу? Правда, никто из нас так и не забил подобного мяча прямо с углового, но с игры мы закатили достаточно… — подобравшись ещё ближе к нему, чтобы легко касаться губами его кожи, Кристиан продолжил, сделав голос мягче и притягательнее: — Ты, как защитник, забил не так много голов, но думал ли ты в эти моменты обо мне? — датчанин скользнул рукой по его грудной клетке вниз, сначала к животу, и с удовлетворением ощутил, как дрогнуло под ним тело, а сам Бен заметно напрягся, стал медленнее дышать. — Вспоминал ли меня, мои прикосновения, слова? Хотел ли меня обнять и прижать к себе сильно-сильно, прямо во время матча, чего не позволяли сделать камеры и сотни взглядов, направленные на нас? — Крис остановил руку на ремне его джинсов и улыбнулся, заметив даже в сумраке, как покраснело лицо Бена. — Конечно, думал. И, конечно, хотел, — напряжённым, чуть сдавленным голосом ответил валлиец и, приподняв голову, выдохнул куда-то в небо. — Если это твоё наказание, Крис, то я его приму, но будет… очень проблематично, если ты продолжишь так дальше. Кристиан прошёлся поцелуями по его шее, заставляя вздрагивать от прикосновений шершавой щеки к нежной коже, а затем, положив ладонь на ремень и сделав движение, как будто хочет снять его, он резко повернул к себе Бена за плечи. Валлиец уже давно весь напрягся, истома так и циркулировала по его телу, не желая успокаиваться и принимать ложное движение около своего пояса. Глядя ему прямо в глаза, Крис прошептал: — Поехали домой. И ни слова больше. «Как же смешно и горько, — думал Крис, разворачивая машину на перекрёстке, — что мы сами создали себе такую жизнь. Один был слегка пьян, обезумлен любовью и эмоциями, а второй был абсолютно трезв и, хотя влюблён также, боролся со своими вечными сомнениями и страхами, вскоре нагнавшими его, стоило приятной пелене спасть с глаз. Затем они оба испугались, решили закрыться друг от друга, думая, что ненавистны и противны, и всё пошло прахом. Один посчитал, что опустился в глазах другого на ещё большее дно, а второй решил, что воспользовался его эмоциональной нестабильностью и выплеснул свои долго консервируемые чувства слишком терпко. В итоге у них потеряны навсегда самое лучшее время, моток нервов и сотни моментов, в которые они бы могли любить друг друга, но они почему-то счастливы и даже не задумываются о том, насколько сильно ударит одиночество вскоре». Крис прибавил газу, разгоняясь по пустому шоссе; Бен молча разглядывал тёмный, утыканный неоном Лондон и улыбался. Кристиан не успел предупредить его, что в доме стоял жуткий беспорядок. Когда он, шесть лет назад, только арендовал эту квартиру, в ней почти ничего не было, никакой мебели. Такие уж были правила, да и денег у Криса особо не водилось. Для начала он купил себе всё самое необходимое и недорогое: стол, шкаф, кровать. Дальше становилось легче, деньги постепенно появлялись, как и новая мебель. И теперь он должен был забрать всё, что купил за эти годы, с собой. Вчера почти всё его имущество отправилось прямиком в Италию, в его новый арендованный домик, который он видел только на фотографиях. Крис решил, что лично ему хватит одного простенького матраса на одну ночь, а утром он соберёт одежду, кое-какие вещи и отправится в аэропорт. Последние часы кардинально поменяли его скучный план на вечер. Неловко, когда ваша последняя встреча перед долгой разлукой проходит так, словно вы — бедные студенты в кампусе, а не футболисты известного клуба с достатком. Перевёрнутая коробка вместо стола, два пуфика вместо стульев, одна кружка на двоих, узкий матрас и парадоксально уютное ощущение для такого беспорядка. Кристиан даже не успел извиниться — едва дверь закрылась, они уже прижались друг к другу и лихорадочно, жадно целовались, стараясь запомнить самих себя до мелочей и выжимая из этих часов весь максимум. Очнулся датчанин только на матрасе, когда они, уставшие и влажные, грелись под тонким одеялом и жались друг к другу, стараясь не свалиться. Они так и не успели включить свет, с усмешкой подумал Крис и нажал на кнопку выключателя, чтобы настольная (теперь уже напольная) лампа хотя бы немного рассеяла мрак. Забравшись на Бена сверху, Кристиан негромко начал: — Внимательно смотри мои матчи за Интер, насколько это будет для тебя возможно. Когда я забью, я буду думать лишь о тебе, об этом вечере, о том, как ты вздрогнул, стоило мне прикоснуться к тебе… — следуя его словам, Бен непроизвольно дёрнулся и сжал губы в удовольствии — под одеялом Крис нежно провёл ладонью по внутренней стороне его бедра, вызывая толпу мурашек. Кристиан легонько дразнил его, проводя пальцами вверх-вниз по чувствительной коже, не дотрагиваясь до самого главного; целуя его грудь и спускаясь на мускулистый пресс, он хотел, чтобы Бен исчерпал все свои силы этим вечером, отдавшись ему без остатка. Вжимаясь в матрас, Бен Дэвис глухо постанывал и стискивал в пальцах волосы Криса. Такими они запомнились друг другу в ночь перед долгой разлукой.***
Июнь 2020 г. Кристиан не делал ничего особенного для этого удара, даже толком не присмотрелся и не прицелился, зная, что у ворот собралась куча игроков — может, от кого-нибудь и отлетит. Но совершенно неожиданно мяч, обогнув все головы красивой дугой, задел перекладину и мягко дёрнул сетку ворот, оставив всех с разинутыми ртами смотреть на него. Никто и ничего не мог поделать с этим ударом. Гол с углового! Кристиан сначала не понял, затем ошарашенно улыбнулся, потом к нему подбежали одноклубники — поздравить с таким шикарным ударом. Крис же рассеянно отвечал на их слова, лукаво улыбался в камеру и едва сдерживал себя, чтобы не засмеяться. Конечно, этот гол принадлежал ему. Как и все остальные. Возвращаясь в центр поля, Крис думал об их скорой встрече летом; но мысли предательски возвращались к тому вечеру, от которого до сих пор румянились щёки. Несколько раз перевернувшись, они всё же скатились на пол, и Кристиан, задыхаясь от удовольствия и нежности, прошептал ему в губы, прежде чем валлиец прильнул к его бёдрам и заставил сбивчиво простонать: — Хорошо, что тогда, в Миддельфарте, я не отказался от твоих шоколадных круассанов, Бен Дэвис…