Домашний очаг

Я смог вернуться в особняк лишь ранним утром, но дверь оказалась запертой, да и в окнах никого видно не было, кроме дремлющей в гостиной Катерины. Я решил не будить бедную девушку спозаранок и пошёл в сторону рынка. Почему-то раннее солнце побуждало меня размышлять. Я понимал, что произошедшее вчера случилось лишь из-за Сашиного любопытства – не будь оно таким сильным и чутким, ничего бы не было. Весь мой мозг был просто поглощён мыслями о вчерашнем – я даже предположил, что нападение волка было подстроено недоброжелателями, ведь как-то Саша обмолвился, что у его отца было много недругов, которые, наверное, были не прочь и прямого наследника умертвить. Но как люди извне могли знать, что мы направлялись вечером к часовне? Мой мозг был очень слаб в построении логических выводов или проведении расследований, мне лучше думалось и писалось об уже известных событиях. Собственно, поэтому я и находился здесь. К завтрашнему вечеру надо уже будет отправить наброски статьи в издательство, у меня же сейчас на руках была лишь страница полного воды и неясностей текста о странном поведении кошек в Подмосковье. Несмотря на некое помутнение рассудка, я всё ещё мог мыслить ясно… Так я думал, пока не увидел ещё один кошачий трупик прямо посреди тротуара. Это был обычный дворовый доходяга с разодранным ухом и облезлым хвостом. Его рот был чуть приоткрыт, глаза навыкате. Я заметил на его шкурке какую-то странную оранжевую росу, каплями свисающую с ворсинок. Даже не смысля в медицине можно было понять, что это было нечто неестественное. Я огляделся по сторонам, кругом не было ни души. Тогда, преодолевая рвотные позывы, я склонился над трупиком животного и провёл платком по этой оранжевой субстанции. В нос тут же ударил сильный травянисто-пряный запах, сливающийся с чуть заметным пока душком разлагающегося тела. Я отпрянул от трупика, и меня словно осенило – все эти мёртвые кошки были как-то сильно связаны со злополучным подвалом в особняке. Я пока понятия не имел, как именно, но взял на себя обязанность разузнать. Впопыхах я вернулся в особняк – готов поклясться, я не узнал того безумца со стеклянными глазами в зеркале в прихожей. Я всё ещё оставался собой, но мозг почему-то отказывался признавать в отражении самого себя. Я плюнул на этот нюанс и твёрдым шагом двинулся на балкон, где Катерина только закончила развешивать бельё. - С вами всё хорошо? – осведомилось она, с тревогой смотря на меня. Значит, не я один видел подвох в себе… - Очень плохо спал ночь, - бросил я, открывая балконную дверь. Она проводила меня обеспокоенным взглядом, но вскоре ушла в другую комнату. Я примостился возле перил и достал из кармана пачку сигарет, наспех купленную в ларьке. Горький дым обжёг мои лёгкие и губы, я кашлял, но продолжал курить – интуиция подсказывала мне, что дым каким-то магическим способом перебивал все остальные запахи, отчего Александр с сестрой не чуяли этого запаха. Потушив вторую сигарету, я, чуть покачиваясь, двинулся в сторону подвала. Голова снова кружилась – но на этот раз я хотя бы знал из-за чего. Трёхцветная кошечка сидела на диване в гостиной, внимательно наблюдая за мной. Почти что бегом я ринулся в подвал, ибо боялся, что эффект от выкуренного табака быстро закончится. Я распахнул дверь, включил тусклую лампочку – и отказался уже верить не только своему рассудку, но и глазам. На полу, на постеленном коврике лежало тело графа Фелинского – подгнившее в некоторых местах, а так полное, набухшее. К его рту и венам на руках были подключены какие-то трубки, соединявшиеся с такими же трубками, идущими от соцветий мака, растущего в импровизированных клумбах неподалёку. Сейчас я опять чуял тот самый запах – но мой организм не реагировал на него то ли от шока, то ли от выкуренных сигарет. Позади раздался какой-то шелест, я встрепенулся – у входа в подвал стояла Ари, смотрящая на меня гневно и раздосадованно. Я ринулся к двери, но она захлопнула и заперла её прямо перед моим носом и помчалась наверх. - Арья! Выпусти меня! – взвыл я, теперь уже осознавая, что нахожусь в одном помещении с живым трупом и одновременно базой для производства смертельного наркотика. В ответ была лишь тишина, смешанная с редкими каплями получаемого раствора в пробирках. Я сполз по стене и прижал лицо к коленям, только чтобы не чуять этого запаха и не видеть распластавшегося тела графа.

***

Я очнулся из-за резкой нехватки воздуха – мою шею со всей силы вжимали в холодную бетонную стену. Отталкивая душителя от себя, я отпрянул в сторону и, закашлявшись, повалился на пол. Мои глаза бегали по полумраку комнаты, ища что-нибудь, чем можно бы было обороняться, однако, увидев до скрежета в сердце знакомый силуэт в паре метров от себя, я тут же бросил это занятие. Александр присел на корточки рядом со мной и протянул руку к моей горящей от боли шее. Я дёрнулся назад – сейчас здравый смысл призывал его больше опасаться, чем обожествлять. Он проигнорировал мои попытки защититься и прикоснулся пальцами к синякам, оставшимся от недавней попытке задушить меня. Моё сердце готово было вывалиться из груди, руки дрожали от нехватки кислорода, но ему, кажется, даже нравился этакий образ несчастного и больного страдальца. - Глупый, глупый журналист, - прошептал он, убрав руку и отпрянув от меня. – Смотри, что твоё любопытство наделало. Писал бы и писал сейчас про строительство новых фонтанов в Москве, но нет: понадобилось что-то особенное для заметок. Что ты видел в подвале? – его синие глаза блеснули в полумраке комнаты. - Твоего мёртвого отца, - нашёл я силы ответить. – Ты убийца. Тут же мне в щёку прилетел удар кулаком; я зашипел от боли и ещё сильнее вжался в стену, с негодованием глядя на своего мучителя. - Я бы в жизни не тронул того, кто дал мне жизнь, - прошипел он, буравя меня взглядом. – Отец умер из-за какой-то неизвестной врачам болезни, и за день до похорон мы заметили странный осадок на его коже. Он лежал в одной из наших деревень, у бабки, которая должна была его отпевать: и её кошка нализалась этого рыжего осадка и сошла с ума. Сначала – полная эйфория, а затем животное начало кидаться на людей. Я молча смотрел на него, выжидая полного объяснения ситуации. - Ари выяснила, что сок, полученный из соцветий маков, продлит состояние эйфории и даст кошкам больше времени для заражения людей – ведь рыжий осадок впитывается в кожу людей, даже если животное просто трётся спиной о ногу. И не надо на меня так смотреть, - его выражение лица сменилось на более капризное и недовольное, - моя сестра училась химии и ботанике у одного из лучших университетских преподавателей Финляндии, собственно, поэтому она и здесь. - Зачем же вообще понадобилось всё это? – воскликнул я в непонимании. Он ядовито усмехнулся. – Миром правят деньги и желание наживы, особенно – миром аристократии. Если бы вымерла вся деревня, я бы смог выкупить частные владения у государства и использовать так, как заблагорассудится. - Разве та деревня, что возле рынка, не принадлежит вам? – скептично спросил я. - Они – аутсайдеры, живут сами по себе и ни под чьим владением. Рынок принадлежит, да, но не сама деревня. А земли и леса у них – отрада для глаз. Во всяком случае, ничего не изменилось бы, пропади одна маленькая деревенька с лица земли… - Вы – убийца! Разве можно обрекать лю… - и снова я был прерван ударом по лицу. Я уже не выдержал и вцепился пальцами в рубашку Александра, толкая его на пол. Мои ранее обречённые глаза горели сейчас от ярости и несправедливости. - Готовы драться с тем, кто приютил вас и спас от верной смерти у часовни лишь из-за жизни каких-то своенравных старушек? – он усмехнулся, не пытаясь даже встать с пола, куда я его оттолкнул. – Не притворяйтесь филантропом, Николай. Вы не такой. - Откуда же вам знать? – выпалил я, смотря на него сверху вниз. - Настоящий моралист и человеколюб не позволил бы себе самоудовлетворяться в доме, в который он пришёл лишь с десять минут назад, думая о хозяине этого самого дома, - он ехидно усмехнулся, а я до крови сжал губы. Я точно помнил, что закрыл дверь, что окон там не было – как, чёрт возьми, он мог прознать это? - У стен есть уши, мой друг. Красивые, пушистые кошачьи уши, - уголки его губ выгнулись. Было глупо продолжать скрывать этот инцидент. Я сдался и посмотрел ему в глаза – и ни капли стыда не было в моём взгляде. - Я вас любил, весь ваш образ каким-то магическим образом завладел моей душой, да и телом с самой первой секунды… Я не мог не восхищаться правильностью и книжным изяществом ваших черт – тогда, у вокзала, вы словно небесный ангел предстали передо мной и лишили любых мыслей, не касающихся вас. Но я раскаиваюсь теперь – будь это настоящая любовь, я бы не смел толкать вас и рвать рубашку в порыве ярости, получается, то было лишь вожделение и чрезвычайная степень влюблённости, - я прервал свой монолог и взглянул на его разгорячённое, чуть покрасневшее от подвальной сырости лицо. - Значит, вы живёте чувствами. То любовью, то яростью. А за рубашку не переживайте – у меня таких целый комод, - он опёрся руками об пол и сел по-турецки удушающе близко ко мне. - Да не в рубашке дело!.. – выдохнул я. – А в моей подлости. Я уверял себя, что полюбил вас всем сердцем, но посмел наброситься на вас из-за своей слепой агрессии… Он с любопытством следил за моими движениями, а на его губах красовалась всё та же лёгкая ухмылка. - Право, какой же вы странный человек, Николай! – он расхохотался. – Я только что признался, что хотел уничтожить целые сотни людей, а вы корите себя за то, что толкнули меня на пол за эти откровения. Я думал поначалу, что вы всего лишь деревенский простачок, но вы оказались более интересным экземпляром. «Экземпляром!..» - пронеслось у меня в голове. Значит, для него живой человек сродни тому рыжему осадку – такой же объект научного исследования? - А вы когда-нибудь ещё думали о мужчине в таком ключе, как обо мне? – он лукаво прищурил глаза, выжидая ответа. - Пожалуй, - коротко бросил я, не желая вспоминать сейчас все эти моменты. - Я вот не думал. До этого момента. Сейчас же я лишь и мечтаю о том, как бы овладеть вами – невинным покалеченным зверьком, угодившим в охотничий капкан, - он перешёл на полушёпот, а меня всего начало трясти. Он приблизился ко мне и обхватил ладонями моё измученное лицо – щёки всё ещё пылали от ударов – и поцеловал меня достаточно долго, чтобы я успел прийти в себя и неуверенно ответить ему тем же. Его холодные ладони проникли под мою рубашку, оставив лишь пару пуговиц застёгнутыми. Я чуть выгнулся от его ледяных прикосновений, тогда он высвободил одну кисть и обхватил ею мою раненую руку, от чего я сдавленно заскулил и отвернулся к стене, чтобы мне не стало плохо от вида раны. Он гладил меня везде, изучал новый для него «экземпляр», а я лишь подавался вперёд, ведь ничто не могло мне доставить большего удовольствия, чем ласки того, кому я поклонялся словно идолу прошедшую неделю. Вышло так, что я оказался притиснутым к углу коридора, а Александр прижимался ко мне сверху. Он спустил мои брюки, я попытался выгнуться, подобно кошке – его, видимо, это раззадорило. Взяв меня за волосы и прижав претерпевшей удары щекой к стене, он вошёл в меня на несколько сантиметров. Больной рукой я дотянулся до его торса, умоляя его быть помедленнее; на удивление, он послушался. К счастью, его член входил довольно легко и без смазки и предварительной подготовки – тогда я благодарил свои довольно частые юношеские эксперименты со своим телом. Иногда я улучал момент и оглядывался назад – его прекрасное перевозбуждённое лицо таяло в испарине, я был уверен, что он получал удовольствие не меньше моего. Я окончательно потерял рассудок и позволил себе издавать стоны, громкости и развратности которых позавидовала бы любая портовая шлюха; я быстро двигал рукой по своему члену и чувствовал внутри его собственный. Александр вдруг резко прекратил свою «работу», развернул меня лицом к нему, и я полностью взял в рот его гладкий, истекающий прозрачной влагой половой орган. Он максимально глубоко вжался в мой рот, пока я не закашлялся: и совсем скоро его семя заполнило меня. Кашляя и давясь, я проглотил всё, чем он одарил меня – я не желал пропускать ни единой капли. - Этого ты хотел тогда, в ванной? – проговорил томно он, лениво гладя меня по низу живота. Я заскулил, излившись на тыльную часть его ладони: он хмыкнул, посчитав это положительным ответом. Он встал, немного пригладив измятую рубашку и застегнув брюки, обошёл меня, распластавшегося на полу, и отворил дверь. - Прости. По крайней мере, ты умрёшь счастливым, - проговорил он, выходя из подвала. Я потянулся к нему рукой, но увидел вновь кровоточащий укус – и меня стошнило с безудержным кашлем и хрипом прямо на пол. Голова вновь закружилась, по стенам забегали прозрачные фигуры – вся эйфория испарилась столь же быстро, как и снизошла на меня. Кое-как пересиливая головокружение, я встал, опираясь по стенке, и дошёл до окошка, которое можно было попытаться открыть. И вдруг почувствовал запах гари – чёрный дым пробирался через запертую подвальную дверь. Сквозь окошко я увидел, что горело всё – и маковый сад, и верхние этажи особняка. Я заметил, как из главной двери выскочила Катерина, другой гувернёр и кухарка – я начал неистово махать руками и кричать, попутно кашляя от чёрного дыма, но во время пожара никто и не думал смотреть на еле заметное подвальное окошечко. Но вдруг я заметил чёрню тень на улице – к окошку подбрёл тот самый чёрный кот, на которого я чуть не сел в комнате Ари. В пасти он держал мой исписанный заметками блокнот. Он бросил все мои труды на землю возле окна и принялся драть когтями – вскоре книжица превратилась в миллионы маленьких кусочков. Кот ехидно сверкнул синими глазищами, а из-за его спины показалась и трёхцветная кошечка. Вскоре они вместе убежали прочь, давая огню шанс поглотить разорванные листы снаружи. Брат и сестра выбежали из-за уже покрывающихся копотью деревьев, которые скрывали за собой подвальное оконце. Все стоящие снаружи, включая прислугу, сели в кабриолет, который вскоре исчез за поворотом. Алые языки пламени охватили весь особняк, не заботясь о том, что в подвале ещё оставалась одна живая душа. Нет. Единственная даже живая душа в этом проклятом доме.