Worauf wartest du dann noch?

— Чего же ты ожидала от меня? А, дорогая? — В последнее время он употреблял это уменьшительное слово чаще, неосознанно, но, похоже, называть ее так было его внутренней потребностью. Одна из тех потребностей, которых Кэл давно не испытывал. Они мешают его работе, заслоняют взгляд на чистую, ясную науку, и все это происходит рядом с Эмили — все, ради чего он жил уже давно. Получить немного известности здесь, урегулировать старый счет там, попутно являясь отцом, бывшим мужем, лучшим другом. Если подумать об этом дольше, наверняка можно вспомнить еще больше ролей, которым он более или менее успешно подражал. Но когда она звонила, он тут же был рядом. Было ужасно видеть, как земля уходит у нее из-под ног, потому что одна из ее бывших пациенток убита. И вообще, для Джиллиан она была гораздо больше, чем просто пациентка. Хотя со временем он должен был заметить, что она действительно умеет необычайно хорошо лгать, когда от нее этого требуют, одно никогда не менялось: глубокие привязанности Джиллиан ко всем людям. Несмотря на то, что ее эмоциональность была схожа с эмоциональностью предприимчивого Кэла Лайтмана и уже в каком-то смысле перешла границу, она слишком часто мешала ей. Ухудшала положение. Так же, как и на этот раз. Но сейчас он держал ее за руку, зарывался ртом в ее волосы, и ему казалось, что все не так уж плохо, что еще немного — и мир на мгновение перестанет вращаться так же быстро, как обычно. — Я был молод и наивен, я думал, что ты, как и все остальные… Она повернула голову, и он увидел, как она, наконец, снова улыбнулась. Не только ее губы — нет, ее глаза — обрели тот блеск, этот неуемный, заразительный блеск, который он так любил. Он просто смотрел на нее, не в силах оторвать глаз от ее, и, наверное, хорошо, что Фостер знала его взгляды, привыкла и потому не спрашивала. Он улыбнулся, провел указательным пальцем по ее щеке, и она снова прижалась к его плечу. Потом она продолжала рассказывать, в тысячный раз смеясь над все теми же моментами в истории, которую он уже знал наизусть, потому, что так любил ее слышать, и не в последнюю очередь потому, что сам выдумал ее. Семь лет назад, когда он, доктор Кэл Лайтман, первый раз встретился с доктором Джиллиан Фостер, психологом, в Пентагоне, и наконец основал «Группу Лайтмана», которая сегодня была так называемым домом для них обоих. Было поздно, уже давно стемнело, когда они подъехали. Долгие объятия — и он мог бы поклясться, что в ее глазах заблестели слезы. Боялась ехать домой одна? Что бы она еще делала в этот сорвавшийся вечер? Может быть, ей тоже хотелось, чтобы он предложил проводить ее до дома. Главное, что она была не одна. Главное — она была с Кэлом? Он должен был уйти, ему назначили свидание в тюрьме. Тот, кто сделал с Джиллиан что-то подобное, должен был быть наказан, и на этот раз у него были все средства для этого. И он бы выкидывал каждый свой козырь мучительно медленно. Иногда он мог быть чудовищем. Дома он был полным идиотом иногда, но Эмили связывало с ним что-то глубокое, что-то, выходящее за рамки простых отношений отца и дочери. Она понимала его, даже если то, что должен был признать он сам, было не всегда легко. — Подростков тоже не всегда легко понять, — только и сказал он в ответ, и между ними все было хорошо. Даже сегодня она не задавала вопросов о том, чем он занимался так долго, даже когда почувствовала, что он встречался с преступником. Она подарила ему простую жизнь, которая была далека от всей лжи и убийств, которые ждали его каждый день. Она подарила им обоим дом, и это было больше, чем он когда-либо мог желать. — У меня есть вопрос: Джиллиан, ты ее любишь? Он ненавидел, когда начинал читать дочь, ненавидел так же сильно, как и она, но он видел, что это уже давно лежит у нее на сердце, и она должна была переступить через себя, чтобы задать этот вопрос. Разве это выходило за ту негласную границу между ними обоими? Джиллиан и Эмили с самого начала связывала крепкая лента, Джилл видела, как она растет, и всегда находилась рядом с ней, если ее мать в очередной раз ставила своих клиентов на первое место. Этой глубокой уверенности он уже столько раз желал. — Конечно, дорогая, конечно, я люблю ее. Он не признался бы в этом, но ему неизбежно приходилось думать о ней. И совсем не так легко было выбить ее из головы. — Нет, я имею в виду, ты ее на самом деле любишь? Его взгляд медленно скользил по полу. Это был чертовски хороший вопрос. Вопрос, от которого он втайне давно прятался. Все его женские романы, были ли они просто отвлечением? Неужели он просто хотел заставить ее ревновать? Он должен был знать, что это не работало. Она предпочла бы, чтобы он женился на какой-нибудь особе, главное, чтобы он был счастлив, как бы несчастна она сама при этом ни была. Он иногда может быть таким идиотом! — Да. Наверное, это был один из самых честных ответов, который он когда-либо давал. Без науки, без чтения лиц, гарантируя искренность. — Тогда чего же ты ждешь? — Ну, дорогая, на это у меня нет ответа. И его в самом деле не было. Словоохотливый, напыщенный и неумолкающий Кэл Лайтман понятия не имел, как теперь поступить. И будет ли это продолжаться? Но самый важный шаг уже был сделан: он наконец понял, что влюблен в свою лучшую подругу. Нет, он любил эту уникальную, заботливую и чрезвычайно красивую женщину и знал об этом еще со вчерашнего дня. Признаться в этом было, пожалуй, самым большим и трудным шагом.