Миледи: от монашки до дворянки

Трагизм истории мальчика, которого оставили без матери, настолько увлекает многих, что в дополнение к жуткой истории, рассказанной им самим, многие придумывают детали о тяжелом детстве и прочих прибитых к потолку чугунных игрушках. Если же и этого мало, то в ход идет еще одно средство – сделать отцом Мордаунта Атоса, мол, потому он и убивать не хотел молодого человека. Впрочем, с отцовством Винтера-старшего все тоже в истории непросто, а уж с тем, насколько хороша Миледи как мать, совсем уж темный лес. Попробуем пробраться сквозь эти дебри. Тест на отцовство О жизни Мордаунта достоверно неизвестно ничего, все лишь с его слов. Можно ему верить или нет, каждый решает сам. Я привычно буду исходить из тезиса, что если кто-то лжет, то делает это с какой-то целью (или сам не зная, что лжет). Первый вопрос, связанный с жизнью Джона Френсиса, это его возраст. В разговоре с Мазарини Мордаунт говорит, что ему 23 года. Причин врать у него вроде бы нет, разве что он может ошибаться сам – дети ведь не помнят себя от рождения и не умеют считать, и начнут отсчет с той цифры, с которой им скажут: тебе сегодня столько-то годиков. Так сколько же годиков в начале романа этому герою? Встретившие его Рауль и де Гиш тоже воспринимают Мордаунта как молодого человека 22-23 лет. Так что, поскольку слова героя и его вид чужими глазами тут совпали, будем считать, что ему и вправду 23 года. Роман «Двадцать лет спустя» начинается в 1648 г., поскольку Фронда уже началась, но казнь Карла еще не свершилась. Раз так, то 1648 – 23 = 1625 г. – это и есть год рождения Мордаунта. То есть год начала романа «Три мушкетера». Что ж, таким образом можно уверенно сказать, что Атос отцом Мордаунта быть не может никак. Даже если предположить, что на деле сыну Миледи не 23, а 24-25 лет (хотя при тяжелой жизни скорее следует предположить иное), то все равно Атос уже несколько лет служит в мушкетерах (не меньше пяти*), а значит, успеть никак не мог. Вот только вперед выступает иная странность. Мы знакомимся со всей историей, начиная с апреля 1625 г., именно тогда д’Артаньян появляется в Менге и там же видит Миледи, которая если и беременна в этот момент, то на очень ранних сроках – ничего похожего в ее описании нет. Либо она уже разрешилась от бремени. Могла ли Миледи быть на ранних сроках в это время? После апреля 1625 г. мы встречаем упоминание о ней в сентябре, когда она срезает подвески. И далее она исчезает до середины 1627 г., когда уже гасконец замечает ее в церкви. То есть, формально, если беременность у Миледи протекала довольно легко (что вряд ли, но об этом позже), а Мордаунт родился в декабре 1625 г., то при встрече в Менге Миледи и вправду могла быть на ранних сроках. Вот только в сентябре этого года она уже должна была быть «сильно в положении». Впрочем, не исключено, что ребенок родился семимесячным, а наряды в те времена позволяли несколько скрыть беременность (некоторые и корсет продолжали утягивать), так что пока эту версию отбрасывать не будем. Однако позже, охмуряя Фельтона, Миледи делится тем, что ее муж скончался «за неделю до возвращения Бэкингема», который уехал с посольством Карла просить руки испанской инфанты. Что ж, это – практически точная дата. Карл и вправду ездил в Испанию, правда, сватовство не удалось, а в итоге он женился на французской Генриетте, сестре Людовика. Да и катался туда Карл не с официальным посольством, хотя переговоры о свадьбе велись с 1620 г., но это была авантюрная якобы инкогнито-поездка, случившаяся в 1623 г. Уехали они в феврале, а вернулись в Англию в начале октября (есть даже дата, 05.10.1623, когда флот вернулся в Портсмут). Таким образом, получается, что лорд Винтер-ст. умер в конце сентября 1623 г. Это очень плохо сочетается с беременностью в 1625 г. Поэтому более достоверной выглядит версия, что Миледи родила в начале 1625 г., еще до встречи в Менге. Правда, вопросы все же остаются - это все равно полгода «натяжки». Может ли быть, что Миледи соврала с датой смерти мужа? Да, но вряд ли разница очень существенна. Она все это рассказывает Фельтону, не зная, будет ли тот проверять что-то из ее слов. А он может и не проверять: поскольку он довольно близок к лорду Винтеру-мл., тот мог и раньше что-то упоминать про смерть своего брата, хотя бы мельком мог сказать вроде «он оставил меня осенью два года назад». Не считая того, что Фельтон сам мог мельком видеть и старшего лорда, и помнить примерно время его смерти. Никакой практической цели ложь тут почти не несет. Миледи рассказывает, отчего муж якобы не отомстил герцогу за ее поруганную честь, но с таким же успехом она могла сказать и то, что муж умер за день до приезда Бэкингема, или что за неделю до возвращения герцога супруг слег с тяжелой болезнью и так и не мог оправиться, скончавшись через месяц или даже через полгода. Так что если Миледи и солгала с датой, то несущественно, конец сентября запросто может быть концом октября, но вряд ли ложь тут в целый год. Итак, осень 1623 г. + 9 месяцев – получаем лето 1624 г. Миледи выдает ребенка за сына от мужа, лорд Винтер ей, очевидно, верит, раз не оспаривает наследство (а его, в отсутствии сыновей, должен был бы получить брат покойного, но не его жена) и даже называет мальчика своим наследником (что тоже законно: раз у милорда нет своих детей, все наследуют ближайшие родственники мужского пола, если у брата был сын – то именно он). Конечно, очевидно, что у младшего Винтера очень плохо с математикой и «прозрел» он лишь после того, как узнал правду о клейме, только тогда он подсчитал наконец сроки и догадался, что ребенок – не от его брата. Но все же вряд ли у него настолько плохо дело с подсчетами и знаниями того, как скоро появляются дети, чтобы ошибиться в полгода! Кто устанавливал возраст? Будем исходить все же из того, что Винтер-мл. не совсем дебил (или совсем не дебил), а уж свет и подавно умен: если ребенок у вдовы появится значительно позже установленного срока, то пойдут пересуды, недоброжелатели точно намекнут новому милорду, что леди все же не слоненка вынашивала. Поэтому, как всегда настаивал Шерлок, отбросим все лишние версии и остановимся на наиболее достоверных: - либо Мордаунт рожден в середине 1624 г., но потом ему внушили, что он моложе на год, в это поверил и он, и все вокруг, а суровая жизнь и тяжелое детство как бы объясняет, отчего он выглядит старше (хотя все его как раз видят на 23 года, ну да ладно, «все» тоже могут ошибаться); - либо летом 1624 г. Миледи ходила с подушкой, говоря, что она беременна, и придумывала план, как бы ей «разродиться» без излишнего внимания; - либо в это время родился кто-то другой. Версия с ошибкой в возрасте Мордаунта просится больше всего, но всячески опровергается текстом. И сам он говорит, что ему 23, и видят его на 22-23 года, и Атос предполагает, что сыну Миледи 23 года, и уже после казни, утопая, он тоже кричит, что ему 23, а это уже 1649 год начался, то есть вновь обыгрывается возраст 22-23. Кстати, откуда вообще Атосу знать возраст ребенка? О леди Кларик он знает очень примерно и со слов д’Артаньяна, тому известно о том, что у Миледи есть сын, однако она-то выдает его за сына от брака, то есть в 1627 году она если и упоминает возраст ребенка, то должна говорить, что ему три года. Если Атосу запомнилась эта цифра, то впоследствии он насчитал бы уже 24 года сыну Миледи. Из всех людей, кто может знать возраст ребенка, остается лишь лорд Винтер. Только он, прежде, чем лишить Мордаунта всего, мог разузнать (например, у кормилицы), сколько в действительности лет мальчику. То есть уже убедиться окончательно, что это не сын его брата, а только затем отказываться от него, как от родни. Стал бы милорд это делать? По-хорошему, конечно, это лишнее, потому что брак с Винтером-ст. однозначно недействителен, а потому любой ребенок будет бастардом. Но все же Винтер-мл., не имея наследников, мог и взять мальчика к себе, тот еще был в слишком юном возрасте, чтобы мать успела ему передать свои пороки, а так милорд уважил бы память своего брата и признал бы родную кровь. Как мы знаем, Карл благоволит лорду Винтеру и в принципе лишил бы ребенка наследства без особого расследования, а поскольку за мальчиком нет иных покровителей, то возмущаться бы вряд ли кто-то стал. В то же время недовольство королем и без того было немалым, к чему подкидывать дров в этот костер? Проще провести хотя бы некоторое расследование происхождения ребенка. В любом случае просто так получить наследство милорд не мог, он должен был объявить что-то о сыне брата. Наконец, в целом по романам мы знаем лорда Винтера как человека честного, он не пытался отобрать наследство у Миледи, пока полагал ее честной вдовой брата – то есть определенно он не стремится «обокрасть» ребенка. В конце концов, он мог бы оставить за мальчиком наследство брата, но лишить своего, но добивается лишения мальчика всего. Так что, скорее всего, лорд Винтер все же постарался установить правду. Конечно, если говорить абстрактно, мы не знаем, хотел ли Винтер-мл. признавать ребенка или не желал вообще о нем ничего знать. Но другого источника, который бы окончательно установил бы возраст ребенка и после об этом мог сообщить другим, попросту нет. Только милорд мог заинтересоваться, сколько же в самом деле лет Джону Френсису, и лишь он мог после, например, в переписке, сообщить Атосу, что установил, что мальчик родился минимум на полгода позже, в начале 1625 года, а потому не является сыном его брата и его непосредственным наследником. До того о ребенке говорят, но его никто не видит, так что установить возраст "на вид" нельзя. Опять же, это тоже важно. Пусть дети и росли раньше среди нянь и кормилиц, но именно эти женщины постоянно имеют дело с малышами. Разницу в месяц, быть может, никто не заметит, разницу в полгода (а то и больше) – непременно отметят. И кто-то точно найдется, кто пожелает сказать милорду: а племянничек-то ваш только на ноги встает, хотя должен бы уже вокруг дома собак гонять. Почему же все молчат и милорда все устраивает? Вероятно, последний этого попросту не знает, а те, кто знают, не могут ему ничего сообщить. В любом случае, опять же повторюсь, если тяжелое детство сказалось на нем, то он должен выглядеть на 23, а быть на деле еще моложе. Так что оставляю это версию окончательно, как неправдоподобную. О праве на наследство Могло ли так быть, что когда Винтер-старший умер, Миледи не была беременна? Это возможно, но маловероятно. Возьмем первый брак Миледи, с Атосом. Мы не знаем, сколько конкретно времени он продлился, но все это время она не пыталась его отравить. Почему? Очевидно: потому что она от этой смерти ничего бы не выиграла, недовольные этим браком родственники быстро бы выставили ее за ворота Ла Фера. По закону она могла претендовать лишь на приданое, которое принесла в брак, но у нее, нищей «сестры священника», и этого не было. Поэтому Миледи ничего не делает, она выжидает, скорее всего, забеременев или уже родив, она избавилась бы от мужа, далее управляя его имуществом от имени сына. Это она и «проворачивает» во втором браке, хотя и там все пошло не гладко. Тут надо сказать, что лучше ей все-таки именно родить и вовсе не неведому зверушку. Потому что наследство получит только мальчик, с девочкой она останется вновь ни с чем (ну если очень повезет, то с небольшим содержанием). Это подтверждается и романом: именно сын Миледи, а не она сама, назван наследником как старшего, так и младшего лорда Винтера. О том, что наследница мужа – Миледи, говорит лишь деверь, взяв ее в плен и на суде, но там можно это понять: милорд прекрасно понимает, что ребенок мал и всеми деньгами и имуществом будет заниматься она. То же относится и к письму мушкетеров лорду Винтеру – они тоже попросту «опускают» промежуточное звено, поскольку ребенок еще много лет будет не в силах чем-то распоряжаться. Сама себя Миледи называет наследницей в разговоре с Фельтоном, но там ей надо было подчеркнуть, что у младшего Винтера к ней тоже некие счеты, что он умышленно «накручен» герцогом, а наследство для этого более всего подходит (и Фельтон наверняка может поверить, что любящий муж и вправду пытался оставить наследство любимой жене вопреки всем законам). Иными словами, у Миледи нет выгоды избавляться от второго мужа до рождения наследника – ей тогда придется начинать все заново, может быть, имея чуть больше денег, но все равно это не то, чего она хочет (а она желает получить себе и наследство младшего Винтера, как мы знаем). В каком случае возможно, что смерть Винтера-ст. наступила раньше, чем планировала Миледи? Отчего она изменила свои планы и решила его поскорее отравить, не будучи беременной или едва забеременев? Даже беременность - это риск, не только потому что может родиться не мальчик, но в те времена выкидыши были довольно частым явлением. Слишком все зыбко, слишком опасно, но Миледи травит мужа. Видится только один вариант: второй муж что-то если не узнал, то заподозрил о ее прошлом, и надо было удержаться за положение хотя бы вдовы – это все равно лучше, чем очутиться на улице без гроша в кармане, вновь искать себе сообщников и нового мужа. Скорее всего Винтер-ст. именно заподозрил, потому что если бы он что-то точно узнал, то мог бы успеть это сказать брату, а Миледи «позволила» ему три часа «болеть» перед смертью, все это время рискуя, что правда раскроется (других она травит быстрее в романе). Итак, Миледи решается сделаться вдовой, но либо она уже забеременела, либо решает объявить о своей беременности – чтобы не оказаться ни с чем. В любом случае ей очевидно, что если она хочет стать наследницей, то надо непременно родить мальчика в положенный срок, то есть если она еще не беременна, то забеременеть. Итак, все же, какова вероятность, что она еще не беременна? Мне кажется… низкая! Просто потому что наверняка Миледи и раньше прикладывала все усилия, чтобы поскорее зачать ребенка, а уж имея такую мотивацию, она должна поскорее отыскать себе любого партнера с более-менее подходящей внешностью (не думаю, что с ее обольстительным видом сложно быстро получить себе в постель кого-то). Здесь есть лишь одно препятствие – все же она дама света, а деверь хоть и не живет с ними (они вообще проживают явно отдаленно друг от друга, если учесть, что Фельтон близок милорду, но Миледи его не знает), но наверняка бывает у нее часто. Да и все тот же свет непременно ему сообщит о недостойном поведении невестки. Уехать во Францию? Это возможный вариант, но все же немного рискованный. Потому что ей надо поскорее отправиться туда, забеременеть и вернуться назад, чтобы объявить о беременности. После ее такого поспешного отъезда могут зародиться подозрения. А если заявить о беременности до отъезда, то это тоже вызовет подозрения: мужа похоронила – и торопится сказать, что тяжела, явно чтобы сохранить наследство. Иными словами, все это возможно: возможно, она не была беременна, когда отравила мужа, а после поторопилась отыскать нового «папу» в Англии или во Франции, возможно, она объявила о беременности как до, так и после отъезда. Но все же при всех этих вариантах могут возникнуть какие-то подозрения у самого лорда Винтера или у кого-то, кто ему об этом может сообщить. Хотя также не исключено как раз и то, что Миледи понимала, что ее поведение несколько подозрительно. И даже если милорд ничего не подозревал, она, опасаясь его, в принципе все время старается держаться подальше от деверя, проводя время во Франции. Но все же главным образом тут работает иной фактор – время. Если бы Миледи не была беременна, то она должна была постараться это осуществить так скоро, как только возможно. Про женский цикл тогда представление имели, так что примерно подсчитать время, удачное для зачатие, могли, с этим проблем не возникло бы. Пусть не через месяц, но через два Миледи должна была действительно понести. Однако полгода и больше – перебор. А был ли мальчик? Так и получается, что гораздо более вероятно, что Миледи или уже понесла к моменту смерти мужа (что наиболее удачно, потому что о беременности могли объявить уже всем еще при жизни супруга), или забеременела вскоре после. Но куда тогда делся этот ребенок? Нет сомнений, что в той ситуации, что сложилась у Миледи, ей никак нельзя было рожать в Англии. Но одновременно именно это было необходимо и негласно требовалось обществом: как при родах королевы стояла толпа придворных, чтобы удостовериться, что та разрешилась от бремени, так и при высокородных дворянках внимательно смотрели, чтобы не случилось чего-то странного (так что история Железной Маски в том виде, в котором ее нам рассказал Дюма, в принципе невозможна). Поэтому тут я вижу несколько вариантов развития событий. И в каждом предостаточно вопросов и неточностей. Вариант 1. Миледи рожает в Англии, как полагается. Но либо мальчик слаб и рано умирает, либо рождается девочка, но повитухе и служанкам заплатили огромные деньги, чтобы они подтвердили, что родился мальчик, а лорд Винтер в пеленки не полез проверять. Версия с девочкой более романтическая и близка ко все той же Железной Маске, потому что после ее должны были просто отправить куда-то восвояси и забыть, а проплатить всем и надеяться, что никто не проболтается, или всех потом уничтожать – довольно тяжело и муторно. В то же время Миледи понимала, что риск родить девочку есть, ей нужна была какая-то «страховка». И маловероятно, что она смирила свои амбиции, решив: ладно, будет девочка, проживу на вдовью долю. Но, в любом случае, по этому варианту либо ребенок рано умер, либо родилась девочка (и была потом кому-то отдана на воспитание). А Миледи после этого вынуждена была начать все заново, то есть вновь забеременеть, вновь отходить положенный срок с животом, как-то его пряча, чтобы потом родить нового ребенка, после выдавая его за старого. В целом, конечно, к началу 1625 года уложиться можно. Тем более, что после первых родов Миледи становится уже более свободной в своих действиях. Ее ребенок объявлен как наследник, она упрочила свое положение. Но, допустим, сын очень слаб, Миледи опасается, что потеряет его, заявляет деверю, что слишком тоскует по мужу и ей тяжело находиться тут. С этой легендой она перебирается во Францию. Здесь уже устраивает себе вторую беременность и роды, после один ребенок заменяет второго, потому что первый действительно умирает. Вариант 2. Миледи рожает во Франции. Пользуясь тем, что деверь вроде бы ей полностью доверяет, она использует хотя бы ту же легенду о тоске по мужу и перебирается на континент. В этом случае, если она еще не была беременна в Англии, но смогла об этом объявить, а милорд не запросил медицинское обследование, то дальше ей действовать гораздо легче. Здесь она уже может забеременеть от наиболее подходящей кандидатуры, может рожать без прежних страхов. Далее все по варианту 1, но более свободно. Если рождается девочка, Миледи спешно отправляет ее хоть в монастырь, хоть на улицу, но в Англию отправляется известие о счастливом рождении наследника. Трудность тут возникает на следующем этапе. Конечно, Миледи после родов тяжело, она не может возвращаться в Англию, но лорд Винтер наверняка пожелает увидеть наследника и приедет во Францию. Так что если к его приезду ребенок гибнет, то Миледи надо поторопиться и положить в колыбель нового младенца. Вариант 3. У Миледи случается выкидыш. Этот вариант мне кажется наиболее правдоподобным, потому что здесь и со сроками все гораздо проще (не надо беременеть сразу же новым ребенком после родов и родить обоих в полтора года), и скрыть больше возможностей. Например, если на ранних сроках у Миледи происходит выкидыш, то неважно, находится она в Англии или во Франции, но для всех она по-прежнему беременна. Правду обо всем может знать лишь камеристка, которая была в этот момент при ней, то есть несложно сначала посулить ей денег, а после избавиться – и уже никто не знает о выкидыше. Сразу после этого события беременеть невозможно, а вот месяца через три Миледи повторяет попытку. И удача, например, как раз случается не позже, чем через месяц-два. Скорее всего, опять же, к этому времени Миледи перебирается во Францию, отлично понимая, что роды у нее случатся слишком поздно, а повитуха будет крутиться возле нее уже в положенное время и точно обратит внимание на странное течение беременности, лорд Винтер из своей заботы пошлет за лекарем – и вся легенда рухнет. Главный подводный камень тут – это все то же объявление о появлении ребенка. Летом 1624 года ей надо сообщить в Англию о разрешении от бремени, которого пока нет. А если лорд Винтер приедет во Францию, то еще и обнаружит ее с животом. Впрочем, опять же, в колыбель можно положить любого подходящего младенца, а самой не появляться, сказавшись больной после родов, либо приняв в кровати, спрятавшись за опущенным пологом, приоткрыв его лишь для лица, скромно сославшись на то, что она слишком слаба, а принимать гостей в подобном виде не считает возможным. Еще один аргумент за выкидыш – это само прошлое Миледи. Тест на материнство Вообще в романе описана очень слабая женщина. Да, Миледи считает свою слабость своим оружием, но эта слабость во многом не наигранна, ей в действительности становится плохо от малейших потрясений. Мы избалованы экранизациями, где разные варианты Миледи скачут верхом в мужском седле, закалывают врагов кинжалами и т.п., не говоря уже о современных версиях этой героини. Но в книге Миледи путешествует в экипаже, убивает исключительно ядом (лишь однажды кидается на д’Артаньяна с кинжалом, находясь в состоянии аффекта) или подговаривая других убить за нее. Она шарахается от Атоса и разоблачающего ее лорда Винтера, она едва не теряет сознание от плохих новостей, ей становится дурно от вида пропасти, когда ее спасает Фельтон. Иными словами, если духовная слабость – это дискуссионный вопрос, то физически Миледи однозначно слаба. Была ли она такой или она такой стала? Достоверно известно, что люди в петле могут умирать очень долго (поэтому с Средневековье их часто называли «плясунами», шуток на тему плясок в петле придумано тысячи). Профессиональные палачи обычно подвешивали к ногам осужденного груз или сами повисали на них, чтобы жертва побыстрее отошла в мир иной. Атос определенно об этом не позаботился: повесил кое-как и уехал расстроенный. Сколько Миледи провисела так? При длительном нахождении в петле она могла обойтись без более-менее серьезных физических травм, но при этом серьезно поехать крышей. Но чем дольше висела, тем больше добавлялось и психологических, и физических проблем. Разумеется, Дюма в позапрошлом веке это не было известно: то, что тело может не сильно пострадать от петли, знали, но исследованиями мозга еще не занимались. Так что автор мог закладывать и довольно приличный срок в свое произведение. И совсем не обязательно думать, что Миледи вынули из петли сразу, как только граф ее туда засунул. Однако если все же исходить из того, что слишком длительное пребывание в петле сделало бы из нее калеку, а не слишком длительное – даму с проблемами с мозгом, то висела она недолгое время. Гадать, сколько именно, бесполезно. А кто вынул и как – тема для фанфикшена, версии, которая полностью объясняла бы все, тут не найти (фермеры побоятся вынимать из петли, дворянство презирает и не будет спасать, разбойники и воры не скоро появятся на той дороге, которой только что граф проехал с охотой). Но в рамках этой статьи не так важно, кто ей помог, сколько просто тот факт, что хотя бы минут пять в петле Миледи провела. Какие последствия это дало? Ну у нее однозначно выработался ужас перед собственным клеймом, точнее, его обнаружением, ужас такой, что когда лилию видит д’Артаньян, Миледи бросается на него, хотя она откровенно слабее и вообще никогда больше так не действует, то есть в тот момент ей разум точно отказал. Но не исключено, что были и другие последствия, уже физиологические. Может быть, юная монахиня, укравшая сосуды из церкви, была гораздо здоровее, даже после клейма. Может быть, молодая графиня де Ла Фер могла без особого труда выносить ребенка. Но леди Винтер уже получила серьезные проблемы с организмом, отчего и зачать (помним, что второй раз она провела в браке примерно полгода, если верить ее рассказу), и выносить ребенка ей было совсем не так просто. И если продолжать эту теорию, то невольно закрадывается вопрос: а рожала ли Миледи вовсе? Что если она была бесплодна? Ведь Миледи не беременеет от графа, хотя в браке они провели все-таки не один день, Атос ее боготворил (и судя по тому, как быстро он справился с герцогиней, у него проблем в интимной сфере не было), а она точно стремилась поскорее зачать. Что если потрясение и боль от клейма создали проблемы, например, с циклом? А после к этому добавилось еще и повешение. И если поначалу, с Атосом, Миледи этого не знала, то после анализирует свое состояние и понимает, что родить не сможет. Подцепив Винтера-старшего, Миледи решает, что это очень удачный вариант: знатен, богат, почти не имеет родни, а единственный брат вроде бы не против ее кандидатуры. Более-менее заполучив доверие обоих, леди Кларик подкупает повитуху или врача, чтобы сказали мужу, что она беременна. Более муж ей становится не нужен – и она избавляется от него, чтобы лишний раз не заподозрил ничего. Наступает вторая часть плана. Миледи меняет подушки под одеждой, попутно подыскивая подходящую кандидатуру, кто вынашивает ребенка в это время и может подходить цветом глаз и волос. После она попросту выкупает дитя (для нас звучит дико, на самом деле в те времена бедные родители порой легко на это шли, у них и так семеро по лавкам, а тут одним ртом меньше), устраивает «роды», например, даже чуть раньше срока, якобы они начались в неурочный день и час, когда она «оказалась» только с парочкой верных ей слуг. В третьей части, вероятно, все-таки что-то идет не по плану. Например, младенец тяжело заболевает, и Миледи, которая опасается, что потеряет все, принимается искать ему замену. Так и выходит, что после в колыбели оказывается ребенок иного возраста. Лорд Винтер в этом не очень разбирается, но Миледи понимает, что это риск, поэтому, вероятнее, всего, предпочитает убраться во Францию вместе с «сыном». В беседе с милордом, когда тот арестовал невестку, Винтер иронизирует, что она клялась более не появляться в Англии – то есть определенно Миледи искала повод убраться из страны. И вряд ли только подозрительность Бэкингема тому виной, от него она могла просто временно удалиться в свое поместье. Правда, есть нюанс. В «Двадцать лет спустя» мушкетеры все видят схожесть Мордаунта с Миледи. Это, разумеется, не доказательство. Потому что Атосу в тот момент и вправду всюду чудится напоминание о жене, Арамис присматривается и видит эту схожесть лишь после слов графа, д’Артаньяну лицо кажется на кого-то похожим, но «опознает» он сына Миледи только после предупреждения друзей. Все они уже находятся под влиянием лорда Винтера и ужаса Гримо, который видел «священника». В то же время я понимаю, что Дюма, задумывая этого героя, делал его именно сыном Миледи, его привлекала идея мстителя за мать, а не просто полоумного, который считает, что мстит за родного человека. Поэтому эта версия хотя и прекрасно вписывается в объяснение, вряд ли является каноничной. *** Вообще у Дюма с цифрами все очень неоднозначно. И поскольку в отношении д’Артаньяна «работает» погрешность в год*, то можно предположить, что и тут та же ошибка. Вот только гасконцу Дюма добавляет год во втором и третьем романе, если уж грешить, так в одну сторону, вести отсчеты от одного года. Потому и выходит, что пропавший год в данном случае – огромное поле догадок, откуда у Миледи взялся сын. Он точно не ребенок Атоса и маловероятно, что сын Винтера-старшего, но от кого именно он зачат – не ясно. Зато ясно то, что Миледи ребенок был нужен исключительно как средство получить все больше денег: в романе ее сын упоминается исключительно как наследник Винтера. На его памяти навещала его некая знатная женщина трижды, но совершенно не факт, что это была именно Миледи, да и к моменту смерти Мордаунту было 3 года, так что визитов могло не быть вовсе или один визит в воображении ребенка превратился в три. При таком подходе совершенно неважно, откуда брать дитя, можно и не рожать, а подобрать подходящего младенца. И еще большой вопрос, что было бы с этим ребенком ближе к совершеннолетию, если бы его мать выжила. Возможно, захоти он получить то, что ему полагается, тоже выпил бы яд, от которого по телу идут странные пятна.