***
— Я задам вам ряд вопросов, — вселяя спокойствие сказала своим тоном женщина, треща какими-то вещами рядом. — Отвечайте правдиво и чётко: да либо нет, — её голос всё ещё будто был убаюкивающим, будто усыпляющим. Он всё время прерывался звоном чего-то металлического. Что же его ждёт? Время покажет. Хотя мужчина уже знал, что прямо сейчас начнется. — Зовут ли меня Андрес де Фонойоса? Да. Известен ли я под кодовым именем Берлин? Да. Заключён ли я правоме... — он не успел договорить, и женщина его перебила: — Чудесно, что вы так компетентны в этом деле. Но я прошу вас отвечать на вопросы. Да либо нет, — настойчиво проговорила она. Берлин сдавил смешок, ухмыляясь. — Ваше имя — Андрес де Фонойоса? — хищно проговорила она. — Нет, — с усмешкой выдохнул он, играя. — Я Елизавета Александра Мария из династии ВиздоровПреклоните колено, — он решил, что может повеселиться, пока эта пустышка не сняла свою приторно сладкую маску. — Сеньор, — без капли раздражения сказала женщина, — я прошу вас говорить правду. Давайте быстрее покончим с этой формальностью, — всё так же спокойно говорила она и повторила: — Ваше имя — Андрес де Фонойоса? — Да, — скучающе выдохнул он. — Вы являлись лидером (известным под кодовым именем Берлин) банды, незаконно вломившейся в монетный двор Испании 21 июня 2017 года? — Да. — Вы подтверждаете правомерность вашего заключения? Берлин задумался и спустя несколько секунд ответил: — Нет, не подтверждаю. Кончено, если во всеобщей декларации прав человека не появился пункт "Право подвергаться пыткам". — Андрес, — терпеливо произнесла она, — вы подтверждаете, что находитесь в здравом уме и ваш рассудок не помутнён никакими препаратами? — Да. — Я спрошу ещё раз. Вы подтверждаете правомерность вашего заключения? — Нет, — твёрдо повторил он. Следователь промолчала. — Вы подтверждаете, что вы были проинформированы о ваших правах? — Да. — Вы подтверждаете, что были осведомлены о ведении аудиозаписи? — Да. Вопросы закончились. Берлин молчал, вслушивался в самые тишайшие звуки, пытаясь понять, что происходит. Слышались шаги. Туда-сюда, туда-сюда. На самом деле, ему не было интересно. Ему вообще мало, что интересно. Он в плену, ежедневно переносит тяжкие физические измывательства. И без них ему оставалось жить не более года. Однако сейчас Берлин уже не надеялся прожить до конца месяца. Даже когда он просто сидит в этом отвратительном холодном кресле и руки спокойно лежат на подлокотниках, Андрес не перестает чувствовать постоянную дрожь пальцев. Только концентрация на звуках позволяла ему отстраниться. Послышался новый звук. Множество звуков. Это был телевизор. И спустя секунду мужчина — впервые за долгое время — увидел свет. Яркий и ослепляющий. Берлин зажмурился. Может, он умер? Так внезапно и скоропостижно. И незаметно для себя. Приоткрыв глаза, он только удостоверился в этом. Перед ним стояла его огненно-рыжая любовь, его Татьяна. Он мог различить только силуэт и цвет волос, глубокий, как мёд, на ярком фоне лампы. Андрес не мог поверить глазам. И был прав. Перед ним была не Татьяна, а другая женщина, совершенно незнакомая. Он понял это, когда глаза привыкли к свету. — Воспроизвожу видеодок номер 08. Видеодок ноль-восемь, — проговорила в диктофон незнакомка с грубыми, совсем не как у Татьяны, чертами лица. Берлин перевёл взгляд на небольшой экран "пузатого" телевизора, стоящего в углу помещения. И чуть не подавился собственной слюной! Банк Испании. На тех кадрах он видел, как его команда пробирается в здание. Это были записи с камер видеонаблюдения. Толпа, поддерживающая "масок", отряды вооруженных до зубов полицейских. И вот к одному из постов подъезжает конвой. Он видит его и знает, что будет дальше. Он не подаёт виду. Из машины выходит Мартин. И тогда, не пытаясь сдержаться, де Фонойоса самовлюблённо улыбается, тихо, но выразительно смеясь. На видео ещё чётко не видно его лицо, но этот силуэт, эту походку и манеру движения он не перепутает ни с кем другим. За ним идут две девушки, в кудрявой блондинке он узнал Монику — ту девушку из монетного двора, а девушка в шлеме рядом с ней, по предположению мужчины, — Токио или Найроби. Они шли на Берлина, их лица становились всё чётче. Они остановились рядом с мужчиной из охраны банка. И вдруг он в голос засмеялся. Это был скорее нервный смех, но его на самом деле развеселили эти серьезные мины соратников. То, как они хмурятся и вытягиваются, изображая армейскую дисциплинированность. Рыжеволосая остановила видеоролик. — Почему вы засмеялись? — сказала она. — Вы знакомы с этим мужчиной? — М-х, — язвительно усмехнулся он, —, судя по всему, это Карл III, — продолжая улыбаться, протараторил Андрес, — она отлично справляется с управлением после моей "смерти". Женщина закатила глаза, явно теряя всю свою добросердечность. — Мартин Берроте, — прошипела она, — что вас с ним связывает? — Мы оба чертовски сексуальны в обмундировании. Женщина с отвращением отвернулась. Она стала полубоком к Берлину, практически закрывая собой телевизор, отпила что-то из бумажного стаканчика и снова начала копаться на столике рядом с мужчиной. Андрес бросил на нее взгляд. Только сейчас заметил её беременность. — Если родится сын, назовите его Андрес, — ехидно бросил он. — Это девочка, — невнятно ответила она, сосредоточенно открывая блестящий под лампой металлический кейс. — И слава богу. Внутри кейса на черной поролоновой подкладке лежали несколько пар медицинских щипцов разного размера, скорее всего, стоматологических. Рядом лежала кожаная плеть, пара игл и скальпелей. — Это особенность вынашивания дочери? Что вы предпочитаете пытать людей, а не прогуливаться на свежем воздухе. — Берлин говорил с меньшим восторгом. Он уже представлял, чем закончится этот день. — Людей? Громко сказано, — усмехнулась она. Надев очки, маску, перчатки и фартук, как у мясника, она снова произнесла в диктофон: — Андрес де Фонойоса, что вам известно об ограблении, которое началось полчаса назад? Он снова засмеялся, пускай это давалось ему через боль. — Дирижабли всё ещё летают... Каждые сорок секунд на протяжении ещё минут пятнадцати, — Он будто рассказывал стишок наизусть, — Вы всё ещё можете успеть. — Откуда ты это знаешь? — закричала она. Её милая маска окончательно растворилась. — Говори, откуда?! Как вы связались?! — Ваш идиот Прието в панике созвал все войска, да? Особенно вон те, — Берлин кивнул в сторону телевизора. Женщина в ярости схватила плеть и хлыстнула ей по лицу Андреса. Берлин даже не дернулся. — Откуда ты это знаешь? — повторила она все так же яростно. — Я знаю всё. Как они вошли, что будут делать внутри и как выйдут, — властно тянул он, презрительно смотря на следователя. Она резко замолчала, вслушиваясь во что-то. В ухе, спрятанном за волосами, Берлин еле-еле смог рассмотреть блеск наушника. Но он не мог слышать, кто говорит и что говорит. Женщина выпрямилась настолько раздражённо, насколько яростно она была заключённого. — Я обязана предложить компромисс. Мы выполняем требования профессора, ты все выкладываешь и вы все добровольно отправляетесь в тюрьму на срок, в два раза меньше положенного, — как змея, шипела она. Андрес не понял, о каких требованиях идёт речь. В его изначальном плане не было ничего подобного, но и Серхио там тоже особо не фигурировал. Однако он знал, что эта женщина не имеет такой власти. Ни она, ни тот кто говорит ей в микрофон, не могут сократить срок преступников, объявленных в международный розыск. И он ничего не ответил, продолжая давить рыжеволосую своим тяжёлым взглядом, будто это она здесь прикована к стулу. — Очень надеюсь, что ты, сукин сын, не согласишься, потому что тогда я тебя не помучаю. Но сейчас у тебя последний шанс взять ебучий телефон и позвонить профессору, сказать, что он победил, и награда за его воодушевляющий видеоролик — всего-то половина пожизненного. — Включи это видео, — тут же командовал он. Она даже не шевельнулась, и тогда он приказал снова, акцентируя каждое слово: — Включи это видео! Женщина, как кобра, подкралась к самому стулу. Нависнув над заключённым, она наклонила его назад, почти опрокидывая. Изящной шпилькой она ступила на обшарпанную сидушку стула, а носком надавила на самую чувствительную точку — промежность. Она будто старалась показать своё превосходство, но даже сейчас Андрес держался слишком уверенно и убийственно спокойно, что ещё больше выводило рыжую из себя. Она снова ударила его плетью, замахнувшись из-за самой спины. — Когда я тебя увидел, подумал, что ты моя бывшая жена. Ещё немного, и у меня рассеются все сомнения. Её лицо было близко, и Берлин услышал голос в её наушнике: "Инспектор Сьерра, включите видео док номер девять. Это приказ". Она фыркнула и резко толкнула стул, но её силы не хватило, чтобы заставить его шататься. Андрес снова рассмеялся. Она как маленькая обиженная девочка пошла выполнять приказ начальства. На видео был мужчина в маске Дали. Он обращался ко всем тем, для кого маска Дали — символ сопротивления. Берлин мог только подозревать, что это Серхио, ведь голос на записи был изменён. Он не понимал, что происходит. Зачем это нужно. Но вдруг мужчина замолчал. Он снял маску, и Берлин увидел лицо брата. Внутри все перевернулось и перемешалось. Серхио оставался единственным, чья личность была засекречена. Он мог жить спокойно в любом уголке мира, ни в чем не нуждаясь до конца дней. Андрес пожертвовал собой в монетном дворе, чтобы это было возможно. А сейчас он снял маску, обрекая себя на вечные скитания по Земле. Профессор молчал, и Берлин искренне не понимал что происходит. Он не думал, что брат настолько алчен, но и другой причины не находил. Мужчина не мог и представить, что каким-то чудесным образом его подставная смерть вскроется, поэтому услышав свое имя он опешил. «Один из нас был незаконно взят в плен, — говорил профессор с неподдельной болью в глазах. — Андрес де Фонойоса. Прошло уже более двух месяцев. Его задержали без постановления суда и без возможности воспользоваться услугами адвоката. Его держат в никому не известном месте. Вероятно, его пытают...» Дальше Берлин не слушал. Брат говорил о справедливости и правах, и все его слова пролетали мимо ушей Андреса. Он осознал, что сейчас вся команда снова жертвует собой только чтобы спасти его. Нет другой причины, ведь он не может никого сдать, он ничего не знает. Это граничит с полным безумством. Он почувствовал себя беспомощным и виноватым, сидя здесь, взаперти. Он не хотел, чтобы его брат, Мартин и остальные сейчас лезли в пекло ради него. Его жизнь и так скоро оборвётся, к чему её спасать? Он уже пожил, увидел свет, совершил крупнейшее в истории человечества ограбление, был женат пять раз, в конце концов. А его младший брат ещё молод и совершенно ничего не знал, как и другие члены команды. Андрес не понимал их, но, впервые за долгие годы, был искренне тронут. Ему никогда не было просто выражать эмоции, чаще потому, что их вообще не было. Будучи клиническим психопатом, мужчина никогда не плакал, даже если о чем-то ужасно сожалел. Но сейчас внутри как будто содрогнулось сердце и появилась какая-то новая струна. Вряд-ли она изменит его характер или поменяет мировоззрение. Тем более не исцелит его расстройство личности. Её хватило только на одну единственную скупую слезу, чистую и искреннюю. Эта давящая боль над крыльями носа, жжение в глазах и глотке, трясущийся сам по себе подбородок — всё мужчина переживал впервые только в середине своего пятого десятка. Женщина выключила видеоролик. — Выкладывай, все, что знаешь. Это последний раз когда я прошу по-хорошему, — она нервно переминалась с ноги на ногу, крутя в руках плеть. — Хорошо, — несмотря ни на что, он звучал как обычно уверенно. — Ты психопатка, как и я. Это не оскорбление, а факт. За это твоя дочь будет тебя ненавидеть, — он смаковал каждое слово, что произносил, — и, может быть, уведет твоего пятого мужа. Личный опыт, — он снова, как ни в чем не бывало, засмеялся. Больше он не ответит ни на один вопрос, а будет только тихо напевать песню "Bella ciao”, в то время как Сьерра выключит диктофон и получит одобрение на физические пытки. Это не будет похоже на допрос, скорее на акт садизма. Взяв стоматологические щипцы, она пообещает передать привет жене Андреса и вырвет первый ноготь — ноготь на безымянном пальце левой руки, где когда-то сияло обручальное кольцо.***
Айкидо — искусство использовать силы врага против его самого. В этом заключался план: заставить врага сделать всю грязную работу. Разогнать толпу, собрать людей в банке в одном месте, эвакуировать их, заблокировать обзор слезоточивым газом. Мартин, стоя на балконе, только раздавал приказы, пока гвардейцы и охранники сами сдавали банк в лапы преступников. Толпа была оттеснена на другой конец улицы, люди внутри были под контролем. Половина осталась в качестве заложников, другая — сбежала под предлогом эвакуации. Хельсинки, Денвер и Рио установили бомбы снаружи здания, оставшись незамеченными. Все гражданские были уверены в том, что ситуация под контролем. Пока Палермо не нажал на кнопку детонатора. Люди разбегались как мурашки в муравейнике. Воцарился хаос. Будь там больше людей, кто-то бы точно умер. Однако бежать было некуда. Банк был изолирован, и снова всю работу сотрудники банка сделали сами. Палермо только отдавал приказы, командовал и изо всех сил пытался держать сосредоточенное лицо и не рассмеяться во всю глотку. Эти идиоты даже не подозревают, что сейчас помогают грабить банк. Они уверены в том, что вернутся домой сегодня вечером, а завтра их назовут героями.***
Что-то шло не так. Двери, как и предполагалось, стали закрываться, но заложники стали ломиться наружу. А ведь они — ключевой момент в спасении Берлина, без них его не отдадут. Рио должен был удерживать их, но те совсем его не слушались. «Это опасно, — кричал он, — стойте, на нас нападают! Внутри безопасно!» Он отчаянно пытался удержать людей, но они ускользали из его рук. Рио понимал, что ставит план под угрозу, но не мог ничего поделать. Его не слышали. А грозить оружием ему не позволяла совесть: это мирные люди, которые ничего не сделали. Они просто не хотят быть пушечным мясом, и Анибаль это понимал. Сбегающих людей заметил Палермо. Он нервно окликнул Денвера, стоящего неподалеку, и приказал разобраться. Тот, минуя по три ступеньки за шаг, понёсся вниз к выходу из банка. Расталкивая заложников он закрыл собой постоянно сужающуюся щель металлических дверей и выпустил пулеметную череду в пол. Заложники тут же кинулись прочь, оставив их одних, и грабители выдохнули. Проблема решилась, но Денвер не собирался оставлять это просто так. Ограбление — наихудшее место для слабости. Он сделал шаг навстречу Рио и грубо толкнул его в плечо. — Что ты творишь? — пытаясь перекричать шум, орал он. — Люди убегают, ты не видишь? — По плану я не должен был стрелять! — Парировал он. — По плану!.. — закричал Денвер, но, задумавшись на секунду и оглянувшись, продолжил полушёпотом: — По плану этих людей мы должны были обменять на Берлина. Нет людей — нет Берлина, сечёшь? Иногда нужно думать своими мозгами, а не тупо следовать плану. — Я не хотел поднимать панику! — активно оправдывался парень. К ним подбежала Токио. Она выглядела обеспокоенно. — Мальчики, вы не видели Найроби? Мы должны идти за управляющим, но её нигде нет. — Да ну нахер... — вскипая выдохнул Даниэль, схватившись за голову и отвернувшись. — Здесь каждому второму на всё насрать или что? Нахера тебе рация? — Я говорю, я следовал плану! — снова оправдывался Кортез. — Точно-точно, как я не догадалась вызвать её по рации в десятый раз! И о чём вы вообще?! — вскрикнула Силена. — Твой любовничек пропустил наружу половину заложников! — О, Dios! От пары человек ничего не изменится, Денвер! Прекрати истерику! Мартин, стоя на балконе, как на капитанском мостике, не упустил перепалку из виду. Он матернулся и было потянулся за рацией, но понял, что сообщение могут услышать лишние люди. Сбежав по ступенькам, он подошёл к троице и зашипел, как кобра: — Токио, Рио и Денвер. Какого хуя здесь происходит? Токио, почему ты не пошла за управляющим вместе с Найроби? — Я не могу найти её. Она не отвечает на рацию. Берроте моментально переварил информацию и отдал новый приказ: — Токио и Рио. Ведите управляющего. Денвер — ищи Найроби. Мужчина уже развернулся и собрался вернуться на свою позицию, но его остановил голос Даниэля: — Ты издеваешься, сукин сын? Он даже с заложниками не справился! — сказал парень, грубо толкая младшего сообщника. Берроте молча развернулся лицом к нему и принялся пронзительно смотреть прямо в глаза парня. Тот, ожидая ответа, не понял, что значит этот пристальный взгляд. — Что? — оправдываясь, вскрикнул он. — Разве не так? Ты его туда отправляешь постоять и помяться, как девственница на выпускном? — Помолчи, — с виду спокойно говорил капитан. — Ты уже обратил на себя внимание. Хватит на сегодня, твои истерики в кабинете управляющего не нужны. Туда идут Рио и Токио, ты идёшь искать Найроби. Всем всё понятно? — Так точно, — синхронно притворились военными Токио и Рио. Денвер, матернувшись, пошёл выполнять приказ.***
План сыпался на части. При управляющем было больше человек, чем ожидалось, а среди них, в главном, Рио узнал человека, чьё досье он нашёл в компьютере Берлина с пометкой "устранить". Управляющий ни под каким предлогом не собирался покидать кабинет. В его повидавших жизнь глазах сверкала догадка, что этот спектакль — липа. Он расспрашивал Токио об её службе, но она ловко парировала атаки заранее выученной историей. Между тем Рио стойко отыгрывал спокойствие, хотя тревога в груди росла с каждой секундой, потраченной на ожидание несуществующего экипажа. Однако и это не сравнится с тем, что он испытал в то мгновение, когда управляющий сделал совершенно обыкновенный в такой ситуации жест — предложил скрасить ожидание чашечкой чая, невзначай похвалив характер и навыки выпечки его секретарши. Согласившись, Анибаль не ожидал, что спустя две минуты поднос с фарфоровым сервизом вынесет женщина с фотографий Берлина. Тихая и незаметная, сейчас она отличалась от своей роковой версии с фото, но Рио не сомневался, что это она. Дама заметила его тяжёлый взгляд и улыбнулась. Кортез попытался выкрутиться, отметив, как быстро дама заварила чай, на что она с хитрым прищуром усмехнулась: "В нужное время в нужном месте", и... Упустила поднос на пол, в следующую секунду рухнула за ним, будто бы с желанием поскорее убрать осколки. Все без исключения повелись на такой очевидный отвод внимания. А фраза оказалось сигналом. Кучерявый блондин из охраны управляющего, воспользовавшись моментом, ударил Гандиа по затылку, от чего тот упал без сознания. Загадочная рыжеволосая дама вскочила, достав пистолеты из ножных кобур, спрятанных под плотной шерстяной юбкой. Токио сориентировалась быстро, намного раньше, чем Рио крикнул "Они за нас". Профессор, наблюдая через камеры, потерял дар речи, и сказал им лишь "Это Татьяна — бывшая жена Берлина — и его сын Рафаэль. Не доверяйте им. Будьте начеку". Токио направила один пистолет на Татьяну, другой на одного из охранников. Пока Гандиа валялся без сознания и с учётом сложившейся ситуации силы противников были равны. Четыре человека с каждой стороны, не считая безоружного начальника банка. На каждого в этой комнате было наведено минимум одно дуло огнестрельного оружия. Все молчали, боясь сделать лишний вдох. — Диана. Кто угодно, но ты... Такая милая девушка... — протянул управляющий, обращаясь к Татьяне, — скажи, они тебя подкупили или, может, принудили? Она рассмеялась. — Дедуля, отдыхай. Эти детишки ещё под столом бегали, когда я наматывала тут круги, ища камеры и всю эту хрень. Я могу продолжить историю про чуть не взорвавшуюся мину этой милой девушки, если пожелаешь. Управляющий шумно вздохнул и ничего не ответил. Воцарилась тишина. Казалось, если навострить ухо, можно будет услышать ветер, разогнанный метающимися туда-сюда глазами героев. — Дайте угадаю, — саркастично пропела Токио, нарушая молчание, — Вена и Гамбург? — Поразительные знания гуманитарных наук, — наигранно удивился сын Берлина. — А ты весь в папашу, да? Так и хочется вмазать тебе по яйцам, — усмехнулась в ответ Токио. — Мы с тобой подружимся, — метнула Татьяна Силене. — Я не хочу вам мешать, но... — Кортез кивнул в сторону управляющего. Тот стоял, не двигаясь, совсем как статуя, и даже не думал куда-то идти. — Я не сдвинусь с этого места, — гордо прочеканил старик, глядя прямо перед собой. — Ещё минут двадцать от силы, и тебе вообще двигаться не придется, дедуля, — прошипела рыжая, — Обед твой был с подвохом. Пойдешь с нами — добрая тётя "Диана" даст тебе волшебную конфетку, которая продлит твой и так короткий остаток жизни. Он собирался ответить, но она тут же перебила: — А ещё — ты этого, конечно, уже не увидишь — твой внучок по ужасному стечению обстоятельств не выпишется из больницы. Никогда, — Татьяна самодовольно ухмыльнулась и, не сдержавшись, рассмеялась. — Ты змея, Диана, — сказал он, закладывая руки за голову, — никогда ещё я так не разочаровался в людях. Идём. — А ещё, старик, у тебя изо рта несёт мертвятиной, — добавил Рафаэль, приставляя оружие к его голове. — Dios... А у тебя — инфантильностью, мальчик, — простонала Токио.