a gift for draco

      План с подарком был глупым.       Проблема с вручением Драко подарка заключалась в том, что Драко, как Гарри быстро понял, в детстве был избалованным богатым мальчиком, а значит, у него уже было всё, чего он мог пожелать. Его мать, после судов оставшаяся в одиночестве в родовом поместье, казалось, была преисполнена решимости исправить свои прошлые ошибки, регулярно осыпая Драко знаками любви. Каждую неделю в Большой зал влетал их семейный филин с мешком конфет, первыми изданиями книг по зельеварению, парой прекрасных кожаных перчаток или шарфом… Гарри не приходило в голову ничего из того, что ещё не успела прислать Нарцисса.       И ни один из традиционных романтических подарков, которые обычно делали на день святого Валентина, тоже не подходил. Цветы, конфеты, плюшевые игрушки… нет. Всё это слишком безлично. Гермиона ясно дала понять, что подарок должен быть со смыслом. Показывать доверие и решимость. Быть чем-то сексуальным.       Гарри ломал голову целый день и в конце концов уже начал думать, что, может быть, ему стоит просто купить Драко грёбаную собаку.       Почему у него так плохо получается? Не очень уж и трудно придумать хороший подарок для своего парня.       Беспокойство, сомнения и невыносимая потребность сделать хоть что-нибудь заставляли его нервничать весь обеденный перерыв. Драко сидел рядом с ним, улыбался, болтал и пытался втянуть его в разговор, но Гарри отвечал односложно и никак не мог собраться с мыслями. Между бровями Драко пролегла маленькая морщинка раздражения.       — Да что с тобой такое?       — Ничего, — настойчиво ответил Гарри. За исключением того, что я хочу раздеть тебя и уложить на этот стол, прямо возле картофельного пюре, но ты едва прикасаешься ко мне, и я боюсь просить тебя об этом, так что это вряд ли произойдёт. И ещё я почти уверен, что я дерьмовый парень и, возможно, плохой человек. И я не знаю, что подарить тебе на день святого Валентина, так что просто надеюсь, что ты любишь собак. Он сделал большой глоток тыквенного сока, чтобы смочить пересохшее горло, и постарался выглядеть не слишком подозрительно. — А почему ты спрашиваешь?       — Ты ведёшь себя ещё более странно, чем обычно, Поттер, — Драко впился в него взглядом, на секунду одарив его пронзительной снисходительностью, а потом фыркнул и вернул внимание к своей тарелке супа. — Ну и ладно. Ну и не разговаривай со мной.       Слова застряли у Гарри в горле, и он не смог произнести вслух ни одно из них, когда Драко изобразил вежливую улыбку и завёл с Гермионой разговор об их последнем уроке Нумерологии. До конца обеда Гарри только краем уха слышал смех и болтовню вокруг и съел всего лишь половину своей еды.       Он должен был что-нибудь сделать. Это на него не похоже. Нерешительность и бездействие не давали ему покоя. Никогда.       Но он понятия не имел, что делать. И в отличие от всех других случаев, когда он тоже понятия не имел, что ему делать, но всё равно сжимал палочку в руке и бросался в атаку, эта ситуация требовала деликатности. Смелые заявления, масштабные действия, огонь, бегство, борьба за выживание — всё это было для него естественно. Хитростью он никогда не отличался.       Хотя, возможно, ещё кое-что хорошее в нём всё же было. Любой подарок, который он сделает Драко, должен быть продуманным, осмысленным, сексуальным и смелым. Потому что Гарри, чёрт возьми, смелый. Драко знал это, и ему это нравилось. Драко заслужил видеть эту часть его личности, а не просто слабенького бесхребетного бойфренда, который слишком напуган, чтобы что-то сказать или сделать, и больше похож на флоббер-червя, чем на человека. Если у их отношений был хоть какой-то шанс продвинуться вперёд и вырасти как в эмоциональном плане, так и в физическом, то Гарри необходимо было взять себя в руки и начать действовать.       Если бы только у него были хоть какие-нибудь идеи для хорошего, продуманного подарка — и это уже не говоря о смелом.       Бигль — это смело? Нет. Нет, это глупо, и ему стоило отказаться от мыслей о собаке.       — Ладно, мы с Луной пойдём, — Драко поднялся со скамьи за гриффиндорским столом. В то время как Луна почти каждый раз садилась вместе с Джинни и своими друзьями из Гриффиндора, Драко присоединялся к Гарри во время обедов, но ужинал вместе со слизеринцами. — Ваши изысканные гости уходят и оставляют вас наедине с вашими никудышными манерами поведения за столом.       Луна взяла Драко под руку и улыбнулась ему.       Грациозно взмахнув рукой в сторону остальных, Драко добавил:       — Разрешаю вам поплакать в наше отсутствие.       Гарри закатил глаза и ласково улыбнулся, Рон фыркнул и отмахнулся от них, а Джинни упала на стол, очень убедительно изобразив опустошение и горе.       — Как же нам дальше жить? Я этого не вынесу! Я… Нет, шучу, — она растянула губы в милой озорной улыбке и спросила: — Что вы будете искать сегодня?       — Морозных пикси! — ответила Луна, округлив свои голубые глаза. — Они особенно активны в это время года, а за их брачными танцами очень приятно наблюдать. Мы надеемся найти парочку колоний на краю леса.       — Точно. А ледяные кристаллы, которые они оставляют после себя, часто используются в зельях.       Драко кивнул, его слова были сдержанными и точными, но взгляд, который он бросил на Луну, был слишком мягким. Гарри видел его насквозь; он улыбнулся, и Драко попытался скрыть ответную застенчивую улыбку. Они с Луной часто совершали прогулки в поисках таинственных существ. Драко всегда делал вид, что соглашается на приключения только ради ингредиентов для зелий, но Гарри знал настоящую причину. Драко просто обожал Луну. Он ни за что не стал бы говорить об этом прямо, но его привязанность к ней была очевидна для всех вокруг. И все знали, что Драко не был бы тем человеком, которым он являлся теперь, если бы Луна не потянулась к нему в начале учебного года, помогая ему раскрыть свои лучшие стороны.       — Удачи. Надеюсь, вы соберёте хорошие ингредиенты для зелий, — с ухмылкой произнёс Гарри.       — Ох, заткнись, — тихо пробурчал Драко. Поцелуй, который он запечатлел на виске Гарри, был похож на удар по голове.       Прощальный поцелуй, который Луна подарила Джинни, был намного слаще.       У Гарри что-то скрутилось в груди. Они с Драко никогда не вели себя так на людях. Только поддразнивали и подкалывали друг друга, а нежничали лишь наедине. Это казалось им правильным. Но так ли всё должно быть? Возможно, именно этого Драко и ждал от их отношений.       Когда остальные ученики разошлись по кабинетам, спеша на следующий урок, Гарри схватил Джинни за руку и оттащил в сторону.       — Можно тебя кое о чём спросить?       Она моргнула, широко распахнула глаза и уставилась на него.       — Я не хотела! Это всё Рон!       — Чего ты не хотела?       — Того, из-за чего ты так расстроился? — одна из её бровей поползла наверх, и она откинула голову назад, одарив его подозрительным взглядом.       — Нет, ничего такого, — Гарри покачал головой и повёл её по коридору к небольшой нише, где они могли бы уединиться. Холодные лучи зимнего солнца проникали сквозь широкое стеклянное окно, и даже согревающие чары замка не могли сдержать окутывающий улицу мороз. — Ты так просто предашь собственного брата?       Она пожала плечами и прислонилась к каменной стене.       — Он сделал бы то же самое. Так что случилось? О чём ты хотел спросить?       — Я был плохим парнем? — спросил Гарри. Он стиснул зубы и приготовился к ответу. — Для тебя.       — О, Гарри… — она улыбнулась, слегка надув губы. — Не заставляй меня это говорить!       Последняя надежда на то, что, может быть, на самом деле всё в порядке и он просто надумал себе всяких глупостей, с треском рухнула, и он тяжело навалился на стену.       — Я так и знал.       — Хватит. Всё было не так уж плохо. Сложно, скорее, — Джинни схватила его за руку, опустилась на пол и потянула его за собой. Они сели бок о бок, скрестив ноги и соприкасаясь коленями. — Это из-за Малфоя?       Гарри кивнул, не в силах вынести понимающего взгляда девушки. Джинни всегда умела проникнуть в самую его душу и увидеть суть его чувств и сомнений. Иногда ему казалось, что она может прочесть каждую его мысль и что он предстаёт перед ней абсолютно голым и уязвимым. А с учётом того, что он постоянно хранил какие-нибудь секреты, её острая интуиция и то, как она беспардонно его сканировала, очень нервировало. Но, возможно, сейчас именно это и было ему нужно.       — Ладно, слушай. Те несколько недель с тобой — это одни из самых счастливых воспоминаний в моей жизни. То, что у нас было, было прекрасно. Блистательно и чудесно, словно огромное яркое «иди нахрен» всей этой войне. Но мы оба знали, что она приближается. Наши отношения были глотком свежего воздуха, в котором мы нуждались. Никому из нас не хотелось, чтобы они длились всю жизнь, и мы это чувствовали. Ты, например, возможно, даже и не позволил бы себе этого, если бы в глубине души не понимал, что эти отношения закончатся в ближайшее время. Но они были идеальными. Я бы ни на что их не променяла.       Гарри сделал глубокий вдох, проникшись добрыми, чуткими словами Джинни. Они облегчили боль в его груди, ослабили узлы, в которые завязались его внутренности. Он понял, что должен был это услышать. Ему нужно было знать, что было не так, в той же степени, как и что было правильно. Осознание того, что в течение тех нескольких недель, которые они провели вместе больше года назад, Джинни чувствовала то же самое, что и он, успокаивало его больше, чем любой план или схема.       Её рука твёрдо лежала на его плече. Через это прикосновение они делились друг с другом благодарностью и теплом.       Когда Гарри почувствовал, что успокоился и набрался достаточно уверенности, чтобы продолжить, он заговорил:       — Но у нас и проблемы были.       — Да, были, — кивнув, ответила Джинни. — В конце концов, мы так и не сошлись по многим причинам. В чём-то были виноваты обстоятельства. В чём-то — я. В чём-то — то, что мы по-разному менялись. Но да, в некоторых вещах ты мог бы быть и получше.       — В каких, например? — твёрдые и неровные каменные плиты впились ему в бок, когда он повернулся, чтобы посмотреть на неё прямо. Её губы мягко изогнулись в обеспокоенной улыбке. — Над чем я могу поработать?       — Ну… — плотное облако на небе немного сдвинулось и пропустило в расположенное над ними окно слабый, но решительный лучик света. Он упал на длинные рыжие волосы Джинни, и они словно вспыхнули, когда сама она, не мигая, уставилась на Гарри. Джинни была не из тех, кто преподносит горькую правду с особой осторожностью. — Мы никогда ни о чём не говорили. Не говорили о чувствах или о том, что всё это значит, куда оно движется и чего мы от этого хотим. И, похоже, раз уж ты говоришь об этом со мной, а не со своим парнем, то сейчас ты совершаешь ту же ошибку с Малфоем.       Справедливое замечание. Прямо в яблочко. Гарри поморщился.       — А ещё ты был немного странным в сексе.       Услышав это, Гарри простонал и закрыл лицо руками.       — Как я мог быть странным в сексе? У нас его не было!       — Точно. Но разве ты не хотел?       — Я… — его снова сдавило изнутри; пришлось приложить немного усилий, чтобы спокойно и тихо признать: — Да.       — Да, это было довольно заметно. Но мне казалось… — Джинни пожала плечами, — будто ты думал, что не должен этого хотеть.       Вчера Гермиона сказала почти то же самое: его воспитали, привив ему мысль о том, что секс — это что-то постыдное. Он поделился этим с Джинни, но сразу же возразил:       — Но я не знаю, почему это осталось у меня в голове, а всё остальное — нет. Дурсли хотели, чтобы мне было стыдно ещё и за то, что я индиец и у меня есть магия.       — Не думаю, что причиной стало именно твоё воспитание. Конечно, из-за него ты гораздо более неуклюжий и застенчивый, но мне кажется, что дело не только в этом. — Она подтянула колени к груди и обхватила их руками. — Позволь спросить: почему ты порвал со мной?       Было немного больно вспоминать о том, как закончились те светлые счастливые дни, проведённые с Джинни, — но эта боль была похожа не на ту, что бывает при свежей ране, а на ту фантомную, которой иногда покалывало шрам от медальона на его груди. По мере приближения войны в нём невозмутимо и уверенно рос страх, и он без сомнения знал, чем бы всё закончилось, если бы он остался с Джинни.       — Я хотел тебя защитить. Я знал, что они используют тебя против меня или причинят тебе боль, чтобы до меня добраться.       — Справедливо, — Джинни серьёзно и понимающе кивнула. — А ещё от чего-нибудь ты отказывался по той же причине?       Внутри него в странном танце закружились тревога и любопытство, как будто он стоял на краю пропасти и не решался посмотреть вниз, опасаясь, что увидит, насколько эта пропасть глубокая. Неужели она права? Неужели есть и другие вещи, от которых он отказался, которые спрятал или о которых никогда не говорил вслух, боясь, что они могут пострадать?       — Гарри, мне кажется, ты просто не умеешь хотеть, — Джинни словно мягко подтолкнула его в спину, чтобы он свалился с края.       Это обвинение обожгло.       Джинни положила ладонь на его колено. Она была очень добра. Всегда. Она — самый добрый человек из всех, кого он знал. Не в том смысле, когда задабривают и льстят, а в том, когда тычут пальцем прямо в рану, чтобы показать, где она гноится. Она ласково провела пальцами по его ноге.       — Я думаю, ты всю жизнь таким был. Во время войны ты должен был быть героем — тем, кто всем пожертвует и всех спасёт. Даже в детстве с тобой обращались как с прислугой, никому не было дела до того, чего ты хочешь. Если твои дядя и тётя узнавали, что ты о чём-то заботишься или нуждаешься в чём-то, они это отбирали! Если Пожиратели смерти узнавали, что ты чего-то хочешь, они использовали это против тебя! — пока она говорила, её голос становился всё более громким и пылким, а Гарри почувствовал, как его сердце подскочило к самому горлу. — Ты так и не научился хотеть для себя. Потому что ты думал, что должен умереть, что у тебя никогда не будет будущего и нет никакого смысла о чём-то мечтать. А ещё потому, что ты слишком привык к тому, что люди отнимают у тебя вещи и уничтожают их, как только ты показываешь, что они желанны.       Гарри закрыл лицо руками. Его глаза наполнились горячими слезами. Это было… ужасно. Печально. Жалко. Возмутительно.       И совершенно точно. Каждое из слов Джинни имело смысл. Каждое из них давило. Хлестало. У Гарри зазвенело в ушах, закружилась голова, и он почувствовал себя полным идиотом, потому что не заметил этого раньше.       Он хотел Драко. Хотел секса с ним. Хотел отношений с ним. Хотел будущего с ним.       Но он не знал, как этого хотеть. Его раздавило чувством вины, и он, весь скрюченный и застывший, просто не был уверен, как именно нужно двигаться вперёд и как показать Драко, насколько он заботится. Отчасти он чувствовал, что это желание сделает его эгоистичным, неуважительным, плохим парнем и плохим человеком. Гарри не должен был ничего хотеть. Он не знал, как это делается. Сейчас, когда ему было позволено хотеть, он оступался и замирал.       И отчасти на него действовал поселившийся в глубине сознания невыносимый страх того, что если он чего-то слишком сильно захочет, то это у него обязательно отберут. Сильнее, чем неуверенность, этот маленький затаившийся комок страха давал о себе знать и царапал своими скрюченными пальцами по нервам каждый раз, когда он слишком сильно окунался в желания. Он не мог признаться ни Драко, ни кому-либо ещё, как сильно хотел этих отношений. Признать, как много они для него значат, было всё равно что вручить всему миру оружие, способное разорвать его на куски.       Слова Джинни заставили Гарри вернуться мыслями в детство, к тем паукам, которые жили в его чулане. Он никогда не боялся их, никогда не обращал на них особого внимания. На самом деле ему нравилось думать о них как о друзьях. Он был невероятно одинок, а эти тонконогие паучки делили с ним одно пространство, плели прекрасные блестящие паутины, которыми он мог любоваться, и никогда не били его и не называли никчёмным. Он дал им имена. Фрэнсис, Тейлор и Алекс. Потому что он не знал, какого пола эти пауки и не смог придумать других имён, одинаково хорошо подходящих и мальчикам, и девочкам. Иногда он разговаривал с ними, рассказывал о своих школьных днях и желал им спокойной ночи. Но однажды он совершил ошибку. Он говорил слишком громко, и тётя Петуния его услышала. И в один день он вернулся домой из школы и почувствовал, что весь чулан пропах химикатами. Эти пауки — его единственные друзья в те печальные, ужасные времена — умерли, потому что кто-то узнал, что они были ему нужны.       Именно так он и чувствовал себя с Драко. Да, он был неуверенным и неуклюжим из-за неопытности и отсутствия примеров для подражания. Но в глубине его сознания таился ужас — а что, если ему на самом деле не позволено иметь вот это всё, если оно сломается, как только он попытается что-то сделать. Он замирал из-за того, что никогда в жизни не хотел ничего свободно, открыто и без боли.       Вот что его удерживало. Джинни была права. Он не знал, как хотеть чего-то для себя.       Обнажённый, беззащитный и уязвимый, Гарри достиг дна пропасти, в которую она его столкнула. И хорошо. Так оно и было. Проблема в нём самом.       — И что мне делать? Как мне это исправить?       — Забудь об этом! — Гарри впился в неё взглядом, и Джинни продолжила: — Нет, серьёзно! Война закончилась. Если ты собираешься жить дальше, то первое, что ты должен сделать, — признать, что нет ничего плохого в том, чтобы хотеть чего-то для себя. Многие люди тобой манипулировали, многие пугали тебя, заставляя чувствовать, что если ты чего-то хочешь, то поступаешь эгоистично. Пусть эти люди трахнут себя метлой. Тем концом, где прутья, — несчастный и потерянный, Гарри фыркнул от смеха. — Относись ко всему этому так, как ты относишься к Дурслям. Они хотели, чтобы ты стыдился своей расы? Нахуй их. Хотели, чтобы ты стыдился магии? Нахуй их! А теперь всем, кто учил тебя стыдиться своих желаний, ты говоришь…?       Гарри улыбнулся — бледно, слабо, но искренне.       — Нахуй их.       Джинни кивнула.       — А потом, обращаясь к Драко, ты говоришь: «на хуй меня».       Он по-прежнему вряд ли смог бы это произнести, но, возможно, она была права. Всё остальное из её слов казалось правильным.       Она придвинулась ближе и положила голову ему на плечо; её длинные волосы рассыпались по его груди.       — Ты не эгоист, если чего-то хочешь. И никто тебя за это не обидит. Уже нет. А если кто-нибудь попытается, дай мне знать, и я размозжу им лицо бладжером.       — Спасибо.       — Так что ты теперь собираешься делать с Малфоем?       — Я не уверен, — сказал Гарри. Сперва ему нужно какое-то время, чтобы смириться с новым открытием. Знание этой закономерности и то, как бескомпромиссно Джинни пролила на неё свет, помогут ему остановить негативные эмоции, когда они снова начнут подкрадываться к нему. Но у него по-прежнему оставались некоторые вопросы. — Я думаю, что осознание этого очень поможет, но всё равно беспокоюсь, что, возможно, Драко не хочет меня в этом смысле. И что, возможно, он на самом деле не хочет, чтобы наши отношения стали серьёзнее. Я хочу заняться с ним сексом, но это значит гораздо больше. Я хочу стать лучшим парнем, хочу взрослеть вместе с ним, — Джинни кивнула в ответ. — Гермиона думает, что мне стоит сделать ему подарок.       — Подарок? — спросила она. — А не лучше просто поговорить с ним?       — Мне кажется, это хорошая идея, — объяснил Гарри. — Подарок со смыслом покажет ему, что я решителен и заинтересован в чём-то большем. По крайней мере, с этого можно начать разговор.       — Да, не так уж плохо. Представляю, как трудно тебе будет заговорить об этом, когда ты так до конца и не выбрался из состояния войны. Это хорошая идея — начать всё с чёткого знака, чтобы хотя бы немного ослабить давление от разговора, — вслух размышляла она. — Что ты собираешься ему подарить?       Гарри пожал плечами.       — Если бы я только знал.       Джинни принялась перечислять все важные пункты, загибая мозолистые пальцы.       — Тебе нужно что-то, что даст понять, что ты хочешь его член, — Грубовато, зато точно: Джинни оставалась верна себе. Гарри фыркнул от смеха, но кивнул и не стал её перебивать. — Что-то, что покажет, что ты серьёзно относишься к этим отношениям и хочешь, чтобы они развивались, — она загнула второй палец, — и что-то, что будет достаточно очевидно выражать два предыдущих пункта и буквально начнёт разговор за тебя, так что ты сможешь просто сказать обо всём прямо, а не замяться в самом начале, — а потом и третий.       — Ага. И если у тебя есть хоть какие-то идеи, то поделись ими, пожалуйста. Потому что лучшее, что я придумал, — это купить ему собаку.       — Что? — лицо Джинни исказилось от изумления и оскорблённого потрясения. — Как, чёрт возьми, собака поможет тебе лечь с ним в постель? Это не сексуально! Кто подтолкнул тебя к этому? Гермиона?       Если бы Гарри разговаривал с кем-то другим, то он заступился бы за свою лучшую подругу. Но рядом с ним сидела Джинни, и поэтому он выдал Гермиону с потрохами.       Смеясь, Джинни закатила глаза и пробормотала себе под нос:       — Милый Мерлин в балахоне. Эта женщина…       — Ладно, а что ты предлагаешь?       — Ну, я не знаю! Может, отвести его куда-нибудь? Возьми его на Гриммо. Сначала приберись там, конечно. И потом поднимись с ним в спальню, где, ох, вы только посмотрите, по кровати разбросаны лепестки роз! А шампанское? И свечи повсюду! — где-то в середине описания голос Джинни превратился в странно точную пародию аристократичного акцента Драко. Полностью вжившись в роль, она плюхнулась ему на колени. — О, Гарри! Уложи меня в постель!       — Хватит! — Гарри рассмеялся и спихнул её на пол. — Может, это и будет хорошо после того, как мы всё обсудим, но сейчас не сработает. Мне кажется, он с такой же вероятностью просто метнёт в меня какой-нибудь сглаз. Я не хочу на него давить! Это не даст понять, что я готов к сексуальным отношениям. Это просто покажет, что я слишком озабочен и ни разу не оригинален.       — Тогда сам думай! Неблагодарный маленький…       Гарри начал щекотать её, пока она не успела сказать что-нибудь ещё. Визгливо рассмеявшись, она сильно пнула его в бок; её мантия задралась, открыв не совсем одобренную дресс-кодом пару потрёпанных джинсов.       Когда они с Джинни разошлись, чтобы пойти на оставшиеся занятия, Гарри чувствовал себя легче и свободнее, чем всю неделю до этого, как будто их разговор прижёг слишком долго гноившуюся рану. Он всё ещё не знал, что подарить Драко, но теперь имел чётко определённые критерии и был уверен, что что-нибудь придумает.       Он не мог точно сказать, что его страхи и сомнения по поводу того, что он хочет Драко, не будут больше всплывать при каждом удобном случае. Но теперь, когда он понял, что они из себя представляют, справляться с ними должно стать легче.       Он хотел Драко. Он сделал глубокий вздох, собираясь с силами и с мыслями. Он хотел его, хотел эти отношения, и не было ничего плохого в том, чтобы это продемонстрировать. Он справится. Он сделает Драко подарок. Это придаст ему сил, необходимых для того, чтобы преодолеть беспокойство и поговорить о том, куда это всё идёт. Он узнает наверняка, чего хочет Драко. Он перестанет чувствовать себя плохо из-за собственной неуверенности. А потом, как он надеялся, придёт время для романтичных штучек и секса.