a gift for draco

      В долгих и частых поцелуях с другим парнем был побочный эффект, о котором Гарри никто не предупреждал: щетина — это неудобно. Драко всегда брился начисто, но небольшие, едва заметные светлые волоски, которые появлялись на его лице к концу дня, постоянно кололи и натирали Гарри подбородок.       Не то чтобы он имел хоть малейшее представление о том, чего ожидать, когда встречаешься с парнем.       Но всё-таки было несколько вещей, которые, как он ожидал, уже должны были произойти. А они не произошли. Тогда знал ли он вообще хоть что-то?       Драко наклонился, углубив поцелуй; его губы были мягкими и припухшими, а из его горла вырвался тихий счастливый стон. Гарри приоткрыл губы, и его язык встретился с языком Драко, нетерпеливым и отзывчивым. Это был восхитительный, тёплый, глубокий поцелуй.       Гарри едва мог сосредоточиться на нём.       Ну давай же! Когда ты собираешься сделать хоть что-нибудь?       Едва заметным судорожным движением Гарри скользнул по скамейке у окна и придвинулся ближе к Драко. Они прижимались друг к другу коленями, наклонялись друг к другу, находились близко. Но недостаточно близко. И Драко, похоже, не спешил сокращать расстояние.       Но это расстояние, эти десять дюймов или около того, разделявшие их тела, было единственным, что занимало всё место в мозгу Гарри.       Драко провёл рукой по волосам Гарри и притянул его чуть ближе к себе, позволяя их языкам сплестись сильнее, и, чёрт возьми, это было приятно. Гарри застонал. Другая рука Драко, лежавшая на колене Гарри, медленно двинулась вверх по его бедру.       Да! Вот так!       Он наклонился ещё, поцеловал с большим напором, тяжело дыша через нос. Его собственные пальцы дрожали, почти отчаянно пытаясь коснуться Драко, дотянуться до всех скрытых, неизведанных мест, которые он так сильно хотел исследовать, но нервы сдерживали его. Желание получить больше казалось ему слишком дерзким, слишком эгоистичным. И кроме того, Гарри и так подавал множество сигналов, что хочет большего. Если бы он попытался предпринять что-то ещё, помимо всех этих стонов, пыхтения и глубоких поцелуев, к которым он сейчас так рьяно склонялся, он бы отпугнул Драко. Он бы надавил на него. А Гарри — гриффиндорец до мозга костей. Он всегда отождествлял себя с храбростью и решительностью своего факультета, но являлся в некотором смысле рыцарем. Бездумно пускать слюни и приставать к своему парню — не очень-то благородное занятие.       Может быть, Гарри сумеет сдвинуть дело с мёртвой точки, не набрасываясь на Драко. Что, если он просто возьмёт руку Драко и положит её туда, куда ему нужно? Что, если…       Паника охватила его и заставила его руки замереть ещё до того, как он успел хорошенько обдумать эту мысль. Ужасный маленький демон страха царапал его позвоночник, активизируя реакцию «бей или беги». Это слишком. Будет плохо. Если он захочет слишком многого, произойдёт что-то плохое.       Нет, если Драко сам захочет большего, он прочтёт сигналы Гарри и сделает первый шаг. Именно так всё и должно произойти.       И вот Гарри поцеловал его сильнее, протолкнул язык глубже, потому что рука Драко… двигалась…       Но это было далеко не так непристойно, как Гарри надеялся.       Чёрт возьми, Малфой! Если в ближайшие три секунды ты не положишь свои грёбаные руки туда, куда нужно…       А потом поцелуй прекратился совсем. Гарри с трудом справлялся с желанием закричать и в отчаянии дёрнуть себя за волосы. Однако мечтательное, изумлённое выражение на лице Драко остановило его и смягчило острые углы раздражения. Когда Драко отстранился и посмотрел на Гарри, на его губах играла свободная, совершенно счастливая улыбка, отражение которой сверкало в его серых глазах. На гладком лице не было ни единой морщинки беспокойства.       Это нежное блаженство выглядело на нём чертовски фантастически.       Он был очень явно доволен тем, что было между ними, и тем, чем они занимались. Почему Гарри не мог быть доволен так же? Он хотел большего, и из-за этого чувствовал себя эгоистичным, неблагодарным ослом, и его желудок скрутило узлом вины.       На подбородке Драко горело красное пятно. Натёр щетиной. Для него последствия всего этого были хуже, потому что его кожа гораздо бледнее и чувствительнее, чем у Гарри. Многое в Драко оказалось намного более чувствительным, чем Гарри предполагал с самого начала. Он поцеловал подушечки своих пальцев и прижал их к воспалившемуся участку кожи, прямо под нижней губой Драко, чтобы успокоить ожог.       Драко ухмыльнулся, почти беззвучно засмеялся — крошечные смешинки с тихим шипением вырывались из его носа — и проделал то же самое с раздражённым местом на подбородке у Гарри. Он встал и потянулся, но Гарри не упустил из виду, как он попытался незаметно поправить брюки.       — Мне пора идти. Не хочу опаздывать. Ты же знаешь, какой Панси иногда бывает.       Гарри очень старался не закатить глаза. Да, он знал, какой Панси бывает, когда думает, что Драко слишком много времени проводит с Гарри: капризной и грубой. Она — лучшая подруга Драко, и Гарри это понимал. Но Панси, похоже, не понимала, что Гарри — его парень. Он не пытался его украсть. Но должны же они проводить время вместе! Они должны проводить время с друзьями Гарри! В этом нет ничего плохого, но Панси ворчала каждый раз, когда Драко за обедом садился вместе с Гарри за гриффиндорский стол, каждый раз, когда они уединялись, чтобы побыть только вдвоём, и в перерывах между этим.       — Что Панси нужно от тебя в такое время?       — Она говорила что-то о том, что в это время дня очень хороший свет, — Драко пожал одним плечом. — Она хочет, чтобы я попозировал для неё, пока она практикуется в новой технике сьёмки.       — М-м-м, — задумчиво промычал Гарри. — И ты очень красивый.       Драко весь воссиял и, оглянувшись через плечо, самодовольно улыбнулся, посмотрев на Гарри. Он подошёл к зеркалу, висевшему на стене в спальне, и принялся поправлять свою причёску и рубашку спереди.       — Так и есть, разве нет?       — А ещё скромный, — они оба ухмыльнулись. — Хорошо. Полагаю, я могу отпустить тебя на несколько часов. Хотя я не понимаю, почему она всегда фотографирует именно тебя. Насколько нам известно, из Гойла получится фантастическая модель.       Драко, продолжая приводить себя в порядок, кинул на него весёлый взгляд через отражение в зеркале.       — И вообще, почему она вдруг стала так одержима этой камерой? — пробурчал Гарри. Он был немного расстроен, немного раздражён и в настроении ворчать из-за того, что его парень постоянно убегает, чтобы удовлетворить каждую прихоть Панси, но, кажется, не слишком беспокоится о том, что при этом оставляет Гарри смехотворно, болезненно неудовлетворённым. Это же несправедливо! Его член всё ещё ныл, ему потребовалась целая вечность, чтобы успокоиться, и он заёрзал на месте. Его охватило раздражение, хотя он и понимал, что не нужно винить в этом Драко. Панси для таких целей подходила куда больше. — Она никогда не интересовалась фотографией, а в этом году почти не расстаётся с ней.       Это было драматично и надоедающе, как и всё, что делала Панси. На восьмом курсе она каждый день одевалась во всё чёрное — лишь губы красила неизменной красной помадой — и своим громким пронзительным голосом вещала о мастерстве, композиции, освещении и прочей ерунде.       Выпрямив спину, Драко так и стоял перед зеркалом и возился с растрепавшимися волосами.       — Это из-за Криви.       Гарри насторожился.       — Что? Из-за Колина?       — Они стали друзьями на шестом курсе. Разговаривали редко и в основном тайно, но всё же дружили. Однажды вечером он спас её от нежелательных ухаживаний одного очень настойчивого поклонника. Получил за это по морде, но Панси всё равно впечатлил. И они поддерживали связь весь прошлый год. Они были… — Драко сделал паузу и осторожно произнёс: — близки.       Гарри задумался, хотя думать в таком ключе о Колине Криви было странно. Для Гарри Колин всегда был самым искренним и раздражающим маленьким мальчиком с камерой, постоянно таскающимся за более старшими детьми. Но он в итоге оказался не таким. Он был другом. Героем. Бросился на более крупного, более сильного парня, думая только о девушке, которая нуждалась в помощи, — вот таким вырос Колин. Этот чересчур храбрый молодой человек, чересчур гиперактивный маленький мальчик погиб в бою, и Гарри всё ещё было больно слишком много об этом думать.       — Они были вместе?       — Я точно не знаю. Она никогда не говорила об этом, удивительно хорошо всё скрывала, — всё это время Драко разговаривал со своим отражением в зеркале. Он ни разу не взглянул на Гарри. — Хотя я так думаю. Может быть. Я знаю, что она, по крайней мере, о нём заботилась. Она сломалась, когда он умер. Именно поэтому, кстати, и занялась фотографией. В память о нём. И она не уступает ему, потому что ей это нравится и у неё есть к этому талант.       — Хм… — Гарри уставился на свои ботинки, чувствуя себя ещё большим ослом, чем до этого. — Я даже не знал.       — Да, прекрасно, — натянуто ответил Драко, наконец-то обернувшись. Он посмотрел на Гарри острым, холодным взглядом. — Ты мог бы это знать, если бы хоть раз потрудился узнать её получше.       Намёк в его голосе был похож на пощёчину, и лицо Гарри вспыхнуло.       — Я ей совсем не нравлюсь! Она сама не хочет познакомиться со мной поближе!       — Потому что думает, что ты её ненавидишь!       — Я её не ненавижу! — настаивал Гарри. — Я просто думал, что она ненавидит меня.       — Что ж, — Драко приподнял бровь, — значит, вы оба ведёте себя как дураки.       За гладким лицом Драко, на котором не дрогнула ни одна мышца, скрывалось острое разочарование, и Гарри почувствовал себя крошечным и неуклюжим. Почему он так плохо справлялся с ролью парня Драко? Он же так сильно заботился о нём, возможно, даже любил его, но иногда ему казалось, что он ничего не может сделать правильно, что любое его неверное движение расколет всё, что выстроилось между ними, на мелкие кусочки. У него не получалось лавировать между новыми странными группами друзей, чтобы никого не обидеть. У него не получалось прожить и дня, чтобы случайно не оскорбить Драко. У него не получалось говорить о своих чувствах без ощущения того, что он вот-вот утонет.       У него не получалось даже заинтересовать Драко настолько, чтобы тот захотел заняться чем-то ещё, кроме поцелуев.       Может быть, и целовался он ужасно. Может быть, именно поэтому Драко сдерживался. Может быть, скоро он поймёт, что просто не хочет этого…       Дрожащее чувство тошноты поползло вверх по его телу, угрожая перекрыть доступ к кислороду. Он попытался подавить его и, чтобы исправить положение, выпалил:       — Я с ней поговорю, — пообещал он. — Извини меня. Я не знал, что для тебя это так важно. Но я с ней поговорю. Я познакомлюсь с ней поближе.       По-видимому, это сработало. Губы Драко изогнулись в натянутой полуулыбке, и когда он посмотрел на Гарри, то выглядел искренне благодарным. Это заставило узел в животе Гарри ослабнуть.       — Спасибо.       Драко о нём заботился. Драко нравилось его целовать. Это всё было очевидно… хотя иногда Гарри волновался и задавался кучей вопросов. Драко хотел того, что было между ними. Однако иногда казалось, что ему не хотелось ничего большего: ни в физическом плане, ни в эмоциональном и ни в каком-то ещё. Почему это так трудно? Если они так заботятся друг о друге и так любят целоваться, разве всё остальное не должно просто взять и встать на свои места? Гарри не мог избавиться от ощущения, что он что-то делает не так, что он слишком эгоистичен и всё портит. Что что-то их сдерживает.       — Ладно, тебе пора, — сказал Гарри. — Не заставляй Панси ждать. Передавай ей привет.       От этого Драко улыбнулся ещё шире. Он подошёл к Гарри и наклонился к нему, чтобы поцеловать на прощание. Гарри подался вперёд, вытянул шею и выдохнул в поцелуй. Каждый раз, когда Драко его целовал, это было тепло, насыщенно, идеально. Как он мог это не ценить? Как мог жаловаться?       — Увидимся, — ухмыльнувшись, проговорил Драко, и ушёл, оставив Гарри любоваться его задницей, эффектно обтянутой узкими брюками.       И Гарри снова был возбуждён. И в одиночестве. И растерян. И он чувствовал себя полным придурком из-за того, что жаловался, что всё испортил, что не знал о Колине и делал грубые предположения о Панси. Из-за того, что гадал, что происходит у Драко в голове и в штанах. Из-за того, что хотел большего, чем то, что у него уже было, когда оно было таким великолепным. На этот раз Гарри даже не пытался сдержать своё разочарование. Он схватил себя за волосы, наклонился вперёд и застонал, уткнувшись лицом в колени.

***

      К тому времени, когда Гарри достаточно успокоился, чтобы покинуть безлюдную спальню, в общей гостиной восьмого курса отдыхала только небольшая горстка учеников. Парвати, Падма и Лаванда вместе сидели на одном из диванчиков и смеялись. Терри Бут и Джастин Финч-Флетчли сверлили взглядами шахматную доску, лежащую на столе между ними. А Гермиона в одиночестве сидела в сторонке, удобно устроившись в кресле и читая книгу. Её губы были слегка приоткрыты, глаза бегали по строчкам массивного тома в твёрдом переплёте, а волнистые волосы с помощью волшебной палочки держались в свободном пучке на макушке.       Увидев её такой — сосредоточенной, несобранной и естественной, — Гарри улыбнулся и почувствовал, как все его внутренности затопило нежное тепло. Вероятно, Рон и другие их друзья пытались уговорить её спуститься на ужин. Вероятно, она даже не оторвала взгляда от книги, когда сказала им: «Идите, я присоединюсь к вам через минуту». И, вероятно, это было около часа назад.       Гарри проигнорировал всех остальных. Он тяжело, устало и напряжённо вздохнул, медленно выдохнул, выпуская из лёгких весь воздух, и опустился на толстый ковёр перед занятым Гермионой креслом. Она ничего не сказала, продолжая читать, но рассеянно протянула руку и ласково погладила Гарри по голове, а потом легонько почесала его затылок.       Гарри засмеялся.       — Ты же в курсе, что я не Живоглот, да?       — Знаю. Я не настолько отвлечена, — она улыбнулась, по-прежнему глядя в книгу и пробегая глазами по строчкам. — Ты довольно драматично вздохнул. Всё в порядке?       — Ага. Порядок.       Она услышала ложь в его голосе и наконец оторвала взгляд от страницы, затем оглядела комнату, и её брови нахмурились.       — А где все остальные?       — Наверное, ушли на ужин.       — О, — она пристально посмотрела на него. — А ты почему не на ужине?       Гарри фыркнул и закатил глаза.       — А ты почему?       — Перевожу древние руны. Очень сложно.       Пока она наблюдала за ним, ожидая его ответа на тот же вопрос, Гарри с трудом выдерживал на себе её взгляд. Она знала слишком много.       — Я был с Драко.       Она задумчиво хмыкнула и подтолкнула его ногой.       — Тоже очень сложно?       Гарри пожал плечами.       Гермиона закрыла книгу — та захлопнулась с глухим стуком, подняв в воздух небольшое облако пыли.       — В чём дело?       Тот беспокойный и нерешительный зверь, который парализовал Гарри всякий раз, когда он слишком много думал о своих отношениях с Драко, вцепился ему в горло. Как он мог произнести это вслух? Как мог признаться в таком? Нельзя же просто взять и… заговорить о сексе. Это же личное.       А ещё это очень неловко. У них с Драко всё, казалось, было так хорошо — всё на самом деле было хорошо! И Гарри было стыдно признать вслух, что, возможно, всё не так идеально, что отношения не строятся сами собой, что он чувствует себя немного потерянным.       Гарри уставился на свои ботинки. Изображение потрёпанных кроссовок с потёртыми шнурками расплылось перед глазами, и ему пришлось моргнуть, чтобы сосредоточиться.       С другой стороны, Гермиона — его лучшая подруга и самый умный человек из всех его знакомых, и она всегда даёт хорошие советы.       — Могу я поговорить с тобой кое о чём? — вопрос тихим шёпотом слетел с его языка, прежде чем он успел остановиться.       — Конечно.       — Нет, но, в общем… — что, если она подумает, что он… Он даже не знал. Непристойный? Потому что желал поговорить об этом? Эгоистичный, потому что так сильно этого хотел? Он нервно потёр ладонью затылок. — Ты моя лучшая подруга. Но… мы те лучшие друзья, которые могут говорить о… — его голос упал до едва слышного шёпота, — о сексе?       Несколько долгих секунд Гермиона молча смотрела на него с нечитаемым выражением на лице. Паника вцепилась ему в грудь. О, нет. Она подумала, что он какой-то урод! Она будет испытывать к нему отвращение. Она будет…       Она фыркнула. Громко.       А потом плотно сжала губы и сморщила лоб, борясь с рвущимся наружу смехом.       Что ж, по крайней мере, она хотя бы пыталась над ним не смеяться. Это уже что-то, подумал он.       — Гарри, — ещё она пыталась не закатывать глаза, пока с возмущённой нежностью произносила его имя. — Конечно, мы можем говорить о сексе. Мы же лучшие друзья! Большую часть прошлого года мы жили в крошечной палатке. Я буквально видела, как ты сидишь на унитазе! Думаю, после такого мы точно можем говорить о чём угодно.       Ярко-красный румянец залил щёки и шею Гарри, как только в голове всплыло то ужасно неловкое воспоминание.       — Ты видела это только потому, что не умеешь стучаться!       — Дверью в туалет была тентовая занавеска! — её карие глаза округлились и впились в него осуждающим взглядом. — Обо что мне было стучать?       — Да не в прямом же смысле! — почти выплюнул он. По мере того, как в нём возрастала истеричная защитная реакция, каким-то образом ему всё сильнее хотелось смеяться. Подавив усмешку, он продолжил: — Палатка была очень маленькой! И где ещё, по-твоему, я мог быть, чёрт возьми?       Гермиона закрыла лицо руками и затряслась от беззвучного смеха.       — Прости меня, ладно? Боже, всё ещё так из-за этого злишься.       — Это был не самый лучший момент в моей жизни.       — Это нормальный, здоровый биологический процесс. Тут нечего стыдиться, — слишком довольная, с влажными глазами, блестящими от самодовольного смеха, она пригвоздила его к месту острым взглядом. — Прямо как с сексом.       Она победила и прекрасно это знала. И это утверждение было справедливым, хотя и не совсем точным. Вообще-то, он не считал, что в подобном разговоре нечего стыдиться. В конце концов, он не собирался обсуждать удовлетворение своих естественных нужд с кем-то ещё, и то же самое он чувствовал в отношении своей сексуальной жизни. Но Гермиона — это совсем другое дело. Если он и мог с кем-то об этом поговорить, то только с Гермионой. Гарри закатил глаза.       — Да, хорошо.       — Иди сюда, — она похлопала по подушке рядом с собой и откинулась на подлокотник плюшевого кресла. Несмотря на то, что оно было очень большим, им всё равно не хватало места, чтобы сидеть там вдвоём, поэтому Гарри взгромоздился на другой подлокотник и позволил своим ногам частично упасть на бёдра Гермионы. Она ласково сжала его колено и спросила: — Что случилось?       Как он должен был завести разговор об этом? С чего вообще ему стоило начать? Гарри вздохнул и пожал плечами, стараясь собраться с мыслями и отогнать тревогу прочь.       — Он же не… — осторожно и неуверенно заговорила она. — Драко ведь не давил на тебя, правда?       — Нет! Вовсе нет!       — Хорошо. Да. Хорошо, — сказала она с заметным облегчением в голосе. — Потому что ты знаешь, что я убила бы его, если бы он это сделал.       — Знаю, — ответил Гарри, решив не упоминать, что Драко иногда со страхом и трепетом вспоминал тот случай, когда на третьем курсе Гермиона ему врезала. — Нет, всё, на самом деле, вроде как наоборот.       — Ох, — Гермиона кивнула. — Понятно. Секса не происходит, хотя ты этого хочешь.       Смутившись, Гарри пробормотал:       — Ага. И я чувствую себя плохо из-за того, что хочу.       Гермиона пристально посмотрела на него.       — С чего бы тебе чувствовать себя плохо? Нет ничего плохого в желании заняться сексом.       Гарри пожал плечами и попытался найти ответ на этот вопрос. Он и сам толком не знал. Потому что он не должен был этого делать? Потому что всё и так было хорошо, так зачем же искушать судьбу и быть эгоистом, желая большего? Потому что их с Драко отношения всё ещё казались очень хрупкими — он не мог поверить, что это всё происходит на самом деле — и его постоянно охватывал страх того, что если он сделает хотя бы одно неверное движение, то всё разрушит? Всё это давило на него. Но с Гермионой он поделился самой простой причиной.       — Потому что мне кажется, что, может быть, он этого не хочет.       — А ты его спрашивал?       Гарри покачал головой.       — Нет. Но мы много целовались, а он никогда не пытался сделать что-то ещё. Вообще.       — Хорошо, — Гермиона слегка поёрзала на кресле, задумчиво прищурив глаза, обдумывая проблему Гарри. Она точно что-нибудь придумает. Гермиона может решить всё, что угодно. — А почему ты не пытался ничего сделать?       — Потому что я не хочу на него давить. Не хочу быть слишком напористым, — легко ответил Гарри. Но дело было не только в этом. Нервы и неуверенность никогда не покидали его и приносили с собой чувство того, что ему нельзя просить большего. Но эти причины были слишком размытыми, их было трудно облечь в слова. — Честно говоря, я не знаю. И не знаю, захочет ли он.       Взгляд, которым она одарила его, был наполовину грустным и наполовину самодовольным.       — А ты не думал, что, возможно, он сдерживается по той же причине? Может быть, он просто не хочет втягивать тебя в ту ситуацию, в которой тебе нужно будет сказать «нет». Ты вообще говорил с ним об этом? О том, чем бы ты хотел заняться вместе с ним?       Удручённый и расстроенный, Гарри тяжело вздохнул.       — Я даже не знаю, с чего начать.       — Драко вырос в чистокровной семье. Они, как правило, довольно консервативны, когда речь заходит о сексе… Уделяют особое внимание чистоте родословной и всё такое. Да и твои тётя и дядя не были для тебя примером здоровых сексуальных и романтических отношений. Я не удивлена, что вы оба немного колеблетесь.       Это ещё мягко сказано. Всё раннее половое воспитание Гарри сводилось к тому, что тётя Петуния верещала: «разврат!» — и переключала канал всякий раз, когда по телевизору показывали сцены поцелуев. А ещё, когда ему было десять лет, одним ужасным утром он проснулся, растерянный и испуганный, с липким мокрым пятном на пижамных штанах. Тётя Петуния, браня его, стала бледнее и холоднее ледяной бури. Ты мерзкий, грязный мальчишка, полный мерзких, грязных, мыслишек.       Да, тётя Петуния была очаровательна. И это ещё не касалось отношений между двумя парнями. Гарри содрогнулся, пытаясь не вспоминать о тех ужасных вещах, которые обычно говорил дядя Вернон, когда разглагольствовал об однополых парах. Об этом не стоило даже и думать, но Гарри был уверен, что дядя Вернон мог бы подружиться с Пожирателями смерти и с удовольствием разделил бы их чудовищные убеждения.       Вот так он рос, а потом поехал учиться в Хогвартс, где никакого полового воспитания нет и в помине. И был слишком занят тем, что пытался не умереть.       Чёрт. Возможно, Гермиона была права. Если дело касалось отношений, у него не было ни одного хорошего примера для подражания. Неудивительно, что он чувствовал себя так, словно постоянно спотыкается, потому что не видит и не слышит ничего вокруг. Неудивительно, что иногда он чувствовал себя растерянным и виноватым.       Ха! Вы только посмотрите: вот и открылась ещё одна дивная вещь из его ужасного детства, которая подпортила ему сознание. Неужели такие дисфункциональные и травмирующие чудеса будут всплывать на протяжении всей его жизни?       Но Гарри не думал, что это всё объясняет. Это помогло понять, почему он нервничал и чувствовал себя неловко, когда говорил о сексе, но не почему он так сильно боялся, когда дело доходило до действий. В их с Драко отношениях всё казалось таким правильным, и он знал, что то, что было между ними, никак не могло быть плохим в том смысле, который вкладывали в это Вернон и Петуния. Нет, дело всё-таки в нём — с ним самим что-то не так.       Пока Гарри осмыслял свалившееся на него неприятное озарение и раздумывал, не броситься ли ему лицом вниз на дно Чёрного озера, Гермиона склонила голову на бок и её лицо приняло самое задумчивое выражение.       — Малфой — чистокровный волшебник.       — Ага. Ты это уже говорила.       — Нет, я имею в виду… он чистокровный, — Гарри не перебивал её и не пытался поторопить. Когда Гермиона обдумывала какую-нибудь мысль, лучше всего было позволить ей справиться с этим самой. Прерывать этот процесс было очень неразумно. Она прищурилась и продолжила: — Я знаю, что многое из этого он пытается оставить позади, что уже не общается со своим отцом, больше узнаёт о маглах и всё такое. Но у него, вероятно, всё же есть некоторые ожидания относительно того, как должны развиваться отношения. Его воспитали, вбив эти ожидания ему в голову.       — Хорошо. И…       На лице Гермионы вспыхнуло яркое торжественное выражение, и Гарри понял, что именно вот-вот произойдёт, за полсекунды до того, как она объявила:       — Нам нужно пойти в библиотеку!       Гарри сердито посмотрел на неё и фыркнул, но тут она резко вскочила с кресла — так, что чуть не сбросила его на пол. Всё-таки стоило пойти к Рону. Он встал и поспешил за ней, едва успев нагнать её, уже направляющуюся к своей новой цели, у выхода из общей гостиной.       — А зачем именно нам идти в библиотеку?       Она усмехнулась.       — Чтобы почитать о ритуалах ухаживаний чистокровных волшебников!       Это была самая ужасная фраза из всех, что Гарри доводилось слышать. Он хотел спать с Драко, а не… ухаживать за ним. Что бы это ни значило. Гарри не был до конца в этом уверен, но представлял себе множество кружевных оборок, поэзию и, возможно, зная чистокровное общество, жертвоприношения животных.       — Ладно. А зачем?       — Затем, что так мы сможем найти решение твоей проблемы! — Гермиона, с головокружительной скоростью несясь в библиотеку, так и искрилась энергией. Обычно её вера в книги действительно вдохновляла Гарри, но сейчас он её проклинал. — Ты постоянно недоговариваешь. Малфой сдерживается. И, кажется, ни один из вас не знает, как начать разговор об этом. Ты же в курсе, у тебя не очень хорошо получается говорить о своих чувствах. Ты гораздо лучше выражаешь их в действиях. И если ты воспользуешься некоторыми чистокровными обычаями, которых он подсознательно ждёт, то сможешь показать ему, что твои намерения серьёзны и ты готов перейти на новый уровень близости, — тяжело дыша, Гермиона резко остановилась, а Гарри, затормозив рядом с ней, чуть не споткнулся о собственные ноги и едва не распластался по каменному полу на полкоридора. Она схватила его за руку и совсем не по-гермионовски пропищала: — И как раз скоро день святого Валентина!       Хотя, справедливости ради стоит отметить, что такой сильный восторг был вызван не столько приближающимся праздником, сколько возможностью разработать и помочь выполнить хорошо продуманный и тактически эффективный план действий. Да, подумал Гарри, проходя мимо доспехов и сбегая за подругой вниз по лестнице. Это больше в её стиле.       Спустя три с половиной часа исследований, во время которых никто и не думал о том, чтобы пойти поужинать, Гарри был готов уронить стопку книг на голову Гермионы.       — Вот это кажется вполне выполнимым, — пробормотала Гермиона, глядя на потрёпанную страницу древней книги, лежащей перед ней. Гарри сидел за столом напротив неё; их окружали аккуратные стопки тяжёлых пыльных томов. — Этот ритуал требует, чтобы партнёры предстали обнажёнными перед светом полной луны, обменялись драгоценными камнями, прочли благословения из трактата Олвина старшего о связующей природе любви, а затем выпили зелье… Судя по ингредиентам, оно немного похоже на средневековую версию Амортенции.       Гарри вздохнул. После трёх с лишним часов изучения всевозможных ритуалов он пришёл к выводу, что у них с Гермионой абсолютно разные представления о том, что можно считать разумным, а что — нет. Этот вариант тоже вряд ли окажется рабочим.       — И почему почти для всех этих ритуалов мне надо выйти в люди голым?       Гермиона поморщилась.       — Это немного странно, не так ли?       Усталый, голодный и раздражённый, Гарри сполз по жёсткому деревянному стулу так низко, что в итоге оказался почти под столом. В библиотеке царили полумрак и тишина. Только книги, тихо шурша трепещущими страницами, когда плавно перелетали от полки к полке, производили хоть какой-то шум.       — Ладно, — Гермиона, ничуть не смутившись, просияла и продолжила бегать глазами по страницам. — А вот ещё один! Здесь говорится, что для выражения серьёзных намерений жених должен начать ухаживания, преподнеся своей возлюбленной голову охотничьей собаки, чтобы символически отказаться от поиска любой другой девушки.       Жертвоприношение! Гарри подскочил на месте и чуть не закричал, что так и знал, но сумел в последнюю секунду удержать себя в руках. И всё же он знал! Он точно знал, что если начать копаться в древних чистокровных обычаях, то в какой-то момент точно наткнёшься на ритуальные убийства животных.       — Гермиона, я не собираюсь отрубать голову собаке! Ни за что на свете! И уж точно не для того, чтобы заставить Драко заняться со мной сексом!       Она посмотрела на него так, словно во время матчей по квиддичу он слишком часто падал головой вниз и вышиб себе все мозги.       — Очевидно, нет. Это просто варварство. Но, возможно, есть способ как-то это модернизировать. Малфой любит животных? Там написано, что нужна голова собаки, но не сказано, что она не может быть прикреплена к остальному её телу. Может, подаришь ему бигля?       Гарри, разинув рот и внутренне умирая, уставился на неё.       — Ты думаешь, что если я подарю Драко бигля, то он вдруг захочет со мной переспать?       — Ну, то, что ты решил завести совместное домашнее животное, определённо свидетельствует о серьёзности твоих намерений, — заявила Гермиона, не глядя ему в глаза. — Если тебя чем-то не устраивает бигль, то такса, если мне не изменяет память, тоже считается охотничьей собакой.       — О, ну это, конечно, всё меняет, — невозмутимо произнёс Гарри.       — Ну, а если ты…       — Нет! Нет, нет, нет, Гермиона. Нет, — Гарри захлопнул книгу, лежавшую перед ним, а затем и ту, что лежала перед Гермионой. Вздрогнув, она отшатнулась назад, но потом вздохнула и покачала головой. — Это бесполезно. Я сдаюсь. Я просто умру девственником. Опять.       Гермиона, не собираясь отступать от намеченной цели, просто проигнорировала его.       — Я собиралась сказать, что большинство из этих ритуалов устарели, но я думаю, что ты мог бы выделить из них какие-то общие аспекты, чтобы придумать что-нибудь, что точно сработает.       Гарри ударился лбом о деревянный стол так сильно, что оправа очков впилась ему в лицо.       — И как?       — Подарок. Кажется, он присутствует во всех этих ритуалах и традициях. Сделай ему подарок. Что-нибудь со смыслом. Что-нибудь, что продемонстрирует твоё доверие и твои намерения. Что-нибудь чувственное, — пока Гарри вздыхал, фыркал и пытался смириться с тем, что всю оставшуюся жизнь ему придётся волочить жалкое существование без секса, Гермиона перегнулась через стол и взъерошила ему волосы. — А если это не поможет, сними с себя форму посреди Большого зала! — Гарри невольно засмеялся. — И купи ему собаку. Только не убивай её.       Пока они с Гермионой складывали книги и собирали свои вещи, Гарри смог признаться себе, что, возможно, это оказалось не впрямь уж бесполезной тратой времени. Ритуалы, без сомнения, были глупы и ужасны. Но Гермиона, возможно, в чём-то была права: чтобы перевести их отношения на следующий уровень, Драко нуждался в чём-то, что гарантировало бы их серьёзность. Они почти не говорили о том, что чувствуют и чего хотят. Гарри знал, что хочет Драко. Он хотел его в самых разных смыслах, но только некоторые из них заставляли его краснеть и волноваться. Однако Гермиона была права: ему трудно говорить о своих чувствах. Всякий раз, когда разговор с Драко заходил в эту сторону, Гарри замирал и начинал запинаться. Он не знал, как выразить свои чувства, так что, возможно, Драко о них даже понятия не имел. Подарок — идеальный способ их показать, а начать разговор Гарри отчаянно хотел, но просто не мог найти подходящие слова и достаточно нервов, чтобы произнести их вслух.       Да, чем больше он об этом думал, пока вместе с Гермионой возвращался в общую гостиную восьмого курса, тем больше ему нравилась эта идея. Подарок — это идеально. Он сделает Драко подарок. Подарок покажет Драко, как много он значит для Гарри. А это покажет ему, как сильно Гарри хочет потереть друг о друга их члены. Или задницы. Или ещё что-нибудь.       Определённо что-нибудь.       Что-нибудь, что, вероятно, случится само собой, как только начнётся всё остальное. По крайней мере, он на это надеялся.       Во всяком случае, об этом он может подумать, когда будет готов приступить к активным действиям. А пока — подарок! На день святого Валентина!