Далёкие, детские воспоминания,
Хранят тепло, как солнечный свет.
Одиночество, проснувшись ото сна,
Понимает, что осталось само по себе.
— Мичишируби, Тихара Минори
***
Суббота, 1-ое сентября 1923 7:30 — Только посмотри! Ты видишь? В одном из моих последних воспоминаний о нём, я отчетливо помню, как отец высунулся из открытого окна моей спальни. Его указательный палец смело и твердо указывал на огромную стаю длинношеих птиц. Отец никогда не носил японскую одежду из-за своей работы. Он почти всегда был в черном. Некоторые люди, с которыми он работал, иногда дразнили его как траурного адвоката. Несмотря на то, что люди напоминают ему, что носить черное все время — это к несчастью и неуместно, если вся его семья находится в полном здравии (эта репутация также иногда заставляет его клиентов опасаться), но он всё равно продолжал носить одежду этого цвета. Но потом я задумался: Он всегда выглядел так, словно вспоминал что-то печальное, тоскливое. — Ты говоришь об этих птицах, отец? — Я встал с постели и прищурился на стаю. Она была так огромна, что мне казалось, будто тень медленно движется по розовому небу. —Я никогда раньше не видел, чтобы столько летало вместе. Это потрясающе. Он кивнул и некоторое время наблюдал за стаей птиц вместе со мной. Казалось, что прохладный утренний воздух смягчил мою лихорадку. — Разве не удивительно, что они могут преодолеть сотни миль не уставая? Некоторые виды птиц даже могут спать, находясь в полёте. Разве это не удивительно? В следующей жизни я хотел бы стать птицей и вернуться на другой край света. Я сделал паузу, чтобы немного подумать, а затем сказал: —Тогда, если ты собираешься стать птицей, я тоже стану ею в следующей жизни, и тогда ты сможешь взять меня с собой. Все говорят, что отец путешествовал на другой край света, когда был моложе. Все его дети знали это, но с тех пор, как он женился, я думаю, что он никогда больше не покидал японскую землю. Когда его окружали скучные деревянные здания имперской столицы, его рассказы об огромных каменных домах и туманных вечерах Лондона больше походили на рассказы другого человека, чем на что-либо другое. Отец, которого я знал, всегда был в очках, никогда не говорил по-английски, был довольно плох в уходе за собой и, к тому же, меланхоличен… … Но он был добр, всегда очень добр. Прямо как в этот момент. Отца, казалось, это развеселило. — Если такое случится, ты бы хотел полететь в Лондон вместе со мной? Его очки блестели в прекрасных цветах рассвета, когда он повернулся в мою сторону. Я все ещё мог видеть следы щетины на его подбородке. Его темные волосы торчали из головы беспорядочно, почти как маленькие, короткие рожки. Но вопреки этому впечатлению, для своих детей он ни что иное, как воплощение нежности и доброты. Он ни разу не повышал на нас голос, шутя, что его крики предназначены только для зала суда. Матери совсем не нравилась его снисходительность к сыновьям и поэтому ей всегда приходилось самой наказывать нас за наши прегрешения. — Конечно! — искренне честно ответил я на его вопрос. —…То, что мы вдвоем увидим владения Королевы, — задумчиво произнес он, — несомненно, сделает меня самым счастливым человеком. —Забавляясь этой мыслью, он откинул голову назад и рассмеялся. В одном из моих последних воспоминаний о нём, в драгоценные несколько часов перед его безвременной кончиной, Наруходо Рюноске, мой меланхоличный, круглолицый, нежный отец, смеялся. Смеялся, как ребенок.***
15-ое августа 2000 Вечер вторника Рассвет последнего дня праздника Обон был ярким и ранним, без каких-либо признаков сумрака, который сохранялся в течение предыдущего дня. Если бы это был обычный день, Рю продолжил бы играть с другими соседскими ребятишками, однако он пообещал по крайней мере двоим, что пойдет в кабинет сегодня днем. По-видимому, прадедушка сказал папе, что Рю получил разрешение, так что он отделался всего лишь шлепком по запястью. К его удивлению, коробки, которыми была завалена комната вчера, были уже сложены и отставлены в сторону. Кабинет выглядел так, словно его никогда и не трогали. Однако другой-Рю все еще сидел в своем кресле-качалке, глядя на небо сквозь маленькую щель между ставнями. Он сбросил свою черную куртку, и она свисала со спинки стула, слегка колыхаясь, когда он мягко раскачивал кресло взад и вперед. Его белая майка была безупречна в слабом свете, как будто пыль не могла повлиять на неё совсем. — Доброе утро, Рю-сан, — пробормотал Рю, а другой-Рю оглянулся и улыбнулся. Это движение так сильно напомнило Рю их первую встречу. — Почему здесь все убрано? Вы нашли то, что искали? — Думаю, я вспомнил, что искал, — другой-Рю снова повернулся к окну и вздохнул. — Спасибо за помощь, Рюити-кун. — Нет, я… — Рю пошёл в сторону другого-Рю, пытаясь увидеть то, на что смотрел другой. Он не смотрел ни на что, кроме тускло-голубого неба. — Я ничего такого… не сделал. Следующие несколько мгновений они провели в тишине, глядя в окно. Однако через какое-то время Рю не смог сдержаться и снова заговорил. — Так Вы всё-таки уходите? Другой-Рю не ответил, поэтому Рю решил задать другой вопрос. — Вы призрак? — Ах, значит, меня раскрыли? — лишь насмешливо ответил другой-Рю. — Прадедушка сказал мне. Он говорит, Вы приходите сюда каждое лето. — Ах. Я думал, что веду себя тихо, —другой-Рю рассмеялся. — И он ни разу не проведал меня. Он всегда был таким упрямым, даже когда был ещё маленьким. Этому джентльмену, который выглядел не старше тридцати, было странным образом не к месту говорить о прадедушке как о ребёнке. Рю совсем не мог представить прадедушку не старым, не скрюченным, не краснолицым и не ворчливым. — А вы не можете… поговорить с ним? — Я… я пока не могу. Но, может быть… —Может быть что? Другой-Рю улыбнулся. — Может быть, тебе тоже стоит посмотреть на танцы Обона в городе, вместе с матерью и отцом. Когда ты наконец добираешься до моря и наблюдаешь, как люди запускают фонарики в небо, открывается прекрасный вид. Каким-то образом маленький Рю почувствовал, что на самом деле Рю совсем не это хотел сказать, но решил оставить всё как есть. Глядя на руку другого-Рю на подлокотнике кресла-качалки, Рю импульсивно протянул и положил свою руку на неё. Со смехом другой-Рю легко взял его руку и сжал ее легко, мягко, почти так, как будто он считал руку Рю самой хрупкой птицей в мире, и любое внезапное движение могло испугать ее. — У… у меня есть просьба, —Рю казался нерешительным. — Так как нам больше не нужно искать вашу вещь, можем ли мы заняться чем-нибудь ещё? — Я сделаю всё, что в моих силах, — с улыбкой сказал другой-Рю. — Ты имеешь в виду, что хотел бы поиграть со мной во что-нибудь? — Ну, —Рю вытянул руки, словно держа в них невидимый меч. —Поиграй со мной в «Сигнального Самурая»! Мы оба можем быть самураями. Вы можете быть Красным Сигналом или что-то в этом роде. —Я не совсем понимаю, как быть Красным Сигналом, — извиняющимся тоном сказал другой-Рю. —Я … э-э … не имел удовольствия познакомиться с ним. — Хм. Тогда что насчёт того, чтобы… ты играл за монстра из последнего эпизода? Это до невозможности просто. — Как он выглядит? Рю нарисовал довольно симпатичную на вид картинку монстра недели на клочке бумаги, а другой-Рю улыбнулся, удивленный и впечатленный одновременно, при виде большого динозавроподобного существа на черно-белом фоне. Рю даже нарисовал несколько зданий вокруг монстра в масштабе. — Пусть коробки будут зданиями, а потом вы притворитесь, что всё разрушаете, а я брошусь на помощь, и у нас будет грандиозная битва. —Рю продемонстрировал, как играть существа-динозавра. — Просто держите руки вот так и говорите «грр, грр», как это делается в шоу. —Грр? — другой-Рю был тронут очаровательной демонстрацией монстра от Рю. — Хорошо, думаю, я понимаю. Так мне нужно просто разносить коробки и рычать, верно? — Ага! Должен заметить, что это довольно странное и трогательное зрелище — видеть эту странную парочку, прикладывающую все силы в игру в Сигнального самурая. Маленький Рюити, изображая меч в руках, пытается преследовать существо, разрушающее его маленький картонный город из коробок. Взрослый другой-Рю, серьёзный и поглощённый своей ролью злодея, как и всем остальным, чем он занимался в течение жизни, изо всех сил старался быть ужасающим, но не совсем преуспевал в этом. Какое невинное развлечение! Какой чудесный летний день пролетел! По факту, они были настолько поглощены различными короткими сценками, которые Рю продолжал вытаскивать из своей полной воображения маленькой головы, что когда другой-Рю, наконец, осознал пройденное время и попросил небольшой перерыв, Рю согласился с огромнейшей неохотой. Снаружи небо начинало казаться более мягким и фиолетовым. День сменялся ночью. Двое вернулись в прежнее положение, как во вчерашнем сеансе рассказа историй, чтобы отдохнуть; другой-Рю аккуратно сидел в кресле-качалке с Рю на коленях, мягко качая своими короткими ногами. Он, вероятно, пачкал чёрные брюки другого-Рю, но этот добросердечный джентльмен, благослови его сердце, не выглядел так, будто этому возражал. — Как вас зовут, Рю-сан? — рассеянно спросил Рю. — Хм? Рю неловко заёрзал. — Я имею в виду, я совсем не знаю вашего настоящего имени, кроме того, что мы разделяем часть с Рю. — Прошу прощения за это, — другой-Рю погладил свой подбородок. — Я начинаю забывать, но… меня звали… Рюноске, кажется. — Наруходо Рюноске? —Да, всё верно. — Рюноске… сан? — Твоего «Рю-сан» вполне достаточно. Это звучит… милее, полагаю? – Рюноске усмехнулся. — Но мы оба Рю, —Рюити надул щёки. — Ты прав, но… — он всё ещё смеялся. — Рю-сан. Вы будете здесь, когда мы потом вернёмся домой? — Не думаю. — Рюноске, казалось, отвлекла одна мысль. — Рюити-кун, ты знаешь, какое значение час сумерек имеет для духов и мира смертных? — Сумерек? — Это час колдовства, когда завеса между твоим миром и моим истончается, а духи и смертные неосознанно взаимодействуют в одном пространстве и времени. Я полагаю, это слишком грандиозная концепция для тебя, чтобы полностью её понять. Но… суть в другом, — Рюноске улыбнулся. — Я буду на фестивале в сумеречный час. Ты можешь столкнуться со мной там, но в этот момент я уже буду отделён от твоего мира. Фонари будут последним, что приведёт меня домой, а когда сумерки закончатся, я исчезну. — Я понимаю… Но… не можете ли вы хотя бы… остаться настолько долго, насколько это возможно? Рюноске посмотрел в тёмные глаза Рюити, будто хотел передать свою искренность. — Я сделаю всё возможное, чтобы остаться, пока последний фонарь не исчезнет в небе. Хорошо? — Хорошо. — Рюити хотел было открыть дверь, но замешкался. — …Рю-сан? — Что такое? — Что вы искали? — Если мы случайно встретимся в любое время фестиваля, — медленно сказал Рюноске, — прежде чем я уйду, ты сможешь увидеть меня с тем, что я потерял.***
Суббота, 1 сентября 1923 11:20 Когда-то у меня был отец, которого я любил, мать, которую я уважал, и старший брат, которого я обожал. Мой старший брат родился ещё до Первой мировой войны, через несколько лет после свадьбы отца и матери. Я запомнил, что он был выше меня и, возможно, больше походил на отца, чем я. Его волосы всегда были растрёпаны, а лицо всегда добрым, и у него был особый дар речи, подобный тому, что был у отца. Он был из тех, кого называют сладкоречивыми. Он мог бы стать адвокатом и замещать отца после окончания университета. Соответственно, его имя было Синити, написанное иероглифами «правда» и «один». — Вот почему твоё имя написано иероглифами «правда» и «два», — однажды сказал мне отец. — Ты Синдзи, так как ты мой второй сын. — Наруходо Рюити и Рюдзи, хм? Ты прав, — сказал он, — но иногда, когда ты становишься старше, правда становится намного важнее, чем внешний вид, Синдзи. Что это вообще значит? Я фыркнул, а он лишь рассмеялся и взъерошил мои волосы. Мне очень не нравилось, когда он делал так. Поскольку он был старше, Синити должен был унаследовать дом и офис от отца. А так как я был младше, я мог заниматься всем, чем мне хотелось. Если бы мы были самураями, жившими в феодальной эпохе, Синити бы стал главой основного дома, а я — главой ответвления. Или что-то такого. Читать стихи мне нравилось больше, чем о законах, поэтому я думал о том, чтобы стать поэтом в будущем. Мать иногда ругала меня за то, что я покупал слишком много книг, а затем оставлял их разбросанными в своей комнате, но отец тайно давал мне денег за спиной матери, чтобы я купил больше понравившихся мне книг. Отец высоко ценил образование и передал эту ценность своим детям, побуждая нас учиться всему, чему мы можем. Когда-то у меня был отец, которого я любил, мать, которую я уважал, и старший брат, которого я обожал. По крайней мере, это было до событий в полдень 1 сентября 1923 года, на двенадцатом году правления императора Тайсё, когда мне было всего десять лет. В то утро я был дома и лечился от простуды. Отец разбудил меня рано, чтобы мы посмотрели на необычно большую стаю птиц в небе, пролетающую мимо. Он также спросил меня, не хотел бы я когда-нибудь отправиться с ним в Лондон. В то же утро он взял Синити с собой в имперскую столицу на суд, на который должен был явиться отец. Синити тогда уже учился в старшей школе и готовился к поступлению в университет Юмей, чтобы пойти по стопам отца и стать адвокатом, и увидеть действующий суд вживую могло бы помочь ему подготовиться к предстоящим вступительным экзаменам. Им пришлось сесть на поезд в 11:45, направляющийся в Токио, чтобы попасть на суд. В последний раз, когда я видел их, Синити был в школьной форме, а отец был, как обычно, в чёрном костюме, с выступавшей потёртой повязкой адвоката на рукаве и висевшими на шнурке очками. Мать потащила меня вниз, чтобы я проводил их вместе с ней, и отец поцеловал нас обоих на прощание, и мы пожелали ему удачи в суде. Нежно держа меня за руку, он спросил, не хочу ли я чего-нибудь из Токио. Возможно, ничего не придумав, я лишь покачал головой. — Хорошо. Следи за базой для меня, ладно, Синдзи? — он мягко сказал мне. — Я возьму и тебя в имперскую столицу в следующий раз, — были его последние слова, и мы наблюдали, как они садились в рикшу, которая отвезла бы их на станцию. …В течение многих-многих лет после этого я всё ещё жалел, что отпустил его руку. А иногда мне хотелось, чтобы он взял меня с собой. Потому что за две минуты до 12:00 1 сентября 1923 года мощное землетрясение, разрушившее самое сердце Великой Японской Империи, поразило... И Синити с отцом больше никогда не возвращались домой.***
Вторник, 15 августа 2000 Сумерки Солнце только собиралось садиться, но центр города уже сиял светом миллионов фонарей, освещающих путь к сцене ягура в центре всего этого, и в глазах Рюити будто сами звёзды спустились, чтобы омыть это место счастьем. — Не теряйся в толпе, Рюити, — говорил ему отец. — Уже сумерки, колдовской час. Может, среди толпы прячутся существа из другого мира, разве ты не знаешь? — Перестань дразниться, — смеялась мать. Рюити только усмехнулся и огляделся большими глазами. Другой мир… Если бы только отец знал о Рю-сане. Почти как извинение за то, что накануне жёстко отругал его, папа был очень любезен этим вечером, подыгрывая Рюити и следуя за ним, что бы не заинтересовало его в следующий момент. Вскоре Рюити был завален различными призами, большинство из которых были достаточно маленькими, чтобы их было удобно носить, и среди них даже была милая золотая рыбка, которую отец успешно поймал, и она уже располагалась в пластиковом пакете с водой, привязанной верёвкой вокруг его запястья. Мать была прекрасна в своей синей юкате, украшенной летними бабочками, и сам Рюити тоже был одет в юкату, такую же синюю и с волнообразными узорами, напоминающими рябь на мелком бассейне. Отец был просто в своей обычной одежде, но чем больше Рюити ходил вокруг, тем меньше завидовал отцу — жара, безусловно, лучше переносилась в его одежде. Мать периодически обмахивала его веером, когда они делали перерыв, и это было мило. Когда отец пробовал стрелять в тире, а мать поддерживала его в этом, пока он промахивался по одной мишени за другой, уголком глаза Рюити поймал бледно-серую вспышку. — …Рю-сан? Возможно, это был человеке в серой юкате. Рюити не был на сто процентов уверен, действительно ли у Рюноске была возможность бродить по фестивалю, как он утверждал, но этот человек просто был так похож... «Если мы случайно встретимся в любое время фестиваля, — голос Рюноске эхом отозвался в его голове, — прежде чем я уйду, ты сможешь увидеть меня с тем, что я потерял» Рюити взглянул на смеющихся отца и мать и, молча извинившись и принимая решение о дальшейших действиях, решил удовлетворить своё любопытство и ускользнул, и он пригнулся и последовал за фигурой. На закате в этот короткий, драгоценный час сумерек всё было залито цветом огня. Небо над головой медленно темнело, а на горизонте небо приобрело красивый розовый оттенок. Солнце было красным шаром. Вдали юката Рюноске была ослепительно красной от заходящего солнца, и он выглядел так, будто его омывали огнём. Рюити с трудом мог понять, что его ведёт мальчик, который, казалось, был ненамного старше самого Рюити, одетый в соответствующую юкату, залитую таким же красным цветом. Они пробирались сквозь толпу разных цветов, цепкий взгляд Рюити пристально следил за двумя непохожими фигурами, и его маленький сандалии ритмично цеплялись за тротуар. Он очень напоминал себе маленького утёнка, следующего за своей матерью. Его глаза обыскивали Рюноске, чтобы найти вещь, которую он искал, но у Рюноске, похоже, не было ничего более впечатляющего, чем веер учива. — Не беги в толпе, — он отчётливо слышал, как Рюноске сказал это над толпой, смеясь. — Я не хочу быть оставленным позади. Он не услышал, что ответил ребёнок. И по какой-то причине, даже при том, что он так сильно хотел привлечь внимание Рюноске, Рюити не мог собраться с духом, чтобы закричать — как если бы сами сумерки вдруг заставили его онеметь. Поэтому он просто следовал за ними, следовал без устали, заметив, что люди начинают собираться к морю, и гадая, когда фонари начнут летать по небу. — Синдзи! — он слышал, как звонко крикнул Рюноске. — Синдзи! Не беги так быстро! Подожди! — он тоже начал исчезать в толпе, оставляя Рюити позади. Сумерки уже подходили к концу. Откинув всю осторожность, он, наконец, сильно ударил ногой по земле и последовал за бегущей парой. Чья-то рука схватила его маленькую ручку, и он бы споткнулся, если бы не пара сильных рук, которая поддержала его. — Рюити! Рюити, вот ты где… Голос отца. В конце концов, его нашли. Рюити медленно повернулся к отцу, ожидая выговора, но вдруг заметил их слишком мрачные лица и блестящие мамины щёки. С ними был и слуга прадедушки. — Рюити, — мягко сказала мать. — Нам нужно идти домой. Сейчас.***
Понедельник, 16 января 2017 17:30 — Наруходо-кун? Наруходо-кун? Глаза Наруходо Рюити распахнулись при голосе его ассистентки. — Что такое, Майои-чан? Аясато Майои положила руки на стол и наклонилась вперед, ее лицо являло собой идеальную картину детской ярости. — Я пыталась разбудить тебя целых десять минут! Я чуть было уже не подумала, что ты умер! —Если бы я был мёртв, ты могла бы попробовать вызвать меня в виде духа, просто чтобы убедиться, — пошутил Рюити, но Майои только фыркнула. —Почему ты так крепко спал? Сегодня у нас даже не было клиентов, так что ты не можешь быть настолько уставшим. Держу пари ты не спал всю ночь… — В целом это правда, но я не хочу слышать это от той, которая пересматривает Стального Самурая каждую ночь, — вздохнул Рюити. — Ну, или это, или ты просто стареешь. — Ничего подобного! —Рюити провёл рукой по своим колючим волосам, не зная с чего начать. — На самом деле… У меня был небольшой сон о том, что со мной однажды случилось, когда я был ребёнком — О, детство Наруходо-куна? — Майои расслабилась и на её лице появилось любопытство. — О чём же был твой сон? — Теперь, когда я проснулся, я начинаю забывать мелкие детали, но... — Рюити потер лоб. — Он был о том, как я разговаривал с призраком моего прапрадеда незадолго до того, как мой прадедушка умер. Он умер в последний день праздника Обон. — Отец твоего прадеда? — спросила Майои. — Ага, — кивнул Рюити. — Ох… —Майои задумалась. — Ну, они говорили, что дети и собаки обладают хорошим спиритическим чувством… — Эй, мне не понравилось то, как ты сравнила такого милого ребёнка, как я, с собаками. Майои только усмехнулась в ответ на хмурый взгляд Рюити. — В любом случае, —Рюити закашлялся и продолжил, — последний день того праздника Обон был довольно памятным днем, потому что это был также день, когда мой прадед наконец умер. В самом конце праздника Обон он просто... прошел мимо. Как будто свеча догорела. Он умер не от того, что может выяснить врач. Он просто умер во сне.” — И что дальше? — подтолкнула его Майои, видя, как он хочет что-то сказать. — Ну, забавно, что я не решаюсь сказать тебе об этом, ведь ты же спиритический медиум, но... Я подумал, что может быть… — Может быть, твой прапрадедушка взял своего сына с собой на дальний берег в конце праздника Обон? — Да. Это довольно мирная смерть, правда? — Быть уведенным любимым человеком? В высшей степени всё именно так, — сказала Майои. — Когда я тоже когда-нибудь умру, я хочу, чтобы моя сестра пришла и провела меня на ту сторону. Тогда я не буду так бояться. Двое погрузились в задумчивое молчание, которое Майои нарушила еще раз. — А ты помнишь, как выглядел призрак твоего прапрадедушки? — Совсем нет. Это было очень давно, и я встречался с ним всего три дня в то лето. Все были так заняты прадедушкиными похоронами, что я совершенно забыл об этих двоих спустя годы, — Рюити почесал затылок. — Я немного покопался в семейных альбомах, когда вырос, и знаю, что его зовут Рюноске, и что папа очень похож на него, когда он был моложе. Теперь я это вспомнил, папа часто говорил, что прадедушка вроде как настаивал на том, чтобы назвать меня в его честь. —Ух. А чем он зарабатывал на жизнь? — Весьма удивительно, но он тоже был своего рода адвокатом — Правда? — глаза Майои стали с размером рисовых мисок. — Тогда почему ты не унаследовал собственную фирму от него? — Ну... никто из мужчин в семье после него не стал юристом, поэтому я думаю, что они просто продали помещение первоначальной юридической консультации Наруходо. Правда, все старые книги они хранили в старом доме Наруходо у моря. — Интересно, а он был лучше офиса моей сестры? — Не, —Рюити усмехнулся. — Я чувствую, что это не так. Назови это чем-то, что течёт в моей крови или типа того. Майои задумчиво наморщила лоб. Наконец она сказала: — Да, богатый Наруходо был бы странным, не так ли? — Это было грубо. Майои хихикнула. —Я думаю, ты пошел бы в дедушку или папу и не стал бы заниматься юриспруденцией, если бы не Мицуруги-кэнджи, да? — Да. Если бы не Мицуруги, я бы не сидел здесь и не разговаривал с тобой. Тогда я выступал бы где-нибудь в театре в Америке или что-то в этом роде. —Как хочешь, — Майои закатила глаза. — Но для меня ты всегда будешь простым адвокатом в синем костюме из адвокатской конторы Наруходо. —Большое спасибо. — Нет, я серьезно. —Майои пнула ногой пол и шаркнула по нему сандалиями. — Знаешь, ты ведь помог гораздо большему количеству людей вроде меня, Стального Самурая, и Мицуруги-кэнджи… И поможешь ещё больше людям в будущем, Наруходо-кун. Гораздо больше. — Да, хорошо. —Рюити усмехнулся. — Судьба работает именно так, не так ли? Однако пока Майои болтала, а разговор перешел на более повседневные темы, он задумался. Увидел ли ты это, Рю-сан? Нашёл ли ты то, что так усердно искал?