Пустые

Сынмин вставляет сталь в скважину и проворачивает, открывая дверь и впуская холодный осенний ветер с запахом дождя, что щекочет нос. Заходя в пустую бетонную коробку, когда-то бывавшую уютным местом, куда хотелось возвращаться. Он оглядывает полупустую прихожую: крючки, на которых весит только вязанная накидка. Дальше в поле зрения попадается тумба с обувью, что так не к стати тоже пустует, там уже не стоят черные классические ботинки, которыми можно убить, или дорогие кеды хрен знает какой марки. Там лишь темные лакированные туфли, которые наконец-то поместились, ведь давно лежали в коробке из-за нехватки места, и… и все. Там больше ничего не стоит. Переходя медленным взором на жесткий серый, коврик под ногами, на котором написано раньше приятное, но теперь бессмысленное и пустое « Welcome». Ким горько усмехается, и немного вытерев об этот самый ковер, свои еще одни, запасные черные туфли, проходит дальше, не удосужившись их снять. А зачем? Он ведь только теперь здесь ходит, это его квартира. Проходя дальше, голову начинает терзать легкая боль. Опять его тревожат эти счастливые моменты его прошедшей жизни. Его другой жизни… Он проходит в такой же пустой зал, как, и, впрочем, вся квартира, ведь полностью интерьерного декора она не блещет. Взгляд его падает на бордовый, кожаный диван по середине пустоты. -И что ты хочешь посмотреть? –слышится этот бархатный голос в ушах. - Хочу мультики, твои подростковые фильмы про несчастную любовь уже наскучили.-бубнит другой парень, выхватывая из длинных пальцев чашку с соленым попкорном, ведь сладкий, по их мнению, полное фуфло. -Да в каком смысле? –возмущается старший, выпячивая полную нижнюю губу, и с нежностью и наворачивающимися слезами смотрит на младшего, пробивая того на дрожь и сомнения в своем решении. -Ну, прости меня, я правда не могу больше их смотреть- еле противостоя под натиском этих карих созвездий, выдыхает парень. -Ну, как хочешь- пожимает плечами другой, и отворачиваясь, будто ничего сейчас не делал, не просил и не собирался давить на жалость. Он резко встает, убирает съестное из рук парня и своими холодными юркими пальцами, начинает больно щекотать другого, от чего у него припадки начинаются, и ребра побаливают. -Пере.пере…стань..ххахахха- еле выдает младший. Старший же с гаденькой улыбочкой убирает свои руки и, как ни в чем не бывало, садиться на свое законное место, притягивая мальчишку к себе, растрепывает его волосы, и беря чашку в другую руку, с важным видом, четко и хладнокровно произносит: -Ищи мне драму, иначе опять повстречаешься с моими пальцами и, уж тогда, я точно залезу тебе под ребро. -Хорошо, я понял-с каменным лицом отвечает младший, расслабляясь рядом и тая в руках парня, кладя свою голову на широкое плечо и льстясь еще ближе, попутно пытаясь найти первую попавшуюся истерическую и грустную историю любви с трагичным концом, после которых придется успокаивать обладателя угольных волос. Дальше парень, после просечки боли, но такой сейчас нужной, проходит на кухню, все так же серо, вот это неожиданность… Серые обои, серый линолеум, серый гарнитур. Может это кажется серым? Когда-то это казалось слегка бежевым или даже нежно розовым, обои были приятного зеленоватого цвета, а плитка цвета слоновой кости. По комнате слышится глухие шаги обуви по полу. Он обходит, касаясь столешницы, полок, плиты, плитки, стен. -Минни, я хочу кушать, приготовь что-нибудь!- стонет темноволосый, наклоняясь через весь стол при этом сидя на стуле и зажмуривая глаза, будто хныча, как дите. -Я не домохозяйка, хочешь есть, помоги мне тогда.- с укоризной выдает Ким, поворачиваясь и закатывая глаза. -Ладно, но только быстрей, иначе я умрууу.- стонет и мычит, отвлекая на себя все внимание. Если бы хотел, наверное, бы уже расплакался прямо здесь. -Хорошо, иди сюда, и перестань ныть, иначе огрею тебя сковородкой- спокойным и ровным тоном выдает младший, слегка поднимая уголок губ и чувствуя шевеление сзади. Старший как ленивое создание с обвисшими руками обходит столешницу, сзади подходя к младшему, и тут же будто светясь прижимается сильнее. -А ты так хорошо выглядишь в фартуке, Минни-прямо на ухо шепчет тот, медленно обнимая парня со спины, и прижимаясь всем своим длинным туловищем. -Точно огрею.-констатирует факт младший, поворачиваясь к нему лицом и смотря так, что у старшего аж мурашки по спине пробежались. -Ладно, хорошо, готовим, так уж и быть- робко отходит старший, поднимая руку в знак принятия поражения. Ким медленно выходит из просторной кухни, ступая туда, где больно до сих пор. Самое значимое место в квартире, самое душераздирающее, самое памятное, теплое, режущее, стальное, нежное и убивающее изнутри. Было ли не больно когда-нибудь? Не понятно. Чувства смешались в кашу, фаршируя разум, не давая понять, что чувствует парень и чего хочет. Может забыть и забить? Определенно нет. Аккуратно открывая скрипучую коричневую картонку, называемой дверью, он оглядывает такую же просторную спальню. На вид открывается серое атласное белье кровати, что давит на парня. Пластмассовое окно открыто настежь, поэтому в комнате значительно холоднее чем где-либо. Шторы вьются на ветру, едва не касаясь кровати, они белые, вроде как, хотя кажутся выцветшими, как и все остальное, впрочем, не удивительно. Раньше они выделялись, а сейчас, не особо. Отпустив раздумья о предмете интерьера, парень обращает внимание на квадратное отверстие в стене. В окно бьет синь прохладного вечера. Сынмин всегда любил такую погоду, всегда сидел около этого самого окна, на этом самом подоконнике, прикасаясь к прозрачному стеклу. Медленно стукая ногами по полу, и подходя к нему, он вглядывается далеко. Не зря он все- таки выбрал именно эту бетонную обитель. «Она высоко, но ближе к звездам» - так говорил Ким, арендуя ее за большую сумму. В голову опять приходят эти… отголоски прошлого, что больно и хуже ножа давят на и так расколотое в дребезги сердце. -Минни, почему не спишь? – потирая глаза и неуклюже вставая голым по пояс в одних спальных штанах, почти спавших на бедра, подходит темноволосый. Младший стоит у раскрытого окна, в одной рубашке парня. Блестящие локоны падают то на глаза, то назад, но почти не мешают любоваться ночным омутом. Парень подходит близко, прижимаясь торсом к миниатюрной спине, и наклоняясь в бок, чмокает плечо Кима, устанавливая свои руки на талии и поглаживая в знак успокоения и поддержки. Его вороньи волосы падают на плечо и ниже, немного касаясь щеки и щекоча ее. Киму будто все равно, но он тоже устраивает свои руки, поверх рук Джина. И мгновенно расслабляется от теплоты, хоть и не осязаемой, ведь пальцы явно холодные, словно ледышки. Он смотрит вдаль, влекомый пустотой, что там, далеко, она недосягаема, но так глубоко внутри. Она разъедает, сжирает, так же, как и человек, стоящий рядом. Она не дает покоя, вызывает привыкания, давит на чувства, притупляет разум. Дает ложное решение всех проблема. Оставляет с такой же пустотой, без всего. Все она забирает, лишая смысла жизни. Киму некого больше винить, кроме нее. Слезы сами текут из хрусталиков. Стекая по мраморной, но покрасневшей коже. Но Ким, кажется, все равно. Он кричит, навзрыд, кричит, надрывает легкие, что уже успели наполнится пустотой. Черная дыра внутри Сынмина растет, пожирает его, все сильнее. Он мог это предотвратить, но конец таков, и, если бы не его любимый человек, он бы, наверное, никогда с ней не повстречался. Но он, сам же поддался этому искушению. Теперь остается только падать, падать в пучину. А может и нет, может он не падает, а опускается за своим Джинни. Так думать легче и проще. Ким не понимает, он сейчас думает слишком ясно, или наоборот, настолько затуманено. Он стоит еще минуту, обдумывает все, вытирает слезы коричневым пальто, сжимает конца бежевого свитера в пальцах. Разворачивается на 180, решительно выходит из спальни. Была мелкая надежда, что после этого выхода из места , приносящего одну боль, станет легче. Не стало. Он бежит в коридор, сбивая и заставляя отлететь куда-то влево его жесткий ковер, выбегает в серый обшарпанный подъезд, захлопывает дверь со всей силы, включая в это действие всю свою обиду и боль. Парень приставляет к скважине злосчастный кусок стали, но руки дрожат. Он утыкается головой об дверь, тяжко дыша и закрывая глаза. Горячий пар, выходящий изо рта, оставляет мутные следы на двери. -Зачем? –раздается тихо в уголках разума. Ким, усмехаясь, просто кладет ключ в карман, отдирает свою голову, и быстро спускается, или даже слетает с бетонных ступенек. Выходя из подъезда, он ежится от холодного ветра, сразу бьющего в нос, но он тут же срывается с места. Бежит, натирая ноги, что уже болят до слез. Бежит настолько быстро, насколько может. Уже не чувствуя холода, не чувствуя соленых дорожек под глазами. Он не видит не пролетающие улицы, не людей, не машины, не тем более гул, стоящий в центральной области города. Воздух в легких в конце концов кончается и он, остановившись, созерцает огромный пешеходно-дорожный мост на окраине города. Медленно зеваки переходят его, а машины переезжаю, даже не зная его историю. Он самая близкая точка к этой безумной синеве, пожирающей изнутри как вирус или яд, что так напоминает его. Его пухлые губы, его локоны, темнее ночи, его янтарных ям, в которые Ким так любил проваливаться, и наконец, его прелестная родинка под глазом, которую Мин целовал каждое утро. Когда Ким стал безумным? Он не знает и не хочет, ведь сейчас он ни о чем другом думать не может. Ему нужно быть ближе, может он почувствует его снова. Он спотыкается, в горле уже саднит от сухости, ноги болят и кажется онемели от холода. Лицо тоже не ощущается. Промерзлая осень уже дает о себе знать, замерзая на кончиках мокрых угольных волос Кима. Пар изо рта уже сильно видимый, скоро зима… Речка тоже промерзает, но льдинки еще полностью не покрыли поверхность потока убивающей воды. Ким всходит на мост, на улице уже явно поздний вечер, и темнеет раньше, так и людей стало тоже мало, особенно на окраине города. Машине ездят, но они вообще не играют никакой роли. Парень идет, делая отдышку от долгой пробежки через половину города. Грудь тяжело вздымается, а ногти впиваются в пушистую ткань свитера и собственную плоть. Ветер гуляет и ударяется об красивое и миловидное лицо Мина, который с нечитаемым выражением упорно идет дальше, вдоль моста. Ноги подкашиваются и болят, мочки ушей покраснели от мороза, а некоторые локоны покрылись легким инеем и застыли, хлеща по нежным щекам. Те же черные туфли, то же бежевое пальто, те же темные волосы, тот же Ким Сынмин. Он ощущает себя сейчас как никогда здравомыслящем и решительным. Он ощущает себя тем, кем был с ним. Речка течет в своем темпе, как и все в этом пустом городе. Киму здесь делать нечего. Ему в этом мире делать нечего. Наконец достигнув своей цели в виде середины ограждений, он касается обжигающего железа, которое недавно покрасили в серый. Перила серые, мост серый, небо серое, Ким внутри тоже серый. Но скорее всего он просто сгнил от боли и слез, проливая их каждую ночь и день. Он аккуратно встает на кусок железа, находящийся в составе ограды, и перекидывает ногу, устойчиво вставая на ту часть забора, что находится извне. С каждым своим движением, он облегчает себе участь и душу. Пустота его пожирает, жрет с костями и проглатывает, как дикое животное. Теперь настала его очередь отдаться ей. Перекинув еще одну ногу, он дрожащими и стертыми руками слабо ухватывается за перила. Наконец ему легко. По лицу опять стекают хрусталики слез, касаясь раскрасневшийся и холодной кожи щек, но уже не из-за боли или страданий, а из-за легкости, облегчения и свободы. Ноги дрожат, руки тоже дрожат, но не из-за страха. Из-за предвкушения. Он смотрит вниз, потом прямо перед собой. Там и там лишь синева, что ждет его. Она раскрывает руки, приглашает, тянет, не отпускает, а Мин поддается, доверят и ступает следом. Воздух парализует его с головы до пят. Руки скользят и слабеют, они уже не держат перила, наверное никогда не держали. Слезные глаза встречаются с этой небесной лазурью, давая улететь, почувствовать эйфорию. Он добрался и рад, ведь сейчас его ждет эта пустошь. Она его наполнит, он станет полным пустотой. Ноги соскальзывают, он рад, как никогда рад. Он обретет свой лучик совсем скоро, и пустота, что так его манила наконец притянется к нему. Она ждет его, давно ждет, но он боролся, непонятно для кого.Он устал, ему больно, а солнце его уже погасло, но пустошь, разъедающая его так долго, ждет его на той стороне. Парень уже не слышит гудки машин, кто-то даже останавливается, смотря на отчаявшегося парнишку, не давая себе сдвинуться с места, наверное, чувствуя исходящую из него боль и отчаянье. Он не слышит так же и криков прохожих, что хотят, чтобы парень боролся. Они бы не смогли, поэтому Мин на них не злиться, он усмехается их везучести. Они, пережить то, что пережил Ким, не смогли бы. Он даже боролся. Сейчас он все отпускает, ведь в душе и на сердце легко, как никогда. В том, что он сейчас делает, он уверен на все сто процентов. Его парень тоже был уверен, Ким это знает, он слишком хорошо его знает. Улыбка посещает его лицо. Его ангел ждет его, и наконец, совсем скоро младший повстречается с ним, обнимет, посмеется, наверное, отхватит за то, что так легко отпустил свою жизнь, но ему плевать. Из-под рук пропадает морозный метал, а ноги ощущают эйфорию и чувство легкости, и поток ветра, обвивающий и проникающий под мраморную мягкую кожу. Пальто развивается на ветру, вместе с огнем внутри Кима, что не потухнет никогда. Он падает, словно ангел с небес, только он не цепляется, он уверен, так и нужно. -Джинни, жди меня, я уже иду.- последнее что исходит из уст парня, прежде чем он, закрыв глаза, сталкивается с толщей воды, переставая дышать и ощущать холод и боль. Он тонет в пучине и уже не вынернет, не сможет, не захочет. Говорят, что перед смертью видишь всю свою жизнь, словно кино-ленту. Так это глупо и клишировано, но, Ким увидел. Увидел их первое свидание в кафе на заправке из-за заглохшей машины по дороге на пикник. Их первую годовщину, про которую Мин успешно забыл и подарил парню брелок с заправки, который он купил по дороге. Их первый раз, после которого пришлось менять спинку кровати. Их первый поцелуй, и остальные, как первый. Их первый просмотр плаксивых фильмов про подростков, за которым прослезился даже Ким. Первое знакомство с родней, которая еле приняла эти отношения. Первое осознание, первый звонок, первое сообщение. Он увидел их первую встречу с тьмой, что так и зияла в груди у обоих. Может показаться, что они сдались, легкомысленно распрощались со своими жизнями, это не так. Они отдались боли, но приняли ее, падая в пучину вод и погружаясь камнем вниз ко дну речки. Они теперь вместе, они теперь пустые.