Голделл

— Голделл, берегись! — раздался звучный крик мужчины, но, несмотря на предупреждение, послышался глухой шум и стон. — Я совершенно безнадёжен, — тихо прошептал упавший в канаву Голделл. — Для сына короля попасть в такую глупую западню… Как ты терпишь меня, Алан? — сказал он уже громче, тщетно пытаясь вытащить ногу из стремени барахтающейся лошади. — Я тоже срывался с оврагов в своё время, — добродушно выкрикнул Алан, подъезжая к брату и слезая с коня. — Тогда я был настолько мал, что даже плохо помню это. Но Арису говорил, что я был похож на котёнка, которого вываляли в грязи. Не зря отец считает меня дураком, хотя сам же повелел посадить меня на коня в младенчестве. — Отец обожает тебя, Алан, — с какой-то нежной горечью произнёс Голделл, высвободившись наконец при помощи брата. — Если бы меня тоже посадили в седло, когда я был настолько мал, возможно, из меня вышел бы кто-нибудь получше… Например, я мог бы стать монахом и попытаться освоить мастерство оракула. — Ты только об этом и мечтаешь, а между тем развиться твоей физической силе мешает именно это стремление к размышлениям. Ты же просто кладезь талантов! Это мне пришлось добиваться всего упорнейшим трудом, а ты способен превзойти меня, и я уверен, что тебе для этого понадобится намного меньше времени. Но ты слишком умён для этого, — с укором сказал Алан и отвернулся. Его выражение лица мгновенно стало мрачным. — Соглашусь, но ум, пожалуй, — единственный мой талант, — не заметив изменения в лице брата, продолжил Голделл. — А что? Монах — отличная профессия для безнадёжного сына короля. Куда мне тягаться с непревзойдённым мастерством Алана? Только он способен попасть в двадцать девять точек из тридцати на королевском тренировочном полигоне. Только он сможет поднять лошадь с приплодом одной рукой. Только он… — Не мог бы ты прекратить, — гневно прокричал Алан, — или настолько завидуешь мне?! — Что с тобой, брат? — непонимающе спросил Голделл, приметив парящую в небесной синеве точку и натянув тетиву лука. — Бьюсь об заклад, что не попаду в эту птицу… Деревянная стрела взвилась в небо, и через несколько секунд на землю упало раненое тело птицы. Голделл мысленно укорил себя за то, что не смог прицелиться неудачнее и посмотрел на брата. На чело Алана буквально на мгновение налетела дымка, но он снова улыбнулся и пришпорил коня. — Брат, а я бьюсь об заклад, что ты не сможешь попасть в меня, — прокричал он уже на расстоянии пушечного выстрела и пустил лошадь галопом. Голделл, которому никогда не удавалось попасть на тренировочном полигоне даже в самую близкую цель, решил, что случайно подстрелил птицу, и удача вновь отвернётся от него. Он быстро вскочил на уже оправившегося коня и стал догонять брата. Алан нёсся так скоро, что Голделл, видя неимоверное расстояние между ними, почти не глядя натянул тетиву лука и пустил стрелу. Она стремительно пролетела вперёд и впилась Алану рядом с лопаткой. Мужчина хотел издать крик, но его тело онемело, и он повалился на землю. Лошадь продолжала галопом нестись прочь, а Голделл, который не ожидал попасть, быстро подскочил к брату. Тот лежал на животе, а стрела торчала, не давая крови хлынуть. Мужчина молча проклинал этот день и, когда Голделл вытащил стрелу, зарычал от боли. Тогда он вдруг увидел что-то и побледнел. Голделл, не теряя ни минуты, взвалил брата на круп своей лошади и сам вскочил на неё.

***

По направлению к столице двигался всадник. Это был белокурый парень лет двадцати, не очень красивый, но хорошо сложенный. Глаза его были устремлены так точно вперёд, что казалось, будто он видит издалека весь город. Он вёз на крупе лошади раненого мужчину лет двадцати пяти, такого же телосложения, но более красивого. В данный момент же черты его лица искривились из-за неимоверной боли. Как догадался читатель, это Голделл вёз своего брата Алана во дворец к их отцу. Совесть съедала парня изнутри, но только то, что рана казалась на вид неглубокой, придавало ему сил и рвения. Въехав в столицу, парень ничуть не ослабил скорости и даже сбил нескольких прохожих. Лошадь, уставшая и почти выдохшаяся, готова была повалиться на землю, но её мышцы инстинктивно работали, и уже на автомате она донесла своего седока прямо через крепостные ворота. Голделл спрыгнул и схватил Алана, криком призывая челядь или хоть кого-то. Набежавшая прислуга рассыпалась в извинениях и как-то автоматически, как бывает в таких случаях, мгновенно распределила между собой все обязанности: несколько слуг бросились к коню и повели его, какая-то служанка принесла воды, а старый дворецкий Арису, которому не полагалось совершать такие действия по предписанию, перехватил у Голделла Алана и, несмотря на свой возраст, потащил его в ближайшую жилую комнату. Скоро слух о ранении наследного принца распространился по всему дворцу, и Голделлу пришлось идти на разбирательство. Чувство вины гложило его, съедало изнутри, и он не смог придумать оправдание. Он мгновенно сознался во всём. Ему предстояло присутствовать на высоком собрании старейшин. Чтобы читатель понял, что из себя представляет этот совет, мы подробнее остановимся на нём. Вся империя, которой правил король, была разделена на три части, над которыми были поставлены оракулы. Нет, они не вершили судьбы своих подчинённых, так как они были представителями высшего духовенства. Религия в то время властвовала тогда во всей империи. К низшему слою духовенства принадлежали монахи и причётные, которые главенствовали над монахами. Самые умелые причётные могли в будущем претендовать на место оракула. Голделл, как ни странно для сына монарха, хотел избрать себе именно этот жизненный путь. Алану же предназначалось править империей после смерти отца. Был и третий сын, четырнадцатилетний Эзлинн, но он был самым тихим и спокойным из братьев. Ни один из людей во всём замке не мог сказать о нём ничего дурного, но многие боялись его немного мерзкой улыбки. Впрочем, на данный момент он был удалён из столицы, и совет мог пройти и без него. Трое оракулов могли спокойно перемещаться между частями, что давало им возможность контролировать земли и своих вышестоящих. Генералы, не принадлежащие к духовенству, а являющиеся непосредственно военными, тоже были поставлены над каждой из частей. Таким образом, собрание производилось в строжайшем секрете, в присутствии трёх генералов, оракулов и королевской семьи. Совет старейшин начался. Как уже упоминалось, на нём не присутствовали только Эзлинн и Алан, который лежал в своей комнате под надзором лекарей. Император Корнельд восседал на троне, у его ног расположились генералы, а оракулы стояли вокруг стола, на котором возвышался массивный волшебный элемент. Многие говорили, что это просто круг с подкрашенной водой внутри, но отрицать магическую силу его было глупо. Голделл одиноко стоял посередине и, опустив голову, думал о своей жизни: «Никогда не считал я себя достойным чего-либо, и вот, судьба решила меня за это наказать. Возможно, прав был Алан…» Вдруг в комнату без стука ворвался Арису со слезами на глазах. — Он умер! Умер мой мальчик!.. В зале и без того молчали, но повисшая вслед за этим гробовая тишина, нарушаемая только всхлипами Арису, потрясла всех. Дворецкий в беспамятстве ринулся обратно, а король, не говоря ни слова, подошёл к оракулу по имени Мариус и прошептал ему на ухо что-то. Тот, так же молча, встряхнул своих собратьев-оракулов и встал у магического круга. Запустив его, оракулы тщательно вращали его, и вдруг что-то ударило и громко хлопнуло. Мариус не мог выговорить ни слова, а стоящий справа от него Центурио прокричал не своим голосом: — Его надо изгнать, Бог гневается! Несмотря на секретность собрания, у настежь распахнутой двери уже собралась подслушивающая челядь. Громкий возглас послышался по всему коридору. Арису метался в полнейшем беспамятстве: «Вы хотите изгнать второго моего сына?!» Всеобщее безумие прервал крик короля, высокого и грузного белокурого мужчины: — Немедленно сообщите всем! Я изгоняю Голделла из империи! Если хоть кто-то окажет ему какую-то поддержку, то я непременно узнаю об этом и велю повесить сообщника! Сложно описать то, что произошло после. Голделл, на плечи которого свалилось бремя убийства собственного брата, теперь стал изгнанником. Он не успел даже собрать вещей. Что-то неизвестное перенесло его в крохотную каморку под крышей, и, заливаясь слезами, принц стал укорять себя. Внезапно перед ним появился третий оракул, который не произнёс ни слова во время совета. — Меня зовут Цвентоли, ты знаешь меня, как оракула третьей части. Сейчас ты изгнанник, но двое моих собратьев не сказали тебе… Ты станешь королём, или я не оракул! Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, — Цвентоли положил перед Голделлом маленький кусочек пергамента и исчез. Голделл знал, что, прогневав Бога, он уже не сможет оправдаться перед страной. Он тихо пробрался мимо всех комнат, захватил всё самое необходимое, собрался и на своём коне устремился прочь из дворца.