Голделл

Если бы мы могли описать годы, которые пришлось пережить Голделлу во время изгнания, то этот рассказ был бы уже близок к трагедии. Не было определённого места, в котором жил бы наш принц, так как во всей империи его имя стало именем дьявола. Как известно, оракулы, вернее, Центурио и Мариус, старательно разглашали эту информацию ближайшие несколько месяцев. Что же делал Цвентоли? Он командовал всем этим процессом. Выходит, что он главный гонитель Голделла? Нет, в руководстве оракула была очень тонкая и почти невидимая цель: больше шума, больше дела. Пока вся империя звенела новостями, писатели посвящали бегству душераздирающие статьи, поэты слагали сатирические стишки, трактирщики жужжали и сплетничали, а воины спокойно галдели об этом с теми же трактирщиками, Голделл практически беспрепятственно пересёк границу империи и оказался в соседствующей стране. В странах, религия в которых возведена в абсолютный культ, раздражений и смуты намного больше, чем в странах с верой свободной. Только смута эта тише и коварнее: она тонкой сетью обвивает всё государство, и чем тоньше и чаще, тем крепче. Наверное, люди давно задумывались о равенстве, каким бы невозможным оно ни было. Золотую середину найти иногда так сложно, но если каждый человек за себя отвечает, то что будет с государством? Это тысячи, миллионы людей, объединённых одним призванием. Честно говоря, Голделл и сам не понимал, почему он изгнан. Из-за смерти ли?.. Впрочем, никого сейчас этот вопрос не интересовал. Столица всколыхнулась — государство забурлило. Смерть наследника, изгнание второго сына… Происшествия такого масштаба — шутка ли? Так или иначе, Голделл пока не знал, какой путь ему избрать. Нечего и говорить, что и в соседней стране он не был в безопасности. Убраться куда подальше — хороший выход, но примут ли его там? Он не знал, а поэтому решил изменить в себе всё…

***

Пять лет спустя… — Айра, подожди, — прокричал красивый белокурый мужчина, тщетно пытаясь угнаться за такой же прекрасной девушкой. — Стой! Не убегай! — Дорогой Алан, неужели ты так и не понял, что завтра ты останешься со мной? Я ни за что тебя не отпущу! — воскликнула она и повалилась на стог свежескошенного сена. Её прекрасные длинные чёрные волосы рассыпались по траве, платье аккуратно легло и обрамило её стан, девушка так соблазнительно засмеялась, что любой бы на месте Алана схватил её и выкрал. Но молодой человек лишь прилёг рядом с ней и задумался. Но это его состояние прервала Айра, слегка наклонившись над ним и поглаживая рукой по щеке: — Ты снова пойдёшь туда?.. Эти подозрительные люди не дадут тебе покоя. Что ты им сделал? Ты обычный человек… Я боюсь их, Алан, — говорила она. Но Алан не смотрел на девушку, а только задумался. Он думал о том, что вот уже пять лет как он покинул свой родной край. Он уже не юнец, неспособный попасть в цель на полигоне. У него даже есть невеста, готовая ради него броситься в огонь. Но кое-что беспокоило его: вот уже несколько месяцев ему приходили странные письма. Содержание их он не мог пересказать никому, даже Айре. С момента побега он жил вдвоём со своей невестой Айрой Халана. Последняя осиротела несколько лет назад и располагала несколькими тысячами ателей (для сравнения: обыкновенная рабочая лошадь стоила около ста ателей), доставшимися от своих родителей и их сбережений. Всё хозяйство дочь распродала и жила с тех пор в одном невысоком доме. Сам дом принадлежал их семье с детства её отца, но из-за нежелания влезать в долги и портить, по выражению отца Айры, «отличное финансовое положение», семья Халана так и не переехала в более просторный дом. Но главную ценность для семьи составлял даже не дом, а участок при нём. Небольшой сад, огород для матери Айры и огромный курятник. Прохожий бы сказал, что это излишество, но для Азалии Халана курятник был единственным дельным источником дохода. — Ты только подумай, Дориан, куры приносят нам пятьсот ателей в год, а тратить на них приходится всего лишь сотню! — ликовала Азалия. — Ты всегда говорил, что моя идея была сумасшедшей, а ведь я зарабатываю больше тебя! Дориан предпочитал пропускать мимо ушей самодовольные речи жены, в которых, однако, была доля правды. Если сложить прибыль жены от огорода и курятника, то выходили добрые пятьсот ателей в год. Между тем Дориан, работая сапожником, едва ли зарабатывал в год триста. Но работать больше ему не представлялось нужным, ведь их единственная и любимая дочь Айра росла в достатке. Но Дориан, несмотря на свою природную лень, решил, что нужно откладывать деньги впрок, и стал работать больше. Жена сначала поощряла его стремление, но потом, видя, как её чересчур старательный муж практически не появляется дома, стала отговаривать его. Итогом такой старательности стала болезнь, названия которой Айра так и не узнала, потому что она подкосила обоих родителей. Сама она не заразилась только потому, что ушла к своей подруге на свадьбу. Проведя там всего три дня, она вернулась, и соседка встретила её скорбным возгласом. Неделю Айра лежала в горячке, но потом смогла справится с горем. Она была сильная и волевая, к тому же её четырнадцатилетний организм не мог слишком долго воспринимать негатив. Уже через месяц девушка была вынуждена сама искать себе пропитание, а тогда же и встретила Алана. Бедная девушка без памяти влюбилась в молодого человека, которого приютила и зажила с ним, продав огород, сад и курятник. Но нужно отдать справедливость молодым людям, они ни разу за пять лет не вступали в запретную связь. Айра ждала свадьбы, которая, как ей казалось, вот-вот будет. Всё началось одним тихим утром. Алан возвращался с рыбалки, на которую уходил примерно в четыре утра каждые три дня. Обнаружив, что дверь приоткрыта, он зашёл в дом и увидел сидящего на стуле человека в яркой фиолетовой маске. Дома было тихо, значит, Айра спала. Алану не могло прийти на ум, каким образом человек проник в дом, и он приготовился, если нужно, оборониться. Но, справедливо рассудив, что если бы было нужно, то человек уже давно бы напал, Алан лишь вопросительно посмотрел на сидящего и удивился. Его не покидало ощущение, что они уже встречались. В тот же момент человек в маске спрыгнул со стула и вложил в руку Алану клочок бумаги. Молодой человек поспешно оглянулся вслед за маской, но того уже не было видно. Вот содержание письма: «Не согласится ли трубочист, узнав, в какую трубу ему нужно проникнуть, стать сапожником и отчистить известную нам пару сапог?» Алан ничего не понял, но ему стало страшно, и он ринулся к Айре. Его не покидало ощущение, что он ввязался в какую-то крупную интригу, хотя… Вполне осознанно он был за это. Его беспокоило только то, что эти бумаги могут бросить тень на Айру. Он порой даже скрывал от неё, что получает такие письма намного чаще, чем она думает. Они стали попадать к нему совершенно разными путями и написаны были таким же странным иносказательным языком. Сейчас его беспокоило письмо, полученное им утром: «Вот и сделано, сделано дельце, если можешь, то съешь марципан! Нужно только пробраться в трубу на фиолетовой улице, зайдя перед этим к фиолетовой маске. Хорошие трубочисты должны идти на хорошие дела!» Алан из множества подобных записок сложил единую схему. Он даже догадался, что это за «фиолетовая улица», а та самая «фиолетовая маска» была его первым «почтальоном». Его ужасно забавляло представление, в котором он играл роль пешки. Но деваться было некуда.