шлейф буруна

если бы Стилински попросили рассказать о себе, то в ответ бы получили только многозначительную тишину. Стайлзу нечего рассказать. Стайлз — комок зависти, боли и комплексов. он даёт себе такую характеристику и знает, что полностью состоит из этих трёх определений. и из сарказма, конечно же. это такая же частичка его, как и голубенький CJ5. и если всего себя, полностью, от и до, он считает сплошной негативной чертой, то сарказм это то единственное положительное качество, которое Стайлзу действительно нравится в себе. сарказм его защитная оболочка, он выполняет слишком много функций, чтобы его не ценить. Стайлз – неудача с головой, ногами и руками. все его попытки во что-нибудь, будь то спорт или учеба, успехом увенчивались редко. он во всём либо среднячок, либо полный ноль: в математике, в химии, в лакроссе, в попытках ловить монстров в лесу Бейкон Хиллс. у него нет суперсил, супер-ног-рук-глаз, как у Скотта. у него, на самом деле, не многое есть. Стайлз всегда знал, что он талантлив только в починке своего джипа изолентой. он никогда не был душой компании, он не был объектом ничьего внимания и интереса, за ним не бегали ни девчонки, ни парни. для Стайлза это было всего лишь фактом. и грязью, накопившейся внутри. из неё намешалась отличная почва для ростков отторжения и отвращения к себе. а регулярные дожди самокопания и самоуничижения поливали зарождающиеся комплексы: Стайлзу не нравится его нос, не нравится его походка, не нравится то, как он думает, не нравится то, что он недостаточно умён, недостаточно красив, недостаточно старателен. Стайлз – недостаточно. и он к этому привык. потому что выбора нет, со временем ты учишься жить с этим и вы даже уживаетесь, но иногда оно напоминает о себе вопросом «что со мной не так?» а ещё Стайлз не умеет принимать похвалу. в ответ он всегда отшучивается. это ещё один побочный эффект комплексов — неумение принимать комплименты. в них сложно поверить, сложно убедить себя в том, что они рождены не жалостью. сомнение в искренности чужих слов каждый раз забирается в грудь тонкой нитью обиды. поэтому когда во время поисков в лесу Дерек хлопает по плечу и произносит тихое, неловкое «молодец», в голове мелькает удивлённое «разве?» Стайлз знает, что иногда он соображает быстрее, чем другие ребята, в этом, по сути, и заключается его роль в команде. и ещё он знает, что Хейлу не свойственно врать, он всегда честен, он не льстит. тем более не делает комплименты из жалости. тем более ему. Стайлз чувствует себя глупым, но впервые верит. ему приятно. / спустя месяц они снова оказываются в лесу в поисках новообращенного беты, чей вой слышно за несколько миль где-то в глуши дубовых зарослей. с ним Скотт, Лиам, Лидия и Дерек. на часах четыре утра, и, честно, Стилински уже который раз проклинает себя за то, что согласился пойти, потому что спать хочется невыносимо. в лесу холодно. июльские ночи отнюдь не тёплые, и лёгкая ветровка от мороза не спасает. в небе между веток виднеется серо-белый круг. полнолуние вытягивает из оборотней всю дикость — это усложняет задачу. — невыносимые волчата, вечно с ними проблемы, — тихо говорит Стайлз, и на него шикает, кажется, Скотт, – разобрать в темноте не получается. спустя час безуспешной беготни Лиам предлагает разделиться по одному. ребята уже начинают расходиться в разные стороны, и в какой-то момент Дерек просто хватает его за предплечье и тянет за собой, давая понять, что они идут вместе. Стилински в замешательстве. не то чтобы забота о нём в команде была в новинку, всё же он единственный человек, о нём пекутся больше всего. Хейл тоже порой осторожен с ним, он защищает и помогает, когда нужно, но всегда отстранённо и только потому что нужно. ну, чтоб его не убили там, что почти случилось пару десятков раз. Стайлзу любопытно: Дерек когда-либо волнуется о нём? или Дерек волнуется о последствиях? слово волнуется мигает огоньком. Стайлзу кажется, что всё это очень глупо. Стайлзу приятно. / позже приятно здоровеет и растёт. короткие фразы, случайные касания, совместные поездки, запах Дерека – Стайлзу мало. ему мало Дерека. он всё чаще провоцирует встречи, диалоги, которые чаще монологи. ему не хватает прикосновений. а когда Стайлз осознаёт, что стоит за этой нехваткой и за этим приятно, ловит мини-инфаркт, потому что это не то, что ему нужно, и явно не то, что Дерек смог бы принять. чем больше проходит времени, тем больше простора для размышлений и тем больше мелочей проясняются. Стайлз ловит себя на мысли, что, кажется, это всегда было в нём. таилось где-то в груди, циркулировало в альвеолах с газообменом, тихонько дыша и набираясь сил. и только той ночью в лесу позволило заявить о себе отчётливым голосом. Стайлзу кажется, что это всё слишком глупо. это будто ходить с пятном на лбу целый день и заметить его только под вечер. а ещё это пугает. придавливает грузом к тёплой августовской земле и болит ещё сильнее, потому что следующим, что Стайлз замечает — ревность. чёрная и тягучая — она тоже была в нём, раньше неприметная и лёгкая. к Лидии, например. он всегда ревновал Лидию. она ему так долго нравилась. Стайлз думал, что, может, это издержки бывшей влюбленности, а может, просто дружеское чувство. а потом до Стайлза дошло, что он ревнует её только к Дереку. и не её. с осмыслением становится ещё хуже, потому что когда знаешь, в какое русло направлены эти чувства, ты фокусируешься на них. ревность становится ярче, резче, улыбается тебе чиширским котом и делает больно. порой настолько, что рёбра скрипят и дышать почти невозможно. в такие моменты хочется бежать куда глаза глядят. закрыться у себя в комнате и больше не видеть никого. / они в лофте. Дерек и Лидия сидят за столом и разглядывают план здания, в которое им нужно пробраться через двое суток. на Лидии красное платье в цветочек, на губах алая помада, волосы собраны в пучок. Стайлз чувствует запах её духов с другого конца комнаты. она болтает ногой, сидя на стуле, и говорит что-то о планировке, тайных ходах. Дерек смотрит на её лицо. внимательно и, кажется, немного восторженно. тогда в Стайлзе просыпается зависть. чёрное, мерзкое чувство. оно не направленно в сторону Лидии, конечно же нет. Лидия замечательная, Лидия умная, Лидия красивая. Стайлз бы хотел быть похожим на неё. хотел бы хотя бы частицу того ума, что колышется в её голове. хотел бы также легко решать задачи, переводить древнюю латынь на английский. хотел бы, чтобы Дерек реагировал на него также, как он реагирует на неё. чтобы шептал под нос тихое «вау», когда он придумывает очередные ловушки для монстров. хотел бы, чтоб ему светило хоть что-нибудь. но когда взгляд ловит улыбку Хейла в сторону Лидии, осознание наждачкой царапает по самым нежным местам. Дерек ему так не улыбается, Дерек на него так не реагирует, Дерек не помогает ему надеть пальто. Дерек помогает лишь ловить монстров. монстров в Бейкон Хиллс в последнее время всё больше. черт бы их побрал. прямо как в его голове. в лесу и в старых домах их ловить не тяжело, а вот что делать с теми, что в его голове, Стайлз не знает. таких ловушек он ещё не придумал. может, Лидия смогла бы. он — нет. / дальше Стайлз ловит себя на рассматривании своего тела в зеркале: угловатые плечи, бледная кожа, выпирающие рёбра, худощавость. комплексы вспыхивают в нём новыми красками. видеть себя рядом со Скоттом, с Лиамом и с Дереком тяжело. у них-то всё в порядке. и с формой, и с мышцами, и с лицами. Стайлзу за себя стыдно, а желание спрятаться, кажется, только притягивает к нему больше взглядов. взгляды. долгие и пристальные. кажется, что Дерек в такие моменты осознает, насколько он некрасив. это всё очень глупо, думает Стайлз. он хотел бы знать, что в такие моменты творится в голове Хейла, но читать его он не умеет. его эмоции всегда неоднозначны. сложно понять, хочет Дерек припечатать его к стенке или просто спросить, что он здесь забыл. они никогда не были близки, их отношения всегда были натянутой струной, по которой Стайлз изредка щёлкал пальцем и злил Дерека. поэтому он списывает всё на раздражение. они ведь даже не друзья. его влюбленность, — как страшно это признавать, — сделала только хуже. он отдалился, шарахался, сбегал и игнорировал вопреки своему желанию быть рядом каждую минуту в сутках. / но чем быстрее Стайлз пытается бежать, тем больше Дерека. он везде, будто ходит за ним по пятам. Стилински всё чаще чувствует его присутствие спиной, и от этого нехорошо. Хейл пытается подловить его после уроков, подвозит домой, кормит обедами и иногда даже приносит ему его любимый кофе. это длится несколько месяцев, и Стайлзу даже нравится: постоянное присутствие, общие поездки на чужой машине, еда за чужой счёт и кое-какая забота. она мнимая, конечно же, но ему нравится строить иллюзию, что они в порядке. Дерек ведь рядом и он не ненавидит его. это хорошо. и в равной степени глупо. потому что, ну, какого черта? с чего вдруг? откуда взялись эти попытки в дружбу? Хейл временами даже спрашивает, как у него дела и как прошёл его день. Стилински кажется, что это уже совсем дикость. в такие моменты он тушуется и мямлит что-то тихо и неразборчиво, а потом дома чуть ли не рвёт на себе волосы, прокручивает всё в голове и ночь напролёт придумывает кучу вариантов ответа. / в лофте холодно. Дерек привел его сюда под предлогом обсуждения плана по отлову Сима, новой беты Лиама, который пустился в раж с наступлением полнолуния. Стайлз оглядывается вокруг. лофт всё краше и краше. Дерек обустраивает его уже которую неделю: новенький ковёр, огромная плазма на стене, новая кровать, даже абажуры по углам расставил. не хватает только заменить скрипящий диван в пятнах от кетчупа и повесить шторы. возможно, станет даже уютно. удивительно. на столике перед ними крафтовые пакеты с упаковками из под еды и полупустые бутылки с газировкой. они только что поели китайскую лапшу, и Стайлз ждал, когда же речь зайдет о сорвавшемся в очередной раз Симе и о способах спрятать его на время полнолуния, потому что сидеть в тишине это явно не их стиль. на самом деле сидеть вот так тоже не их стиль, если уж быть полностью честным. но Хейл молчит. время течёт неспешно, за окном вечер, небо медленно меркнет. в помещении тихо, слышны лишь щелчки настенных часов. они мягким набатом бьют в уши, и Стайлз замечает. замечает, что Дерек напряжён, ему некомфортно. тогда под сердцем что-то колется. становится обидно — и стыдно — что спустя столько времени Дерек всё ещё не может расслабиться в его присутствии. оказывается, всё даже хуже. Стайлз не удивлен. у него всегда всё получается плохо. а потом всегда больно. потому что хочется, чтобы Дереку рядом с ним было комфортно. комфортно, как ни с кем другим, чтобы он мог позволить себе расслабиться и, например, лечь ему на колени и посопеть в живот. но мечты на то и мечты, чтобы быть недосягаемыми. на колени к нему никто не ложится и гладить волосы не разрешают, Стайлз может только смотреть. лучше всего когда в глаза. у Дерека красивые глаза. карие, блестящие, обрамлённые густыми ресницами. слишком выразительные и внимательные. чересчур противоречивые, чтобы понять, что там за ними: раздражение, осуждение, неприязнь, что-то ещё. последнее, конечно же, маленькая надежда, которой Стайлз не позволяет расти, потому что это всё и так слишком глупо. зачем усложнять. он давно уяснил, что ему ничего не светит, ладно? но надежда же не преступление? Хейл продолжает молчать. секунды перетекают в минуты. становится плохо. волосы на руках встают дыбом, по спине гоняет холодок: это от осеннего ветра, сочащегося из окон, или всему виной Дерек — не понять. под ними грязный диван, на столике всё те же пустые коробки от лапши и старые повязки в крови. деваться некуда. сбежать, конечно, вариант, но Стайлзу, оказывается, нравится себя мучить. он мельком смотрит на Дерека, чтобы получить новую вспышку боли где-то в диафрагме. они молчат слишком долго. тишина, как обух, бьёт по затылку с глухим стуком. начинает болеть голова. они не обсуждают ни план, ни идеи, ни что-то ещё. так и сидят. Стайлз заговорить не решается, он толком не понимает, зачем он здесь. у них всегда одна схема для сходящих с ума волчат: поймать, связать, закрыть в подвале. и что конкретно с ним хотели обсудить — непонятно. ему едва ли что сказали, что очень даже в стиле Дерека, а расспрашивать самому сил нет. а потом, спустя долгие две минуты, разрушая тишину низким хриплым голосом, Дерек едва слышно спрашивает. — не хочешь поужинать со мной? — мы же только что поели. — я не это имею ввиду, Стайлз. Стилински стынет и бросает взгляд на пустые коробки. ему кажется, что он слишком смелый для такого момента, но он пытается пошутить: — ты приглашаешь меня на свидание? — я приглашаю тебя на свидание. Стайлзу кажется, что время на мгновение останавливается, потому что Дерек смотрит на него не исподтишка, а открыто и взволновано. в горле пересыхает, хочется пить и спрятаться. под ними скрипит старый диван, и Стилински уверен, этот звук похож на его голос, когда он произносит: — не шути так, ты меня пугаешь. — я не шучу. завтра в восемь вечера. ты пойдешь со мной на свидание, Стайлз? маска осыпается. Стайлз пытается переварить происходящее и успокоить сорвавшееся будто в пропасть сердце. он не замечает, как Дерек оказывается совсем близко. диван всё ещё скрипит, под ногами самообладание, пустые бутылки от колы и пива, их хочется пнуть, а потом разбить себе об голову, потому что, ну, не может быть, чтобы над ним не шутили. Стайлз отмирает только когда чувствует чужое дыхание на своей щеке, в нос ударяет запах одеколона и пены для бритья. Стайлзу немного страшно, его руки трясутся, а голос дрожит. ощущение возможной взаимности шокирует, но оно такое приятное, ползёт вниз по позвонкам, стекает вдоль по коленям к щиколоткам и заставляет поднять взгляд. Дерек перед ним, смотрит прямо в глаза, в них так много всего: надежда, волнение и искренность. Стайлз, кажется, видит своё отражение в угольных зрачках и надеется, что всё это не глупая шутка, потому что если так, то он больше никогда не выйдет из дома и сдохнет прямо там, под кроватью. Стайлзу нужно подтверждение, что всё, что сейчас происходит — не сон, не иллюзия, не обман. он слышит, как дрожит его голос. — ты же не шутишь? потому что если ты не шутишь, я поцелую тебя прямо здесь и сейчас, а если ты шутишь, то пеняй на себя, Дерек Хе… он не успевает закончить. его прерывают на полуслове. его затыкают поцелуем. «затыкают поцелуем!» — Стайлзу хочется кричать об этом в голос, потому что он так много раз представлял это, ему так часто это снилось, что сейчас реальность воспринимается под флёром. Дерек притягивает его за бока, его рука ложится на поясницу, а другая накрывает колотящееся под ребёрной клеткой сердце. и Стайлзу хочется выть, потому что это лучшее, что он когда-либо чувствовал. а потом становится стыдно, потому что он внезапно осознаёт, что Хейл слышал это, он же сраный оборотень с суперслухом. но его притягивают ближе — Стайлз почти ловит мини-инфаркт и, наконец, отвечает на поцелуй.