a lot

Шан Цинхуа хныкал. Много хныкал. Он подозревал, насколько распухло его многострадальное лицо, и радовался, что у него слишком сильно болит голова, чтобы встать и посмотреть на себя. Он был неудачником. Его кто-то проклял — возможно, все те хейтеры с форумов. Когда тебя посылают толпой, что-то да должно произойти, но он глупо надеялся, что пронесет. Конечно, Шан Цинхуа мог соврать и сказать, что у него были миллионы женщин, но смысл врать себе? Оставаясь наедине с самим собой, он не строил нереальные образы, не пытался казаться кем-то, кем он не являлся, потому что тогда он стал бы совсем уж жалким. Не было у него никого — в этом пусть и горькая, но реальная правда. И, судя по всему, никогда у него никого и не будет. Шан Цинхуа думал так не всегда. Сперва он надеялся поймать какую-нибудь милую птичку среди фанатов, потому что так проще, хоть и было читерством. Но на большее он не надеялся. А потом появилась Система. Еще немного погодя появился Мобэй-цзюнь. Птицелов он был такой себе. В какой-то момент Сян Тянь Да Фэйцзи понял, что, придумывая себе псевдоним, глядел в будущее. Он окончательно понял и принял это, когда почувствовал ледяные объятия своего идеального мужчины. Они и раньше обнимались, но в этот раз Шан Цинхуа ощутил это своей горячей кожей. Как можно трахаться с чуваком, к которому страшно прикоснуться? Самолет не один час потратил, описывая жаркие пикантные сцены в своем произведении, больше только придумывал. Он подключал всю свою фантазию, закрывал глаза, лежа на кровати, и представлял все — буквально каждый трах. И каждая постельная сцена была горячей. Руки Мобэя же охуенно прикладывать к синякам, поставленным им же — очень удобно и практично. Рядом с ним так шикарно во время невыносимой летней жары — просто супер. Но трахаться с сосулькой казалось совсем неприкольно. Шан Цинхуа как-то давно смотрел фильм, где мужчина, занимаясь любовью со своей женщиной, вел кусочком льда по ее разгоряченной коже. Он не помнил название, увидел по ящику однажды, проследил взглядом всю сцену, думая, что ощущения должны быть невероятными. Когда по его нежной, не знавшей ласки, коже повели ледяными руками, он вздрогнул с такой силой, что едва не примерз к полу. Мобэй, явно желавший прижать его к себе, заметил это и молча вскинул брови. Шан Цинхуа был готов разрыдаться на месте. Ему в принципе мало кто нравился в им же придуманном мире, но Мобэй был такой очаровашкой. Когда Шан Цинхуа понял это, в груди невыносимо заныло. Он хотел Мобэя. Этот высокий, красивый демон сам шел к нему, но Цинхуа представить боялся, как руки Мобэя коснутся его тела. Он мог смириться с тем, что ему придется стать принимающей стороной, но ведь Мобэй абсолютно весь холодный, и было глупо надеяться, что член окажется самой горячей частью его тела. Было обидно до слез. — Понимаешь… — начал Шан Цинхуа на следующий день. Он действительно рыдал полночи и пытался что-нибудь придумать. Лицо по-прежнему казалось опухшим, а голова невыносимо гудела, но им стоило поговорить. Мобэй окинул его ледяным взглядом — стало страшно. Но потом Шан Цинхуа промедлил, пытаясь перевести дыхание, и сообразил, что Мобэй не зол, а просто ждет объяснений. — Твои руки… они… Из головы моментально вылетела вся подготовленная речь. Шан Цинхуа сидел за столом в своем домике, пока Мобэй-цзюнь стоял в дверях, скрестив руки на груди. Колени тряслись, словно за каждое неверное слово Мобэй уебет его, как делал когда-то, но краешком сознания Цинхуа догадывался, что они давно отпустили те отношения. Он был готов вступить в новые. Он хотел этого с тех самых пор, как почувствовал его прохладные губы на своих. Мобэй целовался неспешно, но с напором, медленно вылизывал его рот, касаясь тела лишь через ткань одежды. У Шан Цинхуа ноги дрожали и не держали совсем, а разум затуманился так скоро, что он вовсе перестал думать. Хотелось держаться за эти сильные предплечья и бесконечно целоваться, позволить Мобэю все-все, что бы тот не пожелал. Шан Цинхуа покорно раздвинул колени, пока Мобэй пробовал его, как совершенно новое, ранее неизведанное блюдо. Демон притиснулся ближе, обнял его крепко, повел ладонями по спине, но под одежду не полез, продолжал трепетно терзать губы, иногда кусая острый кончик языка. Цинхуа горел с каждой секундой все сильнее, терял рассудок, желая двинуться дальше. И он получил это через три дня. Их первый поцелуй не перерос в нечто большее, и Цинхуа поначалу даже расстроился. Он бы дал. И не раз. Мобэй же позволил ему принять, что теперь между ними такого рода отношения, и свалил. У Шан Цинхуа была мысль, что тот и сам не ожидал от себя подобного, но он отмел ее сразу же — это же, блять, Мобэй-цзюнь! Через три дня Мобэй снова целовал его, и в этот раз все было совсем иначе, потому что испугался уже Шан Цинхуа. И вот пошла еще ночь. Все казалось логичным: первый поцелуй свершился, теперь они должны были пойти дальше. Шан Цинхуа смотрел на огромные ладони Мобэя, которые касались его обнаженных плеч и спины, и содрогался от воспоминаний. — Твои руки такие холодные, — наконец-то сказал он и с трудом поднял взгляд. Мобэй шумно выдохнул. Как, должно быть, просто Братцу Огурцу! Шан Цинхуа ему завидовал. Будь Мобэй чуть горячее, проблем бы не было. Но демон, казалось, и сейчас их не видел: он сделал пару шагов вперед, отчего Цинхуа вздрогнул и поднялся на ноги. Мобэй не коснулся его, отдернув руки, но Шан Цинхуа от его напора заскочил на стол, отчего тот скрипнул под тяжестью его задницы. — Что еще? — низко спросил Мобэй. Шан Цинхуа пожал плечами, продолжая смотреть на его ладони, иногда отводя взгляд от смущения. Мобэй возвышался над ним неприступной скалой, но такой красивой. Что еще? Хуй у тебя, мой дорогой король, ледяной, да и вообще… Вместо ответа Цинхуа поднял голову, посмотрел в лицо, думая, как смягчить застрявшую в голове фразу. На правду, вроде бы, не обижаются, но Мобэй вряд ли вообще умел дуться — он сразу прописывал в табло. Между ними было с десяток сантиметров. Шан Цинхуа обнял себя руками и ахнул, почувствовав холодные пальцы на горящем от стыда и ночной истерики лице. Стало так хорошо. Мобэй гладил его щеки и лоб, поправил прядь волос за ухо, снова вел по подбородку, надавил на нижнюю губу большим пальцем. — Тогда я не буду тебя трогать, — решил Мобэй и мягко поцеловал в губы, быстро коснувшись своими. Цинхуа ощущал приятную влагу на губах после легкого поцелуя, смотрел в ответ и нихуя не понимал. Типа, все? Они разрывают отношения, так и не вступив в них? Или они будут мутить без вот этого вот всего? — В смысле? — пропищал он. Руки Мобэя уже лежали на столе. Он оперся на них по обе стороны от Шан Цинхуа, едва касаясь его бедер. — Я не буду тебя трогать, — повторил Мобэй, — но я буду смотреть. Шан Цинхуа не сразу понял, а потом не поверил. Мобэй не улыбался, так что вряд ли шутил, но он пялился, облизнулся, тяжело глядя прямо в глаза. Цинхуа судорожно сглотнул и нервно усмехнулся, развел ноги, как прежде, что не осталось незамеченным. Мобэй молча кивнул, облизал его лицо липким взглядом, а его кулаки сжались сильнее. Сердце болезненно сжималось, а внизу живота сладко потяжелело. На что именно он собирался смотреть? Его снова целовали, но в этот раз иначе. Мобэй не прижимал его к себе, но мягко раздвинул губы языком, тут же скользнув внутрь. У Цинхуа закружилась голова, и он невольно вцепился в его предплечья, естественно, желая оказаться ближе. Мобэй не шелохнулся. Он оттянул нижнюю губу Цинхуа и всосал, с громким чмоком оторвался, но снова вторгся в рот, позволив лишь глубоко вдохнуть. В смысле смотреть? Шан Цинхуа все еще тормозил, но отвечал на поцелуи, успев изголодаться по ним, наконец распробовав. Его рука уже стискивала плечо Мобэя, а ноги оказались безвольно бесстыдно раскинутыми. Руки Мобэя, как и все тело, были холодными, но Шан Цинхуа желал их. Он боялся окоченеть от малейшего прикосновения, представлял, что будет, если они коснутся его члена или голой задницы, и уже дрожал. Он возбуждался от мысли о близости, хотел этого, но не знал, куда себя деть. Они снова смотрели друг на друга. Шан Цинхуа все-таки притянул Мобэя ближе, обхватив за пояс ногами. — Сними с себя тряпки, — низко проговорил Мобэй, кивнул на плечо. — Я хочу тебя раздеть, но у меня руки холодные. Он выплюнул последнюю фразу, и это было нихуя не эротично, но Цинхуа кивнул и начал неспешно раздеваться. Его потряхивало от властного тона и голоса и руки почти не слушались, но он оголил плечи и грудь, наблюдая за тем, как Мобэй следит за каждым его движением. — Полностью, — велел Мобэй-цзюнь. Полностью. Шан Цинхуа опять хотел сосаться, но молча повиновался. Он принял правила игры, скинул все одежды, отправляя их на пол, и поежился от цепкого взгляда. Стало горячо, хотя в комнате было не жарко, и из одежды на нем ничего не осталось. А еще он безумно смущался. Его словно ласкали этим пронзительным тяжёлым взглядом, от которого было невозможно скрыться. Это возбуждало. Становилось сложно ровно дышать, словно его придушили. Шан Цинхуа мелко дрожал, ощущая чужое напряжение кожей. Мобэй вскинул брови, посмотрел на его полувставший член и облизнулся. Шан Цинхуа заметил легкий румянец на его щеках, и это было невероятно мило и так очаровательно, что хотелось обнять его лицо ладонями и расцеловать. А потом выебать в рот. Но вместо этого Цинхуа требовательно подтянул демона ближе, надавив ногами на пояс. — Погладь себя, — продолжил Мобэй, пока его пальцы вцепились в край стола, грозясь разломать его. Шан Цинхуа послушался, повел по стволу, чувствуя, как дрожит от нетерпения. Ему этого было мало! Как же ему было мало Мобэя! Цинхуа закусил губу, лаская себя. Ему не хватало чужого тела, давления, поцелуев. Вспомнилась та сцена из фильма, и бедра Цинхуа казались достаточно горячими, чтобы лед между ними растаял. Он как завороженный смотрел на эти руки, думая, что вообще-то он мог и потерпеть, лишь бы они гладили его бедра, а губы Мобэя целовали его везде, где только можно. Цинхуа с трудом сдерживался, чтобы не свести колени вместе от нетерпения. Все тело колотило нервной дрожью. Цепкий любопытный взгляд возбуждал и смущал, но разве это должно было происходить так? Разве Мобэй не должен был повалить его на стол, нависнув сверху, не должен быть кусать его шею, лизать соски, грубо вторгаясь в тело Цинхуа своими пальцами, подготавливая для чего-то большего? Но Мобэй смотрел, сжал себя несколько раз, не трогал его и пальцем. Шан Цинхуа откинул голову, ускоряя движение руки, а через секунду ощутил острые зубы на нежной коже и заорал. Да, это то, что ему было нужно! — Не торопись, — тихо заговорил Мобэй, захрипел прямо в ухо. — Я бы хотел войти в тебя. А как Шан Цинхуа этого хотел! Он снова кивнул, решив, что можно же довести Мобэя, и тогда тот возьмет его, несмотря на все сказанное. Какой же он был дурак! Цинхуа не ожидал, что его прижмут вот так, думал, что они решат этот вопрос иначе, но Мобэй имел свои методы, и они, кажется, срабатывали. Возможно, Цинхуа растерял всякий стыд в тот самый момент, когда оказался голый. Он смущался пару минут, а потом его одолело желание. Гордость он потерял давным-давно, поэтому уже ничего не боялся. Перед ним по-прежнему был его самый идеальный мужчина, и он был очень возбужден. — Я начинаю жалеть о своих словах, — шепнул Цинхуа. Мобэй облизал его ухо и аккуратно подцепил мочку зубами. Его язык был горячее чем пальцы, насколько Цинхуа это помнил, либо же он окончательно потерял рассудок. Он развел ноги шире и поддался бедрами вперед. — Хочешь, чтобы я коснулся тебя? — спросил Мобэй. — Хочу, чтобы ты меня трахнул. Цинхуа отпустил свой член и стал касаться себя там, где хотел бы почувствовать ладони Мобэя: повел по бедрам, сжимая на середине, погладил живот, прокатал между пальцев сосок и был вынужден расцепить объятия, чтобы оттянуть ягодицу в сторону. Собственные пальцы ощущались не так, как хотелось бы. — Хочу, чтобы ты нагнул меня и выебал, — продолжил Цинхуа. Мобэй подобрался с поцелуями к губам и снова засосал. Шан Цинхуа заметил, как тот коснулся себя и уже не отпускал, мял, все еще находясь в одежде. Стало любопытно, каково это гладить член ледяного демона, трогать его, лаская во всей длине, целовать, вылизывать. Каково это, когда тебя ебут им в рот? — Боишься, что мой член тоже холодный? — спросил Мобэй и встал ближе, почти касаясь грудью его груди. Шан Цинхуа тихо заскулил и не удержался, снова надрачивая. Как же они были близко! Мобэй, не трогая, загнал его выше на стол, и Шан Цинхуа откинулся на стену и смог упереться пятками в стол, скользя рукой ниже, прямиком между ягодиц. Он кивнул, потому что реально боялся, но при этом ужасно сильно хотел. В нем словно проснулось что-то доселе невиданное. Темная иньская энергия пробудила в нем нечто порочное и настолько блядское, что Шан Цинхуа не постеснялся засунуть в себя парочку пальцев пару дней назад. Мобэй занес руку, однако тут же отдернул ее и опустил на свой член. — Тогда потрогай, — предложил он. Во рту оказалось слишком много слюны. Шан Цинхуа громко причмокнул губами и быстро вытянул руку, касаясь крупной головки кончиками пальцев. Она была холодная, но не настолько, чтобы умереть, ощутив ее в себе. Мобэй громко застонал, стоило Шан Цинхуа повести по стволу, толкнулся в руку, но свои руки не распускал. — Да заебал! Сделай это уже! — не выдержал Цинхуа и отпустил, вновь оказался на краю стола, вытянул ноги, привлекая к себе. Он схватил Мобэя за воротник и начал нещадно целовать, укладывая его сверху. Мобэй лишь усмехнулся, но сдался. Шан Цинхуа дрожал, но не от холода. Сильные руки обнимали его так правильно, а влажная головка упиралась в задницу, однако он не боялся ни ее, ни огромного члена Мобэя, который представлял таким, каким он и оказался. Цинхуа был возбужден до предела и уже не вывозил, раздевал Мобэя, чувствуя, что тот не стал теплее, но Шан Цинхуа уже было похуй. Он даже не подозревал, что можно так сильно желать мужчину. Цинхуа в голос застонал, стоило ему почувствовать тяжесть тела Мобэя. Они терлись, как школьники, но Шан Цинхуа был согласен и на это, лишь бы Мобэй трогал его. Чуть шершавые, холодные подушечки пальцев демона мягко коснулись внутренней стороны его бедра. Шан Цинхуа замычал, чувствуя, как нежно они ласкают, пробираясь выше. Из-за разницы температуры ощущения были яркими и совсем не такими, какие он себе представлял. Это было сладко и даже приятно, особенно когда пальцы коснулись промежности. Его прошибало от каждого прикосновения. Мобэй стиснул его ягодицу, а затем ощутимо шлепнул. Он бил его и раньше, но Шан Цинхуа и думать не мог, что эти ладони могут доставлять удовольствие такими крепкими ударами. Мобэй сделал это снова, и Цинхуа замычал в поцелуй, чувствуя, что готов кончить только от порки, но протиснул руку между их телами и сжал прохладный член. Оседлать Мобэя — как сесть на камень. Он холодный и твердый, огромный, и, должно быть, мог достать до желудка. Шан Цинхуа прикусил кончик языка, когда пальцы Мобэя надавили на его анус и потерли, но не вошли внутрь. — Узкий, — хрипло проговорил он. Шан Цинхуа сжался. Мобэй обнял его пальцы своими и толкнулся в ладонь, коснулся и его члена, стискивая их вместе. Цинхуа был на грани. Перед глазами все плыло, а ощущений было столько, что сдерживаться стало нереально. Он распахнул веки, не переставая стонать, и увидел перед собой сексуально растрепанного Мобэя, зацелованного, но такого красивого. Он быстро дрочил им обоим, чуть приоткрыв рот в немом стоне, часто облизывал влажно блестящие губы и смотрел на Шан Цинхуа так, словно он самое желанное в его жизни. Они не стали спешить с проникновением, но Шан Цинхуа пока хватило. Он кончил, когда Мобэй придавил его собственным телом и прошелся по головке большим пальцем. В голове зазвенела пустота, но Цинхуа продолжал обнимать своего мужчину ногами за талию и руками за шею, лениво целуя. Прохлада его тела оказалась приятной. Мобэй потерся своим кончиком носа о его. Шан Цинхуа всю жизнь считал себя неудачником — особенно, когда встретился с Мобэем. Он так сильно боялся его, но даже не догадывался, что станет стонать под ним. То ли прохладные пальцы нагревались от жара его тела, то ли Цинхуа привыкал, но, остывая после мощного оргазма, он ни о чем не думал, как и потом, когда Мобэй отнес его в кровать.