Эти глаза напротив
24 августа 2020 г. в 20:45
Рождество, 1910
Студеная вода обожгла лицо, но вслед за неприятным холодом последовало ощущение свежести, придавая немного бодрости еще слегка сонному телу. Дмитрий прижал чистое белое полотенце к влажному лицу. Несколько капель щекотало обнаженную шею, прокладывая путь ниже в расстёгнутый ворот рубашки, и холодило грудь великого князя. Завершив свой утренний туалет и заправив рубашку в простые брюки, он подошел к окну.
Через несколько часов ему предстояло присутствовать на рождественском завтраке.
Дмитрию Павловичу всегда нравился именно день, следующий за рождеством, когда обязанностей, согласно церемониалу, было на порядок меньше, чем накануне. Как правило, на праздничном рождественском завтраке присутствовали только члены Семьи и самые близкие друзья, поэтому вполне допустимо было выйти к столу в непарадной одежде. Что и намеревался сделать великий князь, тем более, что дядя Никки, довольно непритязательный в этом вопросе, вчера самолично предупредил его об этой возможности, несмотря на присутствие гостей.
Кстати о гостях… Ожидалось, что к императорскому завтраку пожалует Зинаида Николаевна с мужем и тетя Элла. Дмитрий еще помнил свои первые ощущения от знакомства с красивой графиней. Робость и смущение восьмилетнего мальчика быстро были развеяны этой женщиной «Сиянием», как ее звали при дворе, а хмурое выражение лица сменилось на мягкую улыбку. Для сироты Дмитрия, с рождения не знавшего материнской ласки, трудно было принимать советы от женщин старше его самого, но этой женщине удавалось заслужить его доверие, что часто вызывало настороженный взгляд от тети Аликс. Поскольку она считала, что Зинаида слишком мягка к выходкам своего младшего сына Феликса, и боялась, что она приучит и Микки к такому вольному отношению к шалостям.
Но разумеется, тетя Аликс в этом вопросе была слишком осторожной. Да и Феликс – Дмитрий знал это точно – был не таким отчаянным повесой, как о нем в красках говорили в высших кругах. Конечно, они не были достаточно близки, но таким уж развратником он явно не являлся. Да и кто будет, имея такой ангельский образ?
Феликс… Великий князь давно не встречал представителей мужского пола с более гармоничными, аккуратными и прекрасными чертами лица, как у графа Юсупова-младшего. Он живо представил подвижное лицо истинного аристократа и горящие внутренним огнем светлые глаза. Феликс был точной мужской копией своей матери и точно также привлекал внимание всякого, кому случалось попасть в его общество. Наделенный от природы талантом актерского мастерства и недурными вокальными данными, он возбуждал активный интерес у представительниц прекрасного пола: девушки, сидя в ложах домашнего театра Юсуповых, сдерживали влюбленные вздохи и прятали восхищенные выражения лиц за веерами, а дамы постарше лорнировали на точеную фигуру князя чаще, чем на кого-нибудь другого в зале.
Дмитрий и сам питал слабость к наблюдению за ним и ловил жесты, выражения этого красивого лица, движения рук или перемещения в пространстве привлекательного тела в том или ином одеянии, соответствующем исполняемой роли. Великий князь не мог объяснить внезапно возникшей тяги к личности Феликса, окутанной шлейфом разнообразных слухов, в том числе, что молодой князь «подвержен к совершению грамматических ошибок». Подобные заявления необъяснимо поднимали в душе великого князя волну раздражения и полнейшего неприятия этой мысли.
Спросить прямо Дмитрий не решался, несмотря на довольно сносные отношения с молодым Юсуповым, да и принципы не позволяли. Дмитрий предпочел наблюдать за ним, будучи уверенным, что подобная натура непременно должна проявиться если не в словах, то в поведении князя. Понимая, однако, что подобные разглядывания могут принять за любовный интерес, Дмитрий сомневался, что перед самим собой он будет это отрицать.
Размышления великого князя были прерваны осторожным постукиванием в дверь, в котором молодой человек сразу узнал установленный еще в далеком детстве между ним и юными царевнами перестук. Не заставляя высочайшую особу себя ожидать, он поспешил к дверям и отворил одну из них, являя своему взору милый образ младшей кузины Анастасии.
– Доброе утро, Ваше Высочество, – шутливо отдавая честь, Дмитрий, тем не менее, и не подумал прикрыть воротник рубашки, довольно откровенно приоткрывающий ключицы, или убрать с лица хитрый прищур. Но того и не требовалось, поскольку княжна отвечала ему таким же игривым выражением, прятавшимся в глубине ее глаз и уголках улыбки.
– Прекрасного утра, Микки! Papa просил тебя в свой кабинет, а я шла мимо и попросила его не утруждать слугу. Конечно, сперва он запретил мне, но я его уговорила, мы условились, что Mama не узнает, – шепотом заговорщика поведала княжна.
– Благодарю, это такая честь для меня, непременно уже бегу. – Таким же тоном ответил Дмитрий.
– А я с тобой!
И они понеслись по длинному коридору под слегка испуганными взорами встречающихся горничных, неодобрительный возглас «большой бейби» тети Аликс и собственный громкий смех.
Гости прибыли к самому завтраку, и к большому удивлению Дмитрия (да и всех остальных) выяснилось, что тетя Элла приболела и ввиду плохого самочувствия просит извинить за ее отсутствие и что граф Сумароков-Эрльстон старший вынужден отбыть в одно из своих имений дабы решить несколько вопросов, требующих его личного вмешательства. Он также просил извинить его, из уст своей горячо любимой жены выражал надежду, что не потеряет расположение императорской четы и что его сын Феликс с удовольствием представит его персону.
Феликс расслабленно откинулся на спинку стула и мало принимал участия в дамском разговоре, предпочитая оценивать на вкус любимые императорские блюда, по традиции, подаваемые к рождественскому столу, и в целом имел несколько отрешенный вид.
Дмитрий же с той минуты, как Феликс опустился на резной стул ровно напротив, не мог сосредоточиться на веселом щебетании великих княжон и мягкого баса дяди Никки. Он был слишком увлечен исполнением своего плана по наблюдению за персоной, представляющей его живой интерес. Он позволял себе редкие, но довольно продолжительные взгляды, примечая изменения мимики, когда Феликс пробовал то или иное блюдо или задумывался над обращенными к нему вопросами.
Феликсу казалось, что он еще никогда не ощущал на себе настолько глубокого и вдумчивого внимания. Его восхищало, что Дмитрий Павлович позволял себе столько долгих компрометирующих взглядов, оставаясь совершенно хладнокровным, по крайней мере внешне. Феликс боялся, что от давно не испытываемого смущения на щеках проступит румянец, и не решался смотреть на великого князя в ответ. А посмотреть хотелось.
Вопреки привычке, он не надел сегодня формы, и так же, как и Николай, сидел в накрахмаленной белой рубашке, заправленной в светлые брюки, подчеркивающей талию и широкие плечи. Скромное одеяние удивительно ему шло. Мало кто мог узреть великого князя в подобном виде. В глубине души, Феликс испытывал удовольствие от этого факта. Первая пуговица преступно была расстегнута, а кадык вздрагивал каждый раз, когда Дмитрий глотал.
Великий князь представлял собой особу загадочную. Трудно было догадаться по его спокойному лицу и строгому взгляду, о чем он думает. Движения, не лишенные некой элегантности, обличали в нем принадлежность к родовитым потомкам, а цвет глаз менял свои оттенки в зависимости от его настроения. Феликсу случалось видеть, как на публике Дмитрий мог производить впечатление хладнокровного или отчужденного князя, но в узком кругу он мог быть удивительно веселым и озорным. Непременно, он обладал горячим темпераментом, который тянул к себе окружающих. Царь не скрывал своего отношения к любимому воспитаннику, а княжны относились к нему как ко старшему брату, между ними не существовало никаких условностей и секретов тоже (Феликс был в этом уверен).
В один момент, Феликс настолько погрузился в свои размышления, что, потянувшись за ягодкой зеленого винограда, накрыл горячие пальцы Дмитрия, пытающегося добраться до той же ягоды, своими. Феликс вспыхнул и смешался, что не случалось с ним довольно давно. Великий князь же ухмыльнулся и спокойно вложил в ладонь Юсупова виноградину. Феликса разозлила собственная реакция на простое прикосновение, в отместку он поднял смелый взгляд на оппонента и медленно, положил в рот ягоду, но не пытаясь с ним флиртовать.
Тем не менее, великий князь проследил жест немигающим взглядом, и впервые опустил глаза в смущении, а затем немного резко спросил дядю Никки, не желает ли тот выйти и прикурить, на что царь, любивший это дело, ответил положительно. Феликс записал эту маленькую победу в список своих самых значительных достижений, наблюдая за удаляющейся слегка напряженной великокняжеской спиной.
Дмитрий несколько нервно прикурил, в отличии от расслабленного императора. На ладони горел холод прикосновения ледяных пальцев, а сознание не покидал Феликс, приоткрывающий губы, ровные зубы и розовый язык перекативший спелую ягоду. Этот жест, не несущий никакого подтекста, не на шутку взволновал нутро великого князя. Нельзя было поддаваться неприличным мыслям, вызванным этим жестом.
– Микки, вы едва перекинулись парой слов с князем. – Заметил вдруг император, отчего Дмитрий вздрогнул, резко прерывая мыслительный процесс.
– Феликс сегодня действительно неразговорчив. Но это от того, что он, как и я, был несколько занят великолепными блюдами, дядя. – Отшутился Дмитрий.
Николай фыркнул и потер ладонью свое предплечье, смахивая пепел с рукава.
Подали десерт.
По возвращению Дмитрий сразу заметил перемены в своем объекте наблюдения. Видимо, его увлекла эта небольшая игра в переглядывания с великим князем – теперь он создавал привычное живое настроение, участвуя в разговорах и наслаждаясь вниманием в своей персоне. Дмитрий в свою очередь снова расслабился, продолжая подмечать любые изменения.
Когда принесли мороженое он сразу заметил взгляд Феликса, обращенный на вазочку с холодным лакомством. Язык непроизвольно облизнул губы, а пальцы схватились за тонкий черенок десертной ложки. Было очевидно, что Феликс в восторге от мороженого. Он весь светился от радости, как ребенок, но не выходил за рамки приличия и все еще старался создать отрешенный вид.
Это открытие приятно отозвалось внутри великого князя. Он сидел неподвижно и рисковал доедать уже подтаявшее мороженое, но возможность наблюдать за таким Юсуповым стоила того.
Молодой князь ловко зачерпывал сливочную сладость и аккуратно помещал ложку меж приоткрытых и покрасневших от холода губ. Затем он в наслаждении прикрывал глаза, и Дмитрий почти слышал в своей голове тихое и протяжное «Ммм…». Мысли снова повернули не в то русло, и великий князь приступил к своему десерту, чтобы немного охладить свой пыл.
Феликс и правда всю свою жизнь питал слабость к мороженому. А с недавнего времени и к одному великому князю тоже. Открытие его не удивило, он часто увлекался подобным образом, но все его интересы были для него элементами игры или простым развлечением. Он никогда не воспринимал серьезно подобные шалости. Дмитрий был чем-то особенным и не вписывался в привычный уклад. Стоило вспомнить хмурый взгляд этих глаз, направленный на него, как все шаловливое настроение сменялось чем-то иным, тяжелым и одновременно сладким ощущением в груди и низу живота. Добиться внимания великого князя было несложно. Феликсу всегда это удавалось с завидным успехом. Но никто из них не предпринимал никаких попыток сближения: сталкивались, обжигали, интриговали, привлекали друг друга, но не сходились, хотя этого отчаянно хотелось.
Если бы Дмитрий слышал мысли Феликса, он бы с ним согласился. Великий князь подловил момент, когда Юсупов зачерпнул очередную порцию мороженого, и проделал то же самое, чтобы разделить с ним наслаждение.