Замок

«Господи, да что это за день такой! Один кошмарный день, когда всё рушится, всё идет ко дну, всё обрывается и складывается, как карточный домик», – в отчаянии думала Ника, забравшись с ногами на лавочку в парке и обхватив руками расцарапанные голые колени. Как будто все, чёрт подери, сговорились, чтобы максимально издеваться над ней. Обложили со всех сторон, затравили, заморили. Это было невыносимо. Она металась, как раненый зверь, готовая прильнуть к любому теплу, довериться первым встречным заботливым рукам, но нигде так и не дождалась и капелюшечки понимания. Обрушился старый мир, где порой случались плохие вещи, но всегда можно было рассчитывать на поддержку мамы, сестры, парня, друзей. А как жить в новом, одиноком и холодном мире – непонятно. И стоит ли вообще жить в таком измазанном мерзостью мире? Нике было физически плохо, внутренности горели и плавились, хотелось буквально выблевать из себя накипевшую тяжесть боли от собственного бытия. Хотелось выть, хотелось разбежаться и треснуться башкой об стену, только лишь бы все это прекратилось. А все началось с того, что она наконец сделала татуировку, о которой так давно и сильно мечтала. Все складывалось просто восхитительно, и кто бы мог подумать, что за возвышенным витком эйфории последует стремительное падение вниз. Да, говорят банальности про «полоску белую, полоску чёрную», но тут было не случайное чередование полосок, а действия конкретных людей, что сообща испоганили один из лучших моментов в жизни. Конечно, Ника догадывалась, что мать будет недовольна. Но слишком оптимистично рассчитывала, что всё закончится лишь ворчанием. В конце концов, ей уже девятнадцать лет, и татуировку она делает на свои собственные заработанные деньги. Особенно Нику злило, что мать не может понять – это не придурь и не блажь. Она – не взбалмошная школьница, которая сдуру решила пойти ляпнуть дурацкий партак, чтобы уже через месяц горько пожалеть и раскаяться в глупости. Её татуировка была задумана давно и связана с зашифрованными там символами и воспоминаниями. И дело было доверено крутому мастеру, за работами которого Ника давно следила в «‎инсте». Конечно, он брал прилично по деньгам, но оно того стоило. Этот рисунок все-таки на много лет станет частью её тела, поэтому не хотелось поганить тело кривой мазней. На будущей татуировке планировалось изображение летящей чайки на фоне маяка. Значение было со смыслом. Связано с прошлым. Тем летом они всей семьей поехали в гости к дедушке в деревенский домик на берегу реки. Однажды утром Ника без всякого будильника внезапно проснулась рано утром на самом рассвете. Причем проснулась совершенно особенным образом – просто открыла глаза так, словно и вовсе спать не ложилась. Так странно все начиналось. Чувствуя удивительно холодное спокойствие во всех своих мыслях, Ника выбралась из дома. Прогулялась по тихим улочкам безлюдного посёлка и вышла на берег реки. У воды кружились чайки, прочерчивая в полёте крутые спирали. Замерший в безветренной утренней прохладе воздух казался разреженным и прозрачно пустым. Ника попыталась наскоро подобрать какое-то словечко, чтобы определить эмоции от этого пейзажа. Спокойствие? Нет, неправильно. Спокойствие расслабляет, а она чувствовала отрешенность. Точнее, ничего не чувствовала и просто смотрела сквозь себя, как через идеально незамутнённое стекло, сливаясь с окружающим миром. Исчезло постоянное фоновое жужжание мыслей и мыслишек, и она просто наблюдала. Потом, конечно, вернулась домой, навстречу выбежала босая сестра, зашумели разговоры, раздались окрики, залаяли собаки. Жизнь со всеми её запахами, заботами, причитаниями и вздохами снова закрутилась в суматошном колесе и заплясала дальше, словно и не было никогда этой остановки на берегу. Надолго Ника запомнила это событие. Хотя и событием-то такое назвать сложно, ведь ничего и не произошло толком. Но в этом и было волшебство того утра – ничего не случилось, но запечатлелось это «ничего» с поразительно ясной отчетливостью. Поэтому, задумавшись о татуировке, Ника довольно быстро решила изобразить чайку как память об этом. Ей всегда казалось глупостью, когда люди набивают имена своих возлюбленных. Любовь ведь живет три года или сколько там? Чувства горят ярко, но не слишком долговечны. Люди приходят и уходят, а это воспоминание про то самое утро уж точно не покинет её никогда. Поэтому пусть будет чайка. Чайка. Как память о том утре. Но не сказать, что к чайкам Ника относилась с наивной девичьей восторженностью, мол, какая грациозная птица. Было что-то уродливое в том, что миниатюрное тело и голова чайки выглядели лишь придатком к размашистым крыльям. И покушать на помойках чайки отнюдь не брезговали. Один раз Ника видела настоящий водоворот из чаек на свалке, куда привезли новую машину с пищевыми отходами. Но летали и маневрировали чайки, конечно, здорово. Особенно это было заметно на фоне неповоротливых уток, для которых вода была родной стихией. Сильно кренясь назад, утки медленно несли свои тела по воздуху. Утки в полёте были похожи на допотопные бомбардировщики, а чайки выделывали пируэты подобно реактивным истребителям. А маяк на тату появился, как память о дежурной шутке, которой в школьные годы Ника отбивалась от расспросов малознакомых взрослых о будущей профессии. В таких случаях она немного медлила с ответом, словно призадумавшись, а затем с подчеркнутой серьезностью выдавала: «Хочу стать смотрителем маяка». Часто это спасало от дальнейшего потока глупых вопросов, и немного озадаченный человек переставал говорить с ней, как с несмышлёным ребёнком. Позже Ника задумалась: а есть ли действительно такая профессия – смотритель маяка? Набирают ли теперь живых людей, чтобы они присматривали за огнём в маяке, или всех этих отшельников на окладе давно заменила бездушная автоматика? Наскоро порылась в интернете, но за пару кликов ничего не нашла по этому поводу. В любом случае маяк удачно сочетался с чайками и создавал цельную картину на морскую тематику. Мастер проникся этой идеей и по пути совместного творческого поиска они пришли к финальной точке эскиза. С ним было очень уютно и здорово обсуждать любые нюансы, он схватывал предложения на лету, учитывал все поправки, никогда ничего не ругал и не критиковал не по делу. Любые возражения высказывал очень тактично. Немного аутичный парень с творческим псевдонимом «Витя Дерматолог», он искренне старался вникнуть в чужие мысли и понять, в какой форме лучше всего воплотить задуманное. Рядом с ним Ника могла без опаски высказать свои соображения, пусть они и звучали порой путано и противоречиво. Татуировка вышла славная. Не зря они с Дерматологом так старались. Красота. Не татуировка, а настоящее произведение искусства. Ника теперь не ходила по земле тяжело и простенько, а с каждым шагом отталкивалась от поверхности и взлетала в легкое облако счастливого экстаза. Сколько она смотрелась в зеркало, представляя выше локтя этот рисунок, и вот оно – сбылось. А ведь еще друзья и знакомые будут коситься заинтересованно и расспрашивать на эту тему, но она ничего не скажет. Пусть это будет её секретом. Разве что Ромке доверится. Ника представила себе, как заинтригованный незнакомец в метро посматривает на её руку, и замлела от удовольствия. А потом пройдет много времени. Лет через десять-пятнадцать она проведет кончиками пальцев по этой татуировке и вспомнит этот миг, это лето, эти эмоции. Ничего не исчезнет, ничего не забудется. И вот с такой сияющей вершины она рухнула в темную бездну. Словно и правда где-то там наверху есть высшее существо, которое с бухгалтерской дотошностью отслеживает, чтобы все было в балансе. Тебе стало слишком хорошо, слишком поднялась до высшей точки эйфории? Ну так на тебе! Получай по башке и упади вниз, пробей дно. Сначала на неё взъелась мать, начала орать как бешеная из-за татуировки. Да, тебя на работу нормальную не возьмут! Да на что ты деньги тратишь! Ника пыталась аргументированно возражать, говорила, что времена, когда татуировки делали только зэки, давно прошли и теперь это новая нормальность. Можно и у врача увидеть татуировку, и у какого-нибудь скучного офисного клерка с пресной физиономией. Нет уже в этом ничего такого, никого ты этим не удивишь. Просто способ самовыражения. Теперь, чтобы из толпы выделиться, нужно на лицо заковыристое тату залепить. Но до матери это не доходило, и она настырно продолжала изводить её по этому поводу. Всё повторяла и повторяла одно и тоже, всё долдонила, как будто заело у неё. Ника натурально взбесилась, ведь по фактам она была абсолютно права. Просто мать так отстала от времени, что душой обитает в каком-то нелепом мирке, но её слушать не хочет. Потом речь зашла о деньгах. Ника раньше даже и не думала, что здесь могут всплыть какие-то проблемы, ведь татуировку она делала на деньги, что заработала в кофейне. Но и тут мать докопалась. Сказала, что осенью Ника уйдет из кофейни и пойдет учиться. И что тогда будет просить у неё деньги на себя. Что лучше бы что-нибудь из одежды купила на свои заработанные, чтобы потом у неё не клянчить. Господи, да неужели непонятно, что работать в кофейню она пошла, чтобы получить деньги на свою давнюю мечту. Ради этого она вставала на рассвете и терпела постоянные нелепые подкаты тупорылых мужиков, пытаясь совладать со своей нервной натурой. Потому что видела цель впереди и ради неё выкладывалась. Сначала Ника пыталась вежливо увещевать разбушевавшуюся мать, потом сама сорвалась на крик, потом разрыдалась и выбежала из квартиры. Виски заломило от боли, в голове громогласно звучал злобный голос матери. Словно ей удалось проникнуть внутрь черепной коробки и орать уже изнутри. Ника настрочила сестре сообщение с мольбой о помощи. Писала прямо, безо всяких намеков, что чувствует себя ужасно и хочет немедленно встретиться как можно быстрее. Хочет выговориться, обняться, расплакаться. Сил нет держать это в себе. Тогда быть может станет легче. Но сестра отказала. Написала, что идет на встречу с мальчиком, и перестала отвечать на сообщения. Так вместо поддержки Ника получила новый едкий плевок в душу. «Да, блядь, откажись от этой встречи, перенеси на потом, скажи, что срочные дела», – злобно скрипели мысли в голове у Ники. Этой весной она ведь отложила свидание с Ромой, чтобы проводить сестру с острой зубной болью к стоматологу, потому что той в свои семнадцать лет, видите ли, все еще страшно ходить к такому страшному врачу одной. И вот расплата за такую доброту – полный игнор. Следом за Олей её послал Ромка. «Котик я же тебе говорил что мы ребятами идем играть футбол», – так написал он, и у Ники сложилось впечатление, что он даже толком не прочитал её сообщение. Ладно, чёрт с ними, с предателями. Ника написала подруге Марине. Та ответила, что они сейчас бухают на квартире у Стаса и она может присоединиться. Нику такая опция не сказать что сильно радовала. Но оставаться одной в таком состоянии было еще хуже. Она даже прикинула, а не пойти ли в бар, чтобы отыскать там себе случайного одноразового собеседника, которому можно бы поведать свои печали, но быстро отказалась от этой странной идеи и нехотя поехала на квартиру к Стасу. Но и эта поездка оказалась очередным заходом в вонючий тупик. На квартире вовсю гуляла большая разношерстная компания. Много было едва знакомых или совсем незнакомых людей. Кто-то барабанил в туалетную кабинку, где парочка нетерпеливых голубков оперативно свила себе любовное гнездышко. Стас и парень по кличке Свин разделись до трусов и устроили своеобразный турнир: они бежали друг другу навстречу, чтобы стукнуться голыми животами. Стас с его заметным, но банальным пивным пузом, смотрелся бледно на фоне неимоверно жирного Свина, вполне заслуженно награжденного таким прозвищем. Судя по тому, сколько искреннего веселья им доставляло это столкновение животами, дело тут не обошлось без предварительного употребления расширяющих сознание веществ. Внутри Ники нарастало отвращение к этому пьяному сборищу. Уж слишком не совпадали они эмоционально. Были не на одной волне, мягко скажем. Все казалось ей мерзким и дрянным в этот день. Просто дерьмовым. Долговязый парень склонился над ней, намереваясь то ли поцеловать, то ли шепнуть что-то на ушко. Ловко увернувшись от непрошеных ласк, Ника рванула к Марине. Сзади раздался грохот от ударов по двери и крики увальня, все еще безуспешно штурмовавшего заблокированную уборную: «Блядь, выходите! Выходи! У меня мочевой пузырь лопнет!». В ноздри ударил запах табачного перегара, а затем воздух замутили испарения дешевых духов со сладким цитрусовым ароматом. Ноты в заполнившей помещение обонятельной симфонии складывались под стать обстановке. Ощущение мерзости продолжало нарастать и саднить. Ника словно возила ногой по налету грязной слякоти на льду. Такое у неё было впечатление от этих маневров в набитой людьми квартире Стаса. Ника протиснулась мимо двух девиц и присела рядом с уже порядком захмелевшей Мариной. Наконец-то хоть кто-то ее выслушает. Ника с ходу начала сбивчиво рассказывать, как все плохо и как её предали. Марина кивала головой и периодически вставляла «да» и «охуеть». Но прямо на середине одного из предложений она закричала: «Не трогай, это моё пиво!» – и ринулась разбираться с парнем, посягнувшим на её бутылку. Ника осознала, что Марина её совсем не слушала и, наверное, думала о чем-то своем, не уделяя и чуточки внимания её истории. Злобно, но тихо выругавшись на еще одну предательницу, Ника стала пробираться к выходу. Немного задержалась у стола, где все еще полуголый Свин затеял новый конкурс. Люди клали и заливали в салатницу всякие продукты, и каждый положивший делал ставку в деньгах. Так в тарелке оказались чипсы, острый соус, пиво, орешки, ликер, сухой доширак, кусок пиццы и много чего еще. Под одобрительный гогот, Свин принялся поглощать коллективно собранную бурду. Его лицо выглядело в этот момент таким серьезно сосредоточенным и даже немного угрюмым, словно он занимался важной, но утомительной работой. Трезвая как стеклышко Ника отчетливо ощутила себя чужой в этом разгульном бедламе среди этих людей. На выходе из квартиры Нику подловил Стас. Он стоял в одиночестве на лестничной площадке и курил. Наверное, только что проводил кого-то из гостей. Стас уже успел накинуть одежду, но лицо его теперь украшал страшненький макияж. Мало того, что Стас с его залысинами плохо сочетался с женским макияжем, так и человек наложивший его, явно скверно владел мастерством визажа. Может быть, парень старался, но вряд ли. Мужчина даже так не сможет, значит, скорее всего, пьяная девушка поработала. В результате этой работы Стас выглядел похожим на накрашенный труп старой проститутки или полоумного пожилого педераста из кино. В другое время Ника бы просто похихикала с такого гротескного зрелища, но сейчас ей стало противно и жутко. – О, Ника, привет! Не видел тебя. Чего, уходишь уже? Оставайся. Там Свин сейчас зажигает, – сказал Стас. – Привет. Спасибо, я уже видела. Я пойду, а то мне как-то нехорошо. Мне плохо… – выпалила Ника и, не дождавшись лифта, бросилась бежать вниз по лестнице. У входа в подъезд Ника остановилась и отдышалась от беготни по ступенькам. Зачем она вообще побежала, ведь Стас не собирался приставать ней и упрашивать остаться? По большому счёту ему было абсолютно наплевать на неё, какую-то подругу его друзей, знакомую второго ряда. Но Нике все равно хотелось сбежать, послать весь этот бред к чертям. Противно было до невероятности. Люди с этой глупой возней вокруг, сосредоточенные на мелочевке нелепых делишек, не замечающие самого важного. И она, как в пузыре, отделенная от их поступков и слов. Чувство гадости от людей стало расползаться на другие предметы и явления. Мерзкими казались кроны деревьев, стены домов, машины, звуки, запахи, отблески света. Все казалось ей мерзким в этот день. Никогда еще Ника не чувствовала себя такой одинокой, такой опустошенной. Хотелось вернуться домой, но дом перестал быть тем местом, где можно рассчитывать на поддержку и заботу, где можно уютно укрыться от тревог, укутавшись в теплое одеяло с кружкой чая в руках. Она брела по городу, потеряв направление, буквально шла куда глаза глядят. Так оказалась в парке. Села на лавочку и погрузилась в размышления о своих горестях. Закрыла глаза и в воображении поплыли извивающейся вереницей образы людей: мамы, сестры, Ромки, Марины. Эти люди, что причинили ей боль, теперь объединились в единое булькающее мысленное скопище. Тоска со взвинченностью тянула на эмоциональное дно, ниже дна. Ника потеряла привычные ориентиры и озиралась по сторонам с беспомощной обескураженностью человека, оказавшегося в незнакомом городе без денег и документов. Она снова и снова мысленно возвращалась к сцене ссоры с матерью, пытаясь понять, а, может, она сама виновата? Но, размышляя об этом, она так и не смогла отыскать и намёк на свою вину. Злость на мать разгоралась все сильнее в её сердце. Ника встала со скамейки в парке и пошла прочь. Снова просто шла куда глаза глядят. Перед глазами проплывали незнакомые дома, подъезды, детские площадки, полупьяные компании на лавочках. Ноги ступали на зашарканный асфальт. Ника пыталась подавить плохие мысли и подумать о чем-нибудь светлом и радостном, но проще так сказать, чем сделать. Плохие мысли продолжали навязчиво зудеть в голове. Пронзительная боль не ослабевала, но на её фоне стало появляться тревожное чувство, что за ней следят. Совсем незначительное вроде, но не дающее покоя, как тоненький писк комарика в тишине ночи, что раздражает и мешает заснуть. Ника с детства всегда обостренно реагировала, когда на неё начинали скрытно смотреть. Она даже просыпалась несколько раз, ловя на себе чужой пристальный взгляд. Но сейчас было предчувствие, что она столкнулась не просто с обычным любопытством. Ника привыкла иметь дело с гневом, злостью, завистью. Обычными горячими и теплыми человеческими эмоциями. Да, взять хотя бы её мать, которая на неё только что сорвалась. Но здесь было другое. Невидимый наблюдатель взирал холодно и бесстрастно, как исследователь, глядящий на лабораторное животное, обреченное погибнуть в эксперименте. Изучал и оценивал свойства живого существа, как изучают предмет из материального мира. Интуиция и в этот раз не подвела Нику. Вскоре она обнаружила источник предполагаемой опасности. К её удивлению, это была пара – мужчина и женщина. Ника несколько раз незаметно оборачивалась – они определенно шли за ней по пятам. А быть может, это у неё на фоне сильного стресса уже начинает чуть подтекать крыша и видится всякое? Ника решила сделать необычный маневр – резко свернула за угол дома, ускорила шаг, пошла совсем в другом направлении, потом опять неожиданно свернула, обогнула заброшенную голубятню и котельную и прошла вперед, мимо большущей лужи. Покосилась и увидела, что женщина пропала и теперь за ней следует один мужчина. Сомнений быть не могло. Преследователи разделились. Нике стало по-настоящему страшно. Как назло, она так дурацки заплутала во время маневров, что умудрилась весьма кстати попасть в совсем безлюдное место. Впереди была стройка, сбоку – гаражи. Где-то вдалеке надрывались в лающей перекличке собаки. Быстрым шагом Ника пошла в направлении жилого района, подумывая о том, а не позвонить ли в полицию? Хотя чего она скажет? Что ей кажется, что за ней следят? Только посмеются, подумают, что шизофреничка или нервная девица. У них ведь отношение «когда убьют, тогда и приходите». Может, наврать чего-нибудь? Придумать, что ей угрожали? Ника достала телефон и с отчаянием увидела, что он разрядился и отключился. Судорожно тыкнула в кнопку, чтобы успеть позвонить на последних процентах батареи, но устройство никак на тычки реагировало. Мужчина тем временем приближался. Ника бросилась бежать. Уже не оборачиваясь, Ника успела добежать до двора жилого района. Стройка, гаражи, пустырь остались позади. Свернула за угол дома и чуть не врезалась с разбегу в компанию. Лишь в последний момент успела затормозить и поэтому слегка задела плечом девушку. – Ты чего, куда несешься? – спросила девушка, как только обрела равновесие. – За мной… За мной идут. Хотят убить, – выпалила Ника, стараясь отдышаться. – Кто хочет? Ты знаешь его? – послышался со стороны холодной женский голос. – Нет. Незнакомый, – ответила Ника и почувствовала странное успокоение от звука этого угрожающе холодного голоса. Быть может ей вообще привиделась вся эта слежка, преследование? Случилось небольшое наваждение от перенапряжения чувств? Нет, она испугалась по делу и сейчас просто пыталась тщетно убедить себя, что всё навыдумывала. – Мужик за мной шёл незнакомый. Там, где стройка, пустырь. Я свернула, и он свернул, я в другую сторону пошла – он тоже. Народу – никого. Телефон сел. Он быстрее пошел, стал приближаться. Ну, вот побежала, – сказала Ника, умышленно умолчав про женщину в начале, чтобы ей поверили. Без женщины всё звучало более правдоподобно. Немного оклемавшись, Ника принялась изучать компанию, с которой она столкнулась в буквальном смысле слова. Перед ней стояли три девушки. Высокая блондинка, что с мрачной силой говорила холодным голосом. Брюнетка со скуластым лицом и средним ростом. Именно её Ника задела плечом. И третья – миниатюрная девушка с темными волосами, уложенными в короткую мальчишескую прическу. В глаза бросалась её чёрная футболка с крупным изображением белой пентаграммы. Про себя Ника быстро окрестила «сатанисткой» эту маленькую, похожую на мокрого воробушка, девушку. Блондинка стояла слева, чуть в отдалении. Брюнетка расположилась в середине, а маленькая поклонница диавола – справа. Эти девушки были не похожи друга на друга, но как-то причудливо не похожи, будто кто-то специально подбирал их по внешним особенностям, чтобы они интересно смотрелись вместе. Так бывает в фильмах и сериалах, когда герои в одной команде должны сочетаться в своих преувеличенно показанных отличиях. Немного пообщавшись с ними, Ника убедилась, что дело было не только во внешности. Каждая из этих девушек отличалась своим персонально уникальным типом безумия. – Мужик, говоришь? – процедила блондинка. – Может, просто подкатить хотел? Далеко он был? Может скоро здесь оказаться? Ожидалось, что девушка в таком случае должна говорить чуть дрожащим голосом и испуганно дергаться. Но этот голос звучал иначе. В нём был не страх, а неприкрытое предвкушение. Обычный человек никогда бы не заговорил в таком тоне в их ситуации. Низко надвинутый козырек кепки скрывал глаза и всю верхнюю половину лица девушки. Тонкие губы изящно искривились в недобро насмешливую улыбку. В руке у девушки блеснуло лезвие ножа. Она не рисовалась, нет. Присмотревшись, можно даже было различить, что ей приходиться сдерживать свой жестокий азарт и нетерпеливое ожидание дальнейшего развития событий. Как ни странно, но Нике снова стало спокойнее. А ведь к этой злой девушке с ножом стоило бы относиться с опаской. Манера держаться у неё и правда была специфическая. В другое время Ника бы от такой бы точно старалась держаться подальше. Блондинка сама завернула за угол и удостоверилась, что никакого подозрительного мужика там нет. Затем, обернулась к Нике и сказала: – Давай, что ли, познакомимся уже нормально. Меня Аня зовут. – А я – Ника. – Вид у тебя какой-то… Какой-то… Случилось что? Ну, не считая этого мужика-домогателя? – Да, так себе. День не очень задался, – ответила Ника, чувствуя, что ей одновременно стыдно говорить и хочется выговориться. – Соня, – представилась брюнетка. – Меня зовут Анти, – сказала маленькая девушка с пентаграммой. – У нас она известна под таким именем, – сказала Аня. Ника подумала, что теперь может не называть в уме этих девушек «блондинкой», «брюнеткой» и «сатанисткой». Теперь они стали Аней, Соней и Анти. – А ты вообще спешишь куда сейчас? Не хочешь с нами в бар сходить? – спросила Соня. – Да, давай, – охотно согласилась Ника, подумав, как неожиданно воплотилась её мысль о том, чтобы выпить в баре с незнакомцем. По пути Анти долго и задумчиво на неё смотрела, а потом выговорила: – Ох, девушка, какая же ты несчастная… Сколько боли тебя ожидает. Если бы я была тобой, то просто бы покончила с собой, чтобы избежать всех предстоящих страданий. Ника не знала, что ответить на такое странное, если не безумное высказывание. Хорошо, что тут на помощь ей пришла Аня: – Анти порой видится всякое мрачное. Она у нас что-то вроде шамана. Но иногда она очень точно распознает суть вещей. Ника пожала плечами. Анти и правда выглядела как девочка немного не от мира сего. В баре Аня сняла низко надвинутую кепку, и Ника наконец смогла нормально рассмотреть её лицо. Она была красивой. Но даже, наверное, лучше было бы сказать, что она когда-то была красивой, но время потрепало её. Тонкие и правильные черты лица стали смазаны отёками и краснотой. Волосы выглядели неухоженными. Вид – усталый и изможденный. Всем своим обликом она напоминала спившуюся аристократку с проступающими следами деградации на фоне былой изящной утонченности. Глаза у Ани были не обычного водянисто-голубого цвета, а отличались редким глубоким синим оттенком. Хотя, возможно это были всего лишь линзы. Ника чувствовала, как от нее исходит холодное сияние и жестокие импульсы. Соня была другой. Она бурно жестикулировала, много говорила невпопад и, похоже, крайне мало интересовалась реакцией собеседника на свои слова. Анти пребывала в подавленном состоянии и в основном отмалчивалась. – Соня у нас практически иностранка. У ней отец – финн. И кусочек детства она провела в Финляндии, – сказала Аня. – Да, я все еще думаю, может, бросить мне всё, взять и улететь в Финляндию. Жить в старой избушке на берегу живописного озера. Ловить рыбу. Пить кофе вместо водки. – Так ведь и сейчас ты даже водку не пьешь, вруша. Ты пьешь отвертку, – со смешком сказала Аня, указывая на напиток Сони. Аня с Соней принялись осторожно расспрашивать, что произошло этим дерьмовым днем с Никой. Сперва ей было неловко раскрываться перед незнакомыми, но они так адекватно реагировали, что потихоньку, слово за слово, и рассказ пошел-поплыл. Обстановка была уютная, что беседе поспособствовало. Конечно, рассчитывать на ревущий поток теплой эмпатии от Ани не приходилось, но она слушала предельно внимательно и не имитировала несвойственную для себя хлопотливую заботливость. Соня же чересчур шумно и искренне комментировала всякую мелочь и расплескивалась в своих эмоциях. Анти молчала и думала о чем-то своем далеком и загадочном. Такая контрастная реакция на историю. Эта компания твердо держалась своего репертуара, где у каждого была определенная роль. Нике стало намного легче, когда она выговорилась. История перестала казаться такой ужасной, а произошедшее – невыносимым. Скверным, гадким, но не более того. Словно вместе с произнесенными словами от сознания отделились события и теперь смотреть на них можно со стороны, как будто с другим человеком все произошло. Компания из четырех девушек продолжала выпивать, и хмельной угар скоро направил их разговор в хаотичное русло. Аня с Соней продолжили болтать об эмиграции в Финляндию. Говорила в основном Соня. Аня же подкидывала нож и иногда вставляла в поток её речи свои вопросы и ремарки. – Да, там, в стране озёр, живет мой любимый Линкола. Он практикует, что проповедует. Хочу жить также. Хочу жить в слиянии с природой, – протянула Соня. – Это который экофашист? – прищурившись, спросила Анна. – Я бы сказала, что он относится к течению так называемой глубокой экологии. Да, кое-где он радикален, но он исходит из того, что наша цивилизация зашла в тупик, а либеральная демократия и рыночный капитализм неумолимо приближают катастрофу и делают людей несчастными. Поэтому только радикальными методами можно чего-то добиться. Резкое сокращение численности популяции людей остается одной из немногих эффективных опций. – А ты что думаешь по этому поводу? Можно ли убить множество людей, чтобы предотвратить экологическую катастрофу? – спросила Аня, обращаясь к Нике. По её интонации нельзя было понять – шутит ли она или говорить с некоторой долей серьезности. – Никогда не думала об этом. Но есть же способы как-то все решить мирно, – ответила Ника. – А есть ли способы мирно избавиться от рака? Можно ли найти компромисс с раком? – сказала уже порядочно пьяная Соня. – А ведь если посмотреть на современное человечество, то оно очень похоже на раковые клетки. Как появляется рак? Обычная клетка мутирует так, что получает способность к неконтролируемому росту. Она продолжает постоянно мутировать, а это делает лечение таким сложным. Химиотерапия убивает один тип раковых клеток, но некоторые мутировавшие разновидности выживают и размножаются сильнее. Естественный отбор. Раковая клетка в некотором роде – наш злой двойник, искаженная версия наших клеток, обладающая нашими же полезными свойствами и использующая их против нас. Она эгоистично растет, не задумываясь о пределах роста. Так и с людьми, которые не понимают, что экономика не может расти бесконечно. Возможно, тут какой-то прекраснодушный мечтатель скажет, что человек полетит на другие планеты, когда ресурсы природы закончатся. Но и раковая клетка своим раковым мозгом возможно не понимает, что исчезнет вместе с организмом-хозяином и мечтает колонизировать другие организмы. Хотя есть же редкие заразные виды рака, например рак у тасманийских дьяволов. Так что совсем исключать такую возможность нельзя. Пьяненькие девушки шумно вывалились из полумрака бара. Обрывки фраз из незаконченных споров разлетались по сторонам. Настало время разделиться и каждому пойти своим путем. Весёлая троица жила вместе совсем недалеко, поэтому они решили направиться домой пешком. Аня с нехарактерной для себя участливостью предложила Нике вызвать такси или переночевать у них. Ника легкомысленно отказалась. Она чувствовала себя свободной, и тревога по поводу слежки вместе с обидой на мать и других отошли на второй план. Аня показала карту на телефоне, и Ника построила маршрут до дома. Это было не запредельно далеко, но идти все равно нужно порядочно. – Правильно, нам всем нужно больше ходить пешком, нужно как можно меньше пользоваться транспортом технологическим. Линкола писал, что благодаря физическому труду и упражнениям мы чувствуем свои мускулы, свои сухожилия, свое тело. И через это чувство, через это напряжение, мы осознаем свою связь с природой. Мы вспоминаем, что состоим из органической материи и являемся частью живого мира, а не механическими машинами, – заплетающимся языком проговорила Соня. Аня закатила глаза и сказала с трезвым добродушием: – Пойдем уже домой, природозависимый. Пока, Ника. Всего хорошего. Ника помахала рукой на прощание и двинулась в долгий путь пешком. Она шла и шла, беспечно втаптывая в асфальт подошвы свои кедов, рассматривая на ходу балконы домов в легкой летней ночной темени. Иногда с одного из балконов срывалась крошечная падающая звездочка брошенного окурка. Ника думала о недавнем прошлом и недоумевала, почему она так отчаянно расстроилась сегодня. Да, в жизни бывают трудности, бывают недопонимания между близкими, но всё поправимо, все так или иначе корректируется. Уже на подходе к подъезду Нику кольнуло неприятное предчувствие, но пелена алкогольного опьянения не дала ему подняться в полный рост. Тряпка с острым химическим запахом вжалась в лицо. Кто-то сильно схватил ее за руки. Все произошло так быстро, что она не успела даже вскрикнуть от неожиданности. Ника быстро потеряла сознание. Её обмякшее тело подхватили и понесли прочь.