***
Вечер пятницы подтолкнул меня поддаться на уговоры Жана провести выходные у него. Эта идея была очень даже хороша. Время летело безумно быстро. Хотелось не обращать ни на что внимание, а просто быть рядом. Смеяться, говорить о важных и о самых незначительных вещах, валяться часами в кровати. В воскресенье даже получилось съездить в один из небольших парков, где я ещё не бывала. В воздухе чувствовалось дыхание осени. Погода так и располагала к долгим и спокойным прогулкам. За временем никому не хотелось следить, да и никто из нас особо не старался это делать. Воскресный вечер мы проводим за просмотром очередной французской комедии. Приглушённый свет, уютный плед и моя голова на плече Жана — разве нужно что-то ещё? Уже засыпая, понимаю, что Жан берёт меня на руки и несёт в спальню. — Кажется, нам пора спать, — мою голову опускают на мягкую подушку. — Спокойной ночи, — последнее, что чувствую прежде чем провалиться в спокойный сон — невесомый поцелуй в лоб. Завершением наших выходных стало не такое размеренное, как хотелось бы, утро понедельника. Произошло то, чего в принципе можно было ожидать, но чего я очень не хотела — мы проспали, забыв включить будильник. Нам пришлось в спешке покидать квартиру, потому что мы напрочь забыли об утреннем совещании. Необходимость моего присутствия на нём объяснялась лишь тем фактом, что таким образом мне было бы проще быстрее войти в курс дела. Фирма получила новый проект и Жан прямо горел им, а крупицы от пламени его страсти передавались и мне. К нашему общему удивлению и радости до офиса добрались мы очень быстро и без дополнительных приключений. Теперь можно было вздохнуть чуть глубже и привести своё дыхание в порядок. — Как ты? — перед выход из автомобиля интересуется мужчина. — Отлично, а ты? — Хотелось бы без этой внезапной пробежки провести утро, но главное, что ты рядом, — и тёплая улыбка словно самый добрый луч солнца, упавший лишь на меня. Легко касаюсь ладони мужчины и просто киваю. А внутри разливается чувство благодарности, ведь буквально всё, что он делает для меня, он делает с невероятной заботой. И даже эта улыбка говорила так много: «Всё будет хорошо», «Не переживай, я рядом», «Ты не одна», «Как хорошо, что ты есть». В спокойном молчании мы подходим ко входу в здание и также поднимаемся на нужный этаж. Совещание назначено на девять утра, но весь офис словно находится в полусонном состоянии, будто многие пришли, но не успели проснуться. В голове быстро промелькнула и исчезала мысль о том, что кто-то может задуматься, почему мы пришли вместе. Но ведь я с таким же успехом могла столкнуться у входа с кем угодно? Так что в этом не должно быть чего-либо удивительного. Атмосфера такая сонная, что успеваю лишь в последний момент удержать вырывающийся зевок. После чего тихо усмехаюсь и немного выпрямляю спину, поскольку решаю, что нужно держаться более уверенно. Подвох я чувствую сразу как захожу в комнату, где уже почти не было свободных мест. А именно, сводными были место Жана, одно место около него и два на противоположном конце, ближе к выходу. И даже задумываюсь остаться рядом с выходом, но Жан вопросительно на меня смотрит, а я понимаю, насколько глупо будет выглядеть, скажи ему сейчас, мол «посижу сегодня подальше». Если сначала мне показалось, что народу не так уж и много, да и помещение немаленькое, то сейчас поняла, что ошиблась. Я всё так же шла за французом, но уже под тяжёлым взглядом Станислава Алексеевича, который сидел слева от свободного места. Внезапно обрушилось предчувствие, что ещё немного и появиться чувство нехватки воздуха. Как я высижу всё это время? Останавливаюсь перед своим местом на ближайшее время и холодными руками берусь за спинку стула. Смотрю прямо на поверхность стола, но кажется, что перед глазами тонкая мутная пелена. В эту же секунду меня словно накрывает волной, закладывает уши, тихие разговоры находящихся в помещении — белый шум. Дыши. Дыши! Не хватало ещё привлечь к себе совсем ненужное внимание. Ты ведь этого не хочешь! Это замешательство в пару секунд, длившихся в моей реальности вечность, конечно, не осталось незамеченным Жаном. — Валери, всё нормально? — голос с нотками беспокойства пробивается сквозь звуковую завесу. Посмотри же на него! Всё же нормально! Поворачиваю голову к мужчине и вижу в его глазах беспокойство с вкраплениями беспомощности. Это лишь немного, но помогает осознать — мне нельзя сейчас ничего испортить. Наконец отодвигаю стул и сажусь, возвращая всё внимание ко столу. Но как бы я не старалась сосредоточить внимание всех своих органов чувств на Жане, который сейчас что-то искал в бумагах, лежащих перед ним, человек, сидящий слева от меня не давал мне этого сделать. Станислав Алексеевич не делал ничего. Лишь кивнул головой, когда я не удержала свои глаза, и наткнулась на его взгляд, направленный на меня. Ко всем прочим эмоциям стала добавляться злость. Она не торопясь начинала плескаться в венах, подбираясь ближе к груди, чтобы я смогла захлебнуться волной чуть позже, когда она наберёт большую силу. Мы не виделись всё это время после того очередного «разговора», и я всё поражалась, как так выходило каждый раз. Уже не каждый. Я злилась на своё самочувствие и на то, что думаю о том, о ком не стоит. Не хотела, но злилась на него — откуда такой пустой взгляд? — Давайте начнём обсуждение, — врывается в моё сознание голос Жана, — сейчас ещё раз объясню нашу ситуацию, — поворачиваюсь к нему, ища точку опоры, и нахожу. Мужчина смотрит таким взглядом, словно всё понимает, но в то же время в его глазах читаются не утихшие нотки беспокойства. Решаю легонько кивнуть — «всё в порядке». Он не верит, но также коротко, совсем еле заметно чуть наклоняет голову и тут же возвращается к своей речи. Спустя долгие пятнадцать минут, которые длились ещё одну маленькую вечность, меня отпускает. В голове ужасная каша, вечером наверняка будет сильная слабость в теле из-за перенапряжения, но самое главное, что пульс больше не загнанный и, кажется, дышать стало чуть легче. Прикрываю глаза, плавно выдыхая в очередной раз, и концентрируюсь на французской речи. Красиво. В следующий момент моей ноги касается другая. Конечно, та, что слева. Большими усилиями удерживаюсь от того, чтобы не распахнуть глаза от неожиданности. Вместо этого я медленно приоткрываю их и смотрю сначала под стол, где колено мужчины так бессовестно остаётся прижато ко мне, после чего перевожу взгляд выше. Станислав Алексеевич не смотрит на меня — кто бы сомневался! Он ведёт рукой по столу и останавливается, когда она оказывается прямо передо мной. Быстро обвожу взглядом комнату, чтобы убедиться, что на нас никто не смотрит. И вот — рука и нога пропадают — а передо мной остаётся небольшой квадратный листок с просьбой: «Пожалуйста, давай поговорим». Перечитываю слова на пятый раз, видимо, ожидая, что там появится какая-то подсказка. Но это приводит только к тому, что беспорядок в голове лишь усугубляется. Складываю записку, но не решив, куда её убрать, начинаю мять несчастную бумажку в руках. Спустя долгие пол часа Жан сообщает, что в целом он ввёл нас в курс дела и все могут вернуться на свои места. Необходимые для предстоящей работы материалы будут позже отправлены по почте, и я делаю себе мысленную заметку, что нужно выделить время на их просмотр. — Останьтесь ненадолго, — перевожу взгляд на Жана, который сейчас очень сосредоточено смотрит на Станислава Алексеевича. — Я пойду, — сделав вывод, что мне срочно нужно убираться, пока есть такая возможность, делаю несколько шагов к двери. Люди всё ещё выходят из комнаты, проскочить побыстрее в любом случае не получится. — Останься тоже, — это же не мне? Оборачиваюсь и ловлю такой же задумчивый взгляд на себе. Увидев, что я не собираюсь убегать, француз поворачивается к окну и словно ищет решение для какой-то глобальной проблемой. Чуть погодя слышится звук закрывающейся двери, а Жан продолжает молчать. — Что вы хотели? — кажется, я вечность не слышала его французский. — Что я хотел... — Жан разворачивается к нам лицом. — Есть что-то ещё, что мне нужно знать? — он смотрит мне в глаза, а я теряюсь. — О чём вы? — Станислав Алексеевич подходит чуть ближе к французу, закрывая меня от того. — Я правильно помню, что вы были преподавателем Валери в университете? — получив лишь молчаливый утвердительный кивок он продолжил. — Это всё? Вы не подумайте ничего лишнего, но... — Да, это всё, — не выдерживаю и иду в их сторону. Не придумав ничего лучше, останавливаюсь по правую сторону от Станислава Алексеевича и стараюсь, чтобы взгляд, обращённый к Жану, выглядел максимально уверенным. Меня будто обжигает огнём, исходящим от человека, стоящего рядом, но я не собираюсь сейчас на это реагировать. Это совсем не к месту. — Я бы так не сказал, — голос такой холодный, что этот контраст с жаром, опаляющим меня, поражает. — Не хочу, чтобы вы оба меня неправильно поняли, — Жан переводит взгляд снова на меня и потом возвращает его к Станиславу Алексеевичу. — Мне нужно знать, можно ли утверждать вас на это проект, у меня возникло ощущение, что вам несколько некомфортно друг с другом. Если я не прав, готов принести свои извинения, — он снова смотрит на меня, и ко мне приходит понимание — ему сейчас очень неловко. Возникает желание сказать, что всё нормально, нет необходимости искать кого-либо ещё. Но я не могу заставить себя сделать это. — Меня вполне всё устраивает, — ещё бы он облегчил мне жизнь, — но нужно услышать, что скажет Валери, — сердце запинается, слыша впервые это обращение от него. Что я могу на это сказать? Что теперь делать... Может отказаться — они легко найдут другого переводчика... да и один у них в любом случае уже есть... И... мне нужно будет искать другую работу? — Валери, всё хорошо? — голос Жана заметно смягчается. Может, это шанс наконец всё прекратить? Исчезнуть. Забыть. Забыться. — Я сегодня себе плохо чувствую, — откашливаюсь, чтобы собрать остатки силы воли. — Возможно, есть смысл найти кого-нибудь вместо меня для этой работы, — опускаю глаза и хочу немедленно раствориться в воздухе. Жан тут же срывается с места и оказывается рядом со мной, кажется, и вовсе забыв, что мы не одни. — Что случилось? — рука в нежном жесте касается щеки. — Утром же всё было хорошо... Присядь и сделай пару глотков, — словно из ниоткуда у него в руках оказывается бутылка воды. Второй мужчина молчит, но тяжесть его взгляда нисколько не ослабевает. — Что ты делаешь? — русская речь звучит резко, и я нервно дёргаюсь от неожиданности. — Думаю, вопрос о проекте можно ненадолго отложить, — Жан садится на соседний стул и берёт мои ладони в свои. — Прошу прощения, что задержал, если что-то в итоге изменится, я сообщу вам, — эти слова звучат и вовсе подчёркнуто официально. — Это намёк, что мне стоит выйти и оставить вас вдвоём? — Это не намёк. Вы свободны, — в голосе появляется сталь. — Будет лучше, если Валери выйдет на свежий воздух, — говорит так, словно это очевидная вещь, которую другие не понимают. — А вы можете вернуться к работе. — Не знал, что вы так хорошо ознакомлены с моим графиком работы, — я чувствую, как руки Жана напрягаются. Ни к чему хорошему этот разговор не приведёт. — Мне и правда надо подышать воздухом, — и голос даже ни разу не дрогнул. Освобождаю свои руки и встаю. Француз снова теряется, а я бесконечно сожалею, что ему вообще пришлось начинать эту беседу. — Я пойду, извините, — остаётся надеяться, что он прочитал в моих глазах, насколько мне жаль. Шагов за своей спиной не слышу, но иду в таком темпе, что ещё немного и сорвусь на бег. Никто не обращает на меня внимания, и я радуюсь, что могу уйти без лишних разговоров. Не успеваю выйти на улицу, как телефон сообщает о входящем сообщении. «Точно всё нормально? Я могу позвонить тебе?»«Мне нужно побыть одной. Позвоню вечером, хорошо?»
«В любое время. Буду ждать»***
Вернувшись в номер отеля, падаю на кровать и неотрывно смотрю в высокий потолок. Хочется спрятаться, чтобы ничего не решать, чтобы всё разрешилось само собой. Всё такой же неплохой идеей казалось вовсе исчезнуть. Понимание неправильности такого поведения, не отменяло того факта, что телефон был выключен всё это время. Вечером я обязательно позвоню или напишу Жану, но сейчас, если не побыть в одиночестве хоть несколько часов, нет никакой уверенности, что получится взять себя в руки. Убегать — не самый хороший вариант, ты помнишь? Но что мне тогда делать? Я не могу понять, почему Станислав Алексеевич поступает так... как поступает. Не могу или не хочу — не большая разница, ведь так? Изменилось бы что-то, пойми я его мотивы? Может для начала стоит понять себя? Почему я должна беспокоиться о ком-то прежде, чем пойму себя? Так сложно разобраться с тем, что твориться в своей же душе. И страшно. Пугает, потому что от того, что внутри твоей головы ты не сможешь убежать, как бы не старалась. Хочется кричать от беспомощности — что я вообще могу? Не будет у меня этой работы — не смогу остаться здесь. Нужно будет срочно искать альтернативу, но это кажется таким неправильным. Мысли продолжают путаться, а я чувствую, что опускаюсь куда-то в темноту. Но не могу остановиться. Одни и те же вопросы прокручиваются друг за другом. Со временем начинаю чувствовать себя сторонним наблюдателем, и это кажется в некоторой степени даже забавным. Во рту пересыхает, и я встаю, чтобы налить себе воды. Глаза невольно натыкаются на часы, на которых уже начало седьмого. Руки невольно тянутся к телефону и включают его. Я не буду заставлять Жана беспокоиться ещё больше. Он этого не заслуживает. — Привет, звоню, как и обещала, — свой же голос, кажется неестественно радостным. — Как себя чувствуешь? Может, мне приехать? — Всё уже хорошо, правда. Видимо утром сильно понервничала из-за того, что торопились. Голова болела, да и позавтракать мы не успели. — Скажи мне, что ты поела, — и не дав мне ответить добавляет, — я могу приехать и привезти тебе чего-нибудь для позднего ужина. Как идея? — Не хочу отвлекать тебя, — игнорирую слова про еду, потому что от одной мысли о приёме пищи начинало подташнивать. — Ты меня не отвлекаешь, — предложение повисает в воздухе, словно Жан хочет добавить что-то ещё, но не решается. — Извини, что заставила переживать из-за меня. — Всё в порядке. Просто я хочу, чтобы ты знала, что можешь доверять мне. — Но я доверяю тебе. — Я знаю, — в трубке слышится тяжёлый вздох, — но иногда мне кажется, что это не так. — Но... — Нет, я ни в чём не обвиняю тебе! — как-то испуганно звучит голос, — Наверное мои слова звучали не очень хорошо... — Нет, я понимаю тебя. — Хочу увидеть тебя... Такое чувство, будто я сегодня целый день говорю не те вещи. — Я хотела сегодня раньше лечь спать... — сердце сжимается, но я не готова сейчас смотреть ему в глаза. — Это же не значит, что больше мне не светят выходные с тобой? — в голосе сомнения вперемешку с грустью. — Конечно нет! — заставлять его сомневаться в себе невероятно ненормально. — Тогда я сегодня могу спать спокойно, — впервые за время разговора слышно, что мужчина улыбается. На меня накатывает очередная волна отвращения к себе. — Если у тебя будет время завтра, может увидимся? Вечером, например... — Конечно! — в этот раз выдох словно от облегчения. — Ты не поверишь, но я правда подумал, что не увижу тебя ближайшие дни, — и даже слышится лёгкий смешок. — Наверное, я слишком остро воспринял всё. — Ещё раз извини, мне правда жаль... — Ты не должна извиняться! — он ненадолго замолкает. — Мы можем поговорить о сегодняшнем дне? Разумеется не сейчас! — Да... — что я потеряю, поговорив с ним? — Наверное, и правда есть вещи, о которых мне нужно рассказать тебе. — Всегда готов выслушать тебя. — Спасибо, — хочется прямо сейчас оказаться в его согревающих объятьях. Это желание сейчас кажется таким эгоистичным. — Ты даже не представляешь, как я сейчас хочу тебя обнять, — будто прочитав мои мысли. — Но мне не позволено, — поддразнивающая интонация, которой он явно хотел развеселить меня, оказывает совершенно противоположный эффект. — Подожди до завтра, сможешь? — говорю так, словно не у меня сейчас щиплет глаза от подступающих слёз. — О, мне придётся очень постараться! Завтра заеду за тобой часов в семь, договорились? — Да, конечно, — остатки сил, уходят на то, чтобы не позволить голосу дрогнуть. — Ложись пораньше и хорошо отдохни! — Да, я постараюсь. — Если будет нужно, то обязательно звони, — голос вновь предельно серьёзен. — Хорошо. Значит, до встречи?