Бесполезная Пародия

      «Ты очень невнимателен, Мэтт».       Небо постепенно сгущалось, становясь все темнее. Середина сырой зимы, время, когда небо непроглядно затягивает серой мутью облаков едва ли не на вечность. Кругом стоит почти готический, темный частокол леса.       Я сел в промерзлую машину и прислонился к стеклу головой. Его поверхность помутнела от редкого дыхания. Растерев окоченевшие руки и кое-как нашарив небольшую пачку в кармане, я поспешно положил ее на руль, ища глазами зажигалку. В конце концов кое-как припомнил больным сознанием, что зажигалку кинул в бардачок.       Я открыл дверцу, свесив ноги и закурив. Послышался звонок, телефон задребезжал в немом крике.       «Адам».       — Да, привет.       — Приезжай к шести, обговорим все повороты финала. А, ну и еще, ты что-нибудь захватил с собой из репертуара?       — Нет. Те песни, что ты мне дал, я просто не потяну.       — Я начинал со сложного, сейчас мне легко с простым.       Молчание. Я тяжело вздохнул, засмотревшись на облачко сизого дыма, разлетающееся в звенящем холодном воздухе. По легким растеклось ядовитое тепло вместе с дымом. Исцарапанные бледные руки стали отогреваться.       — Это ты, а не я. И да, кстати, ты продумал сцены для финала «Бесполезной Пародии»?       — Будем импровизировать.       — Я работаю по плану. Чтобы писать, нужно иметь на руках план, а не размазню идей.       — Привыкай. Твои принципы тут бесполезны, Мэтт. Нужно уметь импровизировать.       Я прикрыл глаза, на мгновение провалившись в пустоту и вздрогнув. Внутри что-то лениво начало закипать и кусаться.       — Слушай, я все понимаю, но я так не умею. Пойми, что я другой человек и я имею другой набор качеств. Ты сам говорил, что не сможешь ужиться с тем, кто имеет с тобой абсолютно одинаковые стремления и интересы.       — Ну да. Например, с Коди. Мы очень похожи, и у нас лишь несколько различий, поэтому мы неплохо общаемся.       «Господи, так может ты к нему и пойдешь книгу дописывать?»       — Меняйся, Мэтт, ты ничего так не добьешься, если не будешь уметь общаться с людьми, поддерживать беседу и подстраиваться под ситуации.       «Какого черта я вообще должен тебя слушать?!» — мне было глубоко стыдно за этот вопрос. Но…       Поняв то, что разговор бесполезен, я стал отступать.       — Прости, тут связь не ловит, я перезвоню позже, — и сбросил.       Я положил телефон в карман, передернувшись от нарастающего бешенства. На долю секунды все во мне сгорело, опалив изнутри. Быстрый, судорожный вдох, медленный трясущийся выдох.       Лучше сбросить, чем наорать.       Лучше сбросить, чем ударить.       Лучше сбросить, чтобы оставить взаимоотношения нормальными.       Что угодно, только не терять то, что есть.       — Почему тебе нравится этот персонаж? Он же ублюдок без собственного мнения, пародирующий кого попало. — Адам хмыкнул, закинув ногу на ногу и постукивая пальцами по подлокотнику кресла.       — Осмотрись, Адам, если не видишь. Кто из нас успешен во всем, к чему прикоснется, а кто жалкая пародия? Бесполезная пародия? — почти прошипел я голосом, полным обиды. — Я, а не ты.       Я крайне дорожил нашей многолетней дружбой. Но, кажется, ничем кроме самобичевания и самопожертвования это показать не мог. Я позволял управлять собой, причинять боль, выворачивать наизнанку себя и персонажей книги — что угодно.       Но и этому приходит рано или поздно конец.       Человек, увы, не марионетка и легко рассыпается в прах, если его душу насиловать.       Я не могу уйти. Как бы больно не было — шаг назад будет вдвое больнее его удара в самое сердце. Я уже не смогу обернуться назад, не сдохнув от боли, не потеряв всего. Ведь мы дышим одним и тем же, просто кто-то победитель, а кто-то — неудачник.       Взгляд упал куда-то вниз, утонув в серой бездне пушистого мокрого снега. Жесткие волосы растрепались, качаясь на легком ветерке. К губам прилила обжигающе-горячая кровь. Может, от обиды. Может, от горечи. Я уже разучился различать эти тонкие оттенки. С равнодушием посмотрев на недокуренную сигарету, я завернул ее в первый попавшийся чек. Кажется, чек от покупки тетради для записи сюжета или бумаги для распечатки — уже не помню. Растер покрасневшие руки, захлопнув со второго раза ржавую дверь.       Вот и все. Но без проигравшего не будет и победителя, значит, так и должно быть? Честно, я никогда не думал, что буду настолько тяжело зависим от тебя, словно полутруп от аппарата искусственного дыхания. Уйти — все равно что рвануть, вырвав внутренности. Сейчас я понимал, что стою на точке невозврата.       Глаза расфокусировались, и все кругом потеряло резкость. Деревья поплыли, небо стало темным и беспросветным, как покрывало смерти. Вроде и бессердечная мразь, уже не воспринимающая чувств других людей, а вроде и глубокий меланхолик, загибающийся от пары острых фраз. Я снял с воротника очки, надев их и поправив на переносицу. Немного лучше.       Меняйся. А как меняться? Куда бы я не бросился, где бы не пытался себя искать — везде провал. Везде максимум усилий дают минимум результата. Я не помню, чтобы чего-то по-настоящему желал, испытывал к чему-то сильную жажду. Осталось только «надо — значит надо».       Поставил первый попавшийся под руку диск. Из динамика донеслась резкая, неестественная на слух музыка и отчаянно вопящий голос. Может, это заглушит крики в моей голове. Может, заглушит крик души, уже не первую неделю просящей о помощи. Я просто наблюдал за ней, как она медленно тонет в водовороте тьмы и оков, опутавших ее. И улыбался.       Везде ты лучше, везде нужнее. Я знаю, что не дешево это дается. Людям нужны сильные, терпеливые лидеры, готовые много работать и увернуться от любого удара. Непроницаемые, честные, прямолинейные. Такие, как ты. Идеальные.       Улыбался, смотря, как она истекает кровью и кричит. Каждый день просыпался, звонил тебе и говорил, что все хорошо. Смеялся вместе с тобой. А возвращаясь домой, глушил все музыкой потяжелее и сном покороче. Снова и снова делая вид, что я глухой.       Может быть, я и вправду нужен тебе? Как помощник, как живая игрушка, которая всегда сможет выслушать с блестящими глазами и кивнуть головой в знак одобрения (пожалуй, потому что я не могу сделать для тебя большего). Какое место я занимаю рядом с тобой?       Скажи хоть что-то! Уйти — убегу, если нужно, если с кем-то тебе будет легче. Если с кем-то тебе будет лучше. Остаться — останусь, и никогда о том не пожалею.       Я резко повернул ключ зажигания, смотря прямо перед собой. Мотор покорно заурчал, и я медленно нажал на педаль. Машина тронулась, разбросав за собой снежные комья и заехав на дорогу.       У меня всегда была одна мечта: занять место в твоей группе. Кем угодно, лишь бы быть вправду нужным. Но я толком и играть ни на чем не умею, а на бэк-вокал у меня не выходит. Я не понимаю всего этого и без конца продолжаю терять всякое чутье. Ты лишь тыкал меня носом в ошибки и боязнь начать что-то после очередного провала, как котенка, уронившего чью-то любимую вазу.       За окном замелькали деревья, грязная колея расчертила пейзаж на две ровные части. Лишь у самого горизонта протянулась зеленоватая линия уходящего солнца. Еще чуть-чуть, и тьма снова рухнет вниз, придавив меня, может, в последний раз. Сколько еще я должен падать с отвесной скалы?       Я уйду один раз, уйду второй, третий, четвертый. Сотый, тысячный. Но однажды я могу просто не выдержать. И спустить демонов на себя. Или, что еще хуже, на тебя. Я боюсь сказать, ведь я просто ненужный элемент. Мертвый элемент.       В горле сильно пересохло, ноющая боль пыталась изорвать его в клочья. На секунду мне хотелось стать немым. Я хорошо помнил, как после очередного скандала в семье позвонил тебе и дрожащим голосом, сквозь рыдания, рассказал насколько все плохо. Затем отошел на десять минут успокоиться. Снова звонок и ты говоришь, что уже тебе нужно отойти из-за подскочившего давления и недолго отлежаться. Я знал, что у тебя гипертония, и все равно сказал. Все равно сделал тебе больно.       С тех пор я старался молчать.       — Твоя замкнутость никому не нужна. Хватит, это глупо!       — Меня везде затыкали или я причинял боль словами. Или оборачивали против меня. Я не вижу смысла в общении с большим количеством людей. У меня есть голова, — я коснулся пальцами висков — и в ней не всегда все так уж и плохо, пусть там мало что запоминается. Я, может, и проживу один. Это способ выживания.       По встречке проносились машины с пылающими фарами, слепящими мокрые глаза. Я несколько раз сморгнул, но стало только хуже.       — Ты сейчас в другом месте и в другом времени, где сильные жрут слабых. Такой способ выживания окончательно доведет тебя и не даст результатов.       — Я жил в своем городе, близко не с кем не общаясь. У всех были свои компании, в которых мне не было места и не будет, пусть это и классные люди. Я не общался толком не с кем из семьи, ведь там не было понятия «неприкосновенность» и «право на тайну», а каждое откровение выворачивалось навыворот и им же обвиняли меня. Те компании, что я создавал, рушились едва я отлучался. У меня не было там единомышленников, я был нужен только как человек, который может выслушать. А потом появился ты — единственный, на всем свете, который разделял мои идеи и согревал их живым теплом. Теплом человека, который и в Ад спустится, и Рай пойдет.       Всхлипнув, я вцепился в потертый руль острыми ногтями, нервно ковыряя покрытие. Перетерпеть. И наутро снова станет легче. Пережить еще одну ночь, полную слов.       — Именно из-за того, что ты никому ничего не рассказывал, и появились проблемы.       — Я не умею иначе.       — Меняйся.       — Прости, но я, по сравнению с тобой — ничто. Кусок дерьма, требующий внимания из-за его нехватки когда-то.       И станет легче. Хотя, кому я вру? Просто станет плевать еще на какое-то время. До наступления темноты. Снова.       Я знал, что ты ненавидишь людей, страдающих самобичеванием. Знал, что ты гонишь их прочь от себя. Но я неизменно оставался рядом, снова и снова, с вызовом швыряя в свой адрес оскорбления, проверяя твое терпение на прочность. Усмехаясь и безумным взглядом голодной гиены смотря в твои холодные, непроницаемые, голубые глаза.       Тебе почти никогда не приходилось что-то кому-то доказывать. Разве что себе. Все свои покорения вершин, невероятные достижения, которых я даже во снах видеть — не видел, ты оправдывал фразой «скучно было». У тебя все получается, тебе везде двери открыты — ведь, кажется, нет вещи, о которой ты не знаешь или не умеешь.       Я же шел туда, где надеялся навсегда запереть свой больной разум. Туда, где я никогда и никому не наврежу. Туда, где нет живых. Где я, наконец, научусь ценить жизнь. Хотя всегда помнил о любви и неспособности к музыке — единственном, что еще могло поддерживать меня в живых.       Кроме тебя, разумеется.       Было бы неразумно все же не сказать о том, что тебе все достается неимоверным трудом. Я представляю его размеры, даже если не вижу — ведь сам тоже не новичок в некоторых сферах. Твоим упорством я всегда восторгался. И буду восторгаться. Жаль, у меня нет такого, чтобы окупить твои ожидания. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь мне это.       Нажав на газ, я посмотрел на время. Черт, осталась лишь четверть часа до встречи, а дороги на полчаса. Ну, что же, ускоряемся.       — Хватит пародировать меня, Мэтт. Это ничем хорошим не выльется.       — Я всего лишь твоя тень. Твоя бесполезная пародия.       Чувство, что я схожу с ума, что я становлюсь фанатиком, без конца не покидало меня. Так дико. Так глупо.       — Состриги волосы, а то к тебе «девушка» обращаются.       — То-есть, если бы у меня куска мяса недоставало, ты бы уже со мной общаться не стал?       Бешенство постепенно нарастало, перемешиваясь с тоской и злобой. Ничего, за это время вспыхнет и догорит. И я переступлю твой порог все с той же улыбкой, хотя в очередной раз сдохну внутри. Сдохну, чтобы наутро ожить.       Мне жаль. Правда жаль. Но нет в этом мире незаменимых. Всегда найдется тот, кто окупит твои амбиции и разделит с тобой победу. И я желаю найти тебе такого человека. Ведь глубоко сомневаюсь в том, что моих сил хватит.       «Все хорошо. Как ты, Адам?» — скажу по привычке.       — Черт, я отсканировал неправильно, подожди, а то фигня вышла полная.       — Если бы я неправильно сканировал документы, то жил бы на улице.       Я со всей дури впечатал педаль в пол, стиснув зубы, и не посмотрел на дорогу при выезде. Машина резко въехала на шоссе.       Но мне бы никогда не хотелось, чтобы ты чувствовал, что делаешь что-то не так, раз я достиг этой точки. Нет, вовсе нет. Хоть с кем я начну близко общаться — все выходит именно так. Это нормально.       Раздался оглушительный гудок фуры, которой я преградил путь.       Мне правда жаль, что раньше мы буквально тонули в нашем общении, общем деле. А сейчас нас разделяют километры. Все же, это неплохо, ведь хотя бы один из нас имеет право на выживание.       Удар по тормозам.       Что бы ни случилось, пожалуйста, знай — ты лучшее, что было в моей жизни. То, что поддерживало слабый огонек, скачущий по углю, от холодного ветра. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня.       Густоту ночного воздуха разорвал скрежет металла. Хруст костей, последний вскрик и дрожь агонии. Смятое, как бумага, стекло превратилось в месиво осколков, обрамленных по краям кровью, словно красивый витраж.       «Ты очень невнимателен, Мэтт».