Deadlock

«Да, словами можно прикасаться. И ещё нежней, чем руками».

— Почему я не видел тебя с Чоном раньше? — Джин сёрпает остатками холодного американо, попутно подзывая официанта. В кафе немного шумно, на часах двенадцать дня – обеденное время. Колокольчик тихо позвякивает, когда двери впускают посетителей, а Тэхён безразлично наблюдает за проезжающими мимо машинами. Он впервые выбрался куда-то не один, не с господином Чоном, а с человеком из своего прошлого. Чувства странные, такие, словно он обзавёлся... другом. — Мы не так давно знакомы, — объясняет он. Сокджин недовольно хмурит брови, когда официант не реагирует на него, и щёлкает пальцами, наконец привлекая к себе внимание. Немного глупая, задумчивая улыбка красит губы Тэхёна, когда он вспоминает, как ещё в школе учитель Ким, бывало, бил его линейкой по рукам, если он ошибался. Лицо у него было такое же: недовольное, строгое, а в глазах – ни капли жалости. Сам по себе Сокджин – добрый человек, в первую же встречу расставил все точки над «i», попросив Тэхёна не фамильярничать с ним. Ещё в школе они ненавидели друг друга как учитель и ученик, хотя ненависть эта тесно переплеталась с уважением и благоговением, с каким-то нездоровым трепетом, смешанным со злостью. Один – хорошо учил, второй – впитывал как губка. Идеальный тандем, если забыть обо всех тех случаях, когда Тэхён в отместку за битье линейкой плевал в его стакан с кофе. Их отношения были сложными, не без своих сюрпризов. — И он нанял для тебя учителя музыки? — хмыкает Сокджин, косясь на Тэхёна, который бормочет в ответ: — Ничего серьёзного. Тэхён почти тут же прикусывает язык, хочет исправиться и сказать, что, разумеется, для него это всё серьёзно, просто он не уверен, что для господина Чона – да. И неважно, что отношения были его идеей, Тэхён просто-напросто по-прежнему боится доверять. — Надеюсь, вы оба так считаете, — заявляет Джин, а Тэхён непонимающе хмурится. — Он представил мне тебя как своего партнёра. — Да, — вырывается изо рта. — То есть нет... В смысле, да, мы... — Тэхён тяжело вздыхает, удобнее устраиваясь на стуле. — Я не знаю. Он ни с кем не обсуждал свои отношения с начальником и не то чтобы хочет. В конце концов, это касается лишь его и господина Чона. — Это не моё дело, — Сокджин опускает уголки губ и поднимает руки в воздух. — Не моё. Но ты же меня знаешь: я слишком любопытный. Я не могу пройти мимо личной жизни Чон Чонгука. Меня больше всего удивило то, что он обозначил границы. С тем мальчиком такого не было. — С тем мальчиком? — хмурится Тэхён. — Ты о Даниэле? — Ты знаешь его? — мужчина как будто облегченно выдыхает, нервно усмехаясь. — Слава богу, а то я думал, что сказал лишнего. — Ты учил Даниэля? — Пытался, — отмахивается он. — Тогда я занимался с Адель, и ему было интересно это всё. Даниэль очень способный, но ему быстро надоело. Я был для него временным увлечением, — Сокджин наигранно шмыгает носом, пока Тэхён слишком озабоченно взбалтывает трубочкой чай со льдом. Ему, вероятно, не стоит расспрашивать своего же учителя о всяком, но... — О чём конкретно идёт речь? — О музыке, конечно же, — удивляется тот. — Не пойми меня неправильно, я не такой. Не как ты. Меня вообще не очень-то интересует секс. Тем более с мужчинами. Тем более с парнями, которые младше меня лет на двадцать. Я чураюсь спать с людьми без серьёзных на то намерений. Тем более! — Джин нервно смеётся, поправляя очки. — Когда дело касается тех, кто принадлежит таким влиятельным людям, как господин Чон. Он душка, ты уже наверняка это понял, но между нами, девочками, — шепчет Джин, — Чон такой, лишь пока ты ему нравишься. А мне, понимаешь, выгодно ему нравиться, — он потирает кончики пальцев в воздухе, намекая на деньги. — Поверь, Тэхён, очень выгодно. Особенно пока я занимаюсь с тобой. Для каждого возлюбленного всё самое лучшее. — Вы давно знакомы? — Весьма. — Нескромный вопрос, — Сокджин в ответ машет рукой, отпивая принесённый американо и говоря тем самым «валяй». — Ты работал с ним до того, как появился Даниэль? Мужчина хитро смеётся, щурясь в сторону Тэхёна. — Хочешь выведать у меня информацию? — качает он головой. — За кого ты меня принимаешь? За дурака? — Я могу заплатить. Зачем? Тэхён и сам не знает, для чего ему эта информация. Он ведь может поговорить об этом с самим Чонгуком, просто не уверен, что хочет услышать это именно от него. Тэхён и сейчас не то чтобы хочет знать обо всех его бывших партнёрах, но ему не даёт покоя тот факт, что их отношения развиваются настолько стремительно. И всё весьма неплохо: за ним ухаживают, осыпают комплиментами, дарят столько внимания, сколько он давно не получал. Может, сколько он не получал никогда в жизни. Тэхён, можно сказать, счастлив. Только вот единственный и неповторимый ли он? Или же был кто-то до? Возможно, была парочка неудачных попыток построить с кем-то семью или же крепкие отношения – думать об этом неприятно. Тэхён, выходит, не такой уж особенный. Очередной? Возможно. — Это уже другой разговор, но скажи: стоит ли оно того? — лениво интересуется Джин. — Разве сейчас ты не катаешься как сыр в масле? — Личный интерес, — хмурится Тэхён, чувствуя вибрацию телефона на столике. Господин Чон написывает ему каждые полчаса. И желание знать обо всех его бывших партнёрах внезапно берёт верх, и Тэхёну не нравится это мерзкое чувство. Ревность? Какие глупости. К кому тут ревновать? Скорее разочарование, однако же он старается не надумывать лишнего. Собрав волю в кулак, умело делает вид, что его не задевают собственные мысли относительно серьёзных намерений его начальника. Сокджин качает головой. — Деньги – это сексуально, но имена всех его любовников явно не то, что тебе на самом деле нужно. К тому же, извини, я не веду учёт. Если хочешь знать, так наберись смелости и спроси об этом его, а не меня. Это не моя жизнь и не мои отношения. Тем более какая разница, кто был до? Тебе ли не всё равно? — Не всё равно, — признаётся Тэхён, бегло читая всплывшее на экране сообщение о том, чтобы он позвонил, когда соберётся домой, а Джин с пониманием улыбается: — Боишься быть одним из? Так скажи Чону об этом напрямую. Жизнь вообще была бы проще, если бы люди решали конфликты и задавали волнующие их вопросы, не отходя от кассы. Не накручивай себя. Что ещё говорят в таких ситуациях? — задумывается он. — Цени то, что имеешь. Пока можешь. Ты, кстати, не против заплатить за мой обед? — с милой улыбочкой интересуется Сокджин, и Тэхён на автомате кивает в ответ. — Видишь, быть наглым не так уж и сложно. Учись, пока я жив. — Пока, — дворецкий растягивает губы в наигранной улыбке. — Я скучал по тому, какой занозой в заднице ты был в школе. Единственный такой на моей памяти. Рад, что мы снова встретились, не люблю терять богатых учеников. — Богатых учеников, — хмыкает Тэхён. — Ни разу не алчно с твоей стороны. — Я сказал богатых? Талантливых. — Разумеется, — саркастично звучит в ответ. Тэхён смахивает сообщение, хмуря брови: ему не нравится непонятно откуда взявшийся контроль. Тот проскальзывал и раньше: господин Чон мог поинтересоваться, куда и надолго ли уезжает Тэхён, стоило ему собраться в город; спрашивал, сколько времени займут его поездки и зачем те вообще нужны. И если тогда это были вопросы невзначай, то сейчас происходит нечто странное. То, к чему Тэхён совсем не привык: он не хочет отчитываться за каждый свой шаг. Сообщение остаётся неотвеченным. Тэхён проводит в кафе целый день: много говорит, ещё больше слушает. Узнаёт, что Сокджин всё же был в отношениях, но в итоге как-то не срослось, потому что он много времени уделял музыке и самому себе. Может, он действительно не создан для отношений. Некоторым людям лучше в одиночестве, и, кажется, Джин первый и единственный из всех знакомых Тэхёна, кто умеет им наслаждаться. День пролетает незаметно; Тэхён почти забывает о том, что обещал вернуться домой к ужину, чтобы встретить Чонгука. Совершенно случайно смотрит на часы, подаренные им же, а Сокджин, словно со знанием дела, бесцеремонно забирает те у дворецкого из рук при выходе из кафе. — Выглядит дорого, — констатирует он, рассматривая выгравированные инициалы на свету. — На память? — Знак внимания, — Тэхён забирает вещь из руки Сокджина, который впервые за день по-настоящему серьёзно смотрит на него. Тот молчит, хотя по взгляду видно, что очень хочет что-то сказать, а Тэхёну не по себе из-за того, что он, кажется, понимает, что именно. Он и сам знает, что ведёт себя неправильно, потому что вводит в заблуждение окружающих, пытаясь отмахнуться от отношений, в которых находится. И Джин почти открывает рот, но лишь шумно вздыхает и начинает очередной рассказ на тему: «Тысяча и одна причина, почему я бросил бесплатно учить маленьких упырят». Он не вмешивается в чужую жизнь, и Тэхён благодарен. Ему не нужны советы, хоть он и не знает, что делать и как правильнее поступить: продолжить наслаждаться пробудившимися в нём чувствами или же... А что «или же»? Разве он готов всё вот так внезапно прекратить, оборвать на корню? Да разве он хочет? Вечер ложится на город, машины толпятся в пробках, люди возвращаются домой, а Тэхён, стоя на светофоре, прощается с Сокджином. Они обмениваются номерами, Джин крепко сжимает его руку, заглядывая в глаза, а потом неожиданно и несдержанно обнимает, хлопая по спине. — Я скучал по тебе, Тэхён. Надо нам почаще выбираться куда-нибудь вместе, ты такой хороший собеседник – почти не возникаешь. Тэхён смеётся, провожая мужчину взглядом, когда тот уходит в противоположную от него сторону. Улыбка долго не сходит с губ, а потом Тэхён осматривает местность и внезапно осознаёт, что понятия не имеет, где находится. Он ищет взглядом такси, шаря по карманам в поисках бумажника, а когда понимает, что того нет, то глупо оглядывается по сторонам. Не мог ведь Сокджин стащить его кошелёк, в конце-то концов... Тэхён бы вернулся в кафе, но он понятия не имеет, в какой стороне то находится: они с Джином просто гуляли от улицы к улице, прошлись по парку, даже заглянули в мужской бутик неподалёку. Оба умело делали вид, что присматривают одежду, когда на деле просто грелись: на улице ни много ни мало минус пятнадцать. Тэхён с ужасом смотрит на оставшиеся десять процентов зарядки на телефоне, злится на господина Чона, потому что из-за него тот и разрядился. И он сам же не оставил Тэхёну никакого выбора – на том конце гудки, но отвечают почти сразу же. — Ты уже дома? — голос у Чонгука расслабленный, немного уставший, на фоне шелестит бумага, а Тэхён мнётся, не зная, как сказать. Окидывает улицу взглядом, пытаясь найти хоть какой-то ориентир, чтобы не показаться совсем уж дураком, но он даже не помнит, с какой стороны они с Джином пришли. — Тэхён? — обеспокоенно звучит голос Чона. — Что случилось? — Кажется, я заблудился. В трубке виснет тишина, Тэхён даже может представить, как Чонгук хмурится, когда спрашивает: — Что? Он только сейчас понимает, что мог позвонить Ченле и не отвлекать господина Чона от работы; мог сразу скинуть тому своё местоположение, но такой вариант почему-то не пришёл ему в голову. — Я позвоню Ченле, чтобы он забрал меня. — Ты один? — Тэхён озадаченно смотрит на проходящую мимо женщину, идущую под руку, вероятно, с мужем, и угукает в ответ, хотя вопрос кажется ему странным. — Хорошо. Скинь Ченле адрес. — А если бы я был не один? — хмурится он, Чонгук усмехается: — Хочешь, чтобы я начал ревновать? Тебе не понравится. Да, вероятно, Тэхёну не понравится, но ему не нравится и этот странный, чрезмерный контроль, появившийся вот так внезапно. У него за весь день около пятнадцати пропущенных звонков, и это при том, что он писал в ответ смс, что позже позвонит сам. Он правда собирался, но, кажется, не хотел уже из принципа. Откуда в нём это всё взялось? — И всё-таки что было бы, господин Чон, будь я не один? — Тэхён проверяет уровень заряда – семь процентов. Болтать ему, вообще-то, некогда. На том конце тяжелый, усталый вздох. — Смени, пожалуйста, тон. Если бы ты был не один, то я бы не поехал с Ченле за тобой, а предоставил бы своё место в машине твоему другу, — Чон нарочно делает акцент, но Тэхён не понимает, что он хочет этим сказать. — Но я решил, что раз ты уже свободен, я могу приехать, отвезти тебя на ужин, а потом мы вместе вернемся домой. Или я помешал твоим планам? Тэхён чувствует себя неуютно и глупо, потому что да, господин Чон хотел поужинать вместе – тут никаких возражений. И всё же необязательно было столько названивать. Тэхён ничего не отвечает, сжимая губы. Не поддаётся собственным дурным чувствам – ему не привыкать быть сдержанным. — Адрес, — как-то безразлично отрезает Чонгук, понимая, что ответа не дождётся, и скидывает звонок. Тэхён едва успевает скинуть своё местоположение Ченле, как телефон отключается, и уже через несколько минут у тротуара останавливается чёрный мерседес. Тэхён не сразу садится в автомобиль, ждёт непонятно чего, думает, как лучше объяснить господину Чону то, что не нужно следить за каждым его шагом влево и вправо. Он вполне себе самостоятельный человек. Ну да, заблудился в городе. Но ведь с остальным он отлично справляется и без участия Чона. И когда дворецкий садится на заднее сидение, он разочарованно смотрит на соседнее пустое место. — Куда мы едем? — интересуется он, видит, как Ченле удивленно вскидывает брови: — Домой. — А господин Чон? — Просил забрать его позже, — буднично объясняет водитель, усмехаясь: — Сказал, что тебе нужно время. — Для чего? — Остыть. Тэхён хмуро смотрит на Ченле, голос звучит строго: — А я, по-твоему, выгляжу так, как будто мне нужно остыть? — Честно говоря, да, — Ченле не ведётся на его серьёзность: знает, что ему Тэхён уж точно никакой не начальник. — И чего вы сегодня все на меня рычите, я вообще не понимаю, — с искренним недоумением говорит тот. — День сегодня, что ли, такой. Ты, кстати, заметил... Ченле начинает болтать о погоде, о том, что на улице уже настоящий дубак, даже подмечает, что Тэхён вырядился в пальто. Его ужас, отразившийся на лице, такой искренний, только вот дворецкому немного не до своего внешнего вида, хотя да, он замёрз как собака, как любит говорить господин Чон. Он сам греет замёрзшие руки, время от времени кидая взгляд на пустое место рядом с собой. Беспокоится о том, что не знает, как объяснить своё недовольство и эти глупые вопросы о том, что было бы, будь он не один. Тэхён не любит быть виноватым, не любит напряжение в общении со своими работодателями, а господин Чон теперь ведь не просто его начальник. Они, как тот и не устаёт всем объяснять, партнёры. Тэхён хмурится, потому что партнёры так партнёры, что такого? Но даже это звучит непонятно, как-то неоднозначно, словно они партнёры по бизнесу. Разумеется, Чонгук привык к таким грубым терминам или формулировкам; они с Тэхёном оба не блещут своими познаниями в области романтики. Просто завтракают, ужинают вместе, засыпают, просыпаются; просто иногда говорят о личном, иногда Тэхён позволяет себе улыбаться, смеяться, проявлять нежность, и это уже очень романтично для них обоих. Он сверяется со временем и решает приготовить ужин самостоятельно: маринует мясо, чтобы позже пожарить на гриле, как любит Чонгук. Лицо у него хмурое, задумчивое, Тэхён даже не слышит вопроса Минджэ о том, во сколько вернётся господин Чон. А Тэхён и не знает. На часах девять вечера – Чонгук возвращается так поздно, лишь когда у него много работы. Та вот так внезапно появилась? Сразу после того, как Тэхёна хотели отвезти на ужин и вернуться домой вместе? Уж вряд ли. Вероятно, господин Чон недоволен. Или же раздражён; может, не понимает такого поведения, может, всё сразу. Тэхён, стоя на убранной, тихой кухне, готовит себе чай: он не ляжет спать, пока Чон не вернётся. Как и раньше, ему просто-напросто не положено. Он всё ещё дворецкий, всё ещё получает деньги за свою работу – это за ту, когда он готовит своему начальнику ужин, меняет его постельное и приносит кофе в кабинет. А не за ту, когда ведёт себя с ним как подросток с юношеским максимализмом, не желая объяснять человеку причину своего такого поведения. И как он должен сказать о том, что его волнуют предыдущие отношения Чона? Просто взять и выдать как на духу? Тэхён не сможет. Он старается быть открытым, позволяет себя любить, только вот, кажется, не совсем готов любить в ответ. Его чувства ограничены заботой, беспокойством и теми ласками, которые он дарит Чонгуку вечерами. Его забота ограничивается свежесваренным кофе, иногда – когда Чон просит – подбором одежды, глаженьем рубашек, уходом за цветами, чистотой кабинета. Некоторыми поцелуями, которые он сам желает подарить, хоть и очень редко позволяет себе такое. Не привык. Наверное, не до конца готов открыться, но он старается. Руки опираются на столешницу – со стороны он выглядит как титан, несущий на своих плечах всю тяжесть мира. Странно, но ощущения такие же: Тэхёну отчего-то очень тяжело. У него нет причин для беспокойства, нет причин сомневаться в честности господина Чона, но почему-то... Как будто в самом деле не знает почему. Разумеется, всё дело в Данхёне, потому и сложно принять тот факт, что Тэхён снова влюбился. Ему ведь давно не семнадцать. Он не подросток, десять лет прошло с его первой сильной любви, и что сейчас? Выходит, от чувств нельзя избавиться насовсем. А иногда так хочется из-за этого всепоглощающего страха снова оказаться преданным кому-то, а после и кем-то. Он слышит стук каблуков, смотрит на них, видит, как господин Чон неторопливо подходит к столу. Расслабленно, руки спрятаны в карманы брюк. Он всегда выглядит хорошо: элегантно, уверенно, собранно. Ещё бы Тэхёну это не нравилось, они даже тут похожи: оба держат всех вокруг и самих себя в строгом порядке. Тэхён поднимает взгляд, и на него смотрит человек, добившийся всего кровью, потом и слезами. И его тот добивается почти так же, правда, пока что без слёз. Взгляд у Чонгука тяжелый, видно, что устал после работы. Он таким бывает редко. — Что-то случилось? — Тэхён по-настоящему озабочен чужим настроением, скромно надеется, что дело не в нём. — Лучше ты скажи мне, — равнодушно говорит Чонгук. — Что это было? — Я повёл себя глупо, извини, — хмурится он. Словно отмахивается от господина Чона словами. Тот задумчиво смотрит на дворецкого: лоб нахмурен, а взгляд прямо в душу. — Тэхён, у нас всё нормально? — наконец спрашивает он, и ему кивают в ответ. Это ведь не ложь, у них и правда всё хорошо. Все проблемы лишь у Тэхёна в голове, и он не может этого объяснить. Он не в состоянии совладать со своими чувствами и мыслями и точно не пустит туда постороннего человека. Не совсем постороннего, но они ведь ещё не семья. Может, никогда ей не станут, а может, напротив, их ждёт совместное будущее – только это помогает Тэхёну вынести чужой взгляд. Чонгук не верит – видно по глазам, – но не расспрашивает. Предлагает лечь пораньше, потому что устал, и Тэхён соглашается. Наверное, слишком долго переодевается, долго умывается, стоя перед зеркалом в своей ванной и вглядываясь этому парню в отражении в душу. Кто он такой и почему с ним так сложно договориться? Почему он так беспокоится о том, что было до, когда важно лишь то, что происходит сейчас? Тэхён мечтает перестать думать о том, что ему не нравится: что он один из, как случайно сказал Сокджин. Его слова въелись в подкорку; Тэхён не хочет быть очередным, начинает защищаться раньше времени и ничего не может с этим поделать. Наверное, именно поэтому он долго сидит в своей спальне на пуфике у изножья кровати, не желая идти в соседнюю спальню. Ему и не надо: Чонгук приходит сам. Он, уставший и ласковый, останавливается перед сидящим Тэхёном, пальцы ныряют в волосы, гладят, успокаивают. Только дурак бы не понял, что с ним что-то не так. — Почему ты здесь? — даже голос мягкий, как будто господин Чон говорит с ребёнком, а не со своим двадцатисемилетним дворецким. — Не знаю, — честно признается Тэхён. — Ты пытаешься убежать от меня. — Нет, я... — Ты пытаешься. И я не понимаю почему. Нравится, когда я бегаю за тобой? Тэхён непонимающе, даже как-то обиженно смотрит на Чона, а тот вздёргивает бровь. — Неприятно? Мне тоже. — Чонгук, извини, — он прикрывает глаза и чувствует себя крайне паршиво, потому что человек ведь не делал ему ничего плохого. Просто ухаживает, беспокоится, ублажает всеми способами. Старается, иногда даже действуя не в угоду себе, а Тэхён волнуется о каких-то прошлых отношениях и о тех, сколько было до него, – влюблённых до беспамятства мальчиков, которым обещали золотые горы. Тэхён, конечно, сомневается, что Чонгук стал бы давать ложные обещания, – наверное, не стал бы зря обнадёживать человека, – но откуда ему знать наверняка? Такого не происходило с Даниэлем, откуда знать, что было до него? Мужчина хмурит лоб, присаживаясь перед дворецким на корточки. Крепко держит его руку, заглядывает в лицо, уверенно говорит: — Что бы там ни произошло, хорошо подумай об этом и поделись со мной. Не хочешь – не говори, — он выглядит серьёзным, — но если это касается меня, то не тяни с этим. Я решу все твои проблемы – сейчас это моя главная забота. — Мои проблемы – главная забота? — Я не понимаю, почему ты так скептически настроен по отношению к тому, что я готов решать твои проблемы, — недовольно и грубо говорит Чон. — Я, кажется, уже не раз обозначал свою позицию касательно тебя и этих отношений. Посмотри на меня, — Тэхён смотрит, как и просили, а во взгляде столько былой неуверенности. — Помогай мне хоть иногда. Ты нужен мне. Но если так получится, что ты всё-таки решишь, что я не нужен тебе, то я отпущу тебя. Кто я такой, чтобы делать тебя несчастным? — хмурится мужчина, у Тэхёна от его слов колет в области сердца. — Ты не делаешь меня несчастным, — признаётся он. — А по тебе иногда не скажешь. Тэхён не боится задать интересующий его вопрос, он боится получить ненужный ему ответ, поэтому без слов сжимает руку Чонгука. Тот уже привычно целует костяшки, неторопливо рассыпая поцелуи всё дальше по руке и касаясь губами запястья. Он всегда так успокаивает. Его прикосновения нежные, Тэхён видит, что искренние, потому что невозможно быть таким понарошку. Господин Чон с ним именно такой: ласковый, уступчивый, готовый решить все проблемы. Как ему можно не верить? — Ты как-то говорил, что раньше у тебя была привычка сходить с ума, — вспоминает Тэхён. — Ты влюблялся. — Верно, душа моя. — И что случилось? — Я стоял перед выбором: работа или семья. Как видишь, я богат и одинок, логично предположить, что мой выбор пал на работу. — Вот так просто? — не понимает Тэхён. — Просто? — Чонгук смотрит ему в глаза, хмурится. — Это никогда не бывает просто. — И что случилось? — Ты хочешь знать, насколько больно было нам обоим? Вспоминаю ли я об этом, жалею ли? Хотел бы вернуться и всё исправить? — буднично перечисляет Чонгук, и с каждым озвученным вопросом Тэхёну всё страшнее. — Ненавижу ли я себя за то, что упустил шанс создать семью? Тебя это волнует? Дворецкий сглатывает, признаётся: — Я не уверен, что хочу знать. — Зря, — расслабленно усмехается Чон. — Да, было больно нам обоим, но я ни о чём не жалею. Была бы возможность вернуться в прошлое, я бы поступил точно так же, потому что посмотри, где я. С кем я. — Вы больше не встречались? Чонгук задумчиво смотрит, медлит с ответом. — Мы остались хорошими друзьями. — Значит, вы виделись. — Мы видимся практически каждый день. Тэхён глупо хлопает глазами, не понимая. — Каждый день? — Мы очень помогли друг другу в своё время. Не надумывай лишнего, ради всего святого, — вздыхает Чон. — Между нами ничего нет и не было с тех самых пор. Не делай из меня Казанову. — Каждый день? — неверяще спрашивает Тэхён. — Ты вообще слышишь, о чём я тебе говорю? — Чонгук недоволен. — Зачем тебе всё это? Плохо живётся? — Обычный вопрос. — Ты не просто спрашиваешь, — хмурится тот. — Ты ищешь то, в чём меня ещё можно было бы обвинить. Это началось после того, как мы вернулись из Германии, и я не понимаю, чего ты пытаешься добиться своим поведением. Волнуешься? Переживаешь? У тебя есть язык, ты можешь сказать мне об этом. Но вместо честности ты заставляешь меня ломать голову над тем, что между нами происходит. Я устал от игры в угадайку, а ты всё ещё не уверен, нужен ли тебе я. И как я, по-твоему, должен себя чувствовать при этом? Тэхён представляет как, и ему не нравится это чувство. Он ведь не думал, вернее говоря, ему не приходило в голову, что Чонгуку может быть настолько неприятно его поведение. Он понятия не имел, как выглядит со стороны, а так и выглядит: надумывает лишнего, обижается на собственные мысли, в общем и целом ведёт себя незрело. Куда подевались его уверенность, непоколебимость и спокойствие? А туда и подевались: их сцеловали чужие губы. Они же рушат стены в его душе; шипы осыпаются, а льды тают, и именно поэтому Тэхёну очень страшно. Он переполнен забытыми чувствами. Смотрит на человека перед собой – прямолинейного, искреннего с ним, – понимает, что до беспамятства снова влюблён, что готов поверить во что угодно, лишь бы ему больше никогда не было больно, как тогда. Тэхён не готов во второй раз оказаться заменимым, он не хочет. Сам тянется руками к Чонгуку, пальцы скользят по шее, в волосы, как будто он пытается загладить этим свою вину. В комнате – мрак, за окнами – метель, а у Тэхёна в душе коктейль из тревожной тишины и страха. Из сожалений о том, что надумывает себе всякие глупости, но по-другому он сейчас и не может. Не умеет. Может, никогда не умел. Он ведь так и не знает истинной причины, по которой Данхён не вернулся за ним. Чонгук, поднимаясь с корточек, тянет его к себе, заставляет встать; всегда реагирует на ответную ласку от Тэхёна по-разному: сейчас как кот трется о его щёку, прижимая ближе. Легко спрашивает: — Боишься, что оставлю? У Тэхёна ком застревает в горле. Одно дело – думать о таких вещах, другое – произносить вслух. Хуже, когда это произносят за тебя: так ранит сильнее. — Не бойся, душа моя. Я не хочу бросать тебя на произвол судьбы. Да и куда же я без такого стратегически важного работника, который может довести меня до белого каления одним своим молчанием? И Тэхён, прикрывая глаза, хочет верить этому мягкому голосу, шепчущему ему на ухо о том, что да, без проблем они не обойдутся, но всё, что от него требуется, – доверие. С остальным они справятся. Кажется, ему говорят не принимать всё близко к сердцу, просят говорить прямо обо всех страхах или тревогах, даже если они неприятные. Господин Чон хочет знать. Он должен знать. Тэхён почти не слушает. В сознание льётся хриплый голос – Чонгук настроен серьёзно, судя по тому, как много он говорит. А Тэхён всего лишь нежно обнимает, благодарит за понимание и терпение. Под ладонями – горячая кожа: Чонгук вообще не любит стеснять себя одеждой в отличие от Тэхёна, однако ни одному из них это не мешает. — Mein Schatz, ты таким не был, — мужчина говорит в висок, обдавая кожу горячим дыханием. Тэхёну рядом с ним спокойней. — Раньше ты не думал столько об этих отношениях. Убегал, отрицал. Не соглашался быть моим партнёром... — Не называй меня партнёром, — перебивает Тэхён, хмурясь, и чувствует смешок. — А как тебя называть? Мой мужчина? Мой мальчик? Его руки ныряют под пижамную рубашку, оглаживают рёбра – кожа покрывается мурашками. — Я не мальчик. — Я чего-то о тебе не знаю? — наигранно удивляется Чонгук, а Тэхён фыркает: — Ты понял, о чём я говорю. На губах Чона расцветает улыбка, а руки наглеют ещё больше: поддевают резинку штанов, подбираются к ягодицам. Тэхён и не думает сопротивляться, встречаясь с мужчиной глазами. — Возлюбленный тебя устроит? — Пойдёт. Чонгук тяжело вздыхает, столкнувшись с его губами, говорит в самый рот: — Твоя сдержанность выводит меня из себя. И заводит. Но не переусердствуй. — Как вам будет угодно, господин Чон, — ровным голосом звучит в ответ, а Чонгук глубоко целует: несдержанно и жадно, точно изголодавшийся зверь. Тэхён знает, что тому это почему-то нравится: дерзость вкупе с покладистостью. Услужливость дворецкого и его умение отвечать настолько расплывчато, что сложно что-либо понять. Иногда Чонгук переспрашивает дважды, иногда – трижды. Зависит от того, насколько сильно Тэхён хочет уйти от ответа, хотя в конечном итоге от него чаще всего добиваются того, чего хотят: правды, откровения или же признания. И Тэхён, переступая через себя, зная, что не так уж хочет слышать ответ, всё равно шепчет в самые губы, касаясь лбом лба Чона: — Почему ты всё это терпишь? — может, звучит это немного безумно, может, Тэхёну не стоит вкладывать столько сомнений и боли в свой вопрос. — Ich will dich nicht verlieren, — звучит почти сразу же. Тэхён качает головой. — Du bist mein Schatz und meine Rettung. Du bist mein. — Я не понимаю. — Я знаю, душа моя. Понимал бы ты, о чём я говорю, наверняка начал бы возникать, — усмехается Чонгук. — Но если правда хочешь знать – я говорил о том, что твой кофе стоит любой твоей выходки. — Не верю... — И правильно делаешь, — поцелуи ложатся вдоль скулы, губы спускаются к шее, говорят всё так же тихо: — Хочешь честности? Я тоже. Тэхён сглатывает: извиняться в очередной раз смысла нет. Чонгук всё понимает. — Я хочу что-нибудь сделать для тебя, но не знаю что, — в тишине спальни все звуки непозволительно громкие, даже слова на грани слышимости. Особенно сладко, лаская слух, звучат губы на взмокшей от нервов и духоты коже. Тэхён не может устоять перед чужими поцелуями. — Разденься, — режет тишину Чонгук, заглядывая дворецкому в глаза. — И люби меня. Тэхёну жарко от его слов: кровь приливает к лицу, в горле пересыхает, в штанах тяжелеет. Трясущимися руками он расстегивает пижамную рубашку, дышит так, словно пробежал не один десяток километров. Осознаёт, что его всё это возбуждает: эмоции, которые дарит ему господин Чон, его тяжелый взгляд, скользящий по голым плечам, груди и ногам, когда штаны остаются где-то в стороне. Ему нравится внимание к себе, жар, исходящий от тел, когда сухие ладони мужчины ложатся на бёдра, – от этого всего даже кружится голова. Тэхён не знает, как так получается, что он уже в который раз после их разногласий оказывается в постели с этим человеком. Не понимает, как так получается, что вместо простого разговора по душам он снова путается в простынях и чужих руках, пока поцелуи горят на коже. Он не может не признаться себе в том, что и ему нравятся хриплые стоны, пальцы на выбитых на коже рисунках, нравится любить в постели, нравится, что любят его. Это ведь образно. Для них обоих, кажется, не по-настоящему. Тэхёна это так зацепило. Пока его целовали, пока гуляли губами по шее и плечам, собирая пот. Пока он крепко держался за Чонгука, находясь где-то на периферии этого мира, став с человеком ещё на одну ночь одним целым. Пока его мучительно долго вдавливали в матрас своим телом, не пропуская ни одного стона, ловя каждый. Как будто они оба получали мазохистское удовольствие от того, что не сказал вслух ни один из них. А если «люблю» правда случится? А если они останутся навсегда вот так: с не до конца решёнными конфликтами, но в одной постели; с неутолимым желанием, целуясь и кусаясь, как будто на спор – кто упадёт в другого быстрее? Но если Чонгуку не страшно, если он так уверен, что ему это нужно, то Тэхён тоже не хочет бояться. Он словно в бреду шепчет чужое имя – уже привычно. И сегодня ночью между ними всё как-то странно: как будто всё так же жарко и нежно, но с ощутимым отчаянием. Сегодня они словно крепче держат друг друга, на коже остаются следы, Тэхён путается пальцами в волосах Чонгука, зачем-то встречается с ним взглядом в кромешной темноте. Он видит то, что его так пугает, и то, к чему тянет в человеке. На такого ведь можно положиться, с таким ведь можно окончательно потерять контроль над своей жизнью, и не будет страшно. У Чонгука взгляд, как обычно, в душу. Он толкается глубже: знает, что делает больно, показывает, как может быть. А Тэхён принимает, понимает, наслаждается, потому что, видимо, он именно такой: мазохист. Снова на те же грабли, снова мужчина старше его на чёртову тучу лет, снова одна постель, какие-то глубокие чувства. Хотя разница есть: он вырос. И не просит себя жалеть. С каким-то больным удовольствием позволяет брать себя, а в чужом взгляде что-то страшное – как будто его боготворят за то, что принимают любым: несдержанным, прямолинейным и иногда жестоким. Тэхён как никогда чувствует власть над человеком и чувствует власть человека. Так, видимо, бывает. Его ладонь скользит по чужой щеке, тяжелые вздохи заполняют всю комнату, между ног липко от смазки и пота. Тэхён близок к тому, чтобы ляпнуть какую-нибудь глупость, с хриплым стоном кончая себе на живот. — Захочу уйти – не отпускай, — запыхавшись, крепко вцепившись в волосы Чона, просит, чувствуя, как тот кончает в него. Тэхёна пробирает дрожь. — Если испугаюсь, если так и буду бояться... После всего этого я больше не смогу, — обессиленно выдыхает. — Больше не нужно, душа моя, — как будто два разных человека: взгляд меняется даже в темноте. И руки нежнее, и поцелуи мягче. — Ты со мной. Прости, если иногда нам будет очень плохо, я только учусь тебя понимать. — Я боюсь, — признается Тэхён, прикрывая глаза и хмурясь. Чувствует губы на взмокшем виске; отчего-то после сказанного лично им становится легче. — Я вижу. — И больше ничего не скажешь? — невесело усмехается Тэхён, когда продолжения не следует. — Тебе нравится, когда я говорю о том, как хорошо мы можем жить? — улыбается мужчина, ответа он не получает. — Хорошо, Тэхён. Ты можешь жить хорошо, лучше, чем думаешь. Как только разрешишь себе в полной мере наслаждаться мной и моим вниманием к тебе. — Я наслаждаюсь, — признается тот, и Чонгук задумчиво смотрит на него. — Я этого не вижу. Ещё бы он видел: Тэхён крайне редко позволяет себе проявить эмоции или чувства по отношению к человеку. Может, в этом его проблема. Он столько всего носит в себе, почти ничего не отдаёт взамен, а ведь хотелось бы. — Я постоянно думаю о тебе, — снова признается Тэхён. Выворачивать душу – страшно. Говорит едва слышно: — Постоянно. Ни секунды не проходит без мысли о том, что нас ждёт. Я хочу забрать всё, что ты мне отдаёшь: все эти эмоции. Боюсь это потерять. Не представляю, как буду жить без этих чувств... — его действительно почти не слышно, — к тебе. — Не представляй, — ласково просит Чонгук. — Забирай всё. С тобой потерять себя не так уж страшно. — Мне нравится то, какой ты, — уверенно звучит в ответ, а губы господина Чона красит улыбка, в темноте больше похожая на оскал. — Я знаю, Тэхён, — вот и всё, что он говорит. Чонгук такой всегда: он читает Тэхёна как открытую книгу, понимает его без слов, у него никогда не возникает трудностей с тем, чтобы найти выход из их маленьких «ситуаций». Иногда Тэхён забывает, что господин Чон старше его на одиннадцать лет, забывает, с каким человеком имеет дело. Потому что, как он думает, не может во взрослом мужчине умещаться столько чувств, которые тот вкладывает в поцелуи и прикосновения ранним утром. Когда солнце ещё спит, за окнами мелкой крошкой сыпется снег, Тэхён сыпется здесь, в своей постели. Даже он не такой, даже он, столько лет сдерживавший все эмоции в себе, не может отдавать столько нежности, сколько отдают ему, целуя чуть ниже роста волос. И выступающие косточки, и лопатку с уже зажившим тату в виде дракона и скрипичного ключа. А после всё как обычно: подбор одежды на день, кофе в кабинет, документы, совместный завтрак, какие-то странные вопросы о том, где Тэхён в будущем хотел бы провести свой первый в жизни медовый месяц. Он лишь смеётся над этим, не воспринимает вопрос господина Чона близко к сердцу, пока не замечает, что тот почему-то не смеётся, а, напротив, очень серьёзен. Между ними виснет неловкость, потому что какой ещё медовый месяц? Они ведь не в браке, всего лишь новоиспеченные возлюбленные. И то по просьбе дворецкого, который даже давится чаем, когда понимает, что с ним не играют: в открытую намекают на брак, который, к слову, запрещён в их стране. Которым Тэхён, вообще-то, не горит. В любом случае для таких разговоров ещё слишком рано, наверное, он должен бы сказать об этом. Возможно, ему стоит возмутиться такой постановкой вопроса, поинтересоваться, с какой это стати речь зашла о каком-то там браке, к которому он не готов, и не хочет, и не станет... Но вместо этого едва заметно, даже как-то неловко пожимает плечами, не стремясь увести разговор в другое русло, сменить тему, хотя бы разрядить обстановку. Сам же даёт человеку повод думать, что ему это действительно нужно, вот смешной! А если нужно? А что, если Тэхён совсем уже отчаялся и согласен на такой грязный шаг, как официально связать себя узами с человеком, лишь бы тот от него никуда не делся? Он тоже умеет быть эгоистом. И будь он чуть более уверенным в этих отношениях, будь он не таким скрытным, то и сам не постеснялся бы потребовать с Чона руку и сердце. Отдал бы свои, жил бы припеваючи, провёл бы свой первый медовый месяц в Гейдельберге, потому что там красиво. Увы, Тэхён не такой, а потому ни с кого ничего не требует. Господин Чон, заметив его изменившееся настроение, не мучает своими вопросами и не донимает разговорами о ещё несостоявшейся семье. А Тэхён, уже перед уходом Чонгука, повинуясь какому-то странному порыву нежных чувств, целует мужчину. Это видели Лин и Минджэ. Тэхён слышал, как женщина погнала девочку на кухню, пока сама активно имитировала занятость. — Верну вечером с процентами, — усмехается Чонгук, скрываясь за дверью. Тэхён, спросив у Сокджина адрес кофейни и собираясь в город, носит взгляд господина Чона с собой. Он никогда не забывает, как на него смотрят: уверенно, нежно, с каким-то нездоровым благоговением и неизмеримым теплом. Уже в такси дворецкий бездумно любуется пейзажами, в какой-то момент перестаёт замечать, что улыбается собственным мыслям, пока таксист не интересуется, какую такую шутку он вспомнил. А шутка и правда очень смешная: «Разденься и люби меня». Тэхён рвано вздыхает, даже как-то нервно, хмурясь в сторону водителя. Разговор с ним не ведётся. А он ведь этой ночью разделся не только телом, но и душой. Он, как и просили, любил, и ему понравилось. Боже, как же ему понравилось быть честным с кем-то, признаваться в том, что его так волнует. Непередаваемое чувство, окрыляющее, оно приносит облегчение. Ведь и правда, какая разница, что и как там было до него, пока в настоящее время человек весь для него и с ним? Тэхён, бездумно шагая по тротуару по направлению к кофейне, так же бездумно улыбается. Ничего не может с этим поделать. Наверное, сейчас он просто очень счастлив быть самим собой. Он даже не обращает внимания на то, что его задевают плечом, извиняется на автомате, пока не слышит своё имя. А этот голос Тэхён не спутает ни с чьим – Даниэль стоит от него буквально в нескольких шагах. Улыбается. Даниэль улыбается ему. — Тэхён? — он удивляется так, словно они старые знакомые, которые не виделись пару лет, а с переезда мальчика прошло всего чуть больше месяца. — Сменил имидж? Вау, — удивляется тот. Мнётся, явно хочет что-то сказать, пока дворецкий прогружает ситуацию. — Ты не торопишься? — так наивно и ещё совсем по-детски хмурится Даниэль. — Понимаю, что тебе, возможно, не о чем со мной разговаривать, но я бы хотел извиниться, — Тэхён молчит, пялясь на парня. — Можно хотя бы угостить тебя кофе? Между ними виснет заметная неловкость, которую ощущает, кажется, только лишь Тэхён, коротко кивая в ответ. В этой встрече нет ничего плохого, как и в извинениях, которые Даниэль действительно приносит ему, когда они садятся за тот же самый столик, за которым дворецкий сидел день назад с Сокджином, обсуждая бывших любовников господина Чона. Это почему-то кажется ироничным. — Наверное, ты думаешь, что я глупый, — говорит Даниэль, но Тэхён тактично молчит: не подтверждает, но и не опровергает. — Может быть, ты прав, — как-то счастливо улыбается парень. — Извини за всё то, что я говорил тебе. Я просто был очень зол. «Зато сейчас подозрительно счастливый», — думает Тэхён. Кошелёк нашёлся, и он даже собирался сам заплатить за свой кофе, но Даниэль был настроен серьёзно. Вежливо отодвинул его руку с картой от терминала, оплатил заказ, не переставая улыбаться. И он совсем не выглядит как человек, которому разбили сердце. Вот так это, значит, происходит у некоторых людей? Они так быстро забывают... Прощают? Удивительно. Но Тэхён ни в коем случае не возражает, и если Даниэль счастлив, то это ведь более чем отлично. Тэхён же почему-то не может расслабиться, пока мальчик распинается о том, что и правда вёл себя как дурак, говорит, что ему очень-очень стыдно. В какой-то момент Тэхёну кажется, что тот просто-напросто издевается над ним, и сама по себе атмосфера какая-то странная. — Чонгук говорил, что тебе понравилось в Германии, — продолжает улыбаться Даниэль, а дворецкий, не понимая, хмурит брови. — Там очень красиво, я тоже летал. Правда, не в Гейдельберг, да и не с Чонгуком, он меня никуда не возил, но отдыхать заграницей круто. Я даже завидую. Даниэль смотрит на него своими лисьими глазами, пьёт кофе как ни в чем не бывало: видимо, ждёт ответа. — Что? — смотрит на него Тэхён. — М? — парень умело делает вид, что не понимает, в чём дело. — Чонгук говорил? — Ну да, — пожимает плечами Даниэль, задумчиво хмурясь. — Наверное, ещё недели две назад. — Ты виделся с ним, — бесцветным тоном констатирует Тэхён, и кофе уже не лезет в горло. В животе ухает, когда Даниэль наигранно удивляется: — Он не говорил тебе? Странно, — возвращает Тэхёну его же слова: — Ну, не принимай близко к сердцу. Мы ведь оба всего лишь выполняем свою работу, верно? Ты – дома, я – уже вне его стен. И эта встреча уже не кажется Тэхёну такой уж случайной. И то, что его задели плечом, – не кто-то, а именно Даниэль, – и то, что извинился за все свои выходки. Тот ведь совершенно не раскаивается в своём поведении и в том, что донимал дворецкого, не давая спокойно жить и работать. Буквально портил жизнь. Даниэлю было всё равно, так с чего бы ему стало не наплевать сейчас? Тэхён ждал подвоха, чувствовал, что что-то не так, честное слово. Его интуиция работает отлично, никогда не подводит, но это... Это напрочь выбивает из колеи. — Вчера он был не в настроении, — продолжает Даниэль, пока Тэхён гипнотизирует взглядом его стакан с кофе. — Я спросил, что не так, но он утверждал, что всё отлично. Ты же знаешь его: он всегда так делает. Сказал, что у вас всё хорошо, и вот... Что ты делаешь? Даниэль удивленно наблюдает за тем, как Тэхён молча поднимается со своего места и накидывает пальто. Изо всех сил старается держать ровное лицо, когда наматывает на шею шарф, подаренный господином Чоном, который, как оказалось, задерживался вовсе не по рабочим делам. Даниэль поступил мерзко, сделав вид, что он совсем не ожидал такой реакции, ещё и заявив о встречах будничным тоном, как будто рассказывал, как там погода за окном. Погода за окном хреновая. Тэхён внезапно не в настроении терпеть этот лютый холод, людей вокруг и предновогоднюю суматоху, царящую на улицах. Он ушёл по-английски: без лишних слов, даже не взглянув на парня. Видеть довольное лицо Даниэля не было сил. С каким же удовольствием тот рассказывал об этих встречах, о которых Тэхён был ни сном ни духом. Странно, но нет ни злости, ни желания выпустить пар, лишь разочарование и всепоглощающее чувство обиды, которое Тэхён привозит с собой домой. Он не стал звонить Ченле, не хотел разговаривать с самим Чонгуком, который тоже успел позвонить. Вызов остался пропущенным. И всё же, разумеется, стоит поинтересоваться, для каких именно целей тот виделся со своим бывшим любовником, которого сам же так упорно стремился выставить за дверь. Тэхёну по-человечески неприятно. И что он должен думать обо всём этом? Понимает, что не стоит придумывать себе всякого; понимает, что всему есть логичное объяснение. Да, головой понимает. А сердце вот болит. И если после разговора с Сокджином то болело без причины, то сейчас аж причина есть, и Тэхён мусолит эту мысль как заезженную пластинку. Ходит хмурый, не отвечает на звонки господина Чона, усиленно имитируя работу, слышит, как Лин говорит по телефону: «Господин Чон, он занят». А потом и Тэхёну, который умело делает вид, что ничего не слышал: — Господин Чон звонил, — сообщает женщина. Наверное, не понимает, чего тот вообще звонит ей. — Он потерял тебя, просил перезвонить, как освободишься. Тэхён сдержанно кивает, возвращаясь к составлению меню на неделю и не обращая внимания на то, что Лин с ним на «ты». Они давно перешли эту черту, да и Лин всё-таки старше. Ну и не то чтобы относится к Тэхёну как к своему начальнику. Слушается, выполняет поручения, но дворецкий видит, что той ни горячо ни холодно от его присутствия и должности в этом доме. В какой-то момент рука вздрагивает, и на листе остаётся кривая полоса. Тэхён ещё несколько долгих минут смотрит на ту, пока не понимает, что его телефон, лежащий на столе, снова звонит. На экране – имя господина Чона. В голове – всё о нём же. О Даниэле, о том, что лучше бы Тэхён оставил мысль найти кошелёк: он бы всё равно ничего не потерял. Не вернулся бы в кафе, не узнал бы, что его уже... А сколько именно его уже водят за нос? Две недели? Месяц? Тэхён потухшим взглядом смотрит на экран мобильного. Не сможет же он весь день игнорировать Чонгука вот так: тот не угомонится, пока с ним не поговоришь. Дворецкий принимает уже второй входящий вызов. — Да? — его голос страшно бесцветный. — Чем ты занимаешься, что не можешь уделить мне пять минут своего драгоценного времени? — усмехается Чонгук, а Тэхён ужасный актёр. Он самый отвратительный лжец из всех его же знакомых. Он был хорош в скрытии своих эмоций, настроения, но если сейчас он станет делать то, что делал всегда, если продолжит говорить бесцветным тоном, то его положения это не исправит. Это работает лишь с теми, кто его плохо знает, а Чонгук же, напротив, уже знает его как облупленного. Снова зовёт: — Тэхён? — теперь уже хмурится — слышно по голосу. — Что-то случилось? Может быть, Тэхён посмеялся бы. Когда-то давно он бы просто устроил скандал, потребовал объяснений прямо так, по телефону. Когда-то давно, но не сейчас. — Ты не сильно занят сегодня? — немного иронично интересуется Тэхён. — Зависит от того, что тебе нужно. — Мне нужно поговорить с тобой. — Что-то всё-таки случилось? Тэхён долго не отвечает, прежде чем чуть ли не шёпотом, сдерживая дрожь в голосе, выдохнуть простое: «Да». Обида вновь накатывает на него, поганая ревность царапает сердце. — Что ни день, то новости, — вздыхает Чонгук, а Тэхён изо всех сил сдерживается, чтобы позорно не разреветься прямо в трубку. Он давно таким не был. Уже и не припомнит того момента, когда элементарно обижался на человека; когда просто реагировал хоть как-то на скрытую от него правду. Обычно было всё равно, а теперь – отчего-то нет, но тут и так понятно: всё уже давно не обычно. У него с Чонгуком всё не так, как у Тэхёна было до. Ему он открывается, доверяется, вверяется, возможно, даже держится за него. Тэхёну приятно быть рядом с человеком, получать и отдавать внимание, и все эти мелочи, всё то, к чему они шли, – внезапно всё это кажется таким хрупким. Тэхён сам себе кажется уязвимым, а он ведь так избегал этого. Когда на лист падает первая и последняя капля, Тэхён хмуро вытирает мокрую дорожку с щеки, не верит сам себе. Плакать и он – вещи такие же несовместимые, как господин Чон и морепродукты. Да и ещё ничего не ясно, мало ли, зачем Чонгук виделся с Даниэлем, так откуда слёзы? — Если можешь, то выезжай сейчас, — просит Тэхён охрипшим голосом. Он сдерживается, чтобы не шмыгнуть носом, прокашливается, собирается с духом. — Чем быстрее, тем лучше. — Тэхён, душа моя, не пугай меня, — хмуро просит Чонгук. На том конце слышится шорох: видимо, правда собирается. — Что-то серьёзное? — Да. — Жди меня, — командует тот. Тэхён, собственно, никуда и не собирался. Ему важно услышать, что Чонгук сможет сказать в своё оправдание. Разумеется, если тот сильно захочет, то сможет убедить кого угодно в чём угодно, – у господина Чона явный талант. Он умело играет словами и чувствами. Может, всё это для него правда не очень серьёзно. Может, тот преследует определенные цели, только вот что с Тэхёна вообще можно взять, кроме безграничного запаса недоверия к окружающим его людям? За его спиной нет корпорации, приносящей миллиарды. Нет каких-то важных знакомых, все его работодатели друг друга знают. Из родственников один только брат, с которым Чонгук общается и то больше, чем сам Тэхён. Что с него, дворецкого, в самом-то деле брать? Секс разве что. Возможно. Красотой Тэхён не обделён, и господин Чон не раз об этом говорил. Но разве все эти телодвижения стоили того, чтобы просто-напросто затащить дворецкого в постель? Тэхён очень сомневается. И какой бы ни была ситуация, он всё-таки верит, что все те нежные слова и обещания не были сказаны от балды. Невозможно говорить обо всех тех чувствах, о которых Тэхён слушал, не испытывая их. Он всё ещё помнит чужое сердце под своей ладонью, как сильно то билось. И все обещания, все прикосновения, комплименты, трепет перед ним, их время наедине, взгляды, сокровенные поцелуи, – их столько всего связывает. Даже то, что господин Чон прямо сейчас бросает работу ради какого-то разговора, потому что Тэхён попросил. Всему ведь есть причина, и Тэхён надеется, что та будет и сейчас. Он даже сам готов её придумать, если вдруг окажется так, что между Даниэлем и господином Чоном... И Тэхён даже не хочет думать об этом. Мысль, что между ними до сих пор что-то есть, что-то было за его спиной, такая едкая. Из-за неё больно физически, и если бы Тэхён мог, то он на время достал бы сердце, убрал подальше от себя, чтобы то его не мучило. Оно ведь вообще не предназначено для того, чтобы болеть из-за каких-то там мыслей; всё это неправильно и, по скромному мнению дворецкого, не должно так работать. Тэхёну кажется, что время тянется бесконечно долго, хотя на деле проходит всего полчаса, как он, стоя в гостиной на втором этаже и наблюдая за Ченле, который выходит из машины покурить, слышит шаги. К нему подходят со спины, даже не скинув верхнюю одежду, так нежно обнимают, касаясь губами места за ухом, что от этого Тэхён хмурится, весь напрягается, потому что, разумеется, ему всё это приятно, но всё же не в данной ситуации. Однако господин Чон не отпускает, держит крепко, разворачивает к себе лицом. — Ты сам хотел, чтобы я приехал. Посмотри на меня, — просит Чонгук, но Тэхён не горит желанием. Посмотрит – может увидеть то, чего не хочет. — Не хотел обсуждать это по телефону. Я был в городе, — начинает он. — И? — Случайно встретил Даниэля. Хотя я уже не уверен, что это было случайностью. Чонгук поступает странно: облегченно выдыхает. Пускай хмурит лоб, трёт его пальцами, но заметно расслабляется. Он выглядел по-настоящему перепуганным, а теперь говорит спокойно: — Конечно же он рассказал тебе о том, что я виделся с ним. — Разумеется, рассказал. Думаешь, он смог бы удержаться? — Тэхён хмурым взглядом сверлит мужчину. — Мы иногда завтракаем вместе, можем встретиться вечером, ничего больше. Мне кажется, так ему легче, — объясняет Чонгук. — Это проблема? Тэхён поджимает губы. Он не может указывать Чонгуку, что делать. С одной стороны – они всё ещё начальник и подчиненный, с другой – они уже делят постель на двоих и планируют какое-никакое, но совместное будущее. И всё же дворецкий уверен, что если ты отпускаешь прошлое, то отпусти его с концами. Какой всё-таки замечательный совет! Тэхёну бы тоже не помешало прислушаться к самому себе. — Это проблема, — констатирует Чонгук. — Я ревную, — неожиданно для них обоих, едва слышно звучит в ответ. Лицо Чонгука преображается: Тэхён впервые видит мужчину таким растерянным и настолько искренне удивленным. Дворецкий и сам очень удивлен тому, что осмелился это сказать, в какой-то степени ему даже стыдно за все эти чувства, за то, что он хочет иметь свои права на человека. Как бы Тэхён ни хотел, он не может быть эгоистом. И он совершенно не ожидает того, что господин Чон притянет его к себе, что чужие губы станут целовать, что руки будут держать его настолько крепко. — Тэхён, душа моя, не надо, — сокровенным шепотом просит Чонгук. — Он никогда больше не окажется в моей постели, я никогда не окажусь в его. Зачем мне это, подумай сам, — в ответ тишина. — Ты заботишься обо мне, о моих людях, о нашем, если тебе угодно, доме. У нас потрясающий секс. Ты даже согласен построить со мной семью. Знаю, что согласен, — утверждает Чонгук, касаясь губами мочки уха, а Тэхён, наверное, слишком сильно держится за него. — Я собирался рассказать тебе. Не думай, что я бы молчал до последнего, но сам понимаешь, насколько сложно преподносить такую информацию. Я думаю, что ваша встреча – это судьба. Меня избавили от головной боли. — Знал бы ты, о чём мы с ним говорили, никогда бы не сказал такое, — хмурится Тэхён, прижимаясь щекой к чужому плечу. От Чонгука всё ещё пахнет морозом, его одеколоном и кофе. Лёгкие тяжелеют от смеси ароматов, но дышать легко – ничего страшного не произошло. Тэхён крепче сжимает пальцы, собирая пальто мужчины в складки. С ума сойти, Тэхён, оказывается, так сильно привязался к человеку. Ревнует. Выходит, ему не показалось: правда – влюблён. — И о чём вы говорили? — интересуется Чонгук, а Тэхён говорит как есть, не скрывая: — Ещё когда Даниэль жил здесь, я мог быть... грубым с ним время от времени. И как-то раз я пытался объяснить ему, что мы оба всего лишь выполняем свою работу, и советовал постараться остыть к тебе, пока есть время. Сегодня он вернул мне мои слова. — И что это значит? — Оказывается, это был удивительно бессмысленный совет с моей стороны. — Потому что? — Потому что я бы на его месте тоже послал бы себя куда подальше. Невозможно вот так взять и оставить все свои чувства, — хмурится. — Но это всё еще не отменяет того факта, что ты устраиваешь ему встречи. Зачем? — искренне не понимает Тэхён. — Не хочешь? — Глупый вопрос, — резко возмущается Тэхён. — Разумеется, не хочу. Ты ведь и сам понимаешь это. — Понимаю, — тепло улыбается Чонгук. — Но можно я побуду дурачком и спрошу, почему ты этого не хочешь? Он заботливо гуляет пальцами в волосах Тэхёна, гладит как котёнка, снова допытывается до сокровенного. Ну, сегодня Тэхёну не жалко: — Потому что всё-таки я эгоист, которому тяжело доверять людям, — признаётся. — Ты всего лишь обедаешь с ним, а я в это не верю. Я пытаюсь смириться с этой мыслью, но моя фантазия не даёт мне спокойно жить, и от этого мне плохо. — Из-за того, что ты сам же себе надумываешь? — усмехается Чонгук, но Тэхёну не смешно. Лицо хмурое. — Такой вот я, господин Чон. Другим уже вряд ли буду. И если ты думаешь, что я получаю удовольствие от этих мыслей и фантазий, в которых ты изменяешь мне, то нет, не получаю, — тут даже Чонгук меняется в лице: становится серьёзным. — Это не мазохизм. Я даже не знаю, что это, но мне от этого больно, ты не представляешь насколько. Даже от малейшей мысли, что это может случиться. И я ничего не могу с этим поделать. Мне тяжело бороться с самим собой, настолько, что порой я думаю, как просто было бы всё это прекратить, чтобы так не мучиться. — Тэхён, — хмурится мужчина, но Тэхён не даёт ему сказать, слова льются сами: — И я ненавижу себя за то, что сам же не даю себе шанса быть счастливым. Не думай, что это просто, — его голос звучит надломленно, даже как-то болезненно. — Я каждый день воюю сам с собой ради тебя, потому что мне не всё равно. Пытаюсь наслаждаться происходящим, когда ты помогаешь мне с этим, но вот в такие моменты чувствую, что начинаю проигрывать, потому что понятия не имею, как должен вести себя в этой ситуации. Понимаешь? — отчаянно шепчет. — Я просто-напросто не знаю, что мне делать. Такое со мной впервые. — Тэхён, — ласково говорит Чонгук, обнимая и зарываясь носом в волосы. — Душа моя, я тебя услышал. Тэхён с таким болезненным трепетом обнимает мужчину в ответ. Позорно, эгоистично просит: — Не встречайся с ним. Не общайся. А если станешь, то я хочу об этом знать. И что там за парень, с которым ты до сих пор видишься почти каждый день? — вспоминает он. — Вот и проснулся мой любимый властный собственник, — тихо смеется Чон. — Я всего лишь дал ему работу в моём отделе, мы действительно видимся, но у каждого из нас давно своя жизнь. Он, кажется, счастлив. Я не вдавался в подробности. — Скажи одно... — рвано вздыхает Тэхён, озвучивая страшное: — Это ведь не твой секретарь? Чонгук задушенно усмехается. — Чимин, разумеется, незаменим для меня в офисе, он прекрасный человек, но это сугубо рабочие, может, дружеские отношения, — со смехом объясняет он, и Тэхён облегчённо выдыхает. — Раз уж у нас тут ведётся допрос с пристрастием, я считаю, что имею полное право спросить тебя по поводу твоего учителя. — Сокджин? — хмурится Тэхён. — Я, понимаешь, в девяносто девяти процентах случаев думаю головой, но последняя ситуация с ним, мягко говоря, выбила меня из колеи, — Чон вскидывает брови, а Тэхёну и без того было неловко за своё поведение. — Я остался недоволен ситуацией, душа моя. Появились некоторые сомнения по поводу его кандидатуры на роль твоего учителя. Будь добр, объяснись. — Ты думаешь, я... и он? — Тэхён смотрит на Чонгука во все глаза. Мужчина выглядит абсолютно спокойным, настроен добиться правды, Тэхён её и не скрывает: — Он даже не интересуется мужчинами. — Это не показатель. — Нет, — яростно выдыхает он. — И в мыслях не было. За обедом он просто завёл разговор о том, что учил еще и Даниэля, а я хотел знать, сколько таких ещё было до меня. — Таких, как Даниэль? Думаешь, у меня гарем? — хмыкает Чон. — Я забочусь о твоих чувствах, а ты, что несправедливо, ни разу не заботишься о моих. Почему ты настолько унизительного мнения обо мне? — Не о тебе, — и как Тэхён ещё может оправдать собственные мысли? — Может, это общий стереотип, я со столькими работал, и все они... — И меня ты с ними под одну гребёнку. — Чонгук, прости. Всё это неважно. — Нет уж, это важно, — хмуро говорит тот. — Чтобы мы к этому больше никогда не возвращались, объясняю: до Даниэля было ещё два парня, ни один из них не прожил со мной под одной крышей больше двух месяцев. Я купил обоих. Не больше, чем просто секс. Я понятия не имею, где они и как они сейчас. Мне всё равно. Грубо с моей стороны? Возможно. Но я никому из них ничем не был обязан, как и они не были обязаны мне. Вот и всё моё богатое прошлое. Вижу, ты не очень впечатлён, — продолжает недовольно хмуриться Чонгук. — Чего же так? А теперь тебе, значит, весело? Тэхён несдержанно улыбается, чувствуя себя идиотом. Это такое невероятное облегчение – знать о чужом прошлом, о том, что ничего страшного там и не было. И действительно, кто все эти люди и много ли они значат для Чонгука сейчас? Ничего. А Тэхён же – напротив. Вот он здесь, прямо перед господином Чоном, который уже лишь из вредности хмурится, стараясь казаться недовольным. Но когда Тэхён, повинуясь эйфории от осознания, что всё происходящее между ними – всё это по-настоящему, когда он застенчиво, с глупой улыбкой на губах тычется в Чонгука всем своим телом, обнимая, тогда его обнимают в ответ. Тогда лицо мужчины меняется, взгляд снова становится нежным, понимающим. Терпеливым, может, даже влюбленным. — Ты совсем не готов быть со мной честным, — устало говорит Чон. — А мне кажется, я не так уж много прошу: всего лишь говори мне о том, что тебя беспокоит. Разве это так сложно, Тэхён? Ты ведь не услышал ничего страшного, только правду, которая изначально всегда кажется хуже, чем всё есть на самом деле. — Я хочу всё... — Я отдам тебе всё, душа моя, ты же знаешь. — Всё, что ты можешь предложить, — сокровенно продолжает Тэхён. — Тоже хочу любить. Ты прав: я хочу семью. Очень хочу тебя, хочу быть с тобой, не хочу тайн, не хочу ревновать. Прошу, — его почти не слышно, губы касаются мочки Чонгука, пальцы вплетаются в волосы. Тэхён впервые так отчаянно хватается за него. — Не встречайся с ним больше. Никогда. Если тебе правда не всё равно, то ради меня. И я сделаю что угодно для тебя. Не встречайся... — Не буду, — Чонгук оставляет нежный поцелуй на виске. — И ты сделаешь для меня что угодно? — Проси, что хочешь. Ты сам понимаешь, в каком я положении. — В каком же ты положении? — Я завишу от тебя, — слова болью отзываются в Тэхёне. — Я хочу, чтобы ты меня любил. Я больше никогда не смогу вернуться к той жизни, которая у меня была. Если уйду, то теперь уже уйду навсегда. Потеряю работу – потеряю часть себя, часть своей жизни. Ты же знаешь: больше я ничего не умею, и расстаться с любимым делом... Для меня это подобно смерти. — Это неправильно, Тэхён, — серьёзно говорит Чонгук. — Мы это исправим. — Исправим? — Не бойся, — мягко улыбается мужчина. — Веришь мне? Тэхён кивает в ответ. Разумеется, верит. Господин Чон единственный, кому Тэхён вообще доверяет. — Сделаешь что угодно, — мурлычет тот на ухо дворецкому. — И даже согласишься на ужин с моей семьей? Они хотят познакомиться с тобой. — Я же их совсем не знаю. — Душа моя, в этом и есть вся прелесть знакомства, — усмехается Чонгук. — Они совсем отчаялись: я не показывал им ни одного из своих партнёров. А здесь свозил тебя в их дом, так что Хосок уже растрепал им всё, что мог. Плюс я совершенно случайно заикнулся о внуках в последнюю встречу с ними – представь их реакцию. Тэхён округляет глаза: он первый, о ком узнали родители господина Чона? — Да, — улыбается тот. — Примерно такая же. Соглашайся. Тебе всё равно этого не избежать. Я всеми правдами и неправдами добьюсь того, что ты останешься со мной. — Эгоистично. — Говорит мне человек, который ещё минуту назад запрещал мне видеться с Даниэлем, — смеется Чон. — Это ничем не отличается от того, если бы я виделся с Данхёном за твоей спиной, — указывает Тэхён, и мужчина тут же меняется в лице: больше он не улыбается, лоб нахмурен. — Даже в шутку не говори таких вещей. — А ты перестань давать Даниэлю надежду. — И вопрос будет решён? — в ответ Тэхён кивает. — И ты знакомишься с моими родителями. — И я знакомлюсь с твоими родителями, — звучит как какое-то сумасшествие, думает Тэхён. Их отношения развиваются слишком уж быстро, и сам он падает в человека с такой скоростью, что по итогу его просто размажет о конечную цель – Чонгука. А тот и не понимает, что одними своими словами касается чужого сердца: — Ты самый нежный из всех, душа моя, — шепчет. — Ты самый ранимый, но самый живой. Я буду дураком, если позволю своему прошлому вмешаться в моё настоящее с тобой, — губы гуляют от шеи до скулы и до чужих раскрытых губ, выдыхают в них же: — Du bist mein. Мой – делай с этим, что хочешь, я не стану думать иначе. У Тэхёна от этих слов в груди настоящий пожар; от горячих губ, несдержанно целующих его, кружится голова. Он понимает, что всё это всего лишь последствия влюбленности; чувства утихомирятся, страсть пройдет, тогда уже будет видно, кому он принадлежит: себе или господину Чону. И, честно говоря, Тэхёну хочется быть где-то ровно посередине. Внутренне он возмущается, но руки, вопреки мыслям, крепче обнимают, прижимают к себе. Пальцы путаются в волосах, языки нежно сталкиваются, и как будто целого мира просто-напросто не существует. Нет той метели за окном, нет морозов, рисующих узоры на стекле, нет воющего ветра. У Тэхёна на душе – штиль, а в глазах – Чонгук. И тот с непривычной неуверенностью говорит: — Останавливай меня, если я забываюсь. Мне важно, чтобы ты хотел этого так же, как хочу я. — Я хочу, — шепчет Тэхён, касаясь его лба своим. — Ты бы удивился, если бы узнал, насколько сильно. А Тэхён и сам удивляется: неужели он правда хочет этого настолько же? Хочет. Хотя бы просто быть уверенным в том, что проснётся утром и его будет ждать не одинокая рутина, что всё в его жизни теперь не просто так, а для кого-то. Осталось этому «кому-то» показать, что Тэхёну важно то, что между ними происходит. Он хочет, чтобы Чонгук знал, и идея, стрельнувшая в голове, такая глупая, но отчего-то такая правильная. Лишь бы Тэхёну хватило смелости воплотить задуманное в жизнь, а в остальном, он уверен, господин Чон будет готов стерпеть все его эгоистичные порывы. И, возможно, совсем потеряет голову. «Хорошо, — думает Тэхён, — если потеряет её настолько же, насколько и он, тогда они наконец окажутся в одной лодке». Не только ведь ему сходить с ума от своей бешеной тяги к человеку. И та, несмотря на всё, на данный момент делает его самым счастливым человеком на Земле. Тэхён улыбается, пряча лицо на плече у Чонгука, обнимающего его. Да, он определённо счастлив. И расставаться с этим чувством в ближайшее время совсем не планирует. И в руках Чонгука ему сегодня отчего-то особенно хорошо.