Двадцать лет спустя

Маменька обещала помочь: это обнадеживало. В сущности, она никогда не была против Василия, говорила лишь, что Лара должна хорошенько подумать, дабы удостовериться в том, действительно ли любит этого человека. А какие могут быть сомнения? Лара с первой встречи поняла, что жизнь ее отныне будет пустой и бессмысленной, коли рядом не будет Васи. Он добрый, веселый, всегда готов выслушать и помочь, ему она может рассказать обо всем, что тревожит или же напротив — радует. Вася говорит, что восхищается ею, что Лара — единственная его любовь, и никого прежде не любил он столь сильно и не полюбит никогда. И Лара была счастлива, поскольку и сама она знала: никто и никогда не сможет стать ей столь же дорог, как Василий. Казалось, для любви их не было никаких препятствий, но все изменилось в тот самый день, когда они с братом поехали в дом Косачей с визитом. — Вам нет нужды беспокоиться, — убеждал Лару Василий, — моя матушка очень сердечный человек, она, бесспорно, полюбит вас, Лариса Петровна. И все мы станем одной дружной семьей. — Хотелось бы надеяться, — фыркнул Левушка. — Еще бы она не обрадовалась, — пробормотал он себе под нос, но тут же осекся под укоризненным взглядом сестры. Признаться честно, Лару иной раз выводила из себя бесцеремонность брата. Когда-то давно, когда еще жив был отец, то он частенько повторял что, дескать, настанет день, когда все здесь: и в доме, и в имении, — будет принадлежать им. «Тебе, сынок, и твоей сестре, — говорил он, — поэтому-то вы оба должны помнить, как важно любить родной дом и заботиться о нем». Теперь же Левушка, кажется, всерьез возомнил себя главой семьи, и на том основании отчего-то решил, будто может вести себя как ему заблагорассудится. Во всяком случае, поучать сестру и говорить, кто из молодых кавалеров достоин ее, а кто нет, вошло у него в привычку. Стоит, наверное, напомнить ему при случае, что пока еще он не имеет никакого права здесь распоряжаться. А уж в судьбу Лары ему так и вовсе не стоит лезть! Однако же, когда они прибыли в имение Косачей, Левушка, осмотревшись кругом, скривился, точно оказался в каком-то непотребном месте и шепнул сестре: — Ты точно хочешь замуж за него? Жить… здесь? — Тихо! — шикнула на него Лара. — Право слово, если семья Василия Федоровича живет небогато, то и это еще не означает, что кто бы то ни было имеет право осуждать их. Знаешь, как говорит народ: бедность — не порок. Мать Василия Федоровича оказалась пожилой, но все еще сохранившей остатки былой своей красоты женщиной. Видно, когда-то в молодости, она была поистине неотразимой. Лара приветливо улыбнулась ей, на что Софья Станиславовна ответила лишь кивком, а затем пригласила их с братом пройти в гостиную. Но тут Василий представил матери Лару и ее брата, и Софья Станиславовна мгновенно переменилась в лице. — Что же мы стоим? — стараясь сгладить неловкость, проговорил Василий. — Наверное, нам стоит все же пройти гостиную, негоже стоять в дверях. — Право слово, Васенька, — покачала головой Софья Станиславовна, — стоило предупредить заранее, поскольку… мне сейчас не до визитов. У меня ужасно разболелась голова, поэтому прошу простить меня, господа, но я не расположена сейчас принять вас. — Жаль, — сочувственно проговорила Лара, — желаю вам скорейшего выздоровления. Думаю, нам лучше уйти сейчас, — повернулась она к брату. — Не очень-то вежливо с вашей стороны, пани Косач! — высокомерно взглянул на Василия и его мать Левушка. — Вы, сударь, — обратился он к Василию, — сами нас пригласили, мы потратили свое время… А вам, досточтимая Софья Станиславовна, следовало бы вести себя более воспитанно. — Вы мне будете говорить о воспитании, господин Червинский? — резко повернулась к нему Софья Станиславовна. — Так знайте же, что вам в этом доме никогда не будут рады! Поэтому будьте добры, покиньте его немедленно. — Я не заставлю просить себя дважды! — процедил Лев. — Идем, Лара! А ты, — бросил он Василию, — и думать теперь о ней позабудь, ясно? — После чего он схватил Лару за руку и, не дав даже попрощаться с Васей, потащил к выходу. — Справедливо! — в спину им донесся голос Софьи Станиславовны. — А тебе, Васенька, надобно крепко уяснить себе: эта девушка — не пара тебе. Кто, скажите на милость, просил Левушку грубить этой женщине? Если бы он вел себя пристойно, то вполне возможно, она не сказала бы тех ужасных слов. Позже Василий Федорович как-то раз смог улучить минуту, они с Ларой встретились в роще, на самой границе их имения, и рассказал, что мать запретила ему и думать о том, чтобы связать свою жизнь с представительницей семейства Червинских. — Неслыханная наглость! — бушевал, узнав об этом, Левушка. — Да эти голодранцы Бога обязаны благодарить за то, что мы снизошли до них! — Софья Станиславовна, — начала было матушка, — когда-то лишилась сына. И в этом был, как тебе известно, замешан… — Да плевать! — перебил ее Левушка. — Кого сейчас волнует история, что давно уже мхом поросла? И какое Лара имеет к ней отношение, скажите мне? Старуха не иначе как тронулась умом, вот и все. На том и кончилось. Никакого сватовства не получилось, Василий, если удавалось им встретиться украдкой, говорил, что матушка его настроена решительно и наотрез отказывается дать сыну свое благословение. — Что же нам делать? — горько вздыхала Лара. — Я что-нибудь придумаю, любовь моя, не переживай! — успокаивал ее Василий. Лару стало раздражать, что брат принялся командовать ею, а хуже всего было то, что он начал навязывать ей общество своего приятеля, Вольдемара Тихвинского. Будто бы новую игрушку взамен старой! Она пожаловалась Василию на это, и он сразу же принял решение. Посыльный передал Ларе записку, что ее возлюбленный хочет встретиться с нею на их условленном месте — неподалеку от старой, полуразрушенной мельницы, как раз там, где однажды их неожиданно застал Григорий Петрович… И надо же было случиться такому, что именно в этот день, когда Василий назначил ей свидание, брат пригласил госпожу Райскую на обед. Лара сидела, как на иголках, почти не участвовала в разговоре и потому несказанно обрадовалась, когда матушка была вынуждена отлучиться. Не пришлось искать предлог, чтобы потихоньку улизнуть из-за стола. Василий ждал ее и сразу же изложил свой план: — Если мы будем продолжать медлить, то тебя попросту выдадут замуж за другого! — Но этого не будет! — воскликнула Лара. — И я этого не позволю, потому что люблю вас, Лариса Петровна! Поэтому, если вы согласны, сегодня же приеду к вам и попрошу вашей руки. Уверен, ваша матушка согласится и благословит нас. — Это так, — неуверенно протянула Лара, — но все же… что скажет ваша мать? — Я постараюсь убедить ее. Сегодня же поговорю с нею серьезно. А если… если ничего не выйдет, все будет против нас, я и тогда не откажусь. Я увезу вас отсюда, Лариса Петровна! Давайте условимся: коли родители наши не согласятся устроить наше счастье, мы сделаем это сами. В полночь я буду ждать вас здесь. Найму экипаж… мы отправимся в Чернигов, а то и в Киев и там обвенчаемся. И тогда уже матушке моей и Ларисе Викторовне ничего не останется, кроме как принять нас с распростертыми объятьями. — Василий Федорович! — просияла Лара. — Вы согласны? — О, да! — она бросилась ему на шею и крепко поцеловала в губы. Эту идиллию прервал брат, который так некстати оказался поблизости. Он самым отвратительным образом накричал на Василия, заявив, что ежели он еще раз приблизится к Ларе, то Лев его «пристрелит, как бешеную собаку». — Вы не правы, Лев Петрович, — только вздохнул Василий Федорович. — Надеюсь, когда-нибудь вы это поймете и раскаетесь в столь необдуманных словах. — Пошел вон! — рявкнул на него Лев. — И повторю еще раз: даже не приближайся к моей сестре! Дома брат продолжил кричать на нее, говорил, что она, дескать «позорит семью», но Лара не осталась в долгу. Какое право вообще брат имеет стыдить ее, когда у самого, если так можно выразиться, рыльце в пуху! Будто не бегает он тайком на свидания к этой Райской — какой-то актерке, по возрасту годящейся ему в матери. Это Лара еще молчит про шашни братца с горничной!.. Конечно, за руку она их не ловила, но очень уж странно они иной раз переглядываются, ясно неспроста. Словом, в очередной раз рассорились они с братом, и Лара решила, что не след сидеть сложа руки, поэтому и попросила матушку помочь. Услышав, как во двор въехала коляска, Лара, вздрогнув от нетерпения, бросилась вниз. Остается надеяться, матушка договорилась с Софьей Станиславовной. — Матушка, ну… что? — затаив дыхание, она ждала ответа, глядя, как мать снимает перчатки и шляпу и отдает их горничной. — Увы, — вздохнула она, — покуда мне нечем порадовать тебя, Ларочка. — Как? — Неужели эта мерзкая старуха опять посмела оскорбить вас? — Левушка, как видно, тоже ждал возвращения матери, поэтому незамедлительно появился в гостиной, точно под дверью караулил. — Довольно! — не выдержала Лара. — Как ты можешь так говорить о женщине, которая много старше тебя? — Говорю как хочу! — не остался в долгу брат. — Ради всего святого — хватит! — матушка сжала виски ладонями. — У меня и без того голова уже раскалывается, не доставало только ваших скандалов. — Но что случилось? — Лара переминалась в нетерпении с ноги на ногу, еле-еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Матушка опустилась в кресло, вздохнула и внимательно посмотрела по очереди сначала на Левушку, а потом на Лару. — Да, собственно, ничего не случилось. Я не видела Софьи Станиславовны, она, как мне сказали, отбыла куда-то по срочному делу, и я не дождалась ее. С Василием Федоровичем побеседовала: он стоит на своем. Говорит, что любит тебя, Ларочка, и желает с тобой обвенчаться. — А вы? — осторожно спросил Лев. Лара забыла, как дышать. Получается, сейчас все зависит от того, что скажет матушка. — Я была бы не против, — отозвалась она, — но вы же понимаете, что согласие его семьи необходимо. — Да кому оно нужно! — воскликнула в сердцах Лара. — Вы — согласны. Мы с Васей тоже. Чего же еще?! — Вообще-то… — протянул Левушка, — ты права, если подумать. Раз уж вам так невтерпеж, и все складывается подобным образом, то… Maman, может быть, пусть их? Совет да любовь, как говорится. Лара так и просияла; она готова была броситься Левушке на шею и расцеловать его. Слава тебе Господи, он вновь стал ее любимым братом и лучшим другом, каким был всегда, с самого детства. — Василию Федоровичу, я полагаю, не след ссориться с маменькой, — не согласилась с ним матушка. — Это его семья, прежде всего. Какие у них будут отношения, коли он пойдет против нее? Что о нем, да и о нас заодно, станут в обществе говорить? Обвенчались без благословения, наплевали на устои, не знаются с бедной пани Косач, которая осталась совершенно одна, брошенная своими неблагодарными детьми. — Да пусть болтают что хотят! — воскликнула Лара. — Какое нам дело? Матушка покачала головой: — Я понимаю, Ларочка, тебе сейчас важно лишь одно: быть с любимым человеком. Поверь, я очень хорошо это понимаю! Но покамест я предлагаю не торопить события и подождать. — Маменька! — на глаза сами собой навернулись слезы. — Ларочка, милая моя, — вздохнула матушка, — ну не надо так! В любом случае, вы ведь не сей же час собираетесь венчаться. Подождем до завтра или на крайний случай — еще несколько дней. Я обязательно увижусь с Софьей Станиславовной и побеседую с нею, как мать с матерью. — А вы уверены, maman, — нахмурился вдруг Левушка, — что она и впрямь куда-то там уехала, а не велела прислуге сказать так? Просто для того, чтобы не встречаться с вами. — Кто ж ее знает? — пожала плечами матушка. — Но вечно она не сможет от меня прятаться, ведь так? Да и Василий Федорович — человек уже взрослый, разумный, ему также стоит побеседовать со своей матерью. — Все равно, — поджав губы, пробормотал Лев, — не нравится он мне. И я согласен с тем, что Ларе нашей не пара. Она могла бы выбрать кого и поприличнее. — Вот себе и ищи! — огрызнулась Лара. — Если он со своей матерью не может объясниться, как мужчина, о чем говорить? — Левушка, — строго взглянула на него матушка, — прошу, довольно! Право, не стоит вновь начинать сей спор. Лара свой выбор сделала, и я, как уже сказала, препятствовать не стану. Но пока нам стоит подождать: утро вечера, как говорят, мудренее. В ближайшее время мы все решим, я тебе обещаю! — улыбнулась она. Лара совершенно упала духом: ничего не получится. Мать Васи никогда не согласится; она ненавидит всех Червинских, поэтому вряд ли изменит свое решение. А если она не согласится, то вдруг и матушка передумает? И они сговорятся с Левушкой и отдадут-таки ее за этого противного Вольдемара. Нет уж! Лучше смерть! Видно, придется все-таки бежать с Васей, тем более, у него, как известно, все уж готово. Что ж, остается дождаться полуночи и — прощай, родной дом. Потом, разумеется, они вернутся, и родственникам ничего другого не останется, как принять их. Ужинали в этот раз позже обычного. Лара вяло ковыряла вилкой в тарелке и краем уха слушала, как Григорий Петрович, явно стараясь разрядить напряженную обстановку, пытался развлечь остальных членов семьи рассказами о временах, когда был еще мальчиком и жил здесь. Матушка рассеянно кивала время от времени, и иногда упоминала о том, как они с отцом только приехали сюда из Европы и начали обустраиваться. Левушка тоже изредка присоединялся к разговору, вставлял пару слов, вроде: «Да, maman, я помню, вы с отцом часто рассказывали об этом». Время от времени он искоса поглядывал на Лару, но она всякий раз делала вид, будто не замечает его взглядов, поскольку внимательно слушает разговор матушки и Григория Петровича. Десерта она не стала дожидаться и, сославшись на усталость и плохое самочувствие, отправилась к себе. — Конечно, дорогая, — кивнула матушка, — ступай. Я и сама просто с ног валюсь, так устала сегодня. Да и голова все никак не проходит. — Вам бы тоже лучше прилечь, матушка, — встревожился Левушка. — Не след так утруждать себя! — Сегодня был тяжелый день, — тихо проговорил Григорий Петрович. — Кстати, — пристально взглянул на него Левушка, — завтра Катерина Степановна Райская собиралась заехать к нам. Я обещал представить ее Тихвинским. Оказывается, они были знакомы раньше, представляете? Впрочем, если ей вдруг будет недосуг, то мне, наверное, имеет смысл самому навестить ее… Дальше Лара слушать не стала, пожелала всем покойной ночи и отправилась к себе. До полуночи оставалось еще много времени, но нужно набраться терпения: совсем скоро они будут вместе с Василием, и никто не сможет разлучить их. Лара открыла окно, постояла некоторое время, наслаждаясь вечерней прохладой. Затем она наскоро собрала вещи и спрятала, на всякий случай, сумку под кровать. Лара прошлась по комнате, вновь постояла некоторое время у окна, потом села у зеркала, подперла рукой щеку. Ей стало вдруг грустно и тревожно; она вспомнила, как когда-то давно, когда они с братом были еще совсем маленькие, то бывало, до поздней ночи не ложились спать, а дождавшись, когда отправится на отдых вся прислуга, а родители, пожелав им приятных снов, уйдут к себе, начинали рассказывать друг другу страшные сказки. Левушка был горазд выдумывать невероятные истории, полностью переделывая и приукрашивая те байки, что временами рассказывала им Павлина. Лара иной раз и вздохнуть боялась, ожидая, что неупокоенный дух Помещицы-Убийцы, которая обитала давным-давно в имении по соседству, проберется к ним, влетит через открытое окно… Или как она пряталась от брата, а он искал ее по всему дому. В том случае, если ему удастся угадать место, найти, а после и догнать сестру, она должна была выполнить любое его желание. Ну, скажем, Левушка мог попросить ее пойти на задний двор и принести поросенка. А после подарить его papa, который как раз был занят неотложными делами. Когда Лара однажды проделала подобную штуку, отец, а вместе с ним и гостивший у них в то время Александр Васильевич, смеялись так, что слезы на глазах выступили. В отместку Лара, когда Левушка однажды проиграл ей, заставила его залезть на яблоню, сорвать самое спелое и красивое яблоко. Правда, Левушка то яблоко съел сам, не слезая вниз. А попало, между прочим, от матери им обоим. Странно, она будто бы и позабыла обо всем, что было когда-то давно, а вот теперь эти воспоминания ожили вдруг, заставили грустно улыбнуться. Все же жаль, что нельзя хоть ненадолго вернуться в те дни: она была совсем маленькой девочкой, беззаботной и веселой, брат был ее самым лучшим другом, с которым они никогда не ссорились. И отец был жив. Ларе не хватало его, иной раз она отчаянно скучала по тем временам, когда могла взобраться к нему на колени и рассказать о том, что ее тревожит, пожаловаться, что ей грустно. Отец всегда внимательно выслушивал ее, гладил по голове и говорил: «Ничего, моя красавица, все обойдется, вот увидишь!» Всякий раз, когда Лара думала об отце, она старалась вспомнить нечто подобное и тщательно гнала другие воспоминания. Тот предпраздничный день, когда они с братом, по своему обыкновению, никак не желали идти спать. Вместо истории про призрак Коварной Помещицы брат начал ей расписывать, что они увидят завтра на ярмарке, и какие подарки выпросят у родителей. Самой Ларе хотелось новую куклу в ярко-розовом платье с кружевными оборками. Потом — она уже начала засыпать, когда услышала шум в коридоре. В комнату родителей их с братом не пустили. Павлина, утирая слезы, увела их, говоря, что малым детям там не место. Брат заявил, что он уже не маленький мальчик, он — мужчина, и пусть Павлина оставит эти глупости и немедленно скажет, что произошло. А потом Лара плакала у Левушки на плече, повторяя, что все неправда, papà не мог умереть. Матушка пришла к ним, и они (брат тут же забыл слова о «настоящем мужчине» и рыдал навзрыд, как малый ребенок) прижимались к ней, спрашивали, что же теперь с ними со всеми будет… — Надеюсь, вы все простите меня за то, что я собираюсь сделать, — прошептала Лара. У нее просто нет другого выхода, но жить без Василия Федоровича она не сможет. Почувствовав, что у нее буквально слипаются глаза, Лара зевнула и прилегла на кровать. Кроме всего прочего, у нее отчего-то закружилась голова. — Я только минуточку полежу, передохну, — подумала она, закрывая глаза. Когда Лара проснулась, за окном уже во всю светило солнце. Перепугавшись, она вскочила, бросилась к окну: да как же так! Как она могла проспать всю ночь, напрочь забыв о том, что должна была уйти из дома. А Василий? Бедный, он же прождал ее всю ночь на мельнице! Нужно срочно бежать туда, объясниться с ним. Лара выбежала из комнаты, опрометью бросилась к выходу. Однако же, в гостиной она увидела мать и брата, поэтому пришлось задержаться, к вящему ее раздражению. — Доброе утро, матушка! — кивнула она. — И тебе, Левушка! — Утро! — фыркнул братец. — За полдень уж! — Что?! — И в самом деле, полдень, — отозвалась матушка. — Мы тебя будить не стали, ты вчера жаловалась на плохое самочувствие. Да признаться честно, я и сама недавно поднялась. Так устала вчера, что еле-еле до комнаты своей дошла. — У вас тоже голова болела вечером, — участливо проговорил Левушка. — Вам нужно было отдохнуть, вы слишком много работаете, maman. — Кстати, о работе, — отозвалась матушка. — Мне уже пора ехать в город. Дела, мой дорогой, как бы там ни было, ждать не станут. — Похоже, — пожал плечами Левушка, — один Григорий Петрович у нас чувствует себя прекрасно. Вот и сегодня, мне Савелий сказал, уехал с утра верхом. — Он гость, — отозвалась матушка. В эту самую минуту вошел лакей: — Пани, тут пожаловала… — Ни к чему все эти церемонии! — Софья Станиславовна Косач отстранила лакея рукой, и решительным шагом вошла в гостиную. — Доброго здоровья! Чем обязаны, дорогая Софья Станиславовна? — поднялась ей навстречу матушка. — Ах, оставьте! — раздраженно повела плечами пани Косач. — Меня не купишь вашими якобы хорошими манерами, пани Червинская! — Что случилось? — мгновенно вскипел Левушка. — По какому праву вы врываетесь в наш дом подобным образом да еще и оскорбляете нас? Это вам стоит следить за своими манерами, Софья Станиславовна. — Что вам еще от нас надо?! — сжав кулаки, выкрикнула та. — Вам мало того, что Лешенька мой погиб по вашей вине, теперь вы решили меня и второго сына лишить? — О чем вы? — недоуменно взглянула на нее матушка. — Решительно, я ничего не могу понять. При чем тут ваш сын, Софья Станиславовна? — Вот, — пани Косач протянула ей сложенный вдвое листок бумаги, — это я нашла сегодня у него в комнате. Васенька пишет, что решил жениться на вашей дочери. Они бежали сегодня ночью неизвестно куда! Дома его с вечера никто не видел. Вещей его нет. Лошади нет. Что вы на это скажете? Лара так и ахнула, а Левушка тем временем подошел к матери и встал с нею рядом: — Вы рехнулись, сударыня? — надменно взглянул он на пани Косач. — Моя сестра ночевала дома, как и подобает благовоспитанной девушке ее круга. — Он обернулся, жестом указал Софье Станиславовне на замершую в углу Лару. Матушка же при этих словах тоже повернулась к ней, и Лара съежилась под ее пристальным взглядом. — В таком случае, — отчеканила пани Косач, — может быть вы, мадемуазель, скажете, где мой сын? Что вы с ним сделали?