***
Несколько дней тому назад Левушка вошел к ней в кабинет без стука, будучи ко всему прочему сильно возбужденным. Он заявил, что у него к Ларисе очень серьезный, не терпящий отлагательств разговор. — Что случилось, дорогой? — улыбнулась сыну Лариса. Она отложила в сторону перо, отодвинула деловые бумаги, которые как раз просматривала, и приготовилась слушать. — Дело в том, maman, что я решил жениться! — заявил Лев, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. — Вот как? Позволь узнать, на ком именно? — На Катерине Степановне Райской, — с невозмутимым видом отозвался Левушка. Лариса же часто заморгала, услышав это заявление: может быть, ослышалась? — Ты это серьезно? — спросила она. Нет, для нее вовсе не было новостью увлеченность сына этой женщиной, но все же, как там ни крути, одно дело — это являться поклонником артистического таланта, красоты и всего прочего, что привлекает в женщине мужчину, и совсем другое — женитьба. Даже учитывая все новые и прогрессивные веяния, стоит признать, это уж слишком. И дело даже не в том, что станут болтать соседи и знакомые, до этого-то как раз Ларисе не было ровным счетом никакого дела. Но… прежде всего, как и всякая мать, она желала для своего сына и наследника более выгодной со всех сторон партии. Предпочтительнее было бы видеть рядом с сыном женщину, которая будет любить его, которая станет ему верной подругой, и которая родит ему наследников. — Более чем, maman, — пожал меж тем плечами Левушка, — а что, вас что-то удивляет? — Меня удивляет, — ответила Лариса, — что ты в принципе задал этот вопрос. И в самом деле, что тут удивительного! — Вы тоже начнете твердить, что она нисколько мне не подходит, да? — Но ты, — в тон ему отозвалась Лариса, — не собираешься к моим словам прислушиваться, не так ли? — Maman, скажите прямо, без обиняков: вы даете мне свое благословение? — Прежде всего я хотела бы знать, чем вызвана сия поспешность? — ответила она вопросом на вопрос. — Это не поспешность, maman, — отмахнулся Лев, — я давно уж принял такое решение. Я люблю эту женщину и хочу быть только с ней. — Это же ребячество, Лев! — воскликнула Лариса. — Пойми, ее вряд ли смогут принять в обществе, как твою супругу. А кроме того… она уже ответила тебе согласием? — Я с нею еще не говорил, — вздохнув, проговорил Лев, — но думаю, что смогу убедить ее. — Тогда нам не о чем спорить, милый мой, — отозвалась Лариса. — Впрочем, думаю, этот разговор в любом случае не имеет смысла. Можешь думать обо мне что хочешь, но я против. — Это ваше последнее слово? — прищурился Лев. — Решительно! — без труда выдержав его пристальный взгляд, отрезала Лариса. — Что ж, коли так, — он принялся нервно хрустеть костяшками пальцев, — то… Если Катерина Степановна согласится составить мое счастье, то мы с нею все равно обвенчаемся, хотите вы того или же нет. Потом придется попросить у вас все деньги, что оставил мне отец, ну, а после мы уедем с Катериной Степановной в столицу. Лариса снисходительно улыбнулась и покачала головой. Во-первых, она решительно сомневалась, что госпожа Райская с радостью примет предложение Левушки. В конце концов, она — взрослая женщина, и у нее должна быть голова на плечах. Если уж на то пошло, и ей так хочется развлечься — тут уж никто помешать не в силах. Как там ни крути, подобное поведение практически в порядке вещей среди актерской братии. — Я думал, что уж вы-то поймете меня, maman! — укоризненно взглянул на нее Левушка. — Ведь вам никто не смог помешать любить отца и быть с ним! Лариса усмехнулась: она ждала этого упрека. Да, сын не мог не вспомнить об этом, ведь ему известны, пускай и в общих чертах, подробности знакомства, воссоединения и семейной жизни родителей. — Твой отец, — сказала Лариса, — прекрасно понимал, что в некотором роде рискует своей репутацией, стремясь жениться на простой актрисе. Но во-первых, он был уже взрослым человеком. А во-вторых, понимая и соизмеряя, так сказать, риски, он был все одно готов пойти на этот шаг. Ну и наконец, он прекрасно знал и о моем происхождении, и о прошлом, — словом, абсолютно обо всем. Равно, как и я — о нем. Левушка удивленно моргнул: — Что вы хотите этим сказать? — Только то, что мы с твоим отцом знали и доверяли друг другу. Наши отношения были, так скажем, гораздо теснее и ближе. Мы с ним были намного больше, нежели актриса и пылкий ее обожатель. — Вы имеете в виду, что Катерина Степановна не воспринимает меня всерьез, — глубоко вздохнул Лев. — Вы правы. Но… я все же надеюсь, она также поймет, что я желаю стать не только и столько преданным поклонником ее таланта, сколько любящим и верным мужем. И отцом ее детей! Лариса вновь покачала головой и ничего не ответила. На том разговор с сыном и закончился. Лара, которой, разумеется, тоже стало известно о намерении брата, попросту расхохоталась и заявила, что Левушка рехнулся. — Маменька, — улыбнулась она ей, — да не берите вы в голову! Госпожа Райская даст ему полную отставку, она же не глупенькая и наивная дурочка. Зачем ей наш Левушка, скажите мне? Не то чтобы это совершенно успокоило Ларису, но дочь повторила ее собственные мысли, к тому же практически слово в слово. В любом случае, так как она не дала сыну прямого согласия, он по крайней мере, образно выражаясь, притормозит коней. Кроме того, что касается состояния, то тут (и Левушка прекрасно осведомлен об этом) — распоряжение Петра Ивановича предельно ясно: своей долей наследства сын сможет располагать по своему усмотрению только после свадьбы, рождения наследника и с полного и безоговорочного одобрения матери. А для этого ему следует более усердно заниматься всеми семейными делами. До той поры Лариса в праве выделить ему содержание по своему личному усмотрению. — Ты права, — ответила она дочери, — остается надеется, что госпожа Райская — человек разумный. Лара обняла ее, ласково провела рукой по ее волосам: — Не переживайте, маменька, — поцеловав ее в щеку, проговорила она, — все обойдется. Вот увидите. Взгляните хоть на меня! Лариса кивнула. В самом деле, это похоже на какое-то наваждение: только-только все наладилось у Ларочки, как вдруг — новые неприятности. На сей раз — с Левушкой. Что ж, по крайней мере хотя бы у дочери теперь все в относительном порядке. Ларочке стало намного легче, и во многом благодаря тому, что они все же помирились с молодым Косачем. После несостоявшейся свадьбы Василий приехал в Червинку лишь спустя несколько дней, но он объяснил, что раньше просто-напросто не мог у них появиться. Прежде всего, как выяснилось, заболела Софья Станиславовна: ей сделалось нехорошо после разгоревшегося скандала. Спешно прибывший в дом Косачей доктор, осмотрел Софью Станиславовну и строго-настрого приказал ей как можно больше отдыхать и ни в коем случае не волноваться. А для этого Василию, как оказалось, нужно побыстрее избавиться от несостоявшейся своей невесты, а самое главное — от ее папеньки. Отец Людмилы устроил Косачу еще не один скандал, требуя жениться на Людмиле, и угрожал расправой, ежели тот откажется. — Я вашего байстрюка кормить не стану! — кричал Константин Остапчук. — Когда эта шлюха принесет в подоле, я возьму выродка и утоплю его, как щенка! А ее — выгоню на улицу в чем мать родила. В конце концов не выдержала сама Людмила, она разрыдалась и призналась, что ребенка никакого нет и в помине. Она солгала, желая привязать Василия к себе, а может быть, действовала по наущению своего батюшки. Константин не отступился: залепив дочери пощечину, он потребовал у Василия денег. — Вы все равно обесчестили ее! — не отступал Остапчук. — Нам придется сносить насмешки и косые взгляды, да в Белоцерковке все на нас пальцами станут показывать! Платите же, сударь, хоть так позор свой прикройте! Он попросил у Косача ни много ни мало шесть тысяч. Разумеется, сразу выложить такую сумму Василий Федорович не мог, у него имелось из свободных средств лишь полторы тысячи, поэтому-то он и решился просить в долг у Ларисы. Именно от него она и узнала все эти подробности. Лариса дала Василию Федоровичу в долг. Ей прежде всего хотелось помочь Софье Станиславовне: негоже бедной женщине тратить нервы из-за необдуманного поступка сына и непомерной алчности людей, решивших воспользоваться его слабостью. Ну, а кроме того, если часть этих денег пойдет господину Остапчуку на пользу — тем лучше. Он и впрямь, кажется, считает себя обделенным, причем дважды. Ведь он вряд ли мог бы рассчитывать даже и на малую долю наследства, а он, как видно, спит и видит, что несчастная Белоцерковка могла бы принадлежать именно ему. Лариса старалась вспомнить, каким он был прежде, и представить, каким стал сейчас, но… Увы, со временем лица почти совсем стерлись из памяти, остались лишь смутные воспоминания: некие картинки если и возникали вдруг перед внутренним взором, все равно оставались будто бы скрытыми за завесой плотного бело-серого тумана. Он, конечно же, при всем желании не мог ее запомнить, поскольку в ту далекую пору был еще слишком мал; когда тетушка Адель забрала Ларису к себе, ему было где-то около года… Оксана, которая заботилась о Ларисе и о ее старшей сестре, вспоминалась ей сейчас невысокой, худенькой женщиной с длинной, цвета воронова крыла косой. Она учила их с сестрой вышивать и обиженно поджимала губы, когда Лариса наотрез отказывалась от этого «наиглупейшего занятия». Ей куда больше нравилось заниматься музыкой, нежели рукоделием… Маленький мальчик на руках Оксаны был чрезвычайно похож на нее: те же темные кудри да светло-карие глаза. Она баюкала его, пела колыбельные, рассказывала сказки, а он, будучи чрезвычайно беспокойным, болезненным ребенком, плакал, никак не желая успокаиваться. Помнится, Оксану это сильно расстраивало… Еще Лариса помнила ссору Оксаны с отцом: та просила его о чем-то, но он лишь отмахнулся от нее, сказал, чтобы занималась детьми и «не лезла куда не просят». Это вообще была его любимая фраза, когда он желал отделаться от неугодного человека, то всегда повторял: «Не лезь куда не просят, поди прочь!» Выходит, вот каким вырос тот мальчик — человеком с весьма больным самолюбием, обиженным на весь свет. Потому-то он и решил при помощи своей родной дочери поправить свои дела. А по сути — сделал ее разменной монетой, пешкой в своей игре. Остается теперь надеется, что они оба извлекут из всего случившегося урок. Софья Станиславовна, стоит сказать, обрадовалась, когда «эти несносные люди» убрались восвояси, и ей сразу стало легче. Лариса навестила ее, и та без обиняков заявила ей, что теперь-то уж она ни за что не станет чинить препятствий браку Васеньки и Ларочки. Собственно, на том и сошлись: свадьбу было решено сыграть по весне, когда «немного поутихнут страсти вокруг скандала», а пока счастливые влюбленные виделись чуть ли не каждый день и не могли наглядеться друг на друга. Кроме того, Лара потихоньку начала заодно вникать и в дела своего будущего мужа, решив помогать ему в лавке. Словом, не было счастья, да несчастье помогло, как любит повторять Павлина. И вот — ни одно, так другое. Люба Тихвинская решила устроить небольшой музыкальный вечер, Левушка с Григорием Петровичем отправились туда, но видно, что-то там произошло, поскольку вернулись они оба весьма взвинченные и обескураженные. На расспросы же оба отвечали уклончиво, мол, ничего не случилось — пустяки. Было уже поздно, поэтому-то в тот день Лариса ничего не стала у них выпытывать, а на другой день Левушка ошарашил ее своим заявлением о скорой свадьбе. После их разговора он уехал, как потом Ларисе стало известно, в Нежин и вернулся оттуда под вечер в весьма расстроенных чувствах. — Что, она дала тебе отставку? — с плохо скрываемым ехидством осведомилась у него за ужином Лара. — Сделай милость, — огрызнулся Левушка, — помолчи, Лара! Честно скажу, и без тебя на душе прескверно. — Этого и следовало ожидать, — проигнорировала его просьбу Лара. — Что ж, я предлагаю покамест закрыть этот вопрос и боле к нему не возвращаться, — подытожила Лариса, и Левушка утвердительно кивнул в ответ. После ужина они уединились с Григорием Петровичем, оставшимся по просьбе Левушки и Лары погостить у них несколько дней, в гостиной и довольно долго беседовали о чем-то. Потом Лев бросился из дома вон, дабы «разрешить наконец-таки это запутанное дело», а Григорий Петрович кинулся за ним. Лариса застала их обоих в передней как раз в тот момент, когда Григорий выхватил у Льва из рук шубу и заявил, что из дома тот выйдет только через его труп. — Что тут происходит в конце концов? — всплеснув руками, вскричала Лариса. — Вы решили затеять драку на радость всей прислуге, чтобы им было о чем посудачить? — Хватит уже обращаться со мной как с младенцем! — воскликнул Левушка, отталкивая старшего брата. — Лариса Викторовна, — отдуваясь, проговорил Григорий Петрович, отбросив при этом шубу Льва в сторону, — скажите хоть вы этому… безумному человеку, чтобы он опомнился и не делал глупостей! — Что на этот раз? — закатила глаза Лариса. — Я еду к Любе Тихвинской, — просто ответил Лев. — И выложу ей всю правду о ее родной матери! Все скажу начистоту. — Если ты только сделаешь это, — процедил Григорий, — я сам тебя на дуэль вызову! Хотя нет, к черту дуэли! Я просто возьму хворостину подлиннее и так тебя отхожу ею, что ты месяц сидеть не сможешь. И не погляжу, что ты де боевой офицер! Отлуплю, точно школяра нерадивого, раз уж твои отец с матерью не удосужились ни разу. — Только попробуй! — Лев погрозил брату кулаком. — Выставлю отсюда вон и забуду, как тебя звать, ясно? На порог… — Довольно! — крикнула Лариса. Оба брата Червинские обернулись, как по команде, посмотрели на нее, и она еле заметно усмехнулась, глядя на выражение их лиц. — Немедленно прекратите эту глупую перепалку, иначе таких грубостей друг другу наговорите, что оба потом жалеть станете чуть не до конца дней. — Вот еще! — фыркнули оба. — Прямо в глазах двоится! — продолжила Лариса. — Глядя на вас, никто сейчас не усомнился бы, что вы — родные братья. А в довершение всему, оба два — копия Петра Ивановича, земля ему пухом. — Да уж, — пробормотал Григорий Петрович, мгновенно остыв, — сомневаться в том явно не приходится. — А теперь, — по очереди взглянув каждому в глаза, проговорила Лариса, — я прошу спокойно и внятно объяснить мне, что случилось? Прежде всего, Левушка, скажи-ка мне, Катерина Степановна сама решилась открыть Любови Андреевне правду? А может быть, попросила тебя об этом? Лев молча помотал головой, а Григорий Петрович, усмехнувшись, заявил, что ничуть не бывало: — Это исключительно инициатива Льва Петровича. И это, как вы сами понимаете, может вызывать еще один скандал, а кроме того — обострить отношения между Китти и Любой. А они и сейчас, стараниями опять-таки Льва Петровича, не слишком ладят. — Зато она поймет… — начал Лев. — Григорий Петрович прав, — перебила его Лариса. — Раз госпожа Райская не сочла нужным открыть правду своей дочери, не след мешаться в это дело. Знаешь, как говорят в народе: свои собаки дерутся… — … чужая не мешай, — подхватил Григорий. — Послушайтесь хотя бы вашей матушки, Лев Петрович. Ежели вы сейчас Любе правду скажете, то она, возможно, разозлится на Китти, чего вы и желаете в гневе, но… как знать, не станет ли она ненавидеть также и вас? — С чего бы? — пожал плечами Лев. — Гонцов, приносящих дурные вести, случалось, даже и жизни лишали в стародавние времена, — улыбнулась Лариса. — Кроме шуток, ежели ты полагаешь, что Любовь Андреевна не обрадуется этой новости, то пусть так. Но с чего ты взял, что тебя она за ту новость отблагодарит? Кроме того, она и без того на тебя обижена, насколько я могу судить. — Пожалуй, — протянул Левушка, — вы правы, maman! — Слава Богу! — воскликнул Григорий Петрович. — Но я все равно поеду к Любови Андреевне прямо сейчас, — сказал тем временем Лев, — мне нужно объясниться с нею, попросить простить меня… Я не стану говорить ей о матери, обещаю. Если хотите, — повернулся он к Григорию Петровичу, — можете поехать со мной. Так будет даже лучше. — Что ж, — пожал плечами Григорий, — раз так — едем. Они действительно съездили к мадемуазель Тихвинской и вернулись весьма довольные собой. Лариса не стала требовать от них подробностей, а Левушка ограничился лишь тем, что «недоразумение улажено», а Григорий Петрович подтвердил его слова. На другой день Григорий уехал с утра в Нежин, а Левушка опять отправился с визитом к Любе. Его не было почти целый день, а за ужином он вновь завел с Ларисой разговор о свадьбе. — Мне казалось, — Лариса в раздражении скомкала салфетку, — мы уже все выяснили, и я предельно ясно дала тебе понять, что… — Вы не совсем верно поняли меня, maman, — снисходительно улыбнулся Левушка, — о госпоже Райской и речи больше нет. Я хочу жениться на Любови Андреевне Тихвинской. — Ничего себе! — хмыкнула Лара и тут же пододвинула поперхнувшейся Ларисе стакан воды. — Вот, маменька, возьмите! Ты бы хоть предупреждал заранее, братец, — обратилась она к Левушке, — что тебе вновь взбрела в голову очередная блажь. — Никакая это не блажь, — дождавшись, пока Лариса перестанет кашлять и выровняет дыхание, проговорил Лев. — Я твердо решил жениться на мадемуазель Тихвинской. Она ведь обладает, надеюсь, теми качествами, которые должны быть присущи моей невесте: молода, недурна собой, из знатного рода… — Дочь бывших крепостных-то? — вновь съехидничала Лара. — Во-первых, всем без исключения крепостным крестьянам, волею государя императора нашего, Александра Николаевича, вот уже пятнадцать лет как дарована свобода! — с невозмутимым видом ответил Лев. — А во-вторых, по всем законам Люба — дочь Андрея Тихвинского. Так что ее происхождение, как ни крути, безупречно. Maman, — улыбнулся он ей, — вы, я полагаю, не откажетесь как можно скорее написать Михаилу Александровичу о том, что я, разумеется, с вашего благословения прошу руки его племянницы. А заодно прошу упомянуть и о том, что в приданое мне хотелось бы получить Белоцерковку. Лариса отмахнулась от сына, заявив, что ей хотелось бы поужинать спокойно, но как только убрали со стола, она велела сыну зайти к ней, дабы поговорить серьезно. — Ты уже обо всем с Любовью Андреевной договорился? — спросила она. — Разумеется, она же без ума от меня! Да, она была расстроена, когда увидела… как мы беседовали с мадам Райской. Но к счастью, я сумел убедить Любу, что она все не так поняла. Это было недоразумение, а на самом деле я давно уж понял, какая она на самом деле добрая, кроткая и милая девушка. Именно такая мне и нужна. Maman, — он взял ее за руки, — вы только подумайте: если мы получим Белоцерковку в качестве приданого за Любой, то ваше родовое имение вновь будет принадлежать вам, вернее — нашей семье! Ну, а кроме того, мы быстро сможем наладить там хозяйство, и имение будет приносить нам неплохой доход. Если Лара со своим Косачем захотят, то смогут жить там. — Удивительно просто у тебя все получается, — чуть поморщилась Лариса. — Но… о Любови Андреевне ты подумал? — А что такое? — Да то, что она ведь, кажется, и впрямь не на шутку влюблена в тебя. — Значит, тем лучше! — А ты? — тихо спросила Лариса. — Ты ее любишь? — Скажем так, — усмехнулся Левушка, — я ей симпатизирую. Она, как я уже не раз повторял, девушка, определенно не лишенная некоторых достоинств. Такой женой меня никто попрекнуть не сможет, и мы станем прямо-таки идеальной парой. — Дня два тому назад я с радостью поздравила бы тебя и одобрила твой выбор. Но ведь ты сам говорил о своих чувствах к госпоже Райской. — А вы мне ответили, что это — глупость и блажь! — начал раздражаться Левушка. — Ну вот, я понял это! И выбросил чушь из головы. Всё! Точка. Забудьте о госпоже Райской, она мне совершенно безразлична! Это и впрямь был верх легкомыслия с моей стороны: даже и заикаться о браке с нею. Такие женщины, как она, судя по всему, не созданы для брака, они хороши для иных удовольствий. А потом, она ведь сама дала мне отставку. — Ну что ж, — вздохнула Лариса, — если ты говоришь правду, то… как знать, возможно, все произошедшее и впрямь заставит тебя остепениться. Пожалуй, стоит написать Михаилу Александровичу, но прежде я хотела бы побеседовать с Любовью Андреевной лично. — Как вам будет угодно, maman! — просиял Левушка. Если подумать, то и впрямь самое время поискать невесту для Левушки. Ему давно уже пора повзрослеть… А мадемуазель Тихвинская — неплохая партия для него. Ее семейство — весьма уважаемое и довольно состоятельное, ну, а что до той ссоры с Вольдемаром… Как говорится, в семье не без урода. Но в конце концов, этот нахальный и бесцеремонный молодой человек — всего лишь дальний родственник Любови Андреевны. Да и то — не по крови, если учитывать истинное ее происхождение. Если Любовь Андреевна действительно влюблена в Левушку, то как знать, может быть, тем лучше? Вдруг, подумалось Ларисе, именно эта девушка и впрямь заставит наконец ее сына взяться за ум. Она неглупа, расторопна, обходительна, думается, она станет неплохой хозяйкой и верной подругой ее сыну. Да, конечно, немного выбивает из колеи это его слепое обожание госпожи Райской, но… всерьез, как бы там ни было, воспринимать его нельзя. И хорошо, что самой Райской хватает здравого смысла понять эту нехитрую истину. Что ж, стоит поторопиться и написать письмо Михаилу Александровичу. Если он не откажет, то дело, пожалуй, можно будет считать решенным. Однако же, стоило Ларисе отправить сегодня утром письмо в Петербург, как ей привезли послание от госпожи Райской собственной персоной. Она спрашивала: не соизволит ли пани Червинская уделить ей несколько минут. Лариса примерно догадывалась, о чем та хочет поговорить, поэтому велела передать, что заедет к Катерине Степановне после обеда, благо ей все равно нужно было ехать в Нежин по делам. А на обратном пути можно заехать к Любови Андреевне…***
— Скажите, пани Червинская, — лицо Катерины Райской было серьезным и сосредоточенным, но вот руки, которые она точно не знала, куда деть, а потому без конца теребила цепочку висящего у нее на шее медальона, выдавали ее волнение, — вы ведь знаете все, что связывает меня и Льва Петровича? Лариса удивленно приподняла брови: — Я знаю лишь о том, что он в порыве страсти просил руки вашей, а вы ему отказали, — ответила она. Неужто у них все зашло слишком далеко? Да не может такого быть! — Да, — кивнула Катерина Степановна, опуская взгляд, — так и есть. Я ему отказала. Потому как всякому понятно: никакой брак меж нами невозможен. И вам, полагаю, это ясно, как божий день. Но… я встретила вчера Аглаю Кондратьевну, Любушкину няню, она… ее еще Андрюша мой покойный на службу взял — ухаживать за доченькой. Так вот, она мне сказала, будто бы Любушка собирается замуж за Льва Петровича. Это правда? — Они договорились меж собой, — ответила Лариса, — и Лев объявил мне, что хотел бы взять мадемуазель Тихвинскую в жены. Он попросил написать об этом ее опекуну. Катерина Степановна резко вскинула голову: — Вы не должны позволять им это, пани Червинская, откажите! Запретите Льву Петровичу, объявите ему, что наследства лишите, или еще что-то в таком роде. Это же ошибка! — у Катерины Степановны задрожали губы, казалось, она вот-вот разрыдается. — Я… я не позволю вашему сыну… Если будет нужно, я сегодня же обо всем расскажу Любушке! Я — ее мать, и я никогда не соглашусь на этот брак!