***
И в самом деле, будто мало ей было гибели милого Левушки, так теперь еще и несчастье с Григорием Петровичем. Матушка из-за этого сама не своя, Люба хотела было пригласить ее пожить в Червинке, так как ей было бы гораздо спокойнее, если бы мать была рядом. Но она опасалась, что Лариса Викторовна, а особенно Ларочка будут против. Бог его знает, почему, но Ларочка, во всяком случае Любе казалось именно так, недолюбливает ее мать. Честно говоря, чем дальше, тем больше Любу раздражала заносчивость Ларочки, а самое главное — что она взяла под свой контроль весь дом, и особенно няню Петеньки. Да что там, надо называть вещи своими именами: она ведет себя так, словно является матерью Петеньки. А меж тем, он — сын Любы, и ей до смерти надоело, что сестра мужа лезет туда, куда ее не просят. На днях Люба не выдержала и пожаловалась Вольдемару, просто высказала все, что накипело, отчего ей, к слову сказать, стало легче. — Тебе необходимо поставить на место эту женщину, что она о себе возомнила? — возмутился на днях Вольдемар, когда Люба не выдержала и пожаловалась ему. — Я бы… мог, конечно, поговорить с ней, но боюсь, Червинские меня сейчас и на порог не пустят. — Не надо, Володечка, — с благодарностью взглянула на него Люба, — я не люблю скандалов, вы же знаете. К тому же, Лариса… она это не со зла. Такой уж у нее характер. А характер не переделать! — Ты сама доброта, Люба! — Вольдемар улыбнулся и поцеловал ей руку. — Я, кажется, уже говорил тебе об этом и не устану повторять снова и снова. Но ты обязана быть твердой, дорогая моя, ведь ты теперь хозяйка Червинки! Вот и держи себя соответственно, не позволяй Ларисе Петровне и ее мамаше тобой командовать. В действительности это они — всего лишь жалкие приживалки, а не ты. Ведь твой муж оставил тебе наследство, не так ли? Люба лишь пожала плечами в ответ: — Честно говоря, понятия не имею, Володечка! То есть… Лев, разумеется, имел в своем владении какие-то средства. То, что оставил ему отец. Но… я не знаю, чем именно он располагал, поскольку сам он никогда не говорил со мной об этом. Кроме того, всем распоряжалась и распоряжается его матушка. — Это, — Вольдемар наставительно поднял палец вверх, — большая ошибка с твоей стороны. Разве же можно быть такой беспечной, Люба! Речь ведь идет не о каких-нибудь грошах. — Покойный Петр Иванович Червинский оставил состояние своей жене и детям, — вновь пожала плечами Люба. — Левушка, согласно завещанию, должен был получить капитал в полное распоряжение после женитьбы и рождения наследника. Так что теперь все его наследство достанется Петеньке. — А ты его мать! — пылко воскликнул Вольдемар. — Поэтому теперь только ты имеешь право распоряжаться деньгами Червинских. Ведь твой сын остался на твоем лишь попечении. Возможно, Вольдемар целиком и полностью прав, но не могла же Люба просто прийти к Ларисе Викторовне и заявить, что, мол, она теперь хозяйка Червинки. Это же чистой воды абсурд! Но вот что касается Пети, тут впрямь стоит придумать что-нибудь, чтобы отвадить от него Лару. Она всего лишь тетка, пусть даже не надеется на то, что Петенька, когда вырастет, станет считать ее второй матерью. Не бывать этому! Пожалуй, думала Люба, стоит все-таки поговорить об этом с матушкой. Разумеется, после того, как разрешится эта жуткая ситуация с Григорием Петровичем. Неужели он и в самом деле решился на такое ужасное преступление? Любу всякий раз передергивало, стоило подумать об этом. Матушка же твердила, что не верит, дескать, на сей раз Григорий Петрович не виновен. С другой стороны, когда-то давно он совершил столько ужасных поступков… Но в то же время к Любе он был так добр. Просто голова кругом от всего этого! И что теперь с ним будет? Суд должен состояться в самое ближайшее время, и как пишут в газетах и постоянно повторяет адвокат, которого матушка и Григорий Петрович наняли, шансов на успех ничтожно мало. На днях матушка призналась Любе, что ежели Григория Петровича вновь отправят на каторгу, она отправится вместе с ним. Люба пыталась убедить ее, что это просто-напросто безумие, но ее мать была непреклонна. — После всего, что было, я не могу оставить его одного! — воскликнула она. — А… как же Аннушка? — спросила у нее Люба. Разумеется, она надеялась, что все окончится благополучно, но ведь нужно предусмотреть все детали. — Об Аннушке, я думаю, придется заботиться тебе, дочка. Ну, или… мы и впрямь будем вынуждены отправить ее в приют. Родной отец, как ты знаешь, не сможет взять ее к себе. — Вы не беспокойтесь, матушка, — заверила ее Люба, — если возникнет такая необходимость, то я возьму Аннушку себе. Будут расти вместе с Петенькой, как брат и сестра. Но я уверена, — Люба обняла мать за плечи, — все образуется. И вы сами будете воспитывать Аннушку. И все мы будем счастливы. — Да услышит тебя Господь, доченька!***
Дойдя до берега реки, Люба с Вольдемаром расположились на скамейке у самой воды. Летом, когда все вокруг зазеленеет, здесь будет тень и прохлада: вдоль берега росли вязы и ивы. Пока же природа, выражаясь языком поэтов, только-только начинала просыпаться: набухли почки, появились первые росточки ярко-зеленой травы. Чуть позже появятся и цветы… — Ты сегодня так молчалива, — Вольдемар вновь поднес к губам ее руку, — что тебя тревожит, милая моя Любаша? — Мне казалось, вы знаете об этом, Володечка, — печально улыбнулась Люба. Вольдемар ласково погладил ее по руке: — Не стоит принимать так близко к сердцу то, что случилось с… этим проходимцем. Он ведь даже и не родственник тебе. Да и вообще, Червинские совершили большую ошибку, когда приняли его. Черного кобеля, как любила выражаться моя кормилица, не отмыть добела. Вот, изволь видеть, как он их отблагодарил! — Григорий Петрович… — начала было Люба, но Вольдемар перебил ее: — … подлец и убийца! — жестко проговорил он. — Место ему в тюрьме! В кандалах. Очень надеюсь, что его осудят, потому что таким не место в обществе! Прошу, — ласково улыбнулся он ей, — не думай ты больше о нем. Люба же лишь покачала головой: — Ты теперь все обо мне знаешь, Володечка, и я ничего не могу от тебя скрыть. — Как и положено другу! Надеюсь, конечно, что ты считаешь меня таковым. — Ну конечно! И… ты знаешь, мне ведь по сути не с кем больше поделиться… — Опять тебе досаждает сестра твоего покойного муженька? — нахмурился Вольдемар. Но прежде, чем Люба успела ответить, он придвинулся к ней, вгляделся в ее лицо и воскликнул: — Послушай, Люба, я хотел бы… Словом, у меня очень серьезный разговор к тебе. — Я тебя слушаю, Володечка! — тепло улыбнулась ему Люба. — Тебе очень тяжело после смерти мужа. Ты совсем одна! А у тебя, меж тем, растет сын, и ему нужен отец. Нам с тобой обоим, к сожалению, очень хорошо известно, что это такое — не иметь родителей. Ты рано потеряла своих, мой отец, конечно, хорошо к тебе относился, но дядюшка, пусть даже самый заботливый, ласковый и любящий, не способен заменить их. Я и сам рано остался без матери, и мне всю жизнь ее очень не хватало, несмотря на то, что плохо помню ее. Разве ты желаешь такой судьбы своему сыну, Люба? Перед глазами у Любы все поплыло: Вольдемар, должно быть, сам того не желая, попал в самое больное место. Ткнул пальцем в незаживающую, кровоточащую рану. — Ах, Володечка, — вздохнула она, — что же теперь поделаешь! Левушка… мир праху его, покинул нас так рано. Он так и не увидел Петю… И теперь нашему мальчику придется видеть отца лишь на портретах. — Это не то же самое, что живой и здоровый отец, который воспитывает тебя, каждый день находится рядом. И к которому ты всегда можешь прийти, если тебе грустно, тебя гнетет что-то или же напротив, ты хочешь поделиться радостью. И который всегда будет на твоей стороне, что бы ни случилось, всегда и во всем поддержит тебя. У меня именно такой отец, и я сам хочу стать таковым. Если ты мне позволишь, Люба, я… стану отцом твоему сыну! — Володя… — Люба смотрела на него, широко распахнув глаза. В это просто невозможно поверить! — Ты хочешь сказать… — Стань моей женой, Люба! — воскликнул он. — И я клянусь, сделаю тебя и твоего сына счастливыми! — Но… но это невозможно, — пролепетала она. — Почему же? Ты же знаешь, я полагаю, что не являешься кровной родственницей моему дяде, Андрею Александровичу. Они с теткой Анной удочерили тебя. Не удивляйся, — он перехватил ее удивленный взгляд и еле заметно усмехнулся — я давно знаю эту историю. Еще в детстве мне довелось услышать, не предназначавшийся для моих ушей разговор отца и дяди. Так что по крови мы с тобой не родственники, и потому никто не сможет воспрепятствовать нашему браку. Люба была совершенно сбита с толку и растеряна: неужели он говорит всерьез? — Володечка, — Люба тщательно взвешивала каждое слово, боясь обидеть его, — я очень благодарна тебе за твою доброту и участие. Но… видишь ли, думаю, ты согласишься со мной, что этого слишком мало для брака. Я… очень хорошо к тебе отношусь, поверь, но… Он резко повернулся к ней и положил здоровую руку ей на плечо: — Да я ведь и не прошу у тебя безумной любви, Люба! Ничего такого я не стану у тебя требовать, и без твоего согласия даже пальцем не притронусь. Я хочу лишь одного: помочь тебе. Ты станешь замужней женщиной, рядом с тобой будет человек, который поможет тебе, станет вести все твои дела. И разумеется, я позабочусь о твоем сыне. — Ты во всем прав, Володечка, но… как на это посмотрят в обществе. Да и в семье тоже? — Мой отец будет только рад, я уверен. Что до Червинских, то пусть тебя это не беспокоит. Они не в праве распоряжаться твоей жизнью. Люба была поражена: кто бы мог подумать, что Вольдемар — человек, которого она всегда, с самого раннего детства, немного побаивалась, и который, мягко говоря, ее не жаловал, теперь стал таким добрым и отзывчивым. Он ведь искренен в своих намерениях, и он… кажется, по-настоящему полюбил ее. Кроме того, он переживает за Петеньку и хочет сделать так, чтобы ребенок рос в любви и ни в чем не знал отказа. Люба до конца своих дней будет благодарна Вольдемару за поддержку, которую он оказал ей в такие трудные и тяжелые времена. Тем не менее, она попросила у Вольдемара время подумать, все же она никак не могла решиться дать ему ответ сразу. Он (и за это Люба также была ему неимоверно признательна) сказал, что не торопит ее с ответом. — Я подожду сколько требуется, — заверил ее Вольдемар. — Ты же обдумай все как следует, и однажды ты непременно поймешь, что это идеальный выход и для тебя, и для маленького Пети.***
Всю дорогу домой Люба обдумывала произошедшее: она прекрасно понимала, что Вольдемар прав. Ее ребенку нужен отец, а ей самой — близкий и родной человек, который никогда не даст ее в обиду. Она никогда не забудет Левушку, такое ведь и вообразить себе немыслимо. Но ведь теперь его уже не вернуть, а Петеньке и впрямь лучше будет с живым отцом, а не с призраком. Вольдемар ведь никогда его не обидит… И все же что-то словно останавливало Любу; внутренний голос говорил ей: если она примет предложение Вольдемара — это будет самой большой ошибкой в ее жизни. Но в то же время, Люба думала, что отказываться не стоит. Во-первых, это очень обидит Вольдемара, а во-вторых, он прав: она должна жить теперь своей жизнью. Червинские ведь не родные ей люди, какими бы хорошими они не были. Любе отчаянно хотелось с кем-нибудь посоветоваться, поделиться своими страхами и сомнениями. Ехать в Нежин было уже слишком поздно, поэтому она решила отправиться туда завтра с утра пораньше и поговорить с матерью. Кроме нее никто не сможет поддержать Любу лучше. В гостиной обнаружилась одна Ларочка, она пила кофе и листала газету. — Люба! — воскликнула она, поднимая глаза. — Ты уже вернулась? Как поживает Михаил Александрович? — Все хорошо, — кивнула Люба. Она сняла плащ и шляпку, села рядом с Ларой и внимательно посмотрела на нее. — А где Петенька? — Лизавета его накормила, и теперь они в саду. Сегодня такая замечательная погода! Ребенку ведь нужен свежий воздух. А маменька у себя, прилегла отдохнуть после обеда. Люба рассеянно кивнула. Что ж, раз рядом сейчас оказалась Лара, то почему бы не поговорить с нею. — Скажи, Лара, могу я спросить у тебя совета? — тихо проговорила Люба. — Разумеется! — Лара отложила газету и приготовилась слушать. Люба глубоко вздохнула, собираясь с духом, и наконец решилась: — Видишь ли, сегодня Вольдемар сделал мне предложение. Он хочет… жениться на мне. Лара моментально отдернула руку, точно обожглась, и вскочила с места: — Вот оно значит как! Что ж, я подозревала нечто подобное, да только мне никто верить не хотел. И?.. Очень надеюсь, что ты поставила на место этого мерзавца. — Зачем ты так, Ларочка? — мягко упрекнула ее Люба. — Володя очень добрый и чуткий человек. Лара в ответ на это лишь презрительно фыркнула. — Он желает мне добра, — продолжала Люба, — им движет лишь благородство! Петеньке нужен отец, и Володя… — У Пети, — перебила ее Лара, сверкнув глазами, — всегда был, есть и навсегда останется только один отец — мой брат, Лев Петрович Червинский! И никогда мой племянник не станет называть таковым постороннего. А вдруг завтра ты, подобно госпоже Райской, решишь оставить милейшего Вольдемара и предпочтешь другого, то Петеньке придется привыкать к новому «папеньке»? Ну уж нет! — Подожди, Ларочка! — вздохнула Люба. — Ты несправедлива ко мне. Я понимаю, ты страдаешь, тебе нелегко… Я и сама не нахожу себе места, ведь я очень любила Левушку! И… до сих пор люблю. — И поэтому ты собралась замуж, едва только Левушку отпели?! — Я не сказала, — эти слова больно задели ее, — что выйду за Вольдемара прямо завтра. Мы с ним в любом случае дождемся конца траура. Кстати, — слова эти вырвались у нее прежде, чем Люба успела прикусить язык, — если я ничего не путаю, твои родители поженились всего через несколько месяцев после смерти первой супруги Петра Ивановича. — Это, — процедила Лара, — к делу не относится! Я говорю о том, что Владимир Тихвинский — это последний человек, которого я подпущу к Петеньке даже и в качестве случайного знакомого! — Послушай, — Люба еще раз пыталась воззвать к здравому смыслу, хотя и понимала в глубине души, что это бесполезно, — разве можно вечно думать лишь о старых обидах? То, что у вас с Володечкой не заладились отношения — это… дело прошлое! Теперь нам всем надобно думать о настоящем. Что же касается меня: то главное — это мой сын и его будущее. — Вот именно! — повысила голос Лара. — Можешь считать меня злой и бездушной, но Вольдемар Тихвинский переступит порог этого дома только через мой труп. Это первое. Второе: если ты так хочешь — выходи за него хоть завтра! И переезжай в имение дядюшки, думаю, тебе там будет хорошо. Живите и наслаждайтесь счастьем, как два голубка! Вот только о нашей семье вам придется позабыть навсегда. Ни его, ни тебя здесь более не примут! — Твоя мать будет очень скучать по Петеньке, да и Григорий Петрович… — А кто тебе сказал, — рассмеялась вдруг Лара, — что Петенька куда-то уйдет из этого дома? Ты — уйдешь, милая Любушка, а мой племянник останется здесь. — Петя — мой сын! — воскликнула Люба, у нее даже дыхание перехватило от такой бесцеремонности. — Он — Петр Червинский! — отчеканила Лара. — Единственный наследник всего состояния его отца и деда. И его место — здесь! Ни я, ни маменька не позволим увезти его отсюда и отдать этому ужасному человеку. Никогда, ты слышишь, ни-ког-да он не назовет Тихвинского своим отцом! — Ты… ты просто не можешь смириться, что у тебя нет своих детей! — выпалила Люба. — Поэтому-то ты противишься, не хочешь, чтобы я была счастлива. Поэтому ты мечтаешь отобрать у меня сына! — она опустилась на диван и расплакалась от обиды. — Думай как тебе угодно, — презрительно бросила Лара. — Но я своего мнения не изменю, и Петю Тихвинскому ни за что не отдам! Все, точка! Люба уже была не рада, что затеяла этот разговор, стоило догадаться, чем все закончится. Сначала нужно было поговорить с матушкой, а уж потом… И вот что теперь делать? Она собиралась было сказать Ларе, что та устраивает бурю в стакане воды, ведь она пока еще не дала Вольдемару ответ, но их беседу прервало появление Тихона. Вслед за ним вошла высокая женщина в цветастом платке и вышитой юбке. — Лариса Петровна, — поклонился Тихон, — тут вот… Этой женщине, как она объяснила, нужен кто-нибудь из Червинских. — Мне вообще-то Катька нужна, — хмыкнула незнакомка, перебив его совершенно бесцеремонным образом, — то есть это… Катерина Степановна, чтоб ей, Вербицкая. Или как там ее? Жадан. — Матушка в Нежине живет, — недоуменно взглянула на нее Люба. — Да Тихон сказал уж. Ну, тогда кто угодно из вашего семейства. — Тихон, будь добр, — распорядилась Лара, — маменьку позови немедленно! — А Лев Червинский, стало быть, тут жил? — продолжала между тем свои расспросы незнакомка. — Мой брат погиб недавно, — отозвалась Лара. — А вы, сударыня, — она окинула женщину оценивающим взглядом, — кто, собственно, будете? — Мне, пани, надобно повидать родственников его. Льва Червинского, то есть. И раз он, как вы сказали, брат ваш, то стал быть, вы-то мне и нужны. Я вам должна сказать нечто очень важное. Мужу я покойному обещалась: коль с ним что случится, я сюда приду и все вам выложу начистоту. Ах, да, совсем забыла, дурная! Галина я. Галина Пилипенко.