Toxine.

Ночная темнота постепенно отступала; небосвод светлел, где-то за одеялом осенних облаков пряталось раннее солнце, между веток деревьев в саду гулял лёгкий ветер. Словно вся природа замерла в ожидании утра. Ждать восхода Джимми придется больше двух часов. Он, получше запахнув плюшевую белую шубу, вновь устроил акустическую гитару у себя на коленях. Гриф был холодный, струны нехотя поддавались его мягким, теплым пальцам. Он не знал, с чего начать. У него не было плана. Он просто играл, позволял фантазии нести его по музыкальным волнам. И что-то выходило. Этот процесс в его глазах всегда был похож на бег по кругу. Минуты две-три — и стимул бежать дальше исчезает, если не уметь правильно управлять дыханием. И если обычно вдохновение ускользало от него при любой возможности, то на этот раз, к счастью, оно не сбегало, а просилось в руки. Время остановилось, Джимми замер и северный ветер понес его куда-то далеко, сквозь бесконечное серое одеяло осенних туч, навстречу рассветному солнцу. Он не мог описать этот путь словами, но знал того, кто сможет. Этот кто-то допивал третью кружку листового чая и не собирался выходить вслед за Джимми, пока нечто на его листке бумаги не будет закончено. Эта целеустремленность обезоружила и вынудила его отступить. Ясность в его небесно-голубых глазах подсказывала, что скоро на свет появится нечто стоящее. Раз оно так, то Пейджу надо поспеть за ним и доработать мелодию, котоую он методично собирал по частям последние несколько дней. В нем было несколько чашек крепкого кофе с кардамоном — они помогли прогнать остатки сна, но ему всё равно казалось, что он ещё не посыпался. Музыка все лилась и лилась из-под его пальцев, а в воображении вырисовывались неясные образы, замершие во времени впечатления… Общая картина была затуманенной, отдаленной, все никак не складывающейся воедино. Дверь тихо скрипнула, рассеяв медитативную игру Пейджа. В утренний туман ворвалось солнце. Улыбаясь, Джеймс проводил Роберта взглядом до кресла возле его собственного, и отвернулся, почувствовав нарастающую неловкость. Он не мог ничего с этим поделать. Роберту достаточно приблизиться, чтобы превратить его в ходячую панику, и он абсолютно осведомлен об этом; конечно, гордится этим, и Джимми отводит взгляд, неспособный сражаться. Не очень-то и хотелось. — Ты закрыл дверь, — сказал Плант, — я совсем ничего не слышал. — Ничего, — улыбнулся Пейдж, — не так много пропустил. — Но было же что-то? — с энтузиазмом спросил Роберт. Было заметно то, как сильно он хотел, чтобы его тоже спросили. — Я так понял, твой текст готов? Это было тем, что Роберт хотел услышать. Он важно протянул Джимми исписанный лист бумаги. Джимми тут же жадно проглотил все, что на нем было. Потом ещё раз, но медленно, вчитываясь в каждое слово. Неизвестно, сколько времени он бы ещё просидел, любуясь витиеватыми выражениями, если бы Роберт не заговорил. — Ну, как тебе? Он заглянул ему в глаза. В них плескались лазурного цвета морские волны. Соленые, холодные, блестящие на солнце. Такой умиротворяющий цвет. Джимми хотелось утонуть в нем, стать частью мира Роберта и никогда не знать разлуки. Чувства не подводили — почва под ногами твердела. Известняковые взводы, колонны, стены с выточенными на них фигурами и образами вырастали из земли; давно поросший дёрном и застывший во времени дворец вновь вздохнул, стряхивая со сводов пыль и пепел. Облегчение. Какое же облегчение. — Это прекрасно. Джимми не смог бы найти иного слова, даже если бы очень постарался. Плант, сам того не понимая, написал шедевр. Оставалось только сшить его с не менее феноменальной музыкой. Ну, Джимми надеялся, что она не хуже. Что-то загоралось внутри, когда он возвращался к этой мелодии, а подобное случалось с ним очень редко. Возбуждённая улыбка Джимми заразила и Роберта тоже. Захотелось поцеловать его — и он поцеловал. Быстро, легко и нежно. — Спасибо. Теперь твоя очередь, — махнул он рукой на гитару, — попробуем соединить? …Перед тем, как ударить по струнам, Джимми бессознательно погрузился в возраст восемнадцати-девятнадцати лет, когда страх перед выступлениями все ещё преобладал над уверенностью. Он играл все то же, что и пять минут назад, а в голове царил хаос. Боялся заминки, задержки. Допустить ошибку будет непростительно, особенно, когда Роб начал петь своим фирменным, хриплым субтоном. Джимми играл дальше, Роберт тихо напевал свой прекрасный текст. Происходило нечто, выходящее за рамки понимания Пейджа. Он с удивлением вслушивался в гармонии, к которым они вместе подбирались все ближе и ближе, и все думал — «Я где-то это уже слышал, или у меня бред?» «Неужели это мы сейчас создаём?» Вдруг Джимми остановился. Роберт тоже. Они обменялись взглядами, полными удивления и неверия. — Принесу магнитофон. — Да, давай. Джимми вбежал в комнату — магнитофон должен быть где-то недалеко. От волнения Роберт встал с кресла и принялся расхаживать туда-сюда по балкону. Сомнений нет — они создают шедевр. …Перед тем, как нажать на кнопку записи, они снова посмотрели друг на друга. Джимми опять замялся, опустив взгляд. — Странно, правда? — Немного. Возможно, — Роберт не звучал уверенно. — Господи, мы как два подростка… Надо же было круговороту бизнеса так затянуть, чтобы творческий прогресс начал восприниматься словно манна небесная. Ничто кроме идеи не могло распалить их настолько ярко. — Просто… Приятно вспомнить, что мы все ещё художники. В каком-то смысле слова. Это… черт, даже не знаю, как это описать! — голос Джимми становился то тише, то громче, он смеялся и одергивал себя, стесняясь своей безумной радости. — Я пиздецки волнуюсь, — с сердца отлегло, стоило им начать обмен эмоциями. Роберт еле заметно покраснел. Непривычно, но приятно — так это можно описать. Пусть это всего лишь грёбаный черновик, который они перезапишут ещё много раз. Пусть эта песня и останется в числе черновиков — но она звучит, как начало чего-то нового. Эта песня — не важно, будет она закончена или нет, — останется в их памяти символом перерождения. — Ладно, — Джимми резко выдохнул, избавляясь от бесполезного волнения, — давай запишем. Будь что будет. Роберт кивнул. Прокашлялся. Джимми нажал на кнопку. Запись пошла.

There's a lady who's sure all that glitters is gold, And she's buying a stairway to Heaven. When she gets there she knows, if the stores are all closed, With a word she can get what she came for. Ooh, ooh, and she's buying a stairway to Heaven...

Джимми сосредоточенно отыграл последний квадрат второй раз и разложил аккорд-разрешение ещё на половину. На этом запись подошла к концу. Он остановил запись и отставил гитару в сторону. Роберт посмотрел на Джимми. Джимми посмотрел на Роберта. Они засмеялись. — Что это блять было? — воскликнул Джимми, отчего нервный смех Роберт стал ещё громче. — Не знаю! Мать твою, Джимми! — он был готов прыгать от переполняющей его радости. Джимми заметил у себя одышку. Смешно. У них наконец-то получилось! Он резко вскочил и вцепился в Роберта самыми крепкими объятиями, на какие только был способен. Внутри было так легко и тепло, что слезы просились на глаза. Это похоже на сказку, ставшую реальностью. Будущее никогда не ясно, но благодаря этой песне у него появились главные очертания. Этого Джимми достаточно, чтобы избавиться от «подвешенного» состояния. — Роберт, спасибо, спасибо тебе большое, — ему было плевать, если кто-то их увидит. Плевать, если услышит. Наконец-то плевать. — Что бы я без тебя делал… — Брось, ты тоже ничего! — Роберт все никак не мог перестать смеяться. Он нежно гладил Джимми по спине. — И я тебя люблю. Когда барьер молчания был окончательно разрушен, мир вдруг предстал перед Джимми ясным и цельным, каким он однажды и был. Без лишних запретов и требований к себе, всё просто: захотел — сказал, решился — сделал, набрался смелости — признался. И в объятиях Роберта наконец-то комфортно и спокойно. Они наблюдали за солнцем — оно из ярко-красного переменилось в оранжевое. Днём будет холодно. Плант уже представлял жалобы Ричарда на этот счёт. Через часов пять он с Джоном, роуди и тоннами оборудования должны объявиться на пороге Хэйдли-Грейндж. Джонси пообещал, что доберется вовремя своим ходом. — Предлагаю выпить, когда ребята приедут, — тихонько сказал Роберт. Пейдж скептически поднял брови. — Кормишь мои зависимости, как не стыдно, — вокалист с ехидной улыбкой похлопал его по плечу. — Может быть совсем немножко. — Черт, будет неловко предоставить им только одну песню… — Поэтому я и предложил сначала выпить. — Ладно, а как дальше быть? — Импровизация. — Не заблуждайся, Роберт Энтони Плант! — Джимми усмехнулся. — Одна хорошая песня ещё не означает, что ты хорош во всем! — Неправда. Я отлично импровизирую на сцене, — сщурился Перси, вспоминая свои гениальные во всех смыслах эскапады, состоящие из скандирования слов «детка» и «пожалуйста». Так и правда больше никто не умел. — На крайний случай у меня есть ты. — Я буду нервничать! — Звучит как угроза. — Идиот. Джимми оставил поцелуй на его щеке и подставил лицо холодным лучам солнца. Издалека донесся отчаянный крик петуха. — Рич стопудово занесет колеса. Он без них уже не может. — Долгая пауза. — Джимми… — Я знаю. Определенные темы обязаны однажды всплыть. Они должны находиться в постоянном обсуждении, такие как зависимости, например. Джимми задвинул рефлексию на эту тему куда подальше — и без обсуждений видно, что в его случае без лечения не обойтись. Ситуация Роберта также потребует вмешательства, возможно тоже клинического. Это наводило на мысли о собственной неполноценности, об искалеченном организме и просранном на самоуничтожение времени. Им было о чем сожалеть. Кому секс, кому наркотики. Все лучше, чем слабость к сахару или просмотру футбола, ведь так? Зависимость следовала за Джимми тенью. Присутствовала в его жизни незваным гостем, не оставляя в покое ни на минуту. Джимми не оборачивался, Роберт тоже. Оба понимали, что избавиться от этого гостя не так просто. Точнее, это будет самым трудным испытанием. Наблюдая за взаимодействием Джимми с «гостем» Роберт понял только то, что однажды не сможет не вмешаться. Пусть во рту пересыхало, когда дорога мысли заводила его в поистине пугающие дали — он был готов к войне. Роберт прикроет спину Джимми, а Джимми прикроет спину Роберта. — Это будет трудно, — неловко усмехнулся он. По правде говоря, Плант был больше, чем готов столкнуться с проблемами в будущем, только не знал, каким оружием он располагает. Против комплекса, следующего за тобой всю сознательную жизнь, эдакого психологического исполина, в рукопашную не попрешь. Здесь нужна стратегия и несокрушимая сила воли — ну, а желания развивать и улучшать отношения с Джимми у него было хоть отбавляй. Роберт видел их светлое будущее, окруженное терновниками настоящего; колючие, опасные трудности и проблемы, которые предстоит оставить позади. А лучше сжечь дотла, обратить в космическую пыль и забыть навсегда. Достать белоснежно-чистое полотно и начать с начала, с густых красок с тяжёлым, маслянистым запахом. Чтобы образы на картине пестрили яркими цветами, запоминались, вызывали замешательство и только потом — спокойствие. — Роб, — Джимми осторожно коснулся его спины, — я рядом. У нас все получится. Пейджа даже пугало то количество времени, которое ожидает его — их — впереди. Честно признаться, он планировал отойти в мир иной годам к тридцати пяти, но все изменилось, когда Роберт заговорил про то, как сказочно планирует отпраздновать свой юбилей. Плант любит праздники, и Джимми будет не против отодвинуть свои саморазрушительные планы в сторону ради такого. Было бы неплохо отметить вместе и сорокалетие, и семидесятилетие… От подобных фантазий веяло уютом и спокойствием — чем-то, что им будет дозволено только когда на Олимпе не объявятся новые боги музыки. Пейдж решил, что, пусть до этого ещё далеко, но он будет ждать. — И как назовем? — Внезапность этого вопроса рассмешила Роберта. Конечно, песня. Шикарная песня. Над ее названием Роберт подумал заранее. Выдержав паузу, он ответил: — «Лестница в Небеса». Джимми внимательно обдумал это название. Больше волшебное, чем мистическое. Светлое, вселяет в душу чувство надежды и веры в лучшее. Самое то. — Так себе. — Иди к черту! — Джимми от души расхохотался, когда Роберт наполовину обиженно, наполовину в шутку пихнул его в бок. — Тебе просто слишком понравилось! — Ты прав, — улыбнулся ему Пейдж. — Это прекрасное название. Становилось все холоднее и холоднее, от чего не спасали даже объятия. В лесу все громче распевались ранние птицы. Мягкие, розовые солнечные лучи ложились кривыми полосами на бревенчатый пол, еле-еле согревая замёрзшие к чертям руки. Так спокойно и тихо бывает очень редко. Роберт шагнул внутрь дома, а Пейдж за ним следом. Дверь со скрипом закрылась. Кажется, сегодня будет отличный день.