Лебедь
27 марта 2021 г. в 21:35
Никогда себя красавицей Айлина не считала, хоть лебедью и прозывали, да больше в насмешку уже. О какой красоте речь идет, коль она сутками напролет трудится по дому и работает в поле, чтоб было на что прокормиться братишке и больному отцу? И волосы у нее обрезаны коротко. И руки загрубели. И кожа смуглая от пребывания на солнце. Разве сравнится она с той же дочкой старосты Ирикой, белянкой, холеной девицей в дорогих нарядах. Нет, конечно же. Вот и мечтать нечего. Была лебедь, да улетела.
Только однажды коснулось Айлины счастье.
– Красавица, напиться дай, – голос окликнул.
Айлина обернулась да ахнула. Неподалеку эльф стоял, улыбался да подмигивал, зубы на солнышке высушивал.
– Конечно, дам.
Бросилась Айлина в дом, разыскала чашку, вынесла ее, наполненную колодезной водой.
– Благодарю.
Ладони эльфа приняли сосуд. Айлина смотрела, как он пьет. И чувствовала, что больше не завидует старостиной дочке – ведь не у Ирики попросил воды красавец из старинной легенды, не в дом старосты заглянул.
– Благодарю, красавица.
Айлина едва не всхлипнула. Ну какая она красавица, зачем он смеется над глупой смертной? Но заглянула в ярко-зеленые глаза, утонула, да вдруг и увидела себя в них. «А ведь я хороша», – подумалось неожиданно девушке. Волосы коротки, да на солнце хорошо выгорели. Глаза синие как озера. А уж от работы жирка лишнего нет, фигура ладная да стройная.
– Позволишь ли остановиться в твоем доме до вечера? Я менестрель, пришел петь на свадьбе дочери вашего старосты.
– А что, Ирика разве замуж выходит?
– Выходит, раз менестреля приглашают.
– За кого же?
– Сам не видел жениха, но имя слышал. Ильен.
Айлина так и обмерла вся. Ильен, сын кузнеца. Давно ли ты венки плел для своей Лебеди, а сейчас, стало быть, на Ирике женишься.
– Проходи в дом, певец. Только не обессудь, бедно живу. И отец болеет.
Эльф только улыбнулся. Словно ветром теплым поцеловало от его улыбки Айлину. Красив эльф, гость из сказки, легенда живая. Коса золотая длиннющая, мало землю не метет, в обхвате – не всякая рука еще вокруг косы и сомкнется; глаза – нож острый, вроде и смотрит ласково, а все равно, как по сердцу полосует; сам бледный, навроде как и солнца не видал ни разу в жизни; и уши к голове прижимает, как кот нашкодивший. И в левом ухе серебряный меч-сережка, не в мочке даже, в острую верхушку воткнут. Словно присадили сережку с размаху, криво-косо, так и оставили. Диковатый, что кот уличный, руки ласковой не знавший.
В избе шуршание слышится да голос отцовский. Айлина подхватилась, стрелой метнулась. А как в избу забежала, обмерла, прижалась к косяку – сидит отец за столом, с менестрелем беседует. Смех эльфа как ручей по камням льется. А братишка Вьюнок по полу ползает, лентой длинной играет, из косы менестреля выдернутой. Лопочет что-то. Увидел сестру, побежал:
– Айли. Айли.
– Что ты ж сотворил? – Айлина шепчет.
– Чудо.
Шесть лет с постели отец не вставал, как жена его, мать Айлины и Вьюнка, в могилу сошла. Шесть лет Вьюнок слова сказать не мог, мычал только. Непрост гость колдовской, не менестрель в избе сидит – чародей, вон и по вороту знаки колдовские вьются. Только к добру ли, к худу ли зашел. Черен ворот, серебряны знаки на нем.
– Что тебя привело? – Айлина шепчет.
– Колдун я странствующий, Эльмиром прозываюсь. Прослышал, что беда к вам в дом пришла, явился беду гнать.
– Прогнал, – шепчет Айлина.
А у ворот уже Ильен томится, Лебедь свою ждет. Смеется чародей-менестрель, чай пьет, глазами зелеными светит – снял с кузнеца чары деревенской колдуньи, отсушил от Ирики. Пора дальше идти, ткани да бусы сестренке нести.