Во дворце здесь влюблённую так сторожат, Чтоб внезапно затем бросить заживо в ад, Чтоб в аду она тайну высокой любви Начертала на стенах в огне и в крови. Рабиа Балхи
- Терпи. Целее будешь, - поучала маленькую ещё Асхель старуха-рабыня после очередной порки. - Вас бить нельзя — потеряете красоту. А ты постоянно делаешь так, что тебя приходится пороть, Асхель. Смотри, у тебя живого места на заду нет! И бёдра. Что у тебя будут за бёдра! Чудо. Но и им досталось. Смотри — полосы. Смотри! Асхеееель?! Но той было всё равно. Пусть бьют. Пусть уничтожают красоту. Асхель не желала быть постельной усладой. Всего лишь. Пфф. Она выберется из этого дурного места и добьётся чего-то большего, чем ноги раздвигать. Так она думала в десять лет. Прошло ещё восемь. Асхель пока не выбралась.***
Ваарта[1] Гал’эри терпеть не могла ждать. Одетая в тунику цвета ванили и расшитую золотой нитью накидку, она раздражённо позвякивала браслетом на правом запястье. Браслет был из красного, редкого золота, его подарил Гал’эри один из многочисленных поклонников. Но и без мужчин ваарта могла позволить себе дюжину таких браслетов — таков был предлагаемый ею товар: обученные постельным премудростям девушки-полукровки, красивые, безотказные и юные. Женщина пришла, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Старая, сгорбленная, уродливая — её лицо цветом напоминало сушёную грушу. Рабыня. Ваарта Гал’эри сморщила нос. Старуха вела за руку редкой красоты девочку с большими тёмно-зелёными глазами напуганного зверька, белым лицом, чуть раскосыми глазами и пшеничными косами. Про ваарту Гал’эри судачили, что она с одного взгляда понимает, будет ли с девчушки толк. Эта ваарте сразу не понравилась. Но Гал’эри не привыкла отказываться от своих слов. - Моя ваарта просит её извинить - прошепелявила старуха, преломившись в поясе. - Никак не могли поймать девчонку. Но вот она здесь. Её зовут Асхель, она… - Я знаю, как её зовут, - не скрывая презрения к человеческой рабыне, перебила ваарта. - Я беседовала с её… хозяйкой. Не просто хозяйкой — матерью. Очередная богатая дама взяла в любовники привлекательного человеческого мужчину, родила от него ребёнка, а как наигралась — решила отдать в дом удовольствий. И если бы так не поступали, как знать, была ли богата ваарта Гал’эри. С запада наступала тьма, ярко горели первые звёзды. Мир Создательницы готовился ко сну. Кончиками пальцев ваарта Гал’эри коснулась подбородка Асхель. Девочка заплакала. Без всхлипов и дрожи, иначе Гал’эри ударила бы её. - Сколько там ей лет? - Пять с половиной, сиятельная ваарта. - Что уже умеет? Старуха задумалась. - Ну-уу… Посуду вымоет. Губы Гал’эри искривились в недоброй ухмылке. - Белоручка, значит. Хорошо. К украшениям ма… хозяйки тянулась? К средствам для ухода и красоты? Рабыня чуть заметно прижала Асхель к себе. - Она весёлая, любит играть, общество других детей. Но — мальчиков. Она больше дружит с ними. Девочки… - старуха пожевала губами. - Девчачьи радости не для неё. Она и сама так говорит. Устремив тяжёлый взгляд на Асхель, хозяйка дома удовольствий подумала, что уродливая рабыня что-то не договаривает. Как и ваарта, мать девчонки. Ничего, время выяснить есть. И если малявка не оправдает потраченных на неё средств… Что ж. В их деле без потерь никуда. Одна девушка на днях повесилась. Почти на глазах у гостя — тот вышел по нужде, а вернувшись, обнаружил бьющееся в судорогах тело.***
Далеко-далеко, давным-давно, в бескрайних степях Никабаахэ её прабабушка пила молоко кобыл и овец, сидя на видавших виды засаленных шкурах, и вместо золотых носила на шее медные ожерелья. Бабушку из-за её редкой красоты продали в жёны новому главе селения, и бабушка носила золото, бирюзу и опалы, рожая каждый год по крепкому сыну. И только последний из её сыновей, трёхлетний Икарам, был взят в плен, а не убит. Прочие, крепкие телом и смелые духом братья пали в бою, когда пришли винаийр. Семеро их было, а остался один — самый бесполезный по малости лет. И проклятьем ему стала его нежная, почти девичья красота. Был бы воином и охотником, а стал слугой и наложником для избалованной, сварливой женщины. Асхель отца почти не видела. Он служил конюшим. Здесь лошади другие — стройные, на тонких ногах, с негустыми гривами и хвостами, высокие. Здесь всё другое. На родине отца выше золота, драгоценных камней и власти ценилась девичья честь. Тут царил разврат. Женщины и даже совсем юные девушки ходят, сверкая полуобнажёнными телами, улыбаются мужчинам и проводят ночи с кем хотят. Ну и если возвращаться к лошадям — в тоарзараниз Кватар их молока не пьют, полагая это уделом степных дикарей. Поэтому Асхель пила коровье. У ног её сидела подружка — кудрявая Махитибенге, с кожей цвета крепкого чая. Её имя мало кто мог произнести, вот Асхель и звала её ласково — Махи-гэй. «Гэй» - дорогая сердцу. И если у кого-то в их печальном доме разврата была Тайна, так это у них. - Смотри — у тебя снова откуда-то синяк на колене. Ахсель улыбнулась: - Поцелуй, и всё пройдёт, милая. Махи-гэй поцеловала. Потом выше. А потом ещё выше. Разврат — это когда нет любви. Ахсель, как и её отец, знали нравы своей родины лишь по слухам. И там, в степях, коли узнавали о связи мужчины с мужчиной или женщины с женщиной — виновных разрывали лошадьми. Молоко стало ненужным. Асхель поставила кружку на стол, опёрлась на край лопатками и раздвинула бёдра, которыми восхищались многие мужчины. Но то, что скрывалось между ними, Асхель была счастлива доверить только ловкому язычку Махи-гэй. Только пять ночей в месяц двери для гостей оставались закрытыми. Только пять ночей в месяц не приходилось терпеть слюнявые мужские поцелуи. И ладно бы приходили красавцы и силачи, нет! Утешиться в объятиях шлюх приходили и тощие юнцы, и не в меру ретивые старики. Особенно сильно Асхель ненавидела одного — ваартана Шан’ри’нуза. Зато он её очень сильно любил и всегда выбирал её. И попробуй откажись — сама хозяйка, ваарта Гал’эри, оттаскает за волосы. Ваартан Шан’ри’нуз ценный гость, поскольку сказочно богат и платит двойную цену. А Асхель ненавидела его широкое красное лицо, волосатый живот и короткие ноги, и то, как он, отдуваясь, заползает на неё и по часу пыхтит, беспорядочно и грубо хватая её за груди и ягодицы. А когда не может кончить, то со зла елозит пальцами в… ...Ассель вцепилась зубами в подушку, чтобы не застонать, пока тонкие чёрные пальцы Махи-гэй один за другим проникали в неё. Им не чета волосатые, толстые пальцы ваартана Шан’ри’нуза. - Я люблю тебя, Асси… - чуть хриплый голос Махи-гэй дрожал, а Ассель плавилась, блаженствовала, теряла разум. Ассель встала на колени и локти, и Махи-гэй вцепилась в её бедро, прижимаясь к нему низом живота. Завтра… Завтра предпоследний день их мимолётной свободы. Но сегодня… Ассель со всхлипом выгнула спину, и Махи-гэй тут же опрокинула её на ложе. Дала чуток отдохнуть, и стала слизывать влагу с горячих, припухших нижних губ. В доме удовольствий девкам не запрещалось дарить ласки друг другу, лишь бы работали исправно. И шлюхи грезили урвать хоть кусочек настоящего тепла и настоящей страсти. Голодные до нежности, они были готовы на всё, чтобы её получить. Но и сама ваарта Гал’эри не могла приставить, что под крышей её заведения найдётся та, что захочет за неё убить.