***
После очередного гостя Асхель долго тёрла мочалкой свои бёдра. Опять толстый, волосатый — таким гордые женщины-винаийр дают от ворот поворот, а такие, как она… просто дают. От унижения на глазах выступали злые слёзы. Когда гость получил своё, то сбросил её с себя как куль с дерьмом. И сказал, чтобы в следующий раз она вымылась получше. Кто бы говорил… Но как бы то ни было Асхель мылась так, будто хотела содрать с себя кожу. После бани Асхель вышла на залитую солнцем площадку, поставляя живительным лучам обнажённое тело. И не сразу заметила, что за ней наблюдают. Это был высокий, статный винаийр. Молодой. С курчавой золотистой бородкой и роскошными кудрями до пояса. В волосы были вплетены красные ленты — значит, воин. Улыбался он безмятежно, будто неподалёку от него не стояла обнажённая красавица. Не работнице дома удовольствий смущаться, однако Асхель закрылась руками. Тогда воин рассмеялся. А отсмеявшись, сказал: - Я знаю, что это за дом. И понимаю, кто ты. Ты покраснела. Не думал, что здешние так умеют. Скажи мне, где твоя ваарта. Я её не встретил. Асхель еле натянула на мокрое тело рубаху. Та плотно облепила её груди, стан и бёдра, кажется, лишь подчеркнув их для воина. Винаийр прищурился и цокнул языком. - Красота. Может, мне тебя выкупить? Тут-то Асхель по-настоящему испугалась. Страшные слова, если подумать. В доме удовольствий у шлюхи есть подруги. А если кто себе купит, так это же… Запрёт. Будет держать под замком. - Я не знаю, где ваарта Гал’эри, - пискнула Асхель и стремглав бросилась прочь, забыв обуться. Быть общей вещью или быть вещью одного — кто скажет, что хуже? Воин задумчиво смотрел ей вслед.Глава 2
27 августа 2020 г. в 22:47
Как-то Асхель спросила отца, что он помнит о жизни на родине.
Отец, пропахший сеном, землёй и лошадиным навозом, вытирал руки. Совсем недавно он помог разродиться любимой кобыле ваарты.
Маленькая Асхель с горечью смотрела на его красивое скуластое лицо и широкие плечи, на шершавые ладони, так редко прикасавшиеся к её волосам. И не знала, что ей ещё повезло. В степях Никабаахэ отцы не обращают внимания на дочерей, пока не наступит необходимость выдать их замуж.
Икарам, отец Асхель, помнил огонь, вой женщин, визг детей, отрубленные головы — но как об этом рассказать дочурке?.. Поэтому он сказал другое:
- Молоко кобылиц. Простор. Мать держит меня на коленях. Вокруг нас — мои братья. Я мало что помню, гэй. Ты зря спрашиваешь.
Потрепал Асхель по волосам и снова ушёл проверять жеребёнка.
Девочка осталась у входа в конюшню. В затылок ей светило яркое полуденное солнце, и она знала, что если повернётся, увидит васильковое поле и пепельно-зелёную полосу кустарника вдали.
За кустарником — приток великой реки Теанте.
Однажды отец сводит её туда.
Он обещал.
Её ножки не дотягивались до стремян, и отец придерживал Асхель за талию. Чувствуя его сильные пальцы на своих боках, девочка чувствовала себя защищённой от всего мира.
От хозяйки, не скупившейся на брань, и пинков старшей служанки, от рассказов юных рабынь, считающих, что Асхель в её неполные пять стоит знать обо всех превратностях жизни.
Оставаясь наедине с собой, Асхель приходила в чувство.
Хоть бы раз отец защитил её.
Своим детским умом девочка понимала, почему отец молча стоит в стороне, позволяя разгневанной хозяйке бранить её. И понимала, почему отец порой спит не в прилегающей к конюшне комнатке, а в опочивальне ваарты. Догадывалась она ещё кое о чём, но это уж было совсем страшно.
Люди боятся спрашивать, кто их отцы.
А такие, как Асхель, кто их матери.
Но пока Икарам крепко держал её за талию и смеялся вместе с ней, Асхель думала, что она самая счастливая девочка в мире.
На её выжженных солнцем волосах венок из васильков.
Отец, думая, что на не чувствует, целует её в макушку снова и снова.
Но Асхель чувствует. И млеет от древней, как сам мир, жажды.
- Богов наш народ почитал трёх: земли, неба, и воды, - рассказывал отец. - Самым старшим был бог неба. Средний — бог земли. А самый младший — тот, который остался. Как они, трое братьев, появились в мире, не знает никто. Бог неба лил дожди и пригонял ветра, бог земли нёс в своих ладонях семена трав, а бог воды, самый младший, принимал дожди старшего брата в себя и вместе с ними, двойной силой, освежал высыхающую твердь. Но однажды братьям стало скучно. Они собрались на совет. Для кого, сказал бог неба, я лью дожди, посылаю ветра, приказываю солнцу светить? После него стал сетовать бог земли: он, де, творит травы и плоды, а вкушает их кто — одни звери неразумные. Младший бог молчал, молчал, а потом подал совет. А посоветовал он сотворить существ разумных. Сказать легко. А как сделать? Разбрелись братья и стали думать. И бог воды, как самый младший, а значит, горячий и необдуманный, принялся творить первым. Вышел он из своих владений и увидел себя статным молодцем с синей кожей и зелёными волосами в зеркальной глади реки. Взыграла в нём гордыня, и решил бог воды сотворить подобное себе существо. Дно реки устилала глина. Бог воды вынес эту глину на берег, и слепил своё подобие. Но маленькое — сейчас таких называют детьми. Наклонился бог воды и поцеловал своё творение в губы, и вдохнул в него жизнь. Так вскочило первое дитя и заплакало, ища того, кто призвал его в мир. И испугалось бога воды. Тут пришёл бог неба — спустился с облаков. Увидел это дело и давай ругать младшего брата. Но ссорой дело не поправишь. Ребёнок ещё больше забоялся богов, грозных, хоть и прекрасных. Бог неба нырнул на дно реки и долго не показывался. А когда вышел на берег, то в его могучих руках было куда больше глины, чем взял бог воды. И слепил старший брат-небо из своей глины человека побольше — мужчину. Дитя тут же перестало плакать и протянуло руки к мужчине. И мужчина обнял дитя. А про богов они забыли, найдя родственное себе создание. Когда в гости пришёл бог земли, то сразу сказал: чего-то не хватает. Подумал он, подумал, и из травы сплёл третьего человека — женщину с тонким станом, робким взором и хилыми руками. Бог неба поднял было брата на смех. Бог земли ответствовал, что когда мужчина пойдёт искать пропитание, женщина будет нянчится с ребёнком, для этого особой силы не надо, зато нежность да кротость пригодятся. С тех давних пор так и считают в Никабаахэ — мать кормит грудью и ласкает, но ребёнок всегда к отцу тянется, ибо отец одной с ним плоти, а мать — со стороны пришла. Я, конечно, так не считаю. А считал бы, если бы вырос в Никабаахэ.
В притоке Теанте богов нет — Асхель в этом уверена. Отец держит её за ворот платья, чтобы она не упала. Асхель опускает ручонки в ледяную воду, пытаясь поймать серебристых мальков.
Обещание сводить её на речку Икарам сдержал.
А это нет:
- Вот отдать куда-то тебя я не позволю.