Радуга

Когда Шинобу вторглась без приглашения в храм прихвостня Кибуцуджи, она не знала двух вещей. Первое — здесь уже не было Второй Высшей Луны, лишь муж и с недавних пор — отец. Пусть и названной дочери. И второе — Канао впервые ослушалась свою наставницу, хоть и не по своей воле, и убежала туда, где была самая кровопролитная битва, туда, где бравые воины Ояката-сама, которым буквально несколько минут назад стал Кирия Убуяшики, вели бой с самим Музаном. Вместе с Цуюри под влияние демона с даром убеждения попал и Иноске, и теперь Столп Насекомого готовилась принести себя в жертву, не подозревая, что за ее спиной уже не было соратников. Ее смерть будет напрасной. Но все можно было предотвратить, если б не это проклятое чувство долга и мести. Если бы отравительница сама опустила меч, Доума вовсе не стал бы вредить ей. Но Кочо предпочитала настоящему прошлое, цепляясь за смутный образ сестры, который всегда заставлял ее подниматься несмотря на боль и скорбь, заставлял и сейчас. Вид демона, убившего Канаэ, в глазах Шинобу был искажен настолько сильно, насколько она ненавидела его и других о`ни, которых ей пришлось уничтожить. Ее разум застлали картины лиц бесов, насмехающихся над своими жертвами, и стоило лишь мужчине обернуться, ахнув от неожиданности, разъяренной мечнице показалось, что он уже начал смеяться над ней. Если бы кто-то рассказал ей всю историю жизни Рен Фудживары, ничего не утаивая, Кочо бы посоветовала этому существу проверить лоб — не охвачен ли он жаром, от которого изо рта прут такие бредни? Сказка о безумной девице, которая перевоспитала демона, действительно звучит только как сказка. Ведь все прекрасно знали, что это за девица и что это за демон, посему решение Кагаи-сама считали чуть ли не посылом несчастной Рен на смерть. Какой бы она ни была хитроумной плутовкой и сильной Истребительницей, она не справилась бы с радужноглазой Луной ни лестью, ни катаной. Так казалось и тем, кого она считала своими близкими друзьями. В нее не верили даже они. Но Фудживара всех обвела вокруг пальца, включая, похоже, и себя. В любом случае — это сработало! В последнем бою, не попади к Доуме именно Шинобу, он бы, кто знает, может быть даже согласился бы сотрудничать с Охотниками. Но, увы, такого предложения он не получил. Проделки судьбы или девы с бивой? И можно ли считать то, что произошло дальше, такой уж печальной развязкой? Ребенок, непонятно откуда взявшийся у блондина, не вызвал жалости у мечницы. Даже наоборот, это разгневало ее еще больше: кого он из себя строит?! Решил сыграть в благодетеля? Он наверняка убивал детей, а теперь захотел понянчиться с одной из них? К слову, девчушку ей тоже было не жалко. Была бы чуть умнее, то убила б себя, а кровь демона не приняла бы. Такая мысль родилась у Кочо, когда она сама была маленькой, а на ее глазах растерзали ее собственных родителей. Мушки, которые готовы водиться с кем угодно, лишь бы их жалкая жизнь не была оборвана, не могут считаться человеческими детенышами, скорее змеенышами. Хотя... чего от них ожидать, они слабые, они трусливые, они просто дети, как говорили и Химеджима, и Фудживара, но Шинобу была отравлена постоянными мыслями об уничтожении всего зла, даже его зачатков, так что ее рука, а вместе с ней и настрой, оставались тверды, а мысли — затуманены. Поговорить, раскрыть душу — такова была просьба Доумы, и в ней, что удивительно, не крылось ничего дурного, но Столп опять слышала слова, а отдавались они у нее в голове смехом. Девушка растеряла остатки самообладания и какого-никакого плана, просто бездумно обкалывая беса различными ядами, пытаясь при этом как-нибудь подловить и девчонку. Но он, каждый раз видя это, успешно блокировал путь и наносил Охотнице все новые увечья. Он мог убить ее, но если Рен вернется и узнает об этом, то ей будет грустно. И если все так и произойдет, то стоит ли смерть жалкой, пусть и очень надоедливой и упорной бабочки, плохого настроения жены? Поэтому Доума, скорее, играл со своей "гостьей". Она не представляла ему угрозы ни коей своей клеточкой тела, как думал он, хотя и довольно сильно ошибался, а вот маленькую Котоху защитить надо было. Она, бедная, жалась в уголке комнаты и всегда бледнела, словно вот-вот грохнется замертво, как только отчим получал очередной удар, вернее, укол. Ей бы помочь папеньке, попробовать проявить свои силы, но в этом блондин дочурку не винил — лучше уж пусть сидит там, тем легче закрывать к ней доступ. Их жизнь, всех троих в этой комнате, пошла бы по-другому, прерви кто-то эту ядовитую потасовку. Кто угодно, любой Охотник, работник храма или даже сама Рен. Но она не вернулась. И уже никогда не возвратилась бы. Доума не знал этого, поэтому продолжал отбивать атаки и защищать падчерицу. Он уже достаточно сильно ранил Столпа, которая упала на колени, держась за распоротое предплечье. Несомненно, ей было больно. Но еще больнее было Фудживаре, которой тоже не повезло с противником. В тот миг, когда Шинобу встала на ноги, невзирая на адские муки и постепенно угасающее сознание, Куинси упала замертво, пораженная рядовым бездарным о`ни. О, как иронична судьба. Этот демон не имел магии, лишь клыки да когти, а еще очень большое желание подкрепиться. Прямо как тогда. Может, он был обращен недавно. В любом случае, девушке даже нечем было защититься, не считая бесполезного кинжала, и на этот раз никто не помог ей. Как глупо. И на что она надеялась? Почему так просчиталась? Шатенка даже не успела позвать на помощь кого-то из своих друзей-демонов. Она, в общем-то, заплутала и попала в лес, который не проходила даже с Аказой. В этом и была рискованность путешествия в одиночку и по самодельной карте. Она была так окрылена чувством предвкушения встречи с любимым, что позабыла о всякой безопасности. Она не пряталась в тени, не старалась быть тише, просто бежала вперед, после каждого хруста ветки сзади наивно надеясь, что ей повезет. И впрямь влюбленность — губительное болото. Лик хитрости Организации Истребителей Демонов был убит обычным голодным зверем. Он напал на нее сзади и чуть не выколол глаза, а дальше... Рен лежала на земле, не чувствуя абсолютно ничего, но зная, что у нее нет уже как минимум двух конечностей, правда, каких, ей было неизвестно, ведь она могла смотреть только в небо, захлебываясь в крови. Ей перерезали горло, и это было последнее, что причинило кареглазой боль. Бес ликовал, насыщаясь сытной девичьей плотью. Его сила возросла, а молодая женщина видела уже не сплевшиеся кроны деревьев, между которыми мелькал небосвод, постепенно светлеющий и проясняющийся — рассвет был очень близко, — а одну сплошную прозрачную пелену. Может, слез, а может, это была просто иллюзия умирающего мозга. Последний выдох Рен — решающий выпад Шинобу. Несмотря на внутренние, да и внешние повреждения, она как сам свет пронеслась мимо настоятеля и остановилась только в другом конце помещения, отвернутая от "семьи". Блондин судорожно обернулся, понимая, что он остался цел, но Охотница ведь определенно только что совершила атаку. Куда она попала? И тогда его взор остановился на застывшей на месте Котохе, что приподнимала руки, протягивая их к нему. На ее устах играло одно-единственное слово, которое она так и не успела сказать: "Папа!". Он уже подумал, что сам что-то сотворил с бедным дитя, пытаясь нанести урон гостье, как вдруг голубоглазая схватилась за живот и упала, извиваясь и плача. В краткий момент, когда ее голова чуть-чуть приподнялась, Доума увидел, что девочка вся побагровела, а ее шея, видимо, начиная от того самого места на животе, уже становилась пурпурной. — Что... ты наделала? — проговорил бес на одном дыхании полушепотом, спешно подойдя к воспитаннице и взяв ее за отмирающую от яда руку, ощущая, что она становится мягкой и желеобразной: кости уже расплавились. — Этот ребенок был самым невинным существом в храме, даже чище тебя, бездумное насекомое. Она не причинила страданий ни одной душе. И она даже не была подвластна Кибуцуджи... Кочо не хотела слушать, да и не особо могла — больше всего ее волновали собственные травмы. Чем больше из нее вытечет крови, тем меньше останется в теле отравы. Конечно, брюнетка была буквально вся пропитана ею из-за долгой особой диеты, но терять драгоценные ресурсы все же нежелательно. Котоха, не приходя в сознание, умерла в муках, а после этого остатки ее тельца рассыпались прахом прямо на руках отца. Он наблюдал за этим от начала до самого окончания, пока не остался один на один с Истребительницей. Он смотрел на нее, точнее, в ее спину, пытаясь понять: она вообще человек? И нет, его уже не волновало то, что она до сих пор оставалась жива, его интересовало только одно — что чувствует она теперь после убийства девочки и его слов? Все еще не верит в его откровенность? Ей нужно больше доказательств? Так пусть получит желаемое. Последней осознанной мыслью Рен было то, что, возможно, ее смерть все же не будет напрасной. Ведь она носила под сердцем. Девушка поняла это, когда только начала этот путь до дома. Ей время от времени становилось плохо и тошнило, и спутать эти признаки с чем-либо другим было бы очень глупо. Тем более даже зная точную дату, когда произошло зачатие. И пусть это было очень странным, но тем лучше казался факт ее кончины. Ребенок был монстром, раз смог выжить после столь тяжелых ран его матери. Она пережила весь спектр неприятностей, включая даже собственное обращение в демона, что тоже явно не могло не отразиться на плоде, а он продолжал показывать, что ему все нипочем. Еще б чуть-чуть, какой-то месяц, и он уже начал бы толкаться. Конечно, ей было жаль. Ведь это было и ее родненькое дитя, первенец, как-никак. Но даже представить было страшно, что произошло бы, появись оно на свет. Доума наверняка воспитал бы из него нечто себе подобное. Может, он и не подталкивал бы его к неверным решениям, но и, скорее всего, не отгораживал бы. Нести такую ношу в виде постоянного контроля нестабильного и нечеловеческого чада, особенно спустя годы всей той борьбы с его сородичами, смог бы только титан. Но Фудживара была человеком. Единственным в ее новой чудовищной семье. Обязательно, чтобы они погибли вместе. Когда-то Куинси всей душой желала создать новых существ, которые не были бы ни людьми, ни демонами, являли бы собой новую ступень эволюции, и когда у нее получилось, хотя и не совсем тем способом, который она предполагала, она пожалела об этом. Плохая это идея, смешивать живое, природное, с искусственным и противоестественным. Ну почему же о таком догадываются лишь в самый последний момент? Ошибка всех гениальных умов. Нет, Рен вряд ли была гением. Ее даже сложно было назвать умной. Скорее, очень самонадеянной и безрассудной. Но раньше судьба почему-то всегда была на ее стороне, прощая любые ошибки и опрометчивые поступки. В этот раз фатум, похоже, решил все же взять свое — плату за такое неуважение, длившееся целых двадцать лет и еще несколько месяцев. Ее жизнь была бесполезной. Ну, уберегла кареглазая несколько сотен душ, кто вообще считает эти числа? Там, на другом свете, все это неважно. Ведь можно было спасать людей, будучи при этом дьяволом во плоти, коим Фудживара и являлась. Разве таких принимают в Небесную обитель? Девица очнулась не в пекле Ада или в Райском саду. На ней не было белого одеяния, над головой не сиял нимб, не трепетали за спиной крылья. Она оказалась там, где меньше всего ожидала — дома. Не в отчем доме, а в мужнином, в комнате, где уже однажды была и никогда не хотела бы попасть туда снова, но на этот раз это желание ни капли не волновало Куинси — вид живого, но слишком изменившегося супруга был ее единственной заботой. Его лицо было все таким же, но совершенно другим, и причиной тому служила смесь эмоций, проступившая на лике мужчины. Боль, гнев, печаль, растерянность — все это складывалось в холодную пустоту, с которой он смотрел на вторую фигуру, стоявшую в отдалении. Рен оглянулась, увидев Кочо, которая так и не удосужилась посмотреть врагу в глаза. Хоть шатенка и не знала о том, что́ эта мечница только что сотворила, но осознавала, что она явно причинила Доуме ранение далеко не телесное. Призрачную наблюдательницу это повергло в тоску. Она так хотела, чтобы именно ее появление вызвало подобный шквал чувств у благоверного, только чувств, конечно, абсолютно других, но вместо этого она стоит здесь, бестелесная, а радужноглазый переживает удар, от которого у него не было защиты. Но он же один из сильнейших о`ни, он может справиться с любой трудностью. Зачем только неизвестные силы отправили ее сюда — сделать напоследок еще больнее? Ее путь очищения уже начался? Или она тоже играет какую-то роль, и впервые — достаточно важную? Почти не касаясь пола, дева подплыла к суженому, обхватив его за плечи. Опустив голову на одно из них, Рен поняла, что она ощущает его, а вот он ее, похоже, вовсе нет. Хотя, стоило ей прильнуть щекой к его собственной, бес вдруг дернулся, пусть и едва заметно. "Ты слышишь меня, душа моя?" — она проговорила плавно и тягуче, и никто так и не отреагировал. Значит, ее и правда больше не существует. А может, Доума и слышит, но думает, что ему кажется? Что он сошел с ума? "Это я, Рен Фудживара. Ласточка." Отлично, зрачки блондина наконец забегали по сторонам, и девушка переместилась вперед, смотря ему в глаза. Она снова взяла супруга за руки и продолжила вещать: "Я умерла. Я больше не вернусь. Но я не покину тебя. Никогда." Фудживаре было очень трудно слышать саму себя, так как все вокруг было в неком тумане, который словно имел свой громкий и мешающий звук, и ее слова даже для нее самой звучали с немалым эхом, поэтому фразы выходили такими рваными. "Ты обещал, что найдешь меня. Обещал." Внимание демона было утеряно, он начал приближаться к Столпу Насекомого. "Ты обещал, что защитишь меня." Еще несколько шагов. "Но я абсолютно не в обиде." — Так ты хочешь, чтобы я доказал тебе честность моих слов? Ты этого желаешь, бабочка? "Пойдем со мной." — Если бы я был тем, кем являлся прежде, то предложил бы избавить тебя от страданий. Я бы оказал тебе огромную милость. Я поглощу тебя, и ты избавишься и от мирских забот, и от душевных. У тебя такой прекрасный шанс встретиться с родней. "Пойдем со мной. У нас есть возможность быть вместе." — Да, так бы я и сказал, но ты не заслуживаешь никакой милости. Может, я и убил твою сестру, но почему ты погубила дитя? Почему твой удар пришелся не по мне? "Ну же. Ты ведь можешь. Можешь меня слышать." — Ты, верно, посчитала, что нападать на меня нет смысла, но в убийстве Котохи его не было тем более. Ну что, теперь мы на равных, Охотница. Двое душегубов. Не желаешь теперь продолжить бой? — Не смей... называть меня... убийцей, — прошипела Шинобу, все же повернувшись к оппоненту, но тут же закашлялась, сплевывая кровь. — Ох, тебе так больно! — теперь уже картинно забеспокоился демон, а в его руке мелькнул веер. "Давай, сделай это. Если ты правда меня любишь..." — Знаешь, Охотница... Шинобу, да? — веер оказался у самого лица. — На самом деле мне не стоило даже начинать драться с тобой. Но и поглощать я тебя не буду. Как ты думаешь, что я сделаю? — он вдруг хищно улыбнулся. "Верно. Ты сделаешь это." — Я оставлю тебя умирать, прямо тут. Но не думай, что это все. Я полагаю, ты даже сможешь пережить это и выберешься отсюда. Твоим желанием было убить меня собственными руками, отомстить. Но я не доставлю тебе такого удовольствия. Я хочу оставить внутри тебя самую настоящую дыру, которую ты никогда не заполнишь, как бы ни старалась. Чтобы ты всегда вспоминала эти слова и эту картину. "Посмотреть на провал Кочо... Ты и впрямь гений." — Я больше не служу Музану. Знаешь такую персону, как Рен Фудживара-Куинси? "Ну наконец-то." — Только она стала причиной тому, что ты видела в этой комнате. Я перестал есть плоть, потребляя лишь кровь. Я выручил несчастную умирающую девочку, превратив ее в демона и запретив кому-либо вредить. Я перестал убивать людей... Лишь для пропитания. Но в одночасье пришла ты и решила вершить мою судьбу. Нет, тут ты тоже опоздала. Это уже сделала моя жена, Рен. Веер держали две руки — демона и Фудживары, и последняя все настойчивее опускала оружие от лица куда-то ниже, заставляя о`ни подчиняться. — Она умерла. Именно после того, как вернулась к вам, Охотникам. Почему-то мне кажется, ты с радостью поспособствовала этому, не так ли? И кто после этого безжалостные отродья? Лицо Кочо побледнело, и, похоже, не только от потери крови. — Я знаю, что она мертва. Демон, съевший ее по дороге сюда, очень обрадовался такому "подарку" судьбы, и радовался он так громко, что даже я узнал об этом. Но сейчас я принимаю это решение только благодаря ей. Она рядом. Рен затихла на некоторое время, слушая с удивлением, но тут же тепло улыбнулась и снова обняла радужноглазого. Может, его лицо выражало ту боль как раз после того, как он узнал о гибели супруги? — Ну, да что я тяну. Счастливо оставаться, Шинобу-чан, ты очень старалась... но меня ждет семья! И он резким точным движением отсек себе голову собственным оружием, оставив Истребительницу в шоке и одиночестве. Она сначала сидела в полной тишине, а потом заголосила, ударяя кулаками пол. Она осталась жива, но было ли это теперь нужно? Весь смысл ее нынешнего существования составляли только злоба и отмщение, и теперь, когда ее цель вроде и была выполнена, но совершенно наперекор всем планам, внутри Кочо действительно зияла пропасть, и она понимала, что в этот раз демон посмеялся над ней громче и злее, чем даже в тот момент, когда погибла Канаэ. Еще и эта предательница... Если она правда мертва, то теперь они вместе с этим святошей будут потешаться над мечницей из... да где бы они ни оказались. Истребительница догадывалась, что Куинси направлялась вовсе не к себе в деревню, но как же ей удалось сбежать на этот раз? Из-под конвоя аж семи человек? Ну вот еще, думать об этом... В любом случае, это был позор. Плевок в ее воинские честь и долг перед почившей сестрицей и всеми остальными в Имении Бабочки. Хашира Насекомого изначально была недовольна тем, что яд, на который она рассчитывала, предназначенный для убийства Доумы, был создан не одной только ею, а в сотрудничестве с Тамае. Ведь это была ее цель, ее жертва, только от ее рук мог пасть мерзкий сектант. И могла ли она только представить, что ее будет ждать еще большее разочарование? Нет, они с Фудживарой все же никак не изменились. Все так же продолжали рушить жизнь Шинобу, напоследок весело улыбаясь.

***

Вопреки всем убеждениям, Рен не попала в Преисподнюю. Она переродилась, как и все остальные хорошие люди, ушедшие безвременно. Правда, она появилась совершенно в другой семье, не относящейся к прошлой, живущей в эпоху Тайсе, и эти люди действительно носили фамилию "Фудживара". Ее волосы были черны, но глаза по-прежнему оставались более крупными, чем следовало. Да, внешность девушки слегка изменилась. Но не характер. Конечно же, она не знала, что уже жила когда-то давным-давно и была Охотницей на демонов, а после и женой одного из них, ровно как и не предполагала того, что факт ее новой жизни был очень противоречивым явлением. К счастью или наоборот, к сожалению, она не задумывалась, заслужила ли она этого. Она просто жила и радовалась каждому новому дню, хотя изредка, видя тех или иных людей, Рен будто бы вспоминались какие-то моменты, которые она пережила с этими персонами. Семьи Камадо и Агацума, а также Аоба Хашибира, были до жути знакомы, пусть и неизвестно, откуда. А еще ее брала ощутимая тоска и некая... ностальгия, пожалуй, когда кареглазая смотрела на клинки. В основном, конечно, в музее. Среди обыкновенных непримечательных катан она однажды заметила одну с гардой в виде языка пламени. Она определенно когда-то уже видела ее. Тоджуро Ренгоку, мальчишка, живущий недалеко от самой Рен, говорил, что этот меч был связан с его семьей, но сохранить его как реликвию не удалось, и теперь он "спит" здесь, за стеклом. Возможно, это были просто выдумки маленького хвастунишки, но глядя на его редкий "огненный" цвет волос и глаз можно было подумать, что такое оружие действительно могло принадлежать кому-то из его предков. Но все эти проявления дежавю никогда не воспринимались Фудживарой всерьез до одного момента. Никто из тех людей, которых она отметила смутно знакомыми, никогда не обращались к ней с подобными замечаниями. Значит, все это были просто наваждения. В конце концов, у Рен с детства была богатая фантазия. Она хорошо и быстро всему обучалась и в конце концов стала работать репортером. В возрасте двадцати лет девушка была востребованным специалистом во многих агентствах. Также она успела издать несколько собственных детективов, ведь ей на удивление часто приходили в голову немыслимые сюжеты с разными хитроумными планами и поворотами событий. Но и тут, как ей казалось, было замешано что-то эфемерное на уровне все тех же дежавю. Все эти сюжетные твисты расписывались так легко, будто автор сама когда-то была их участницей... Также со временем появилось еще несколько вещей, которые тревожили девицу, но справиться она смогла, увы, только с одной. Чем ближе подходил день ее двадцать первой годовщины, тем больше Рен хотелось что-то изменить в себе. Ей казалось, что из зеркала на нее должна смотреть другая особа. Несмотря на недовольство родителей, она осветлила и окрасила волосы в пшенично-русый, и тогда она поняла, что именно это и хотела увидеть уже давно. Наверное, с самого рождения. Рен оказалась бесплодна. Но она не спешила лечиться, так как у нее попросту не было мужа. И в этом крылась последняя проблема, заставляющая отвергать всех возможных кандидатов. Фудживара чувствовала, что подсознательно ищет какого-то конкретного человека. Она даже примерно знала его облик, хотя, попроси назвать хоть одну точную деталь, она бы не ответила. Но она помнила, что что-то в этой личности должно было резко выбиваться из образа. Как внешне, так и душевно. Все мужчины, которые предлагали ей свою руку, были слишком серы и скучны, даже если их биографии блистали различными достижениями в области науки, спорта или других неинтересных для кареглазой вещей. Нет, ее желанный был связан с чем-то... духовным, что ли? Какой-то религией, однозначно. Рен обошла все храмы в ее городе, но не встретила суженого ни среди прихожан, ни среди служителей. Правда, был один кадр, назвавшийся "Джуничи". Он буквально врезался в девушку посреди улицы, что-то внимательно разглядывая на какой-то бумажке, похоже, письме. После неловких извинений он уж очень настырно предлагал Фудживаре встретиться где-нибудь еще раз и не отставал от нее чуть ли не до дверей издательства, в котором шатенка работала на данный момент. Успокоился только после прямого отказа и просьбы удалиться, если не хочет встретиться с ней определенно точно где-нибудь в полиции. В тот момент Рен поняла, что этот парень ведь был ей знаком. И признание в любви, которое этот чудак выдал ей практически сразу, как посмотрел в глаза, она уже слышала когда-то от него же. Да не может быть. Он не тот, кто ей нужен. И всегда был не тем. Пока Рен страдала от любовных терзаний, точнее, от поисков, причиняющих их, Доума действительно после смерти попал в Ад и был вынужден заниматься искуплением грехов весьма долгое время, из-за чего с рождением он... опоздал. Он в конце концов тоже появился на свет в новой эре, но понял, что теперь им воссоединиться с супругой будет проблематично. Во-первых, у радужноглазого (а эта деталь сохранилась и в новой жизни, да и в целом его вид не поменялся) остались абсолютно все воспоминания и о прошлом, и о пребывании в загробном мире, вследствие чего он решил впредь все же быть более благоразумной личностью. И именно благодаря этой памяти с самого рождения у него была четкая цель — найти эту девочку, которую он так или иначе сделает женой и на этот раз. Но только провернуть это будет трудновато... Неизвестно, где ее искать. Но это лишь полбеды. Второе, что и возмутило блондина больше всего — он видел здесь и Шинобу с Канаэ, и еще некоторых Столпов и Истребителей, которых знал мельком когда-то благодаря коллективному разуму Лун, и, в общем, все они... были намного старше! В то время, когда им было от восемнадцати и выше, Доуме только-только стукнуло девять. Полагая, что Рен тоже может быть именно их ровесницей, мальчишка рвал на себе волосы, но все-таки не отчаивался. Сначала ему нужно увидеть ее. Карма продолжала настигать бывшего о`ни, и он с очень ранних лет остался сиротой. Его забрали в приют, где дети сначала насмехались над ним из-за такой странной внешности, а потом начали обходить стороной из-за не менее странного поведения. Единственная, кто относилась к нему как к брату, была девочка по имени Аямэ, но Доума-то знал, что никакая это не Аямэ, а самая настоящая Котоха, причем та, которую он обратил когда-то лично. Он часто не мог удержаться и так и называл ее. Девчонка удивлялась, но не противилась, говоря, что "это имя тоже ей почему-то очень нравится". Ну и, самое обидное — даже эта Аямэ-Котоха была старше него! Все время называла именно младшим братиком и нянчилась, как с грудным, что вызывало у радужноглазого снисходительные ухмылки. Из-за сохранившейся памяти ему не потребовалось заново учиться грамоте, потому среди воспитателей Доума считался "сверходаренным". Забавно, в прошлой жизни его называли так же. Откуда же он смог узнать о других переродившихся? Мальчонка часто сидел во дворе приюта в одиночестве, глядя на улицу за оградой. Кстати, он был единственным, кому разрешалось выходить даже после девяти вечера — времени, когда остальных загоняли на ужин. Взрослые часто ходили у него на поводу, что также вызывало зависть и злобу у других ребят, но Доума и впрямь умел очаровывать и располагать к себе. И если старшие велись на это, то воспитанники видели настоящую его суть, состоящую из корысти и притворства. Однажды, когда он в очередной раз наблюдал за проходящими по переулку людьми, даже не думающими хотя бы разок глянуть в сторону сиротского дома, он и увидел сестер Кочо. Они тоже не обращали внимание ни на огромное грозное здание, ни на светловолосую фигурку, и это дало Доуме шанс для одной шалости. Конечно, он понимал, что это глупо, невоспитанно и просто не соответствует его статусу девятилетнего (!) человека, но все же помнил, что это за девушки, и не мог не подшутить над напыщенной Шинобу еще раз. Схватив с дерна яблоко, мальчик метко прицелился и попал прямиком в голову младшей Кочо. К его злорадному удовольствию, фрукт был очень гнилым с той стороны, которая лежала на земле, и коричневая каша растеклась по прическе студентки, запачкав и волосы, и привычную заколку-бабочку, и часть ее униформы. Брюнетка разразилась ругательствами, пока Канаэ пыталась спешно что-то сделать с этой оказией, но у нее, так уж получилось, не было даже влажных салфеток. Она насилу успокоила сестрицу, а потом повернулась и хмыкнула: — Это же детдом. Яблоко точно кинули оттуда. Не сердись, может быть, кто-то просто промахнулся. — Я сейчас пойду и как найду этого ублю... — тут правильная Канаэ прикрыла ей рот, но продолжающая бесноваться младшенькая вырвалась и продолжила нарочито громко: — Мало не покажется! — Пойдем домой, Шинобу. Нужно скорее постирать вещи... и тебя. Итак, они удалились, и Доума, что успел спрятаться за яблоней, весьма потешившийся этим представлением и чистыми эмоциями Кочо, вышел из укрытия и нахмурился. Он уже не злился на "Столпа Насекомого", но единственное, за что он возненавидел их обоих с сестрой с большей силой, чем когда-либо — их возраст. Он зациклился на цифрах, и это было абсолютно понятно. Если Рен еще даже не родилась, то ему пока бояться нечего. А если наоборот?.. Потом, когда он вместе с группой других детей выдвинулся в поход, вся эта процессия на обратной дороге остановилась перекусить в столовой, чьими владельцами была супружеская пара. Столпы Любви и Змеи. Да как же они уже надоели! Почему все вокруг наслаждаются жизнью, а блондин вынужден мыкаться с какой-то мелюзгой?! Чем дольше он находился в месте своего заключения, тем больше пресекалось идей поисков Фудживары. Но и она сама, бросив бесконечные и безрезультатные попытки найти того самого, решила, что муж, в таком случае, ей и не нужен. Да и ребенка ведь всегда можно... усыновить. С такими мыслями она и пришла в тот самый приют, а когда ее вывели познакомиться с детьми, у Доумы в мыслях, напротив, осталась одна только брань. Радужноглазый не смог определить, сколько же лет было его "женушке", но почему-то ему казалось, что ей, словно в издевку, столько же, как и в их первую встречу. Он оказался прав, но ситуацию это не меняло. Какой же фарс! Мальчишке хотелось выть, прыгать от радости и кричать одновременно. Но вместо этого он только крепче сжал руку Аямэ, которая, как и всегда, с самого утра увязалась за ним. Молодая женщина заметила эту парочку и замерла. Переводя взгляд с одного на другую, она вдруг поманила их пальцем, что-то тихо проговорив. Доума не расслышал, но пошел вперед, таща за собой стеснительную подругу. И потом он понял, что наступило самое худшее, что только могло случиться именно здесь и сейчас: его ненаглядная выбирала, кого из них взять. Очнувшаяся от счастливой прострации сиротка начала липнуть к Рен, уговаривая стать ее матушкой, что в планы светловолосого никак не входило. Сначала он легонько отталкивал "Котоху", всеми силами пытаясь быть на виду у Фудживары больше, чем его соперница, чтобы она узнала, вспомнила его, так как этого, судя по всему, еще не произошло. Потом они начали пихаться, и в итоге мальчишку пришлось оттаскивать от заревевшей Аямэ, которую он принялся оттягивать с места прямо за косички, лишь бы та не лезла к его... И кто же Рен теперь ему? Взрослые на это лишь посмеялись: бедные детишки, так хотят, чтобы "мама" забрала их. Но Доума не мог допустить даже единого сомнения у кареглазой. Когда она очень подозрительно принялась успокаивать Котоху, юнец прыгнул прямо девушке на руки, уцепившись за нее всеми конечностями, и тоже заплакал, обливая ее плечо слезами. Старшая воспитательница сразу же подбежала с криками: "Это некрасиво, Доума-кун! А ну быстро слезь с Фудживары-сан, ты же тяжелый!" и попыталась снять его с оторопевшей гостьи, но он только крепче вжался в жертву этой постановки, проговаривая в мыслях, как мантру, мольбы о том, чтобы у него все получилось. И Фудживара действительно прижала его, глубоко вздохнув, а потом опустила на пол и сказала: — Ну вот ты и нашелся, дорогой. Доума отер слезы, но все еще ничего не понимал: она вспомнила его? Или вспомнила только частично? Что значит это ее "дорогой"??? После скучной волокиты с документами женщина уже вместе с сыном направилась домой. Всю дорогу они провели в молчании. Блондин терялся в мыслях, как бы так оповестить свою новоявленную мать, что вообще-то все должно было быть совсем не так, и они обещали друг другу быть вместе вовсе не в таком... ключе, ну а Рен просто не знала, о чем говорить пока что с совершенно чужим ребенком. Нет, конечно же, у нее тоже кое-что крепко засело в голове. Тот самый мужчина, которого она никак не могла отыскать... сейчас идет с ней за ручку и держит плюшевого медведя, которого она купила ему в честь встречи и принятия в семью. И вот это, хоть и звучало бредово, совсем не было для нее чем-то смешным. Если прошлые жизни все же существуют, то это наверняка и есть ее супруг, но почему он... дитя? Она не догадывалась, что это было расплатой за его грехи. Да и за ее тоже. Поэтому они шли, так и не смея вновь взглянуть друг на друга. Родителям Рен "внучок" не понравился. Ей пришлось весь вечер, сидя за столом, оправдывать свой выбор, пока Доума в другой комнате играл с кошкой. Ну, как сказать, играл. Отдавал дань прошлому, совершенно случайно свернув ей шею. После этого чета Фудживара строго-настрого запретила мальчишке появляться в их доме. В квартире самой девушки, несмотря на ее меньший размер, юнцу понравилось больше. Хотя бы потому, что тут никакие старики не ругали Рен за то, что она взялась растить "такого монстра". На их фырканья в его сторону блондину-то было плевать. А вот беспокойство по поводу ее поспешного решения казалось ему странным. Она же раньше всегда была очень уверенной в любых своих поступках. Впрочем, ему было несложно прикидываться паинькой. Ведь он любил свою маму. Довольно быстро они привыкли друг к другу, хотя это было, опять же, не очень сложно. Фудживара все больше понимала, что правда уже жила с этим маленьким исчадием Ада с милой улыбкой, только тогда оно явно было побольше. Нет, в этом не было никакой трагедии. Ведь оно как было, так и оставалось ее исчадием Ада. "Я выращу из тебя достойного человека", — заверяла она, и Доума лишь молча улыбался. Ну, в этом он не нуждается. Лишь в том, чтобы она всегда была рядом. И так и происходило из года в год. Большего для счастья ему и не нужно было. А вот Рен все еще чувствовала себя двояко. Особенно в моменты, когда видела, как пасынок морщится, когда к нему подходили с заискивающими улыбками и настойчивыми предложениями погулять девчонки из школы. Он всегда отказывал им и не водил дружбу ни с кем из женской половины класса. Это весьма напрягало ее да и всех остальных (особенно отвергнутых леди). Самого Доуму начинающие распространяться лживые слухи о его предпочтениях ни капли не беспокоили. Он говорил матери, что просто не хочет тратить время на отношения, предпочитая отдаваться учебе и будущей профессии, а он выбрал для себя достаточно неоднозначное занятие — теологию. После всех тех столетий, проведенных в слепом упрямстве и незнании, парень все же решил изучить эту грань веры и науки, чтобы сделать, наконец, определенные выводы. Он поступил в университет, продолжая заставлять Фудживару страдать с каждым днем все больше. Кого она обманывает? Он уже не маленький, она уже не так наивна, как раньше. Он действительно не собирается искать девушку, а ей уже трудно будет найти себе супруга. Как же ей порой хотелось спрыгнуть с моста. Но настоящая мать так никогда не поступит. Когда Доуме исполнилось десять, он на свой день рождения попросил только одно, при этом прошептав это маме на ушко: "Дождись меня". Она тогда очень удивилась, даже подумала, что ей показалось, но переспрашивать не стала. Теперь же ему самому уже двадцать, и Рен и хотела бы признать, что она все это время и впрямь "дожидалась", но уж очень ей совестно становилось от одной лишь мысли, что они... должны изменить русло отношений. Нет, нет, Доума лишь ее воспитанник, ставший ей практически родным, да и что скажут все окружающие? А он в один из дней принес ей букет и вдруг пригласил в ресторан. Кареглазая долго упиралась, но в итоге согласилась под предлогом "отметить успешную сдачу экзаменов". Только вот он сдал их уже неделю назад. В самом заведении они выглядели уж слишком похожими на парочку, и это заставляло Рен стыдливо краснеть. Но кто тут вообще знает, кто они на самом деле? И ей совершенно не нужно было начинать разговор именно с этого, но она все же спросила: — Так... Ты уже нашел себе невесту? Поняв, что допустила ошибку, женщина принялась лепетать: — В смысле... Ну, как ты понимаешь, я хочу внуков... Черт, да какие внуки. Ей же только тридцать два. И он пригласил ее сюда явно не для этого. Поэтому, прикусив язык, Фудживара спряталась за меню. Но тут оно мягко опустилось, явив улыбающийся лик Доумы. — Не поверишь. Нашел. Он взял ее за руку, продолжая смотреть в глаза. Какая ужасная пытка. У шатенки перемешались и встали с ног на голову все адекватные мысли, а человеческая речь и вовсе сейчас была недоступной. Но в итоге она смогла выдавить из себя один-единственный вопрос: — Кто она? Вместо ответа юноша наклонился вперед и оставил один легкий поцелуй на губах спутницы. В этот момент в голове Рен будто бы прояснилось все то, что она забыла, и кареглазая поняла, что подобные муки разума она уже испытывала. Где-то век назад. Тогда она думала, что не может быть вместе с ним из-за того, что тот являлся... демоном? Возможно, это была галлюцинация, по крайней мере так хотелось бы Фудживаре, но раз уж ее ничего не смущало сто лет назад, то сейчас между ними и вовсе нет никаких преград. Доума уже совершеннолетний, а разница в возрасте между ними теперь казалась не такой уж и большой... — Хочешь, чтобы я сказал тебе прямо? — прозвучало со стороны очень отрезвляюще, и женщина потупила взгляд. Да нет, она уже все прекрасно осознала. — Но как... Ты же понимаешь, что это будет весьма неловко? К тому же, я практически вырастила тебя. Неужели тебе не хочется кого-то помоложе? Красивее? Толпы девушек только и ждут, когда ты обратишь на них внимание. Я не могу поверить, что ты выбрал именно... — она запнулась и прошептала совсем неслышно: — ... В придачу ко всему я бесплодна, именно поэтому и пришла тогда в этот детдом. Доума лишь пожал плечами: — В наше время это лечится. От такого заявления у Фудживары глаза полезли на лоб. Видимо, у него и впрямь серьезные планы. — Возможно, ты мне не поверишь, и это полностью твое право, — молодой человек сделал глоток из фужера, а потом снова взял руку Рен двумя своими, — но если тебе когда-либо казалось, что мы с тобой знакомы, то тебе не казалось. Все так и было. У меня хорошо сохранилась память тех времен, и я помню твои последние слова. Он уже не стал упоминать то, что был плотоядным чудовищем, и те последние слова он слышал от чего-то вроде призрака своей любимой. — Ты сказала, что не покинешь меня никогда. Что мы всегда будем вместе. И я хранил это в голове и душе до этого самого момента. Только не говори мне, что спустя все эти годы поиска, а потом ожидания, я так и останусь ни с чем. Рен продолжала молчать, смакуя слова компаньона. Они казались чем-то на грани фантастики, но кому как не ей знать, как больно бьют по сердцу все эти дежавю? Видимо, вот и их причина. Она правда уже жила когда-то. С этим самым радужноглазым дьяволом. — Ты была не из тех, кто пугался каких-либо слухов и сплетен. Мы были еще более странной парой, чем можем оказаться сейчас, но ты была верна мне. Готова ли ты подарить мне эту верность опять? У Фудживары перехватило дыхание. Она смотрела на руки, на лицо Доумы, и все еще пыталась доказать себе, что это или сон, или какая-то шутка. Но нет, когда он вдруг вытащил из кармана пиджака коробочку, которая вполне существенно коснулась ее пальцев, доказательства сократились до нуля. Они вернулись домой уже совершенно другими. Их объятия и прикосновения были другими. И эта ночь тоже отличалась от всех предыдущих. А через два года и их семья стала абсолютно иной, изменила свой смысл, обновив его. Ведь после слов "Поздравляю, у вас будет мальчик!", произнесенных в одном небольшом белоснежном кабинете, иначе быть и не может.