***
С каждым днем Доума переставал надеяться, что когда-нибудь еще увидит суженую. Он старался показывать себя, как и прежде, доброжелательным и умиротворенным, но даже самые неискушенные его последователи заметили, что у главы культа "Вечного Рая" явно не тот настрой, чтобы слушать их жалобы. И все ясно понимали, почему. Ведь его хмурая, но любимая супруга ушла. Радужноглазый не потрудился никому объяснить, что послужило причиной его нынешнего одиночества, оставив все на воображение людишек. Тех, кто распространял самые лживые слухи, убивал. Да и питаться ему все же чем-то надо было, в конце концов. Он больше не был связан с Музаном, но некоторые отголоски его слов и мыслей, а также разговоры остальных демонов, то и дело всплывали в его голове. Он примерно знал, что происходит среди свиты Кибуцуджи. Кажется, они готовили большую западню для Охотников. Сам праотец демонов что-то упоминал об Убуяшики, которого он, наконец, нашел. И, честно говоря, Доуме было все равно, кто и в каком количестве будет убит в этой грядущей битве. Но если его Ласточка была еще там... Нельзя покидать храм, но и сидеть тут, пока Рен бродит неизвестно где, если она вообще еще жива, просто невыносимо. Тем не менее, блондину приходилось ждать и ждать, днями и ночами, с болью наблюдая, как проходит драгоценное время. Получила ли его ненаглядная письмо? Идут ли они с тем юнцом назад? Не лежит ли она где-нибудь посреди леса, кормя собой животных или даже других о`ни? А если сам мальчишка что-нибудь сделал с ней?.. Попадись он только Доуме на глаза... Чтобы отогнать эти безобразные мысли, блондин решил в кои-то веки выйти из здания. Ночь уже занялась, так что это было совершенно безопасно для него. Приказав слугам, что еще доделывали какую-то работу, отправляться по домам или комнатам в самом храме, он кругами обходил его, пытаясь отвлекаться на окружающий великолепный пейзаж, в основном состоящий из его собственного сада, но конечно же ничего не получалось, потому что все его думы занимали только две картины: мертвая Рен и Рен, бегущая к нему в объятия. Когда он проходил мимо двери какого-то закутка, послышались странные глухие звуки. Остановившись, он прислушался, быстро определив, что звук идет из самого сарайчика. Он слегка дернул ручку, и дверь отворилась. Это был склад принадлежностей для уборки — швабр, тряпок, — и там кто-то, согнувшись в три погибели, сидел и то ли кашлял, то ли всхлипывал. Зрение бесов в темноте не ухудшается, в отличие от людского, что логично, ведь они, как звери, охотятся ночью, и Доума различил знакомые темные косички. — Ты что тут делаешь? — тихо поинтересовался он. — Дядя Доума?.. — как-то хрипло прошептала в ответ девчонка. Он также заметил, что она держится за колено. — Дядя Доума... Мне что-то нехорошо, — пожаловалась она, так и продолжая сидеть в уголке. — Меня бросает то в жар, то в холод, кушать совсем не хочется, а сегодня на меня попали водой, и я отчего-то очень испугалась... Я просидела тут весь день. Мне и на солнце теперь неуютно. На солнце неуютно? Она нарвалась на какого-то другого демона? — А ну-ка, покажись, — попросил радужноглазый, и Котоха послушно выползла из укрытия. Нет, она была все таким же человеческим дитя, но весьма облегчившимся в весе. Она и так не блистала здоровьем и была довольно тщедушненькая, но теперь ее лицо заострилось, а руки и ноги стали как палочки. — А теперь покажи, что у тебя с ногой. Она медленно отвела ладони, открыв вспухший укус чуть ниже колена. — Меня... собачка укусила, когда я ходила в город помогать нести купленные продукты. Все понятно. Симптомы бешенства удивительно похожи на инфицирование демонической кровью, но только вот в первом случае люди все же умирают, не получая никаких особенных сил. — И давно это было? — Ну... Я не помню... Выходит, давно. Недели три назад точно. Наверное, чуть ли не на следующий день после их знакомства. Что ж, судьба этой девчушки предопределена, если, конечно, не вмешаться. — Знаешь... Я могу тебя вылечить, — неуверенно начал радужноглазый. — Но есть несколько условий... Ты не сможешь есть еду, которую ела раньше, и тебе будет запрещено появляться на солнце. Но больше не будет температуры. И боли тоже не будет. — Правда-правда? — с маленькой надеждой спросила Котоха. — Правда-правда... Но ты точно этого хочешь? Последствия достаточно печальные. — Я не хочу умирать, — всхлипнул ребенок. — Мама и папа сами бросили меня, а потом умерли, так мне сказали хозяева. И мне не хочется встретиться с ними даже на небесах. — Ну тогда послушай, детка: я правда не человек. Видишь? — он показал ей белоснежные клыки. — Я демон. И ты тоже им станешь. Нам не страшны даже самые сильные раны, но мы едим человечину. По крайней мере нам нужна их кровь. На нас охотятся некоторые люди, и хотя я способен им противостоять, в любой день я могу быть убит, если они отсекут мне голову. Каждый день ты будешь жить с таким же страхом. Все еще готова на такое пойти? Если ты не согласна, то я все равно могу облегчить твои страдания, — в одной из его рук возник золотой расписной веер. — Нет, уж лучше быть странной, но живой, чем мертвой и хорошей. Тем более, вы ведь меня защитите, дядя? — Постараюсь, цветочек, постараюсь. Убрав веер, он взамен обнажил длинный синий коготь и уткнул его в висок дитя. — Поначалу будет больно. Но придется потерпеть. Девочка взвизгнула, когда коготь почти до середины вошел ей в голову, и через секундную заминку она оглушительно закричала, но Доума быстро закрыл ей рот свободной рукой, тяжело вздохнув. Кровь начала поступать в ее тело и неумолимо смешивалась с ее собственной. Решив, что такого количества достаточно, демон отодвинулся от обращенной, которая билась в конвульсиях, медленно преображаясь. Блондин снова молился, на этот раз, чтобы у девочки не появилось никаких лишних подозрительных признаков демонизма вроде рогов, хвоста или каких-то меток на теле. Но это покажет лишь окончание ее трансформации. К счастью, изменился лишь цвет ее волос. Из черного он окрасился в лазурно-синий, и хотя это тоже выглядело странно, в этом культе такую незначительную деталь можно было объяснить каким-нибудь благословением или знаком свыше. Также ее глаза стали пронзительно-голубыми с вертикальными зрачками, но обычные демоны, как слышал Доума, могли прятать это, каким-то образом возвращая человеческие зрачки обратно. Возможно, на короткое время. Следовало выяснить. — Отец... Я хочу есть. — Чт... Нет-нет, я понимаю, ты очень благодарна, — нервно засмеялся о`ни, — но лучше продолжай называть меня "дядей". Это уже не говоря о том, что даже дети здесь не позволяли себе такого и всегда обращались к нему "Доума-сан" или даже "сама". — Но почему? Ты дал мне новую жизнь. Ты мой папа. А Рен, получается, мама? Ну, если только в этом случае... Будет столь забавно посмотреть на ее лицо, когда она вернется и узнает о такой... радостной новости. Если вернется... — Что ж... Да, знаю, ты сейчас очень голодна. Пойдем, — он взял девчонку за руку. — Я дам тебе то, что отныне будет для тебя единственной и самой лучшей пищей. В храме он отвел ее в ту самую комнату, "хранилище", предварительно захватив из кухни чашу, и в их пункте назначения нацедил у какого-то тела крови. — Остальные демоны едят плоть, но мы же с тобой хорошие, правда? Будем только пить кровь, и скоро, надеюсь, мне даже не понадобится ради этого забирать у людей жизни. Рен будет довольна... А тебе я, кстати, запрещаю убивать. У тебя теперь много силы, даже наверняка есть магия, но постарайся держать это под контролем. — Рен... Это и есть твоя жена, отец? — сверкнула своими новыми очаровательными глазами демоница, делая глоток. — Моя матушка? — Она смертная, Котоха. Я надеюсь, ты не причинишь ей никакого вреда. Иначе... ты все-таки встретишься со своими родителями. Кажется, новообращенная практически не слушала "отца", она жадно пила алую сладковатую жидкость и аж закатывала глаза от удовольствия. Вот и сейчас она не ответила. А Доума смотрел на нее, понимая, что она будто бы в насмешку так похожа на тех женщин, которые никогда не уйдут из его памяти. Внешностью, особенно обновленной, сильно походила на его мать. Наивностью и глупостью — на ту, первую Котоху. Ну и той самой непосредственностью и безропотностью — на ее, как она сама выразилась, "матушку". — Очень вкусно! Теперь есть не хочется! — Тогда иди спать. — Зачем? У меня вообще такое ощущение, что я больше совсем не нуждаюсь во сне! — Ты должна, дорогуша. Если будешь спать, то тебе меньше будет хотеться есть. — Ну пап... — Слушайся меня, Котоха. Блондин совершенно не был готов к такой внезапной ответственности за чье-то существование и чувствовал себя двояко. Такая роль была для него новой и незнакомой, хоть он уже однажды и дал свою кровь Даки и Гютаро, но они были взрослее, чем эта девочка, и никак после этого с ним не контактировали. Разве что встречались на собраниях у Кибуцуджи, но там Шестая Высшая Луна гордо задирала нос, будто и не знала того, кто дал ей красивое тело, огромную силу и просто-напросто жизнь. Но однако же он ощущал и нечто приятное. Они будто бы сблизились с Рен еще больше, даже несмотря на то, что она далеко. Да и девчонка была хорошая, добрая. Такую и не стыдно было дочерью назвать. И сделал бы он это когда-нибудь, коли б не Рен? Он знал, что она любит детей. Девушка частенько возилась с малышней, если не была рядом. При этом Доума уже давно задумывался о том, как он мог быть жить, если б не был привязан к этому злосчастному храму. Если вся эта заварушка между демонами и людьми когда-нибудь закончится, он определенно попробует начать все заново. Это место опостылело ему. Конечно же, проживи тут сотни лет, и даже самые комфортные жилищные условия осточертеют дальше некуда. Поэтому он подумывал уйти. Взять Рен и исчезнуть из этого края. Идея была крайне привлекательной, если бы не одно "но" — покидать дом, свое вековое пристанище, было как-то... страшно и все-таки немного жалко. Но он надеялся, что это пройдет. Как только супруга вернется, они обязательно отправятся искать счастье где-нибудь подальше отсюда. Может, даже заглянут в ее деревню. Вспоминая все рассказы Фудживары о том, как ее мать пророчила ей в мужья какого-нибудь последнего прощелыгу, демону хотелось просто с насмешкой взглянуть на эту старуху, дабы насладиться ее ступором. Котоха, немного поканючив, все же отправилась в какую-то комнату, и блондин решил пока что закрыть ее там, потому что если это, пока еще не наученное жизнью дитя, кого-нибудь убьет ночью — случайно или из-за голода, который на первых порах будет просыпаться у нее достаточно часто, — оправдываться перед народом потом будет очень тяжело. Доума помнил то время, когда он и сам был новообращенным. Только лишь благодаря его природной холодности и спокойствию он мог держаться, чтобы не накидываться на окружающих от разъедающей нутро жажды крови и плоти, а по ночам устраивал себе пиры, пока не пресытился человечиной достаточно, чтобы снова взять себя под полный контроль. А бедная девочка больше всего боялась быть запертой. Так как проклятья Музана на ней не было, она помнила себя человеком и не избавилась от страхов. Но наверное впервые ее закрывали не со зла. Поэтому она даже не сказала слова против. Молча посмотрев на радужноглазого, она улыбнулась и отвернулась к стене.***
В этот день и "отец", и "дочь", наделенные особым чутьем, практически кожей ощутили какую-то нарастающую тревогу. Она витала не только снаружи, но и текла внутри — по их жилам бежала кровь, взбудораженная чужими сознаниями. Демонические Луны — оставшиеся из них — готовились к атаке. Именно сегодня. Последняя бойня наконец решит, кому же главенствовать. Рен все еще не вернулась. Но Доума не мог пойти, как изначально обещал, на ее поиски — теперь его останавливала Котоха. Она только недавно научилась контролировать свой голод и первоначальные зачатки жестокости, и пока что оставлять ее одной было неправильно. Она ведь словно обычный ребенок, только научившийся ходить. И ее нельзя бросать без присмотра. Причем не обычного, человеческого, а опытного бесовского. Мужчина знал, что его воспитанница чувствует то же, что и он, но не мог объяснить ей, почему. Девчонка все утро бросала на него растерянные взгляды, но и сама не решалась спросить. Зато она обескуражила его совершенно другим вопросом: — А когда же наконец вернется матушка? Доума застыл тогда на секунду, а потом покачал головой: — Скоро. Рен будет добиваться своего, прогрызая зубами и разрывая руками все препятствия на ее пути. Я даже не уверен, что сама смерть может ее остановить. — После небольшой паузы он с улыбкой добавил: — Да, она такая. — Ух ты, какая же мама храбрая! — захлопала в ладоши Котоха. — Теперь я хочу познакомиться с ней еще больше! Я тоже верю, что она придет. Жена, которую выбрал папочка, не может быть злой и слабой! Вот так заявления. Но в целом она была, конечно, права. Рен, может, и казалась неприступной и даже зловещей, но она точно была совершенно другой внутри, и эта сущность проявлялась на глазах Доумы слишком часто, так что он мог быть уверенным в этом. И пусть он сначала считал ее слабой и безалаберной, но это тоже было ложью, она ведь боец, да и, чего скрывать, та еще врушка. Но он действительно не обижался. С какой-то стороны Фудживару даже можно было понять — с какой стати она должна была выкладывать все о себе какому-то незнакомцу? Ведь он правда был им для нее когда-то, пусть и с первого дня назвался "женихом". Блондин был рад, что девочка хотя бы немного отвлеклась, но тяготящее чувство извне все равно настигло их с новой силой, и о`ни вдруг предложил: — А давай пойдем подкрепимся? Впереди ждет долгий день, много людей будет рассказывать нам истории, так что нужно набраться сил. — Хорошо, отец. Он умело замаскировал свои мрачные мысли вполне понятным посылом. На самом же деле бес думал о том, что силы им впрямь понадобятся — он знал и не сомневался, что сегодня им придется кому-нибудь давать отпор. Удивительно, что Котоха так и не проявила никаких магических способностей. Радужноглазый был уверен, что это просто время еще не подошло. Девочка не могла быть без какого-нибудь дара. Ведь она, в конце концов, получила кровь бывшей Луны. В таком случае возможный бой станет отличным поводом, чтобы раскрыть ее потенциал. Это было очень опасно. Но только-только проснувшаяся сила у молодых демонов обычно бьет ключом, так что Доума не слишком волновался за голубоглазую. Они зашли в комнату и сели рядом друг с другом возле тел. Стоило отметить, что теперь здесь была не гора, а пара-тройка трупов. Лишь для двух трапез в день. Демоны начали торопливо поглощать свою пищу, но они даже и не подозревали, что механизм был приведен в действие. Где-то, за много миль от храма, Убуяшики отдал свою жизнь во взрыве, чтобы замедлить Музана, а Луны и Охотники были причудливым образом перемещены в одни и те же места, чтобы сражение, наконец, состоялось. И одна из Истребительниц попала сюда, направляясь прямиком к хранилищу. Но также никто не знал, что незакрытая дверь здания медленно скрипнула петлями и распахнулась, явив на пороге усталую, но преисполненную радостью женщину. Когда Шинобу проходила по коридорам, выискивая затаившегося демона, она краем глаза заметила мелькнувшую фигуру, пронесшуюся где-то за поворотом. Задумчиво хмыкнув, мечница продолжила поиски. Чем ближе она была к цели, тем больше пахло чем-то знакомым — сладким с металлическими нотками, — и вот Столп уже обнажила меч, готовясь войти в последнюю оставшуюся комнату, которая служила источником запаха. Она зашла и увидела мужчину, сидящего ко входу спиной. Он медленно развернулся и тихо охнул: — Девушка... — Где? Из-под его плаща вдруг высунулась синяя детская головка с перепачканным в крови лицом. Кочо застыла на месте. Этот о`ни, монстр, убивший ее сестру, имеет ребенка? Уже? Котоха тоже оглядела незваную гостью и нахмурилась: — Я надеюсь, это не мамочка? Доума, отведя взгляд, приложил ладонь ко лбу: — Нет, дорогая. Это одна из тех людей, про которых я тебе говорил. — Она пришла нас убить? — дернул ребенок старшего за рукав. — Ну, пусть попробует, — широко улыбнулся мужчина и поднялся на ноги. Охотница ничего не понимала. Мамочка? Она тоже где-то рядом? Кто? Да и убить дитя... Похоже, теперь она начинала даже слегка понимать Куинси, которая, по слухам, убила ребенка-демона, но не многие знали, что она в очередной раз не смогла заставить себя сделать это и что-то ему наговорила, заставив его бежать и прятаться. Это доказывало даже то, что ее клинок после того "сражения" остался подозрительно целым, без единой царапинки. Но Кочо ведь не преступница. Она будет следовать правилам и убьет двух чудовищ без промедления. Да только эта ситуация вынудила ее слишком долго думать, и Доума сориентировался первым: — Магия Крови: Ледяные лотосы, — взмах веера, и россыпь кристальных цветов полетела в сторону девушки, но та успела увернуться без последствий. — Учись, Котоха, — смешливо взглянул на демоненка блондин, уворачиваясь от атак оправившейся и бегущей к нему девицы. Это был странный бой. В Шинобу все же была доля сомнения, особенно, когда ее взор касался ребенка, а Доума не мог начать сражаться в полную силу, закрывая путь к голубоглазой и опасаясь навредить и ей тоже своими атаками. В какой-то момент мечнице удалось попасть противнику в глаз и впрыснуть туда яд из клинка. Тяжело дыша, она смотрела, как бес согнулся, схватившись за пораженную область лица. Было видно, как оно становится пурпурным. Котоха ахнула, готовая уже бежать к "отцу", но вдруг он поднял голову, по-прежнему улыбаясь. — Вау... Отличный удар, — он убрал руку от ока, которое кровоточило и, кажется, плавилось. — Но, похоже, я смог поглотить твой яд. Прости уж, — и глаз за секунды восстановился. — Ничего страшного, — Столп Насекомого сделала изящный взмах мечом. — Я ожидала подобное. Но я все равно убью тебя самым моим лучшим настоем, который даже у такого, как ты, вызовет сильнейшую боль. А ребенка, так уж и быть — безболезненным ядом. Доума засмеялся и даже захлопал в ладоши. — Как весело! Охотница снова была в непонятках. Чего ж тут веселого? Она, в конце концов, только что сказала о том, как убьет его дитя. Или это вовсе и не его дочь? Они устроили тут то же представление, что и Пятая Низшая Луна на своей горе? — Весело, насколько ты ошибаешься, — о`ни вытащил веер и прикрыл им лицо. — Эта девочка... никого не убила. Она даже не под проклятием Кибуцуджи. О, и я, кстати, тоже. В Кочо медленно разгоралась ярость. — Лгун! Ты убивал и будешь убивать! — Так я и не про это сказал. Ну да, ну да, он же спокойно произнес имя своего Повелителя, но, тем не менее... — Не пытайся строить из себя святошу, — прошипела Истребительница. — У меня к тебе личные счеты. Неужели ты не помнишь... вот это хаори?! — она взмахнула рукавами, как бабочка, расправляющая крылья, и снова бросилась на радужноглазого. — Так ты сестра девушки с Цветочным Дыханием? — он понимающе хмыкнул, отбив очередной выпад легким и непринужденным движением веера. — Да, в тот раз я не успел ее съесть. Солнце восходило, ну, ты понима... Очередной укол отравы, но и ее бес смог успешно поглотить. Девчонка, продолжающая жаться в углу, замирала каждый раз, когда незнакомка колола Доуму своим странным оружием. Но и он каждый раз продолжал подниматься, как ни в чем не бывало. "Как же помочь папеньке...", — мучительно пыталась придумать она, но ее маленькие коготки и зубки вряд ли бы тут пригодились. Он часто говорил ей о том, что у нее должны быть какие-то особые способности, но пока что Котоха была бесполезна. Она сжала кулаки, чувствуя, как кровь потекла из возникших от ногтей ран. Но ничего не происходило. Она не понимала, как блондину удавалось создавать эти цветы, снежных дев и пробирающий мороз. И она понятия не имела, чего именно хочет она. Что у нее должно получиться? — Дыхание Насекомого, Танец Стрекозы: Фасетчатые глаза, шестигранник! — Шинобу сделала такое резкое движение, что ни Доума, ни Котоха даже не заметили, как она передвинулась. Она будто бы стояла на одном месте, а потом оказалась в другом, в то время как живот радужноглазого остался распоротым. — Папа! — закричала девчушка, протягивая к нему руки. — А, ты тоже хотела использовать свою магию, правда? — в миг на лице Кочо, заметившей кровь на ладонях о`ни, появилась милая, сладкая улыбка. — Даже интересно, на что способна такая маленькая прелесть. Но, боюсь, тебе придется отправиться вслед за папочкой, если он, конечно, твой... Теперь уже сам демон переметнулся с невероятной скоростью вперед, снова закрыв собой воспитанницу. Раны на животе уже не было. Даже одежда каким-то образом была цела. — Все еще не помер? — раздраженно ахнула Охотница. — Когда ж ты уже, наконец, дашь мне выполнить свою работу? Еще одна попытка напасть, но в этот раз бес оказался намного быстрее, сильно ранив девушку чуть пониже шеи. Столп издала булькающий звук, и Доума усмехнулся: — Не выполнить тебе свою работу, бабочка. Я раздробил тебе ключицу и ребра. Если ты будешь сражаться так же отчаянно, то сама себе повредишь легкие. Удивительно, как ты вообще стоишь на ногах. Тебя же наверняка сковывает ужасная резь в груди. Ну ничего. Я прекращу твои страдания... Юная Котоха с самого появления здесь этой девицы почувствовала нечто постороннее, ворвавшееся вместе с ней комнату. Какой-то неприятный запах. Она знала, что это такое, но никак не могла вспомнить... — Отец, не подходи к ней! — снова воскликнула девочка, наконец осознав, что же она такого странного почуяла. — Вся эта тетушка пропитана глицинией, от нее пахнет просто невыносимо! Они оба застыли там, где стояли (или сидели, в случае девушки). Шинобу, задохнувшись от возмущения, а сам о`ни — пытаясь тоже уловить эти опасные для них цветочные нотки. Да, он определенно что-то почувствовал, хотя изначально не обращал на это внимания. Но, похоже, эта мечница действительно хотела обхитрить их, дать ему ошибиться, поглотить ее, чтобы потом отравить огромнейшим количеством яда в ее теле. Она собиралась сыграть в героиню. Но теперь демон понимал, что с ней даже не обязательно было бороться, она же все равно хотела умереть. Так пусть получит желаемое. Кочо успела встать. Она вообще человек? Слабо держась на ногах, однако же крепко сжимая катану, она бросилась на Доуму, а тот выставил перед собой веера, но Котоха, боясь, что в этот раз озлобленная и еще более решительная Истребительница может тоже смертельно ранить его, подпрыгнула на месте и подбежала к ним, прошептав: — Магия Крови: Порождение ночи! Из ее раскрытых рук взвилось черное пищащее облако, которое, по указке обладательницы, напало на Охотницу, облепив все ее тело. Клинок отлетел в сторону. — Летучие мыши? — восхищенно пронаблюдав этот рой, мужчина погладил не менее счастливую падчерицу по макушке. — Умница, детка! — Да, и мои мышки, кстати, несут разные беды, так что если тетя не хочет их разозлить еще больше и сильно заболеть, то ей лучше не двигаться, — Котоха хитро сверкнула глазом в сторону Кочо. — Да вы все тут... Нет, ее не перебили. Она не успела придумать слово, а в помещении появилась очередная персона. Держась за дверной косяк, странница, подняв голову, пробормотала: — Жив ты тут, муженек? Комната была живым воплощением картины "Женщина, ловящая светлячка потоком"¹. Все смотрели друг на друга и ничего не понимали, окончательно запутавшись в словах и мыслях. — Ты?! — глубоко вдохнула Шинобу. — Рен! — Доума! — Мама! Демон спешно подошел к супруге и взял ее под руку. Тут из-за его спины вынырнула девчушка, и на немой вопрос Фудживары мужчина лишь потер затылок: — Радуйся, любимая, у нас... пополнение. Она приподняла одну бровь, смотря то на мужа, то на ребенка, пока не махнула рукой: — Это ты мне потом объяснишь. А теперь позвольте узнать... Ты тут какими судьбами, Кочо? — шатенка подошла к ней и сощурила глаза. У Столпа уже не было сил отвечать, и Рен, хмыкнув, обратилась к бесам: — Я так понимаю, летучие мыши от этой девочки? Отзови их, пожалуйста. Хлопнув своими небесно-голубыми глазками, Котоха послушно кивнула, и животные растворились в воздухе. — Не бойся, ты уйдешь отсюда живой, точнее, тебя уведет прямо до дома парочка моих надежных людей, — опустившись на колени, Куинси взяла подбородок отравительницы и даже как-то благодушно посмотрела в ее глаза. — Но чтобы ты не запомнила сюда дорогу, придется тебя... немного оторвать от связи с миром. С сильной одышкой Шинобу произнесла в ответ шепотом, смешанным с хрипом: — Даже если ты убьешь меня, сюда вот-вот придет моя преемница, и... Я уверена, вам всем наступит конец. И тебе тоже, грешница. Покачав головой, кареглазая размахнулась и ударила мечницу под дых. Она тут же упала без сознания. Вытерев руки друг о друга, словно она дотронулась до чего-то грязного, Куинси фыркнула, глядя уже на Доуму: — Никто сюда не придет. Ее дорогая Цугуко Канао и мой знакомый Иноске убежали помогать убивать Музана. Мне очень повезло, что у меня есть приятель с таким сильным даром убеждения. Немного помедлив, блондин лишь промолвил: — Иноске?.. — Да. А что? — Знакомое имечко. Но, наверное, мне просто показалось. Рен усмехнулась. Она не стала ничего ему говорить.***
Наконец-то все закончилось. Доума объявил, что больше не чувствует оставшихся Лун и самого Кибуцуджи, значит, мечникам все же удалось одолеть их. Рен еще чуть позже узнала из письма от Танджиро, что Организация Истребителей Демонов распущена, практически всех Столпов убили, многие бойцы, увы, остались калеками, включая и самого Камадо, а лекарство Тамае и Шинобу, которое они успели доделать перед самым сражением, превратило его младшую сестренку обратно в человека. Теперь эта сыворотка готовится большими партиями, чтобы помочь исцелить и других демонов. Делают ее, кстати, под руководством самой Кочо, ведь, как и обещала Фудживара, она была возвращена в ее поместье живой. Охотница находилась на лечении и будто бы забыла все, что произошло в тот день битвы. Однако о`ни, следовавшие за шатенкой, не хотели лишаться своих сил. И они все продолжали покорно ждать свой препарат. Рен чувствовала себя виноватой. А что, если бес, ответственный за него, уже давно умер или сбежал куда-то, а она даже не удосужилась проверить? К слову, Доума был прав, и Ласточка с маленькой Котохой и правда отлично поладили. Куинси была в полном восторге, когда узнала все подробности превращения малышки. Словно бы долг девушки был выполнен, и она смогла перевоспитать того, кто, казалось, был слишком далек от каких-либо перемен. Хотя, глядя иной раз на супруга, Рен понимала, что до его полного изменения должно пройти, наверное, столько же лет, сколько он и прожил. То есть она никогда не сможет воочию пронаблюдать, как его остатки жестокости и коварства окончательно исчезнут. Несмотря на некие сдвиги в его мировоззрении, он все равно мог запросто убить кого угодно по абсолютно непонятной причине. Но Фудживара была готова принять даже это. Однажды вечером слуги взволнованно донесли, что к храму пришел "неизвестный мужчина со свертком в руках". Глава уже хотел отдать приказ прогнать его, но Рен, играющая рядом с падчерицей, оживилась и попросила скорее провести гостя к ним и запереть дверь. Это и был тот самый умелец, принесший, наконец, плоды своего труда. Но он с порога разочаровал женщину: — Лекарство лишь в одном экземпляре. Для его изготовления понадобилось слишком много труднодоступных средств и времени, и я больше не могу себе позволить создать хотя бы еще одно такое же снадобье. Ведь я... нашел Голубую Паучью Лилию и сделал препарат из ее экстракта. Я попробовал ввести себе самую капельку и смог целую неделю прожить без желания испить чьей-то крови. Я не уверен, что смогу ходить под солнцем, но тот, кто получит весь укол, выйдет на новый уровень. Он станет будто бы человеком, но с могуществом демона. Рен молчала. Сейчас перед ней уже сидело три кандидата, а за стенами здания ждала еще целая община таких же достойных существ. Но кому же, кому достанется эта инъекция? Неужели это ей необходимо решить? — Ну же, Фудживара-сама. Только вы сможете здраво рассудить, кто из нас более всего подходит для такой чести. Девушка растерянно оглядела присутствующих. Доума улыбался, глядя в ее глаза. Гость был напряжен и наблюдал лишь за движением ее руки со шприцем. А дитя сидела рядышком и играла в куклы, которые ей недавно сшила "маменька", и не обращала внимания ни на кого. — Что ж... Все вы, кого я знаю, убивали людей. Многие успели отведать их плоти. Даже Харука, которая лишь чуть-чуть старше этой девочки, что сидит рядом со мной, убила несколько Истребителей. И только она, моя дочь Котоха, невинна. К тому же, она много страдала, будучи еще совсем малышкой, и действительно заслуживает все привилегии, что подарят ей остатки бесовской крови. Я надеюсь, вы тоже считаете такой вывод справедливым. Мужчины переглянулись и по очереди кивнули. Ребенок, услышав свое имя, повернулся, увидев улыбающуюся Рен. Уверяя, что все будет хорошо, она медленно приблизила шприц к предплечью девчонки и ввела лекарство. Маленькая о`ни, приоткрыв рот, уставилась в одну точку, а потом резко встала, произнеся: "Свобода...". — Поздравляю, Котоха. Оставайся такой же благоразумной всегда, — Фудживара-Куинси обняла голубоглазую, а пришлый демон, опустив голову, проговорил не очень разборчиво: — Я рад, что хоть одна из нас теперь проживет счастливую жизнь, и надеюсь, что ваше решение и впрямь было верным. Подойдя ближе, Рен положила ему руку на плечо. — Да не расстраивайся ты так. Ведь есть лекарство, которое превратит вас обратно в людей, его много! На это гость лишь грустно улыбнулся. — Нет, Фудживара-сама. Мы уже настолько привыкли к своим силам, что больше не сможем с ними расстаться. Так что кто-то продолжит жить так и дальше, а кто-то выйдет на солнце, и... отправится очищаться от грехов. После этого он встал и удалился, а Рен... Ну, она никогда не жалела о своих поступках. А вот спустя несколько недель она подумала, что судьба все же наказала ее за такое решение. Девушку подозрительно тошнило каждый день. Она, конечно же, сразу поняла, в чем дело, но... это была очередная вещь, в которую она не хотела верить, но в итоге все-таки пришлось. Доума тоже заметил, что жена стала часто класть руки себе на живот, который будто немного вырос. И, когда он уже не мог это игнорировать и осторожно поинтересовался, как она себя чувствует, девушка, сидя на футоне в их комнате, сказала... — Радуйся, любимый, у нас пополнение. Демон не мог поверить своим ушам. Он все смотрел на серьезное и почему-то ни капли не радостное лицо Фудживары, а потом припал к ее животу, пытаясь что-то услышать оттуда. — Ребенок пока не толкается, так что можешь оставить его в покое где-то до конца следующего месяца. О`ни поднялся, сам глядя на супругу с каким-то детским восторгом и не понимая, почему же Рен остается так холодна. — Так и ты возрадуйся, душа моя! У нас же будет дитя! — Я бы радовалась, если б все не было так странно. Я зачала его перед уходом в штаб, в ту самую ночь. Но за это время со мной столько всего произошло, что плод никак не мог выжить. — Но ведь это не простой ребенок, Рен-чан! Он мой ребенок, дитя демона! Он наверняка тоже бессмертный, или, по крайней мере, очень и очень устойчив к любым травмам. — Но разве... такое возможно? Что-то я не слышала, чтобы демоны рожали детей. — Зато люди могут! Глядя на столь сильно обрадованного супруга, девушка тоже не смогла сдержать улыбку, но при этом по ее щеке вдруг покатилась слеза. Она ведь обещала, что станет матерью нового, особенного существа. И она в действительности стала! Но... Какой она будет в этой роли? Каким отцом будет Доума? Почему-то Фудживаре казалось, что им совершенно не стоило заводить детей. Хватало и малютки Котохи. Но их собственный ребенок... Их кровь, их плоть... Он может изначально быть испорченным. Прогнившим плодом. — Не бойся, Ласточка. Мы справимся, — бес обнял жену со спины, а потом медленно опустился с ней на татами. Через некоторое время они окончательно решили покинуть это место. Доума не хотел, чтобы его ребенок разделил с ним ту же судьбу идола для поклонения, а вот Котоха, к удивлению Рен и облегчению радужноглазого, сама попросилась остаться. Видимо, роскошная и беззаботная жизнь ее уж очень прельщала. — Но как же оправдать твой вид? Ты же навсегда останешься ребенком... — волновалась Куинси. — Все в порядке, матушка. Скажу, что это какая-нибудь болезнь, или придумаю что-нибудь еще. Я ведь, несмотря на тело, буду учиться новому. Буду взрослеть душевно. — Да, на мою не меняющуюся внешность тоже почему-то всем было плевать, — усмехался Доума. Они распрощались. За достаточное короткое время Котоха сильно изменилась, поумнела, похорошела. Превратилась из Котохи-чан в Котоху-сама. Поэтому супруги не боялись оставить ее. Теперь она заправляла этим храмом. А они ушли в последнюю ночь августа в неизвестном направлении, и больше никто из местных жителей никогда их не встречал.***
Семейство, поселившиеся рядом с деревней Уранай в лесу, в самой тенистой его роще, всем казалось каким-то чудны́м. Во-первых, никто не видел, как они туда пришли, как построили дом, да и сами новоселы даже не сходили в селение поприветствовать соседей. Об этой семье узнали только тогда, когда сорванцы-дети, без разрешения забежавшие в лес, увидели незнакомку с ребенком на руках. Во-вторых, когда люди сами стали приходить к ним, чтобы познакомиться, оказалось, что видно было только ту самую женщину и маленького сына, а мужа никто так и не повстречал. Ходил слух, что он выходил лишь с заходом солнца, кому-то даже удавалось увидеть высокую фигуру рядом с маленькой женской, но его лицо оставалось для всех загадкой. Ну и в-третьих — хозяйка дома была большеглаза, русоволоса — совершенно не похожа на японку, а у малыша были прекрасные радужные очи. Неужели такие же были у его отца? Когда мальчик подрос, он стал приходить играть с другими ребятами, но они, не зная, как обращаться с таким необыкновенным, до завидного красивым существом, начали просто бить его, причем этим не брезговали даже некоторые девочки. Но Ясухиро, как представился этот мальчишка, никогда не плакал и не жаловался ни своим родителям, ни чьим-либо другим. Ему будто было весело от всего происходящего, и от этого гадкие дети лупили его с каждым разом все ожесточеннее. На нем не оставалось синяков, а с каждым годом его кожа будто бы становилась все тверже. Однажды, когда главарь всей деревенской ребятни дал шестилетнему Ясухиро подзатыльник, его рука мигом опухла, будто он стукнул ею о камень, а сам задира заревел, обливаясь горькими слезами, и принялся звать маму. Юный Фудживара знал, что он особенный не только благодаря цвету глаз. Он заметил, что если все же поранить его, то кровь, капающая на песок, превращает его в лед. Сначала мальчик думал, что ему просто кажется, но потом понял, что может творить самое настоящее волшебство. Мать всегда загадочно предупреждала его, что если он заметит в себе что-то новое, странное, ему нужно будет обязательно рассказать ей или отцу, но юнец молчал, предпочитая познавать этот свой дар в одиночку. Он мог создавать лед и снег практически из ничего — ну, не считая его крови и кусочков кожи, которые Ясухиро спокойно отрывал или отгрызал зубами без всякой боли. После того случая с рукой дети стали немного сторониться мальчугана, но в этом был и плюс — они прекратили эти надоедающие попытки разозлить его бесконечными побоями. Однажды он увидел в деревне девочку, от которой не смог отвести глаз. Она так сильно запала ему в душу, что Фудживара только и делал, что ходил за ней, пытаясь познакомиться, и наконец добился своего. Девочка была улыбчивая и милая, она спокойно разговаривала с радужноглазым, они подружились, и однажды он так расчувствовался перед ней, что решил поцеловать юную леди в щечку. Но вместо небольшого проявления своей наивной любви он причинил ей боль, неосторожным движением поранив клыком нежную кожу. Подружка очень испугалась и бросилась наутек, с тех пор тоже избегая его. Да, у Ясухиро были клыки. Такие же, как и у папы, только пока маленькие. Еще через некоторое время он научился выпускать когти, почти как кошка, но чуть-чуть по-другому: его человеческие ногти заострялись и окрашивались в бордовый цвет. Итак, Ясухиро Фудживара был о`ни, которому, как рожденному от человеческой женщины, солнце не представляло угрозы, но сам он обо всем этом и не подозревал. От матери он также унаследовал вьющиеся русые волосы. И хотя характером единственный наследник семьи был больше похож на отца, Куинси часто говорила, что видит в сыне себя. Наверное, в этом что-то было, ведь маленький Ясухиро скрывал свое пробуждение демонической крови, свою тайну, от родителей, прямо как юная Рен когда-то до последнего молчала о том, что собирается пойти в Истребители демонов. С отцом у мальчика было особенное, непонятное даже ему самому отношение. Доума, кажется, и любил сына — гладил, целовал, общался, в общем, вел себя, как настоящий родитель, — но ребенок ощущал, будто есть в этой идиллии какая-то наигранность. Однако наследственность — штука неоспоримая, так что довольно скоро юнец понял, что тоже чаще лишь притворяется грустным, радостным, возмущенным. По-настоящему ему было словно лень что-то чувствовать. Может быть, виной тому также стала та девчонка, разрушившая его хрупкие чувства. Он понимал, что ему с каждым днем все рискованнее ходить в село, но он продолжал, не понимая, зачем. Дома ему было скучно, но это было не той причиной, ради которой он подставлял своими прогулками себя и свою семью. С двенадцати лет Ясухиро начал желать чего-то, что он не мог объяснить. Он хотел какую-то материальную вещь? Что-то увидеть, услышать? Он ходил по дорогам деревеньки, пытаясь это нечто разыскать. Чем ближе была ночь, тем сильнее разгоралось желание. Нужно уже было возвращаться в лес, но Фудживара был уверен, что вот-вот найдет то, что нужно. И он шел, пока, наконец, не наткнулся на кого-то. Подняв глаза, паренек увидел, что это его давний обидчик, запястье которого до сих пор было немного искривлено. Встреченный мальчишка часто задышал, будто разъяренный бык, и прорычал: — Что ты тут забыл, крысеныш? Ясухиро, оставаясь совершенно спокойным, хотел обойти грубияна, но тот схватил его за воротник и поднес кулак к лицу: — Ты мне ответишь за то давнее унижение! Мои друзья перестали меня уважать, начали смеяться, будто это я какой-то пришлый урод, а не ты со своей противной рожей! До сих пор я не могу вернуть то прежнее отношение ко мне, и это твоя вина! Возможно, голова у тебя и каменная, но нос-то я тебе запросто сломаю! Фудживара меланхолично закатил глаза и вдруг усмехнулся: — Ну, попробуй. Издав еще более взбешенный вой, парень действительно вмазал шатену по лицу, и его голова опустилась к шее, а драчун торжествующе захохотал. Капелька крови из носа мальчика упала на кривую руку. Бросив раздраженное "Фу", обидчик попытался стереть ее, но алый потек замерз на коже, не двигаясь с места. — Это что за фокусы, ты, чучело?! Ясухиро снова посмотрел на задиру, безумно улыбаясь. Его нос был определенно цел. Тем временем кровь радужноглазого будто бы пустила побеги прямо на коже бывшего главаря, и тот, в шоке созерцая это, не мог сдвинуться с места. Его конечность заиндевела, покрылась прозрачной коркой и вся обросла массивной глыбой льда. — Эй-эй, ты эту свою чушь прекращай! Знаешь, кто у меня родители?! Он попытался убрать лед, но ничего не получалось. Сколько бы мальчишка не стукал им об землю, рука до самого локтя все равно оставалась в плену. С каждой секундой он ощущал не только вес, но и холод этой "чуши", и вот уже глаза грубияна без слов говорили о том, что он готов сделать что угодно, лишь бы его бедное кривоватое запястье не отмерзло. Ясухиро с жалостью глядел из-под полуприкрытых век на извивающегося и плачущего парня. — И впрямь не понимаю, почему же все отвернулись от тебя? С тобой ведь так весело, — ухмыльнулся он, наклонившись к страдающему. — Прошу, прекрати! Я могу дать тебе денег! — Зачем мне твои деньги? Я всего лишь хочу поиграть с тобой. Он навострил коготь, но провел им по своей руке, закапав кровью все тело обидчика. Последняя капля пришлась ему на лоб. Через несколько минут мальчик из леса стоял уже перед ледяной глыбой, в которой можно было различить какие-то человеческие черты. Ясухиро щелкнул пальцами, и корка льда исчезла, оставив замерзшее мертвое тело. Кровь шатена основательно замораживала все, на что попадала, и для людей это было смертельно. Юнец долго смотрел на посиневшую кожу, стеклянные глаза, и вдруг понял, что́ же искал. Он резко отщипнул кусок кожи с тела, открыв себе вид на красное промерзшее мясо. У мальчика потекли слюнки. Но вот в его голове раздался голос матери, которая всегда наказывала ему не задерживаться допоздна, и он понял, что натворил. Бегом радужноглазый устремился к дому, и снаружи него он неожиданно встретил своего родителя. — Тише, мама устала и спит, — предупредил Доума, окинув заинтересованным взором подростка. Сынишка весь был в испарине и дрожал, будто был чем-то напуган. Наконец, Ясухиро, склонив голову, неуверенно и очень тихо произнес: — Отец, я убил человека. Немного помолчав и поняв, что его слушают спокойно, по крайней мере пока что, паренек продолжил: — Я заморозил его. Моя кровь превращает все в лед. Я сделал из одного мальчика буквально снежную горку, а потом понял, что... мне хочется... съесть его. Доума посмотрел в небо, а потом достал из ниоткуда два острых золотых веера и протянул их ребенку. — Лучше есть женщин. Выходи ночью и постарайся не попадаться. Мне тут нравится, не хочу никуда переезжать. Ах, и да — маму трогать нельзя. Если ты что-то ей сделаешь... — он наклонился, сверкнул глазом с числом "два" и сильно понизил тон: — ... я тебя накажу, Ясухиро. Я из тебя не то что горку — ледяную лужу сделаю. Ну а теперь... Ну же, не отказывай себе в удовольствии! Только вернись до рассвета. Не расстраивай матушку, — суровый оскал вмиг переменился на ласковую улыбку. Мужчина потрепал наследнику волосы на макушке и зашел в дом, подмигнув ему напоследок. И Ясухиро тоже улыбнулся. Он держал в руках веера, в крови бурлило предвкушение, а в голове звучал голос кого-то неизвестного, но будто уже давно знакомого, кто называл себя... Музаном Кибуцуджи.